Инструментарий и практики: смерть и скорбь

 

На пороге сознания

Припомните все свои детские впечатления в отношении смерти. Может, на вас оказали некое влияние какие‑то фильмы? Не умер ли кто‑то из ваших близких? Или, быть может, кто‑то из людей, бывших близкими вашим родителям?

Сильно ли изменилось ваше представление о смерти с годами? Как именно? Ваши ощущения по отношению к смерти находятся на пороге вашего сознания. Избавляясь от страха смерти, вы высвобождаете энергию для жизни. Когда вы думаете о близком вам человеке, который умер, по‑прежнему ли вы испытываете по отношению к нему любовь?

 

Любовь – единственный дар, обладающий вечной силой. Любовь не умирает и не меняет своей формы. Она безупречна.

 

Медиум внутри вас

Вам нравится рыбачить? Не хотелось бы вам заняться рыбалкой профессионально? Предположим, вы никогда в жизни не ловили рыбу, однако у вас есть необходимые снасти, вы обладаете терпением, а в окрестностях есть подходящий водоем. Согласились бы вы с таким утверждением: если просто попробовать, то, скорее всего, в итоге, рыба клюнет?

Вы, вероятно, не совсем опытный медиум. А может, и не медиум вовсе. Однако мой вам совет: оставайтесь восприимчивым и оптимистичным. С надлежащим опытом и добротными границами, намерениями, исполненными любви, и терпением вы все‑таки, вероятно, добьетесь того, что рыба клюнет. А может, получите и нечто большее.

 

Связь с теми, кто ушел в мир иной, не разорвана.

 

Если вы хотите отправить обитателю потустороннего мира послание либо раскрыться навстречу вероятности того, что вас может навестить дух, вашему вниманию предлагается несколько практик, способных посодействовать вам в достижении этой цели.

 

Будьте осмотрительны: защищайтесь от навязчивой, неблагоприятной энергии. Подышите животом, снова проверьте, установлены ли границы, и расслабьтесь. Помните о том, что вы – божественное, любимое дитя Вселенной. Вы раскроетесь лишь навстречу высшим источникам, и все, что вы узнаете, будет направлено на всеобщее благо.

Очистите разум от мыслей – именно в таком состоянии вы готовы принимать информацию. Закройте глаза и представьте дорогого вам человека, ушедшего в мир иной. Вспомните, как вы себя чувствовали, когда находились рядом с ним. Впитывайте возникающие ощущения, запомните их.

 

Помните, что эта практика имеет отношение к вашим чувствам, а не мыслям. Ваша способность определять чувства, которые у вас возникают, когда вы представляете себе близкого человека, связана с вашей способностью распознавать его энергию. Так что теперь, когда без видимой на то причины вы почувствуете то же, что ощущали, когда находились неподалеку от этого человека, то поймете, что в эту минуту он, возможно, рядом.

Подобное переживание можно сравнить с ситуацией, когда вы ни с того ни с сего подумали, скажем, о своей сестре, и вот спустя пару минут она звонит вам в дверь либо по телефону. Действовать, руководствуясь собственной интуицией, вполне разумно. Нет ничего плохого в том, чтобы довериться своим инстинктам, так что вперед!

 

Глава 9. Траур и потусторонний мир

 

Смерть способна разбить нам сердце, но она не может разрушить ту связь, которая соединяет наши души.

Из книги «Сам себе медиум»

 

 

Превратности судьбы

 

На создание последних глав у меня ушло куда больше времени, нежели на предыдущие. Видимо, в процессе написания книги я совершенно потерялась. Оглядываясь назад, я четко вижу причину своего замешательства. Пока я писала эти главы, в моей жизни произошло одно значительное, печальное событие. И если можно так выразиться, мне снова представилась возможность подкрепить свои слова делом. Насколько хорошо я справилась с этой «проверкой», узнаю лишь в ходе «заключительной беседы», а тем временем я могу лишь делать все от меня зависящее, чтобы только оставаться на своем пути и достигать тех целей, которые моя высшая душа поставила еще перед тем, как я начала эту жизнь.

Если ваша цель заключается в развитии собственной интуиции, то один из безошибочных способов ее достижения – тренировать способность отдавать предпочтение любви перед страхом. Другой способ – быть признательным за те ощущения, которыми вас одарили. Жизнь полна чувств и эмоций – стоит пережить их лично! Не спешите – обратите внимание на то, что находится у вас прямо перед носом. По‑настоящему проживая свою жизнь, вы отдаете дань уважения всем тем, кто даровал вам любовь и смелость, благодаря которым вы способны двигаться вперед.

 

Ни огонь, ни ветер, ни рождение, ни смерть не смогут уничтожить следы наших благих деяний.

Будда

 

Папуля

 

Если задним числом мы принимаем правильные решения, то что же такое предвидение? Обозревая события прошлого, можно только сказать, что оно нацелено на благо, верно? Ну, вообще‑то, да. Часто, отслеживая ход какого‑либо происшествия, можно заметить, что наставники определенным образом проливали свет на те события, которые должны были произойти в будущем: несколькими днями, месяцами или даже годами ранее они посылали нам ясновидческие переживания либо внезапные озарения. Случайностей и совпадений не существует, и каждый знак весьма важен. Само существование знаков лишний раз подтверждает, что вы не одиноки – высшая сила присматривает за вами.

Вот наглядный пример: описывая способы установления надлежащих границ в отношении тех, кто мне наиболее близок (в главе, посвященной моральному кодексу), я записала следующее: «Неужто вам хотелось бы узнать, когда умрет ваш отец? Обычно на этот вопрос отвечают отрицательно. Если для того, чтобы изменить исход, ничего нельзя сделать, лучше ничего об этом не знать». Я осознала важность этих слов лишь гораздо позже, когда в моей жизни произошло ужасное событие.

Для извлечения пользы из прекогнитивного сна или внезапного озарения не так уж важно понимать всю его значимость. Как мы уже обсуждали ранее, прекогнитивный сон не обязательно возникает для того, чтобы вы попытались изменить события будущего. Скорее, сновидения и интуитивные озарения необходимы для того, чтобы помочь нам подготовиться  к тому, что вскоре произойдет. И, возможно, это единственная цель их появления.

Весной 2006 года я четко почувствовала, что над здоровьем моего отца Маршалла (я называла его папулей, а дети – Бонкой или дедушкой Маршмэллоу) нависла угроза. Это чувство не покидало меня. Я ощущала, как угасает его жизненная сила, однако медицина говорила об обратном. Тем не менее, казалось, что спокойный и твердый голос интуиции, на которую я полагалась в течение всей своей жизни, предупреждает меня о его грядущем переходе в иной мир.

Тогда мне на ум вдруг пришли воспоминания о событиях, которые произошли за несколько лет до этого. Около десяти лет назад, довольно долгое время прожив вдали от нас, папа навсегда перебрался обратно в Миннеаполис. Мы очень обрадовались его возвращению. Прорехи в ткани отношений медленно, но непрерывно латались. Он никогда еще не выглядел таким гармоничным и счастливым.

Он вел себя очень искренне и был весьма мил, а я была не на шутку взволнована – еще бы, папа вернулся. Семья теперь имела для него преимущественное значение, и это, очевидно, доставляло ему радость, а ведь он еще никогда не был так эмоционально вовлечен в семейные отношения. Когда я впервые увидела его номер на своем автоматическом определителе, то чуть не упала – он отличался от того номера, который был у нас дома еще до того, как родители разошлись, всего на две цифры. На каком‑то уровне я понимала, что он прорабатывал свое прошлое и уже начал мириться с ним. А совпадение номеров только подтвердило то, что я и так подозревала.

Когда люди начинают серьезно работать с эмоциями, это следует отпраздновать. Никому не хочется, чтобы близкие им люди носили с собой лишний багаж. Их достижения указывают на то, что они двигаются вперед и делают то, ради чего пришли сюда! Вовсе необязательно, что они хотят попросту исправить свои ошибки и отправиться восвояси… хотя иногда именно так и происходит.

Некоторые из этих совпадений вкупе с моим страхом оказались знаками наставников, помогающих мне подготовиться к тому, что должно было произойти. Сохранять спокойствие было задачей не из легких. Мне приходилось уравновешивать интуицию с разумом и сердцем. Мы с братом и сестрами постарались убедиться в том, что за папиным здоровьем тщательно наблюдают, и медицинские заключения по‑прежнему утверждали, что беспокоиться не о чем. Я прямо‑таки заставляла себя настраиваться на экстрасенсорное восприятие. Поскольку я по натуре не являюсь пессимистом, то просто приняла информацию к сведению, поделилась своим страхом с несколькими близкими людьми, ничего не стала говорить отцу и сделала все от меня зависящее, чтобы продвинуться дальше.

Повседневная жизнь заставляет нас забыть о своих надеждах и страхах. Отец был занят работой, любовью к политике и, конечно, внуками. Однако вскоре жизнь резко изменила направление.

На один из холодных дней марта 2008 года отцу назначили срочную операцию по коронарному шунтированию четырех артерий. Папа не хотел никого тревожить и потому считал слово «срочная» неуместным, а слову «операция» предпочитал менее пугающий термин «процедура». После того, как в понедельник он сделал ангиограмму, папа то ли в шутку, то ли всерьез спросил меня, не помогают ли мне «эти экстрасенсорные штучки» распознать, что происходит, и лукаво улыбнулся моему зятю (в эту минуту мы все собрались в папиной больничной палате).

И только я собиралась одарить его гневным взглядом, отнюдь не присущим скромной девочке‑скауту, как вспомнила, что на среду у него назначена «несрочная процедура по коронарному шунтированию четырех артерий». На сердце у меня стало тяжело – я никак не могла приободрить его, – и потому я вновь сказала ему то, что говорила раньше. Я с оптимизмом повторила слова его врача относительно операции: дескать, он почувствует себя значительно лучше и проживет еще немало лет.

Пока мы с сестрой и ее мужем беседовали с кардиологом, я ощутила присутствие некоего духа и сказала об этом отцу. «Да неужели?» – отреагировал он. На этот раз его тон был весьма саркастичным – в такой форме проявлялся его страх. Я понимала, что у него есть все причины для того, чтобы тревожиться, и потому просто улыбнулась и повернулась к нему спиной, чтобы повесить на крючок его халат. Мне не хотелось, чтобы он увидел, что и я сама напугана.

Я предложила ему закрыть глаза и спросила, может ли он узнать свою дочь по голосу, не видя при этом меня. Уверен ли он, что это я с ним разговариваю? Как он себя чувствует, когда слышит мой голос? «Когда я ощущаю присутствие духа из иного мира, – продолжала я, – он почти не отличается от самого человека, папочка». Надеясь на то, что инъекции перед ангиограммой поспособствовали расширению его сознания, я продолжила: «Иногда я ощущаю присутствие твоей мамы Фэй так четко, как если бы она сидела рядом со мной и взъерошивала мои волосы, как раньше. Папа, она любила нас, а любовь никогда не умирает».

Папа был очень тих. Он вбирал в себя мои слова. Мы не раз говорили о жизни после смерти на протяжении последних месяцев – я делала вид, что мне это нужно для книги. «Именно бабушка Фэй, – говорила я папе, – появилась рядом, когда мы разговаривали с кардиологом». «Да не верю я в эту чепуху, – сказал папа с нескрываемым интересом, а потом быстро добавил: И что она сказала?!» Я сказала ему правду: «Что она любит тебя и что она рядом».

Когда я выходила из его палаты, у меня в голове возник образ свекра Марва. Я увидела, как пять лет назад его везли на операцию на открытом сердце. Это изображение наставники посылали мне уже больше недели. Я подумала о том, что нас всех сильно переполняют эмоции, и услышала, как Марв, совершенно нерелигиозный человек, тихо молится.

Лишь в тот день я осознала, что означала эта сцена, беспрестанно проигрывавшаяся у меня в голове. Внезапные прекогнитивные мысли, наконец, обрели пристанище: наставники предупреждали меня о том, что должно было случиться, и предлагали мне не тратиться на эмоции, когда это событие произойдет.

Часть этой главы я написала на следующий день, пока сидела в приемной больницы. Отец уже какое‑то время испытывал боли в области челюсти и груди, поэтому его операцию перенесли на утро вторника. Перед операцией никому из нас так и не удалось с ним повидаться. А из операционной он так и не вышел.

 

Конец истории

 

К семидесяти трем годам отец уже трижды победил рак. Папа был тот еще боец с чутким сердцем. И сердце это за многие годы перенесло немало: как эмоционально, так и физически. Все думали, что операция не представляет собой никакой угрозы его жизни. Нам сказали, что из операционной он выйдет новым человеком. Говорили, что перед операцией у него было превосходное настроение. И мы все ждали, когда же он выйдет, и мы сможем поприветствовать его.

Поскольку дату операции передвинули, последний наш с отцом разговор состоялся по телефону. Он показался мне напряженным и не таким терпеливым, как обычно. Он объяснил это тем, что у него мало времени, потому что в последнюю минуту пришлось заняться документами по работе. Мне не хотелось отвлекать его, и потому я сказала, что люблю его всем сердцем и что мы увидимся после операции.

Последнее, что папа мне сказал, было: «Джоди, я люблю тебя. Спасибо за все то, что ты для меня сделала». Я подумала, что он столь чувствителен по вполне понятным причинам, и не посчитала его слова странными. Я лишь ласково ответила: «Ты сделал для нас больше, чем мы для тебя. Да и потом, помогать тебе – истинное наслаждение. Папочка, я так тебя люблю».

И вот во вторник мы с мужем, моими сестрами и зятьями терпеливо ждем, когда закончится операция (по настоянию папы наш младший брат Джефф еще в понедельник утром уехал с семьей в отпуск, как и планировалось). Операция должна была продлить папе жизнь. Никто из нас не был готов к тому, что произошло позднее. Конечно, как и все, мы знали, что когда‑нибудь он умрет. Но мы не думали, что это случится именно в тот день.

Когда медсестра сказала нам, что возникли кое‑какие сложности, и попросила вызвать раввина, все стало как во сне. И хотя перед тем, как мы снова увидели его, прошло много часов, казалось, будто бы мы сразу же очутились около его умирающего тела, готовясь попрощаться с ним – с нашим рыцарем в блестящих доспехах, человеком, на которого всегда можно было положиться в трудные времена или в период болезни, который всегда мог одолжить в случае надобности машину и с радостью дарил подарки. Его последним подарком стало, вероятно, то, что он дал нам возможность попрощаться с ним. Он продержался еще несколько минут, словно терпеливо ожидая, пока мы подавляли свои эмоции и старались говорить с ним сердцем. Глаза его детей и их супругов были наполнены слезами, с их губ срывались какие‑то слова. Мы не планировали, что будем это говорить, и потому наши сердца разрывались, голоса дрожали, а надежда постепенно иссякала.

В эту трагическую минуту сестрам как‑то удавалось улыбаться и показывать себя с лучшей стороны. Они шептали отцу что‑то очень личное. Я держала его за руку, целовала его лицо, плакала и молилась. Медицинские аппараты мигали, предупреждая о неизбежном; мое сердце просто разрывалось на части.

Я ощущала, как его дух парит у тела. В мгновение ока я почувствовала замешательство. Молясь о том, чтобы ко мне пришли нужные слова, я наклонилась к нему и сказала, что хотя никто из нас не желает этого и нам очень больно, пришла его пора. Там, куда он отправляется, он будет в безопасности, будет любим. Нет нужды страшиться этого. Я шептала ему о том, что смерть похожа на прыжок в воду – просто нужно решиться. Я говорила ему о том, во что сама всегда верила – этими словами я делилась и со скорбящими клиентами, и с друзьями. И все же я всем сердцем желала, чтобы не было никакой причины, чтобы их произносить.

«Папочка, ты победил – ты избрал любовь, а не страх. Вся та любовь, которую дарил ты и которую дарили тебе, пребудет с тобой. Она словно удвоится, и одна часть останется с нами. Мы всегда будем ощущать твою любовь, а ты – нашу».

Я осторожно прикоснулась лицом к его щеке и от всего сердца уверила его в том, что верю, что он направляется в самое чудесное и безмятежное место, какое только существует. Я сказала ему, что вскоре он увидит бабушку Фэй – она ждет, когда сможет поприветствовать его. А затем я поблагодарила его за то, что он был мне чудесным отцом и прекрасным дедушкой моим детям, и прошептала, что горжусь тем, что я – его дочь.

Сдерживая слезы, я старалась не задохнуться в атмосфере, пропитанной наступлением смерти. Еще раз я повторила, что нет ничего плохого в том, чтобы все отпустить и решиться на этот шаг. Затем я встала, взяла его за руку и инстинктивно положила свою ему на макушку. В это мгновение пальцами этой руки я ощутила вспышку энергии, похожую на слабый электрический разряд. Подняв глаза, я увидела, что к нам приближается врач. На его лице не было ни тени надежды. Он сказал, что у отца остановилось сердце.

В эту минуту я забыла о том, что я – взрослая женщина. Я даже забыла о том, что я – медиум. Я была маленькой дочкой Маршалла Ливона, жизнь которого только что подошла к концу. Сейчас, когда я пишу эти строки, со дня похорон прошла уже неделя. Я несколько раз звонила ему, чтобы просто услышать его голос на автоответчике, и спала в его пальто. Мои глаза опухли от того, что я оплакиваю его; слезы лишь свидетельствуют о том, как сильно я любила и продолжаю его любить.

Мой отец – человек очень закрытый – позволил дочерям сопровождать его в последнем путешествии Маршалла Ливона. Он умер не в одиночестве – а ведь я долгое время боялась, что именно так и случится. Он умер, окруженный ласковыми голосами своих детей, благодарящих его за то, что он был их отцом, и прощающихся с ним, покуда Вселенная терпеливо ждала, когда он обратится к Богу и начнется восхождение его души.

Я совершенно разбита эмоционально. Многие из вас тоже находились (или даже находятся) в таком состоянии, причиной которому явилась потеря близкого человека. Мой отец был далеко не первым знакомым мне человеком, который перешел в мир иной, но он был самым близким из них. Будучи медиумом, я заинтересована в доказательстве существования жизни после смерти – однако, как я говорила на протяжении всей книги, это совсем не то, как если бы человек был рядом живым. Эта перемена в наших отношениях с близким человеком и есть основная составляющая скорби, оплакивания.

Папа не придет к моим детям на бар‑мицву и бат‑мицву. Он не поведет мою семью в китайский ресторанчик, не исполнит нам серенаду в стиле рэп с налетом еврейских мелодий, не возьмет наших детей в супермаркет, чтобы выбрать им подарок ко дню рождения, и никогда не одарит нас улыбкой, полной обожания. Этого в его жизни больше не будет. И это меня печалит.

Невозможно скорбеть, не помня о том, что узнал о смерти на протяжении многих жизней. Но как дочери мне хочется просто прочувствовать свои эмоции, какими бы они ни были. Верная своему слову, я плачу каждый раз, когда к горлу подступают слезы, ведь если я отказываю себе в этом, они душат меня. На скорбь требуется время.

 

Теперь ты и сам все знаешь

 

Когда клиенты спрашивали меня, ощущаю ли я присутствие отца, мой ответ был довольно эгоистичен: «Не в достаточной мере». Я знала, что он был рядом с телом, когда пришла пора его смерти, и что он присутствовал в храме на похоронах. Вечером того дня, в который проходили похороны, он поприветствовал меня, когда я вошла в комнату, где играли его внучки. Впервые за то время, которое прошло со дня его смерти, я словно ощутила глоток свежего воздуха. Я ответила: «Привет, папуля, ну, теперь ты и сам все знаешь». Высоко держа голову, я выскользнула в ванную. Мне почему‑то показалось, что он не увидит, как я там плачу – очевидно, вместе со слезами у меня вытек и мозг. Тридцать лет работы медиумом, и вот практически все мои знания лежат мертвым грузом. Я просто была дочерью Маршалла Ливона, погрязшей в море скорби.

Думаю, папа пошел по тому же пути, что и большинство ушедших в мир иной. Система убеждений, которой он придерживался при жизни, определенным образом повлияла на то, с чем он столкнулся вскоре после смерти. В момент его смерти присутствие его матери Фэй ощущалось так сильно, что я могла даже уловить запах ее духов. Она была одной из тех, кто помог ему совершить этот переход. И после похорон его дух продолжил свое развитие. Уровень осознанности, которого он достиг в этой и всех предыдущих жизнях, оказал влияние на его душу, когда ему снова представляли блаженное знание – знание о том, что суть жизни в любви и смелом продвижении вперед через страх.

Мне бы, конечно, хотелось сказать вам, что, даже пока папа был жив, он верил в жизнь после смерти. Но это было не так. Когда рядом были слушатели, он иногда поддразнивал меня в отношении моих взглядов. Но когда мы оставались наедине, дело обстояло иначе: он делился собственными озарениями и задавал мне вопросы. Думаю, на свете много таких людей, как мой отец – им хочется, чтобы эта теория о жизни после смерти оказалась реальной, но они боятся, что это не так.

Что ж, теперь и мой отец сам все знает. И я спокойна: я знаю, что он в безопасности. Тот урок, что он умер, после того, как я написала, что мне не хотелось бы знать о его смерти заранее, если только я не смогу что‑нибудь сделать, чтобы изменить исход, не пропал для меня даром. Моя старая приятельница Ирония, вышедшая на дежурство, в работе дополняет моих наставников. В конечном счете, наши разногласия в отношении духовного начала и политики совершенно не имели значения. Папа верил в меня, а я – в него.

 

Вся правда о «медвежонке»

 

Как правило, скорбь и взаимодействие с обитателями потустороннего мира – переживание весьма личное. Однако иногда оно выносится на публику. Таков был случай Джейми и ее дочки Сэм, которые оплакивали смерть главы своей семьи.

Летом 2007 года мы с подругами приоделись и отправились на музыкальную прогулку по волне воспоминаний. В прежние годы мы часто посещали один бар в центре Миннеаполиса под названием «Первая авеню». В старших классах мы слушали здесь живую музыку (по воскресным вечерам в заведение могли попасть и несовершеннолетние посетители; выпивать нам не разрешалось, зато мы могли танцевать!). Через это скромное местечко на Среднем Западе прошли удивительно талантливые люди – несколько знаменитых выходцев из Миннесоты, нынче известных по всей стране, среди которых «Саундз оф Блэкнесс» («Sounds of Blackness»), «Соул Эсайлем» («Soul Asylum»), Принц и Боб Дилан. Именно в ту пору, когда я подростком посещала этот бар, моя любовь к музыке вылилась в восхищение инструментальными группами, играющими вживую.

Этим вечером я собиралась окунуться в воспоминания и встретить кого‑нибудь из старых друзей, но никак не ожидала, что меня попросят поработать. Исполнители как раз ушли на перерыв, когда одна из моих подруг вдруг натолкнулась на свояченицу своего брата, которая недавно овдовела. Звали ее Джейми. И хотя она была глубоко опечалена, в ее глазах по‑прежнему светилась искорка души. Нас представили друг другу. Я пожала ее руку и тут же ощутила присутствие ее мужа Тадеуша. Было очевидно, что он хочет передать жене и своим чудесным дочкам какое‑то послание. Он был довольно настойчив, однако время и место были совершенно не подходящими. Я предложила ему отправить ко мне жену как‑нибудь в другой раз, когда это будет более уместно, и сказала, что постараюсь сделать все возможное, чтобы передать ей его слова.

Однажды субботним вечером восемь месяцев спустя к нам домой пришла одна из его дочерей. Оказалось, она помогала нашей приходящей няне: наши чудесные няни иногда приглашают помочь какую‑нибудь подругу, и Саманта (или кратко Сэм), которая, кстати, оказалась младшей дочкой Джейми, как раз и была такой подругой. Она слышала о моей работе и потому осмелилась захватить с собой список волнующих ее вопросов. Уже через пару секунд расспросов я заметила, что она привела с собой компанию: в комнате парили два духа. Один из них был отцом Сэм; у другого была сомнительная, зловещая энергия – было очевидно, что он питается страхом девочки.

Одно из моих основных правил гласит, что я не беседую с детьми на тему всего того, что связано с моими медиумическими способностями, если только на это не дают добро их родители. Как я уже говорила, излишек информации может навредить ребенку. Памятуя об обещании, данном отцу этой чуткой девочки, я молча признала присутствие этой зловещей энергии, поняла, что ей требуется, дала ей понять, что все приняла к сведению и больше не позволю пользоваться Сэм, и изгнала ее, наполнив комнату белым сиянием. На это потребовалось довольно много сил, поскольку она довольно крепко зацепилась за Сэм.

Затем я спросила Сэм, ощущает ли она какое‑либо негативное присутствие. Девочка ответила отрицательно. Я рассказала ей о пользе белого сияния и о том, как важно налаживать связь с собственным телом. Сэм как раз была в том возрасте, когда начинают бушевать гормоны и экстрасенсорная энергия. Она была более чем восприимчива к присутствию отца, однако она еще не умела отличать его энергию от энергий других духов и потому была очень уязвима.

Отец Сэм, очевидно, хотел, чтобы я задала девочке несколько вопросов, и попутно передала ей какую‑то часть отцовской мудрости. Ближе к концу своего визита он «передал» своей дорогой младшей дочери, которая мирно спала дома, слова, исполненные любви и нежности. В моем сознании постоянно мелькало слово «медвежонок». Когда я спросила у Сэм, что это значит, она промолчала, однако заметила, что где‑то уже его слышала.

Когда за девочкой приехала мама, я тут же представилась и рассказала ей о беседе, которая случилась у нас с Сэм, надеясь, что я не переступила границы. Однако Джейми с радостью была готова меня выслушать. Когда Сэм спросила ее, кто такой «медвежонок», Джейми зарделась. Оказалось, так она ласково называла мужа. Почувствовав, что Тадеуш готов работать и дальше, я упомянула о мастер‑классе под названием «Озарения и область вне поля зрения», который был намечен на следующий день. Он был посвящен процессу взаимодействия с обитателями потустороннего мира.

Тадеуш умудрился спланировать обстоятельства так, что его дочь оказалась у меня дома, а его жена – на моем мастер‑классе. Такие «странные» события лишний раз подтверждают, что в жизни многое скрыто от простого взгляда. Знаки из иного мира могут доставить большую радость!

На следующее утро Джейми с подругой пришли на мой мастер‑класс, захватив с собой ручки, бумагу и свое любопытство. Я была удивлена тому, как все разворачивалось. Мужу Джейми было что сказать, и он заверил меня в том, что найдет благоприятную возможность.

Тадеуш ворвался на мастер‑класс, словно шар для боулинга, стремительно несущийся к цели. Он вклинился перед двумя духами, ожидавшими своей очереди, чтобы пообщаться с участником мастер‑класса. Он хотел рассказать жене о том, что ему известно все, что она делает. Как только я передала Джейми эти слова, она начала сердиться. Но потом он сказал, что счастлив за нее и что просит у нее прощения за то, что не всегда был терпелив и добр, особенно ближе к концу. Тут Джейми выдохнула, будто все это время не дышала.

Тадеуш рассказал о том, чем его «девочки» занимались дома: какие‑то личные, но не слишком интимные, подробности их жизни. Думаю, он сделал это по той же причине, что и все остальные души – так они демонстрируют свое присутствие в жизни близких. Джейми подтвердила все, что он сказал.

Все участники мастер‑класса внимательно слушали, как этот мужчина, ушедший в мир иной, общается с любовью всей своей жизни. Тадеуш показал мне изображение, на котором Джейми сидела в машине с симпатичным мужчиной, который был без ума от нее (именно так он и сказал!). Она казалась более молодой, чем была на самом деле. Это означало, что она не была столь опытна и искушена в налаживании новых отношений, как этот мужчина. Я спросила ее, не начала ли она не так давно встречаться с каким‑то мужчиной.

Джейми смутил мой вопрос, однако она кивнула: она действительно недавно начала встречаться с мужчиной, который постепенно приобретал особое значение в ее жизни. Наслаждаясь его обществом, она боролась с чувством вины. Стоит отметить, что, когда они с Тадеушем только познакомились, она была застенчивой и неуверенной в себе. Однако отношения изменили ее. Теперь Джейми знакомилась со своей новой личностью, и ей нравилось то, что она видела.

Тадеуш хотел, чтобы Джейми любила и наслаждалась жизнью. Он действовал вовсе не из ревности. Да и потом ревность – не такое уж распространенное чувство среди обитателей потустороннего мира. Не припомню, чтобы хотя бы на одном из моих сеансов какая‑нибудь навещающая близкого душа излучала такое чувство. Тадеуш хотел, чтобы Джейми следовала своему пути и двигалась дальше.

Когда в тот день он упомянул о своих девочках, послания стали не такими четкими. Утрата отца и скорбь по‑разному отразились на каждой из его дочерей. Тадеушу было известно, насколько сильно на них подействовало произошедшее. Он хотел передать, что присматривает за девочками и что те мудрые решения, которые они будут принимать в течение жизни, обязательно приобретут большое значение. Изменился лишь способ, с помощью которого он давал им советы, но не его любовь – она осталась прежней.