ГЛАВА 1. «Самоубийство с лазейкой»: Образ Ипполита Терентьева.

Введение                                                                   2

Глава 1. «Самоубийство с лазейкой»: Образ Ипполита Терентьева.

1.1. Образ Ипполита и его место в романе                10

1.2. Ипполит Терентьев: «заблудшая душа»              17

1.3. Бунт Ипполита                                                    23

 

Глава 2. Трансформация образа «смешного человека»: от логического самоубийцы до проповедника.

2.1. «Сон смешного человека» и его место в «Дневнике писателя»                                                              32

2.2. Образ «смешного человека»                               35

2.3. Тайны сна «смешного человека»                         40

2.4. «Пробуждение» и перерождение «смешного

человека»                                                                  46

 

Заключение                                                               49

 

Список литературы                                                   55

 

ВВЕДЕНИЕ.

 

Мир находится в постоянном поиске истины. После появления Христа, как идеала человека во плоти, стало ясно, что высочайшее, последнее развитие человеческой личности именно и должно дойти до того, чтобы «человек нашел, сознал и убедился, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности – это уничтожить свое Я, отдать его каждому безраздельно и беззаветно», - считает Федор Михайлович Достоевский.[1] Человеку «необходимо, прежде всего, чтобы, несмотря на всю бессмысленность мировой жизни, существовало общее условие осмысленности, чтобы последней, высшей и абсолютной ее основой был не слепой случай, не мутный, все на миг выбрасывающий наружу, и опять все поглощающий поток времени, не тьма неведения, а Бог как вечная твердыня, вечная жизнь, абсолютное благо и всеобъемлющий свет разума».[2]

Христос – это любовь, доброта, красота и Истина. К ним необходимо стремиться человеку, ибо если человек не исполняет «закона стремления к идеалу», то ждут его страдания и духовное смятение.

Достоевский, безусловно, человек «интеллигентного склада», и он, несомненно, человек, пораженный вселенской несправедливостью. О царящей в мире несправедливости он и сам заявлял неоднократно с мучительной болью, и именно это чувство составляет основу постоянных раздумий его героев. Чувство это порождает в душах героев протест, доходящий до «бунта» против Творца: тем отмечены Раскольников, Ипполит Терентьев, Иван Карамазов. Чувство несправедливости и бессилие перед нею калечат сознание и психику героев, превращают их порой в издерганных, кривляющихся неврастеников. Для человека разумного, думающего (тем более, для русского интеллигента, склонного к рефлексии) несправедливость всегда «бессмыслица, неразумие». Достоевский и его герои, пораженные бедствиями мира, ищут разумного основания жизни.

Обретение веры – не одномоментный акт, это – путь, у каждого свой, но всегда осознанный и безгранично искренний. Полным горя и сомнений был и путь самого Достоевского, человека, пережившего ужас смертной казни, попавшего с вершины интеллектуальной жизни в болото каторги, оказавшегося среди воров и убийц. И в этой темноте – светлый образ Его, воплощенный в Новом Завете, единственное прибежище для оказавшихся, как Достоевский, на грани жизни и смерти с одной мыслью – выжить и сохранить душу живой.

Не счесть гениальных прозрений Достоевского. Он увидел ужас жизни, но также и то, что есть выход в Боге. Он никогда не говорил о брошенности людей. При всей их униженности и оскорбленности есть для них выход в вере, покаянии, смирении и прощении друг друга. Самое большое достоинство Достоевского в том, что он удивительно ясно показал, что если Бога нет, то и человека нет.

С одной стороны, Достоевский предсказывает, что будет в последние времена. Жизнь без Бога – полный распад. А с другой стороны, он так ярко описывает грех, так живописует его, как бы вовлекая читателя в него. Он делает порок не лишенным размаха, очарования. Любовь русского человека к заглядыванию в бездну, о которой так вдохновенно говорит Федор Михайлович Достоевский, обернулась для человека падением в эту бездну.

«Камю, Жид называли Достоевского своим учителем потому, что им нравилось рассматривать, до какой глубины падения может дойти человек. Герои Достоевского вступают в опасную игру, ставя вопрос: «Могу ли я или нет переступить черту, которая отделяет человека от бесов?». Камю через это переступает: ни жизни нет, ни смерти нет, ничего нет, если Бога нет».[3] Экзистенциалисты – все поклонники Достоевского без Бога. «Достоевский как-то писал, что «если Бога нет, то все дозволено». Это – исходный пункт экзистенциализма (позднелат. «существование»). В самом деле, все дозволено, если Бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни во вне. Прежде всего, у него нет оправданий. Действительно, если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз и навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, «нет детерминизма», человек свободен, человек – это свобода.

С другой стороны, если Бога нет, мы не имеем перед собой никаких моральных ценностей или предписаний, которые оправдывали бы наши поступки. Таким образом, ни за собой, ни перед собой – в светлом царстве ценностей – у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Мы одиноки, и нам нет извинений. Это и есть то, что я выражаю словами: человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал; и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает».[4] Таким образом, экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование.

В связи с этим в мировой философской мысли выделились два основных направления экзистенциализма - христианский и атеистический – объединяет их лишь одно убеждение в том, что существование предшествует сущности. Оставим за рамками исследования проблемы, интересующие экзистенциалистов-атеистов, а обратим внимание на направление христианское, к коему русской философии относятся труды Бердяева, Розанова, Соловьева, Шестова.[5]

В центре русского религиозного экзистенциализма стоит проблема человеческой свободы. Через понятие трансцендирования – выход за пределы – отечественные философы приходят к трансцендированию религиозному, которое, в свою очередь, выводит их на убеждение, что истинная свобода – в Боге, а сам Бог и есть выход за пределы.[6]

Неизбежным для русских экзистенциалистов было обращение к наследию Достоевского. Как философское течение экзистенциализм возник в начале ХХ века в России, Германии, Франции и ряде других стран Европы. Основным вопросом, которым задавались философы, стал вопрос о свободе существования человека – один из основных для Достоевского. Он предвосхитил ряд идей экзистенциализма, в числе которых и индивидуальные честь и достоинство человека, и его свобода – как самое главное, что есть на земле. Духовный опыт, необыкновенная способность Достоевского проникать в сокровенное человека и природы, знание о том, «чего никогда еще не было» сделали творчество писателя поистине неисчерпаемым источником, питавшим русскую философскую мысль конца XIX-начала ХХ века.

Творчество экзистенциалистов несет в себе трагический надлом. Если свобода для человека дороже всего на свете, если в ней его последняя «суть», то она же оказывается бременем, снести которое очень трудно. Свобода, оставляя человека наедине с самим собой, раскрывает в душе его лишь хаос, обнажает самые темные и низшие ее движения, то есть превращает человека в раба страстей, приносит одни лишь только мучительные страдания. Свобода привела человека на путь зла. Зло стало ее испытанием.

Но Достоевский в своих произведениях преодолевает это зло «силою любви, из него исходившей, разгонял потоками психического света всякую тьму, и как в знаменитых словах о «солнце, восходящем над злыми и добрыми» - он тоже разламывал перегородки добра и зла и снова чувствовал природу и мир невинными, даже в самом зле их»[7].

Свобода открывает простор для демонизма в человеке, но она же может возвысить и ангельское начало в нем. В движениях свободы присутствует диалектика зла, но есть в них и диалектика добра. Не в этом ли заключается смысл той потребности в страдании, через которую (часто через грех) приходит в движение эта диалектика добра?

Достоевского интересуют и им вскрываются не только грех, порочность, эгоизм и «демоническая» стихия в человеке вообще, но не менее глубоко отражаются движения правды и добра в человеческой душе, «ангельское» начало в нем. Всю жизнь Достоевский не отходил от этого «христианского натурализма» и веры в скрытое, не явное, но подлинное «совершенство» человеческой натуры. Все сомнения Достоевского в человеке, все обнажения хаоса в нем, нейтрализуются у писателя убеждением, что таится в человеке великая сила, спасающая его и мир, - горе лишь в том, что человечество не умеет использовать эту силу.

Напрашивается своего рода вывод, что поистине не столько Бог мучил и испытывал человека, сколько мучил и испытывал Бога сам человек, - в его реальности и в его глубине, в его роковых преступлениях, в его светлых поступках и добрых деяниях.

Целью данной работы является попытка выделить сквозные темы позднего творчества Федора Михайловича Достоевского (темы свободы, существования, смерти и бессмертия человека) и определить их значение (в интерпретации Достоевского) для русских философов-экзистенциалистов Соловьева, Розанова, Бердяева, Шестова.

 

 

Бунт Ипполита.

 

Бунт Ипполита Терентьева, нашедший свое выражение в его исповеди и намерении убить себя, полемически направлен против идей князя Мышкина и самого Достоевского. По мысли Мышкина, сострадание, являющееся главным и, возможно, единственным «законом бытия» всего человечества и «единичное добро» способны привести к нравственному возрождению людей и, в будущем, к общественной гармонии.

Ипполит же имеет на это свой взгляд: «единичное добро» и даже организация «общественной милостыни» не решают вопроса о свободе личности.

Рассмотрим мотивы, приведшие Ипполита к «бунту», высшим проявлением которого должно было стать самоубийство. По нашему мнению, их четыре.

Первый мотив, он лишь намечен в «Идиоте», а продолжение будет иметь в «Бесах», - бунт ради счастья. Ипполит говорит о том, что хотел бы жить ради счастья всех людей и для «возвещения истины», что ему хватило бы всего четверти часа, чтобы говорить и убедить всех. Он не отрицает «единичное добро», но если для Мышкина оно – средство организации, изменения и возрождения общества, то для Ипполита эта мера не решает главного вопроса – о свободе и благосостоянии человечества. Людей он обвиняет в их бедности: если они мирятся с таким положением, то они виноваты сами, их победила «слепая природа». Он твердо убежден, что на бунт способен далеко не каждый. Это удел лишь сильных людей.

Отсюда возникает второй мотив бунта и самоубийства как его проявления – заявить свою волю к протесту. На такое волеизъявление способны лишь избранные, сильные личности. Придя к мысли, что именно он, Ипполит Терентьев, может сделать это, он «забывает» первоначальную цель (счастье людей и свое) и видит обретение личной свободы в самом изъявлении воли. Воля, своеволие становятся и средством и целью. «О, будьте уверены, что Колумб был счастлив не тогда, когда открыл Америку, а когда открывал ее… Дело в жизни, в одной жизни, - в открывании ее, беспрерывном и вечном, а вовсе не в открытии!» (VIII; 327). Для Ипполита уже не важны результаты, к которым могут привести его действия, для него важен сам процесс действия, протеста, важно доказать, что он может, что у него есть на это воля.

Поскольку средство (волеизъявление) становится и целью, уже не важно, что совершать и в чем проявлять волю. Но Ипполит ограничен во времени (врачи «дали» ему несколько недель) и он решает, что: «самоубийство есть единственное дело, которое я еще могу успеть начать и окончить по собственной воле моей» (VIII; 344).

Третий мотив бунта – отвращение к самой идее обретения свободы через волеизъявление, которая принимает уродливые формы. В кошмарном сне жизнь, вся окружающая природа представляются Ипполиту в виде отвратительного насекомого, от которого трудно скрыться. Все кругом – сплошное «взаимное поядение». Ипполит делает вывод: если жизнь так отвратительна, то и жить не стоит. Это не только бунт, но и капитуляция перед жизнью. Эти убеждения Ипполита становятся еще более основательными после того, как он увидел картину Ганса Гольбейна «Христос во гробу» в доме Рогожина. «Когда смотришь на этот труп измученного человека, то рождается один особенный и любопытный вопрос: если такой точно труп (а он непременно должен был бы быть точно такой) видели все ученики его, его главные будущие апостолы, видели женщины, ходившие за ним и стоявшие у креста, все, веровавшие в него и обожавшие его, то каким образом могли они поверить, смотря на такой труп, что этот мученик воскреснет?.. Природа мерещится при взгляде на эту картину в виде какого-то огромного, неумолимого, немого зверя…», который поглотил «глухо и бесчувственно великое и бесценное существо, которое одно стоило всей природы и всех ее закономерностей» (VIII, 339).

Значит, существуют законы природы, которые сильнее Бога, допускающего такое глумление над лучшими своими созданиями – над людьми.

Ипполит задается вопросом: как стать сильнее этих законов, как победить страх перед ними и перед высшим их проявлением – смертью? И он приходит к мысли о том, что самоубийство является тем самым средством, которое способно победить страх смерти и тем самым выйти из-под власти слепой природы и обстоятельств. Идея самоубийства, по замыслу Достоевского – логическое следствие атеизма – отрицания Бога и бессмертия. В Библии неоднократно говорится о том, что «начало премудрости, нравственности и законопослушания – это страх Божий. Речь идет при этом, не о простой эмоции страха, а о несоизмеримости двух таких величин, как Бог и человек, а также о том, что последний обязан признавать безусловный авторитет Бога и Его право на безраздельную власть над собой»[19]. И речь идет отнюдь не о боязни загробных, адских мук.

Ипполит не принимает во внимание важнейшую и основополагающую идею христианства – тело лишь сосуд для бессмертной души, основа и цель существования человеческого на земле – любовь и вера. «Завет, который Христос оставил людям, - завет самоотверженной любви. В ней нет ни тягостной унизительности, ни превозношения: «Заповедь новую даю вам, любите друг друга, как я возлюбил вас» (Ин. XIII, 34)»[20]. Но в сердце Ипполита нет веры, нет любви, а надежда, единственная – на револьвер. Поэтому и мучается он, и страдает. Но страдания и мучения должны привести человека к раскаянию и смирению. В случае с Ипполитом его исповедь-самоказнь не является раскаянием потому, что Ипполит по-прежнему остается замкнутым в своей собственной гордости (гордыне). Он не способен просить прощения, а, следовательно, и не может простить других, не может искренне раскаяться.

Бунт Ипполита и его капитуляция перед жизнью осмысливаются им как нечто еще более необходимое, когда сама идея обретения свободы через заявление воли на практике принимает уродливые формы в действиях Рогожина.

«Одна из функций образа Рогожина в романе именно в том, чтобы быть «двойником» Ипполита в доведении до логического конца его идеи волеизъявления. Когда Ипполит начинает чтение своей исповеди, Рогожин с самого начала один понимает его главную идею: «Разговору много, - ввернул молчавший все время Рогожин. Ипполит посмотрел на него, и, когда глаза их встретились, Рогожин горько и желчно осклабился и медленно произнес: «Не так этот предмет надо обделывать, парень, не так…» (VIII; 320).

Рогожина и Ипполита сближает сила протеста, проявляющаяся в стремлении заявить свою волю»[21]. Разница между ними заключается в том, на наш взгляд, что один заявляет ее в акте самоубийства, а другой – убийства. Рогожин для Ипполита тоже порождение уродливой и страшной действительности, именно этим он неприятен ему, что усугубляет мысль о самоубийстве. «Вот этот особенный случай, который я так подробно описал, - говорит Ипполит о посещении его Рогожиным во время бреда, - был причиной, что я совершенно «решился»… Нельзя оставаться в жизни, которая принимает такие странные, обижающие меня формы. Это привидение меня унизило» (VIII; 341). Однако и этот мотив самоубийства как акта «бунта» не является главным.

Четвертый мотив связан с идеей богоборчества и вот он-то и становится, на наш взгляд, основным. Он тесно связан с вышеизложенными мотивами, подготовлен ими и вытекает из раздумий о существовании Бога и бессмертия. Именно здесь сказались размышления Достоевского о логическом самоубийстве. Если нет Бога и бессмертия, то путь к самоубийству (и убийству, и другому преступлению) открыт, такова позиция писателя. Мысль о Боге нужна как нравственный идеал. Нет его – и мы наблюдаем торжество принципа «после меня - хоть потоп», взятого Ипполитом в качестве эпиграфа для своей исповеди.

По Достоевскому, этому принципу может противостоять только вера – нравственный идеал, причем вера без доказательств, без рассуждений. Но бунтарь Ипполит выступает против этого, он не хочет слепо верить, он хочет все понять логически.

Ипполит бунтует против необходимости смириться перед обстоятельствами жизни только потому, что это все – в руках Божьих и все окупится на том свете. «Неужто нельзя меня просто съесть, не требуя от меня похвал тому, что меня съело?», «для чего при этом понадобилось смирение мое?» - негодует герой (VIII; 343-344). Причем, главное, что лишает человека свободы, по мнению Ипполита, и делает его игрушкой в руках слепой природы, - это смерть, которая рано или поздно придет, но неизвестно, когда будет. Человек послушно должен ждать ее, не распоряжаясь свободно сроком своей жизни. Для Ипполита это невыносимо: «…кому, во имя какого права, во имя какого побуждения вздумалось бы оспаривать теперь у меня мое право на эти две-три недели моего срока?» (VIII; 342). Ипполит хочет решать сам – сколько жить и когда умереть.

Достоевский считает, что эти претензии Ипполита логически вытекают из его неверия в бессмертие души. Юноша задается вопросом: как стать сильнее законов природы, как победить страх перед ними и перед высшим их проявлением – смертью? И Ипполит приходит к мысли о том, что самоубийство является тем самым средством, которое способно побороть страх смерти и тем самым выйти из-под власти слепой природы и обстоятельств. Идея самоубийства, по мысли Достоевского, - логическое следствие атеизма – отрицания бессмертия, болезни души.

Очень важно отметить то место в исповеди Ипполита, где он намеренно заостряет внимание на том, что его идея самоубийства, его «главное» убеждение, не зависит от его болезни. «Пусть тот, кому попадет в руки мое «Объяснение» и у кого станет терпения прочесть его, сочтет меня за помешанного или даже за гимназиста, а вернее всего, за приговоренного к смерти… Я объявляю, что читатель мой ошибется и что убеждение мое совершенно независимо от моего смертного приговора» (VIII; 327). Как видно, не стоит преувеличивать факта болезни Ипполита, как это сделал, например, А.П.Скафтымов: «Чахотка Ипполита играет роль того реактива, который должен служить проявителем заданных свойств его духа… нужна была трагедия моральной ущербности… обида»[22].

Таким образом, в бунте Ипполита его отрицание жизни является непререкаемо последовательным и неотразимым.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

 

В 1893 году Василий Розанов в статье «О Достоевском» писал: «В чем вообще значение гения в истории? Не в другом чем, как в обширности духовного опыта, которым он превосходит других людей, зная то, что порознь рассеяно в тысячах их, что иногда скрывается в самых темных, невысказывающихся характерах; знает, наконец, и многое такое, что никогда еще не было пережито человеком, и только им, в необъятно богатой его внутренней жизни, было уже испытано, измерено и оценено»[35]. На наш взгляд, несомненная заслуга Федора Михайловича Достоевского заключается в том, что он многих привел к пониманию идей христианства. Достоевский заставляет задуматься о самом главном. Мыслящий человек не может не ставить вопросы о жизни и смерти, о цели своего пребывания на земле. Достоевский велик потому, что он не боится заглядывать в глубины человеческого существования. До конца старается он проникнуть в проблему зла, которая приобретает все более трагическое значение для человеческого сознания. Проблема эта, по нашему мнению, в истоке разных видов атеизма, и она остается мучительной, пока не откроется умиротворенному человеку благодатно Истина.

Многие великие писатели касались этой темы, и порой более глубоко и ярко, чем философы и даже богословы. Они являлись своего рода пророками. Надо знать глубины зла, чтобы не строить иллюзий в социальном или нравственном плане. И надо знать глубину добра, чтобы противостоять атеизму. Нам остается только согласиться с нашим современником протоиереем Александром, по мнению которого «самый великий из наших пророков, самая великая душа, мучившаяся вопросом противостояния добра и зла, был Федор Михайлович Достоевский»[36].

Тягостная атмосфера романов Достоевского не действует на читателя угнетающе, не лишает его надежды. Несмотря на трагический исход судеб главных героев, в «Идиоте» как и в других произведениях писателя слышна страстная тоска по счастливому будущему человечества. «Отрицательная развязка у Достоевского доказала, что безнадежность и цинизм не оправданы – что зло подточено, что выход, хотя и неизвестен пока, но он есть, что нужно во что бы то ни стало его найти – и тогда блеснет луч утренней зари»[37].

Герой Достоевского практически всегда поставлен в такое положение, что нуждается в шансе на спасение. Для «смешного человека» таким шансом стал сон, а для Ипполита Терентьева – так и не выстреливший револьвер. Другое дело, что «смешной человек» воспользовался этим шансом, а Ипполит умер, так и не придя к согласию с миром и, прежде всего, с самим собой.

Безоговорочная вера и христианское смирение – вот ключи к счастью, считал Достоевский. «Смешной человек» оказался способным вновь обрести утраченные «высшие цели» и «высший смысл жизни».

В конце концов, каждый герой Достоевского упирается в безысходность, перед которой он бессилен, как перед глухой «Мейеровой стеной», о которой так мистически красноречиво говорит Ипполит. Но для самого Достоевского безысходность, в которой оказывается его герой, - лишь новый повод для поиска других средств преодоления ее.

Не случайно во всех последних романах писателя такую большую роль играют представители молодого поколения – юноши и дети. В «Идиоте» с этой идеей связан образ Коли Иволгина. Наблюдение над жизнью родителей, других окружающих его людей, дружба с князем Мышкиным, Аглаей, Ипполитом становится для Коли источником духовного обогащения и роста его индивидуальности. Трагический опыт старшего поколения не проходит для Иволгина-младшего бесследно, заставляет его рано задуматься о выборе своего жизненного пути.

 

Читая Достоевского, роман за романом, будто читаешь единую книгу о едином пути единого человеческого духа с момента его зарождения. В произведениях великого русского писателя словно запечатлены все взлеты и падения человеческой личности, понятой им как единое целое. Все вопросы духа человеческого выступают во всей своей неотразимости, поскольку личность его единственна и неповторима. Ни одно из произведений Достоевского не живет само по себе, отдельно от других (тема «Преступления и наказания», например, практически прямо переливается в тему «Идиота»).

В Достоевском мы наблюдаем полную слитность проповедника и художника: он проповедует как художник, а творит как проповедник.[38] Всякий гениальный художник тяготеет к изображению закулисных сторон человеческих душ. Достоевский заходил здесь далее, чем кто бы то ни было из великих реалистов, не теряя при этом своего призвания. Писатель исключительно русской темы, Достоевский ввергает своего героя, русского человека, в бездну проблем, возникающих перед человеком вообще на протяжении всей его истории. На страницах произведений Достоевского оживает в преломлении индивидуального сознания, вся история человечества, человеческой мысли и культуры. «В лучших, золотистых своих страницах Достоевский навевал на читателя грезы всемирной гармонии, братства человеков и народов, гармонии жителя земли с этою, обитаемою им землею и небом. «Сон смешного человека», в «Дневнике писателя», и некоторые места в романе «Подросток» дают в Достоевском почувствовать сердце, которое не словесно только, но реально прикоснулось тайне этих гармоний. Наполовину слава Достоевского основывается на этих его золотых страницах, как ее другая половина на знаменитом его «психологическом анализе»… На прямой и краткий вопрос: «Да за что вы любите так Достоевского», «за что Россия так чтит его», всякий скажет кратко и почти не думая: «Как же, это самый проницательный в России человек, и самый любящий»[39]. Любовь и мудрость – вот секрет величия Достоевского.

Вероятно, именно в этом, на наш взгляд, главная причина его всемирной, ныне все нарастающей славы. И, безусловно, именно в этом причина интереса к творчеству Достоевского философов различных течений и направлений, основным среди которых, несомненно, является течение экзистенциальное. В наследии Достоевского присутствуют все основные вопросы, интересовавшие и интересующие философов – и самый главный вопрос: о бытии, свободе и существовании человека. «Достоевский – самый христианский писатель потому, что в центре у него стоит человек, человеческая любовь и откровения человеческой души. Он весь – откровение сердца, бытия человеческого, сердца Иисусова. Достоевский открывает новую мистическую науку о человеке. Человек – не периферия бытия, как у многих мистиков и метафизиков, не преходящее явление, а самая глубина бытия, уходящая в недра Божественной жизни»[40] - отмечает Н.А.Бердяев. Достоевский антропоцентричен, он поглощен человеком, ничто так не волновало писателя как человек и движения его духа и души.

 

Современный мир, переживший и переживающий величайшие социально-исторические потрясения, так уж устроен, что люди нынешних поколений наделены небывалой склонностью заглядывать в самые дальние, скрытые и темные глубины своей души. И лучшего помощника в этом, чем Достоевский, не отыскать и по сей день.

 

СПИСОК ЛИТРАТУРЫ

 

I

 

1. Достоевский Ф.М. Идиот. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Т.8. Л., 1972-1984.

2. Достоевский Ф.М. Дневник писателя за 1876г. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Т.23. Л., 1972-1984.

3. Достоевский Ф.М. Сон смешного человека. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Т.25. Л., 1972-1984.

4. Достоевский Ф.М. Дневник писателя за 1881г. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Т.27. Л., 1972-1984.

 

II

 

5. Альтман М.С. Достоевский. По вехам имен. М., 1975.

6. Бачинин В.А. Достоевский: метафизика преступления. СПб, 2001.

7. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

8. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Л., 1929.

9. Белопольский В.Н. Динамика реализма. М., 1994.

10. Бердяев Н.А. О русской философии. Свердловск, 1991.

11. Бердяев Н.А. О самоубийстве. М., 1998.

12. Бердяев Н.А. Откровения о человеке в творчестве Достоевского // О Достоевском; Творчество Достоевского в русской мысли. 1881-1931гг. М., 1990.

13. Буланов А.М. Святоотеческая традиция понимания «сердца» в творчестве Ф.М.Достоевского // Христианство и русская литература. СПб, 1994.

14. Ветловская В.Е. Религиозные идеи утопического социализма и молодой Ф.М.Достоевский // Христианство и русская литература. СПб, 1994.

15. Гроссман Л.П. Достоевский. М., 1965.

16. Гус М.С. Идеи и образы Ф.М.Достоевского. М., 1971.

17. Гуревич А.М. Динамика реализма. М., 1994.

18. Ермакова М.Я. Романы Достоевского и творческие искания в литературе XX века. Горький, 1973.

19. Захаров В.Н. Проблемы изучения Достоевского. Петрозаводск, 1978.

20. Захаров В.Н. Синдром Достоевского // «Север», 1991. №11.

21. Захаров В.Н. Система жанров Достоевского. Л., 1985.

22. Захаров В.Н. Фантастическое как категория поэтики романов Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание» и «Идиот» // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1978.

23. Иванов В. Достоевский и роман-трагедия // Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931гг. М., 1990.

24. Кашина Н.В. Человек в творчестве Достоевского. М., 1986.

25. Касаткина Т. Характерология Достоевского. М., 1996.

26. Кирпотин В.Я. Достоевский-художник: Этюды и исследования. М., 1972.

27. Кирпотин В.Я. Мир Достоевского: Статьи и исследования. М., 1983.

28. Кунильский А.Е. Принцип «снижения» в поэтике Достоевского (роман «Идиот») // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1983.

29. Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М., 1994.

30. Лотман Ю.М. Роман Достоевского и русская легенда // Русская литература, 1972, №2

31. Осмоловский О.Н. Достоевский и русский психологический роман. Кишинев, 1981.

32. Переверзев В.Р. Гоголь. Достоевский. Исследования. М., 1982.

33. Поспелов Г.Н. Творчество Достоевского. М., 1971.

34. Пруцков В.Н. Достоевский и христианский социализм // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1974. Вып.1.

35 Розанов В.В. О размолвке между Соловьевым и Достоевским // Наше наследие, 1991. №6.

36. Розанов В.В. О Достоевском // Наше наследие, 1991г. №6.

37. Розенблюм Л.М. Творческие дневники Достоевского. М., 1981.

38. Сартр Ж.П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М., Республика, 2000.

39. Скафтымов А. Тематическая композиция романа «Идиот» // Нравственные искания русских писателей. М., 1972.

40. Соловьев В.С. Собрание сочинений в 9-ти т. СПб, Общественная польза, 1999.

41. Сопровский А. Пристанище ветхой свободы // Новый мир, 1992, №3.

42. Тюнькин К.И. Романтическая культура и ее отражение в творчестве Достоевского // Романтизм в славянских культурах. М., 1973.

43. Франк С.Л. Смысл жизни // Вопросы философии, 1990г. №6.

44. Фридлендер Г.М. Достоевский и мировая литература. Л., 1985.

45. Фридлендер Г.М. Роман «Идиот» // Творчество Ф.М.Достоевского. М., 1959.

46. Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М., 1964.

47. Шаргунов А. Ответы протоиерея // Русский дом, 2002, №2.

 

 

III

48. Достоевский: Эстетика и поэтика. Словарь-справочник под ред.Г.К.Щенникова. Челябинск, 1997.

49. Новая философская энциклопедия в 4-х т. Т.4. М., Мысль, 2001.

 

[1] Достоевский Ф.М. Статьи и заметки, 1862-1865. Полное собр.соч.: В 30ти т. Т.20. Л., 1984. с.172. / Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Л., 1972-1990. Далее сноски на это издание даются в тексте в скобках с указанием тома – римскими, страницы – арабскими цифрами.

[2] Франк С.Л. Смысл жизни.//Вопросы философии, 1990г. №6, с.89.

[3] Шаргунов А. Ответы протоиерея.//Русский дом. №2, 2002г., с.52.

[4] Сартр Ж.П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М., Республика, 2000г. С.315.

[5] См.: Соловьев Вл. «Три речи в память Достоевского», Розанов В. «Размолвка между Соловьевым и Достоевским», Шестов Л. «Перерождение убеждений», Бердяев Н. «Миросозерцание Достоевского».

[6] Новая философская энциклопедия в 4-х т. М., Мысль, 2001г. Т.4. С.420-421.

[7] Розанов В.В. Размолвка между Достоевским и Соловьевым // Наше наследие, 1991г. №6. С.70.

[8] См.об этом: Касаткина Т. Характерология Достоевского. М., 1996г.

[9] Лотман Л.М. Роман Достоевского и русская легенда. // Русская литература, 1972г. №2. С.35-36

[10] Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.-Л., 1964г. С.256.

 

[11] Кирпотин В.Я. Мир Достоевского. М., 1980г. С.87.

 

[12] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972г. С.69.

 

[13] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972г. С.305.

[14] Бахтин М.М.Указ.соч., с.272.

[15] Переверзев В.Р. Гоголь. Достоевский. Исследования. М., 1982г. С.228-229.

[16] См.об этом: Тюнькин К.И. Романтическая культура и ее отражение в творчестве Достоевского // Романтизм в славянской литературе. М., 1973. С.300

 

 

[17] Захаров В.Н. Синдром Достоевского. «Север», 1991г. №11. С.151.

 

[18] Фридлендер Г.М. Роман “Идиот”//Творчество Ф.М.Достоевского. М., 1959. С.199

[19] Бачинин В.А. Достоевский: метафизика преступления. СПб, 2001г. С.39.

[20] Ветловская В.Е. Религиозные идеи утопического социализма и молодой Ф.М.Достоевский.//Христианство и русская литература. СПб., 1994. С.233

 

[21] Ермакова М.Я. Романы Достоевского и творческие искания в литературе XX века. Горький, 1973г. С.213.

 

[22] Скафтымов А. Тематическая композиция романа «Идиот» // Нравственные искания русских писателей. М., 1972г. С.123.

[23] Наблюдение В.Н.Захарова (См.об этом: Захаров В.Н. Система жанров Достоевского. Л., 1985г.).

[24] Гартман Эд. Сущность мирового процесса, или Философия бессознательного. М., 1873-1875гг., вып.2, с.372. Цит.по изд.:. Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М., 1994г.

 

[25] Захаров В.Н. Система жанров Достоевского. Л., 1985г. С.64.

[26] См об этом: Ермакова М.Я. Романы Достоевского и творческие искания в литературе XX века. Горький, 1973г.

[27] Кьеркегор С. Наслаждение и долг. СПб, 1894г. С.29. Цит.по изд.:. Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М., 1994г.

[28] Захаров В.Н. Статья «Фантастическое» // Достоевский. Эстетика и поэтика. Словарь-справочник под ред.Г.К.Щенникова. Челябинск, 1997г. С.54.

[29] Захаров В.Н. Статья «Фантастическое» // Достоевский. Эстетика и поэтика. С.54.

[30] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972г. С.171.

[31] Бердяев Н.А. О русской философии. Свердловск, 1991г. С.71.

 

[32] Захаров В.Н. Статья «Фантастическое» // Достоевский. Эстетика и поэтика. С.51-52.

[33] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972г. С.64.

[34] Бердяев Н.А. О самоубийстве. М., 1998г. С.19.

 

[35] Розанов В.В. О Достоевском // Наше наследие, 1991г. №6. С.67.

 

[36] Шаргунов А. Ответы протоиерея. Русский дом, 2002г. №2. С.52.

[37] Кирпотин В.Я. Достоевский-художник. Этюды и исследования. М., 1972г. С.192-193.

[38] См. об этом подробнее: Кирпотин В.Я. Достоевский-художник. Этюды и исследования. М., 1972г.

 

[39] Розанов В.В. Размолвка между Достоевским и Соловьевым // Наше наследие, 1991г. №6. С.70.

[40] Бердяев Н.А. Откровения о человеке в творчестве Достоевского // О Достоевском; Творчество Достоевского в русской мысли. 1881-1931гг. М., 1990г. С.230.

Введение                                                                   2

Глава 1. «Самоубийство с лазейкой»: Образ Ипполита Терентьева.

1.1. Образ Ипполита и его место в романе                10

1.2. Ипполит Терентьев: «заблудшая душа»              17

1.3. Бунт Ипполита                                                    23

 

Глава 2. Трансформация образа «смешного человека»: от логического самоубийцы до проповедника.

2.1. «Сон смешного человека» и его место в «Дневнике писателя»                                                              32

2.2. Образ «смешного человека»                               35

2.3. Тайны сна «смешного человека»                         40

2.4. «Пробуждение» и перерождение «смешного

человека»                                                                  46

 

Заключение                                                               49

 

Список литературы                                                   55

 

ВВЕДЕНИЕ.

 

Мир находится в постоянном поиске истины. После появления Христа, как идеала человека во плоти, стало ясно, что высочайшее, последнее развитие человеческой личности именно и должно дойти до того, чтобы «человек нашел, сознал и убедился, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности – это уничтожить свое Я, отдать его каждому безраздельно и беззаветно», - считает Федор Михайлович Достоевски