Как-то раз сходил я на базар

как-то из полона блеклых кандалов вырвался я на базар
как-то у богатых запахом кальяна шатров встретил я самовар
как-то спонтанно отыскал я своего друга и золотой тотем
как-то странно он пыхтит, кряхтит и ворчит о людском бытии целый день
как-то нет воли ему, оцепленному фарфоровой посудой
как-то трель дрели плебеев с улицы звенит ему причудой
как-то торговки в алых шалях напевают прохожим песни
как-то надеются сбагрить самовар, но здесь пылится он без чести
как-то нуждаются в нем лишь мимолетные навозные мухи
как-то сторожит он ночью тонкую ткань и базарные слухи
как-то разделил я с ним свой путь и ломти черствого хлеба
как-то запоздал я в тюрьму обреченных чуть-чуть, но стал я тем, кем раньше не был
как-то разыскал частицу воды я в бензиновом наводнении
как-то затем вырвут глазницы мне в колючем заключении
как-то током ударил контактный браслет в побелевшее вмиг запястье
как-то шоком свалился на желтевший букет травы в окаянном ненастье
как-то привкусом желчи на опухшей губе я упал в осадок вновь
как-то в память летучую, но сугубо мою, отразился с ним разговор.

 

Часть III. Завсегдатай мученичества.

 

Одинокий сумасшедший

лучи с подоконника палаты
вонзаются в перину, играя с ней в жмурки

катетер с глюкозой тянется
к призрачно-холодной фигурке

на кровати накрыт одеялом коматоз

заселили в реанимацию
и безнадежных бутыльщиков,
и залетевших в форточку ос

тиканье настенных часов
сливается с сердцебиением
да, этот звук пуст

давление медленно заполняет грудь

заново раскрыв серые глаза,
он лицезрел чрез них новый мир
в лице халатов медиков

в деревянной перегородке между дверьми;
он почувствовал
выдавливающую последние капли сока из его сердца
баррикаду

в кондиционере на стене
торчала обнаженная Колада

глотал свежий прилив воздуха
из глоток медсестер
они шептались

подозрительно жилисты
были ноги и руки,
и то, что от сердца осталось

из кучерявого юношу, но пленника
превратиться в одинокого
сумасшедшего

разбитого,
раненого,
но освобожденного
и безгрешного

теперь он не будет пытаться
затмить взор выпитыми на ночь,
разными лекарствами.

 

«не шевелись. буду стрелять»

дуло револьвера
дует в одуванчики
под патронами из пуха
пал июньский град

дуло револьвера
дышит дурианами
и взрыхлён окопами
мадагаскарский сад

безлики каски целятся
в припухшую щеку
струйка дыма стелется
за тридцать кадров до

без весточки из города
пригнуться не могу
без спин моих собратьев
ведь пропаду я в ров

стрижиха клюёт клевер,
впитавший плоть ее стрижа
но пуля мчится не спеша

бетон окутал злые лица,
обдал оттенком шрамов слепость
на что бы здесь облокотиться,
где миновать заряда спелость

вот опадет он прахом
на стебли пшеницы,
но нужен ли шанс
сюда возвратиться?

Часть IV. Воздух, водород и воск.

 

Воздух, водород и воск

 

Воздух соткан из метких пуль
Он хоронит благую печаль
Порох туч тут заснул невзначай
над гулом зараженных ульев,
но бел день утопает в бессоннице улиц

Водород из молекул слез,

мантии росы и травной милдью
Гладь ладони поселила гильдию
воров и шарлатанов на карнавальный воз,
но бел день воет луной, словно жмурец

Воск вылит из плавленного солнца
и ручьев небесного янтаря
Восклик рук, как дрожь лучей прожекторов,
пронзает людские статуи с донца,
но в дыме и пепле не рождается жизнь городов.

 

Заметка на колене #1

А если люди - это грызуны,
мрущие зимами в подвалах дачи
от зерен в дырявых мешках недостачи,
для них должна существовать уловка
на веранде, в сыре на мышеловке.
Не зря же человечество угаснет
с приходом магмы из нутра Земли.

 

 

Заметка на колене #2

Мой город спит
но стая импульсов из моего ключа
бурлит
под аромат метро и рельса
я ухожу в зенит

пока мой город спит
передо мной мелькают монументы
брошуры, парки и проспекты
и переливы отражений
всех цифр номеров
на досках объявлений

мой город спит
но я давно разбужен
от чистых снов,
как девственные слёзы
моя поэзия возможно пробудит
дожди в пустынном зное
у безрассветной позы
немого странника
на невесомой улице

мой город спит
но не силен я побудить
корабль не засесть на мель:
на трон резких маневров
и дюжины бездарных оборотов,
вновь спятившего якоря,
наперекор своей оси

Я признаюсь, мой город спит
по будням
не подаю я круг спасательный
своим унылым трутням
их палубы вмиг трескаются
и с грузом тонут корабли..