Хмм, а он может попытаться съесть меня? Это единственное, что меня волнует. С мнимым подростком я еще смогу справиться, но плотоядный ребенок — совсем другое дело.

 

Смеюсь над ее ответом и ловлю взгляд Айви, которая смотрит на меня.

— Это бабуля тебе пишет?

— Нет.

— Дедуля?

— Нет.

— Дядя Айз?

— Нет, этого человека ты не знаешь.

Она мощит лицо, обдумывая полученную информацию, а затем спрашивает:

— Ну, если я его не знаю, то почему он заставляет тебя улыбаться?

Поймала-таки меня.

— Это папин друг, который хочет поехать с нами на пляж, если ты не против.

Несколько секунд дочь размышляет, а затем интересуется:

— А как его зовут?

— Ее.

— Твой друг — девушка?

— Да, девушка.

Я не уверен, куда ведет этот допрос.

— А она носит лифчик?

Нууу, ладно. Где находится моя мать, когда она мне так нужна?

— Не думаю, что тебе нужно знать об этом, Айви.

— Хорошо. Спрошу ее сама, когда увижу, — услужливо отвечает она. — А как ее зовут? Фрейя, как мою куколку? — моя малышка смотрит на игрушечную куклу в своих руках.

— Нет, ее зовут Холли.

— Мне не нравится это имя.

— Ну, а я считаю, что это красивое имя, так что, пожалуйста, не говори этого Холли, когда встретишься с ней.

— Бабуля сказала мне, что врать не хорошо. Лгуны плохие.

Когда наша беседа успела перетечь в разговор о лжи?

— Бабуля права, но мы не должны обижать других. Тебе бы понравилось, если бы кто-то сказал, что ему не нравится твое имя, принцесса?

— Но мое имя красивое. Мамочка сказала, что выбрала его для меня.

Мое сердце сжимается, и сделав шаг вперед, я наклоняюсь к дочери, игнорируя жужжание моего телефона с входящим смс.

— Все верно, она выбрала его для тебя, а знаешь почему?

Айви кусает нижнюю губу и качает головой. Ее большие, невинные глаза, такие же, как у ее матери, устремлены на меня в отчаянном желании услышать еще что-нибудь, что связывает ее с Лорой.

— Есть растение, которое называется Плющ (Прим.пер. Имеет место игра слов — «Ivy» — название растения, и Ivy — имя девочки), и оно растет круглый год, зимой или летом. Плющ растет и поднимается, а иногда вырастает настолько высоко, что, кажется, будто может достичь неба.

Ее глаза расширяются, когда дочь воспринимает мои слова, и я осознаю, что она запомнит их и будет говорить об этом снова и снова, как всегда делают маленькие дети.

— Мы поехали в отпуск ровно за девять месяцев до твоего рождения, — продолжаю я, объясняя историю детской формулировкой. — И домик, в котором мы остановились, был покрыт зеленым плющом. Мы никогда не думали, что ты появишься у нас так скоро, поэтому, когда твоя мама узнала, что беременна тобой, то сказала мне, что этот маленький коттедж, должно быть, был волшебным, и если ты будешь девочкой, то мы назовем тебя Айви.

Наблюдаю, как ее маленький разум работает на пределе сил, обрабатывая данные, которыми я только что поделился.

— Так значит, я волшебница? — наконец спрашивает Айви.

— Конечно, так и есть. Ты наша волшебница, принцесса Айви.

— А Холли тоже волшебница?

Тааак, а это вообще непонятно откуда взялось.

Обдумываю, как лучше ответить на ее вопрос, и, когда решаю, что сказать, мой телефон снова жужжит.

— Да, — честно отвечаю я, иначе, кое-кто рассказал бы Бабуле, что папочка — лжец.

— Холли — волшебница, но не такая, как ты, принцесса Айви. Ты волшебна, потому что ты наполовину я, и наполовину твоя мама. И из этих двух половинок состоишь вся ты. Нет больше в мире еще одной принцессы Айви. Ты такая одна, малышка. И поэтому ты — волшебница.

Удовлетворенная моим ответом Айви улыбается мне лучезарной улыбкой и, прежде чем вернуться в спальню, говорит:

— Ты тоже волшебник, папа. Теперь мне нужно идти и собираться на пляж. Не хочу опоздать на встречу с твоим новым другом.

Наблюдаю, как моя маленькая девочка идет по коридору и исчезает в своей комнате. Несколько мгновений спустя я слышу звук расстегиваемой молнии ее пляжной сумки, поскольку она, вероятно, начинает заполнять ее десятками вещей, которые мне придется незаметно вытащить перед нашим отъездом.

Мои колени хрустят, когда пытаюсь встать, и мне приходится потрясти ногами, прежде чем вытащить телефон и проверить сообщения.

Извини. Наверное, мне не стоило называть твоего ребенка «плотоядным», но ты сам упомянул каннибализм. Уже передумал брать меня с собой на пляж?

 

А следующее гласит:

Ладно, теперь я начинаю беспокоиться, что и в самом деле оскорбила тебя и твоих детей. Если скажу, что с удовольствием поеду с вами на пляж, может, мы забудем мой комментарий о «ребенке-зомби»?

 

Прежде чем успеваю ответить, приходит другая смс-ка.

Вот черт. Клянусь, я очень люблю детей, даже плотоядных. Ты не можешь пригласить меня на пляж, а потом отказаться от своих слов. Это гораздо более серьезное преступление, чем мое. В конце концов, ты это начал.

 

Она такая милая, когда нервничает, и я мог бы помучить ее еще немного, но мне очень хочется провести время с Холли. Хоть я и не планировал вариант «познакомься с моими детьми» так скоро, быть отцом-одиночкой и не знакомить девушку со своей семьей означает, что либо это будет свидание ночью на пляже, либо приглашение в дом, когда дети уже спят. Не знаю почему, но мне кажется, словно я прячу ее от них, а их — от нее, а я никогда не стану скрывать от своих детей ничего настолько важного.

У него аллергия на брокколи. И под словом «аллергия» я имею в виду, что он выплевывает эту дрянь, как будто она обожгла его рот, так что, возможно, если бы ты обмазалась ею, парень был бы менее склонен жевать твои части тела. Просто совет.

 

Холли тут же отвечает, и я посмеиваюсь над ее текстом. Не могу дождаться, когда увижу ее снова и если когда-то это чувство пугало меня до смерти, теперь же оно является частью меня. Тот факт, что мы смогли найти точки соприкосновения после такого начала, свидетельствует о ее искренности. Эта девушка поражает и соблазняет меня.