Туризм — великий бизнес. Ванигела

 

Раскрывать профессиональные секреты по меньшей мере бестактно, но, надеюсь, коллеги меня простят. Геологи, где бы они ни встретились, будь то под скалой, в очереди на прививки или в кафе, тут же усядутся и начнут долго беседовать о своих делах. Точно так же и на Новой Гвинее, только роль кафе как места встреч здесь выполняет бар или паб.

В назначенный день экспедиция Виктори — Саклинг собралась в баре единственного отеля Попондетты. Здесь были геологи почти со всего света: итальянец Гвидо Чиффали, австралиец Филип Хонен, новозеландец Ян Смит и я. Не было только пилота и помошника-папуаса. Они должны были прилететь прямо в Ванигелу.

К шести вечера бар опустел. Здешние белые джентльмены отбыли домой ужинать, и кроме дискутирующих геологов в зале осталось двое. Молодая блондинка за ближним столом и смуглый мужчина лет тридцати — за дальним, судя по нашивкам на рубашке, пилот. Поскольку людей, знающих, как по англосаксонскому этикету представить гостей друг другу, не было, мы разошлись, так и не познакомившись. Наутро следующего дня нас ждал приятный сюрприз: в самолете, летавшем в Самараи, собрались все — геологи, блондинка и пилот. И когда мы помогали пилоту погрузить пол-туши мороженой свинины в грузовой отсек, а мерзлое мясо не поддавалось никаким усилиям расколоть его или согнуть, тогда-то и исчезли все формальности этикета. Полет обещал быть приятной семейной прогулкой.

— Не могли бы вы пролететь над Ламингтоном? Мы бы сделали пару снимков сверху.

Нашу просьбу неожиданно поддерживает блондинка, и от этого она становится еще симпатичнее.

— Как бы я хотела увидеть Ламингтон! Я еще никогда в жизни не летала над вулканом.

— Ну, если вы меня не выдадите…

Самолет берет курс на Ламингтон, по, оказалось, напрасно. Как и на прошлой неделе, когда мы потели на его склонах, вершина была полностью скрыта в тумане. Ламингтона мы не увидим, но блондинка, используя доброе настроение пилота, предлагает лететь над побережьем. И вот мы летим вдоль линии берега. Под нами деревушки, узкий поясок кокосовых пальм, коралловые рифы, блестящая на солнце голубая гладь моря. Пилот предупреждает, что летим низко.

Спустя какое-то время поворачиваем в направлении к зеленому холмику. В тот миг, когда мне показалось, что шасси почти касаются поверхности моря, приблизились берег и холм. Гул мотора усилился, и мы приземлились у подножия невысокой горы. В ту же минуту откуда-то из-за кустов появилась толпа полуголых людей. У них были крепкие тела воинов, татуировка и воинственное выражение лиц. Я ждал, когда же они испустят боевой клич и пойдут в атаку. Но вместо копий они держали в руках шпалы, которыми и закрепили колеса самолета. Они помогли нам выбраться из тесной кабины и спуститься на землю. На вполне понятном английском спросили, откуда мы прибыли, хорошо ли летели, видели ли Ламингтон. Затем сообщили, что сегодня очень холодно (плюс 18 градусов но Цельсию). Потом, снова превратившись в грузчиков, мы вытащили из самолета буханки хлеба, коробки с яйцами, мороженую свинину. Наконец-то уселись в тени под крылом и напились холодной воды, которую кто-то принес в термосе. Вспоминая, что сегодня исключительно холодный день, мы не могли удержаться от смеха.

И вот опять летим как пассажиры первого класса. Следующая посадка в Ванигеле, где нас должны ждать вертолет, помощник-папуас и пилот.

Ванигела. Она нанесена кружком, обозначающим, что там живет пять тысяч человек. Есть регулярное авиасообщение; некоторые богатые туристы могут даже для себя одних нанять самолет. И это главная причина, почему Ванигела нанесена на пашу карту. Выйдя из самолета, мы увидели, что здесь почти ничего нет, кроме миссии, состоящей из десяти хижин, двух домов, одной церкви (хижины побольше) и восьми навесов, образующих классы школы, где преподают миссионеры. Есть еще «Тропический дом для гостей» — так называемый отель, отделенный от аэродрома расстоянием в три километра. Миссия расположена вокруг аэродрома, как это принято во многих местах Новой Гвинеи.

Владелец отеля господин Кридлэнд уже ждет нас. Ему немного за пятьдесят. Его вездеход «тойота» отвозит нас и багаж по единственной в Ванигеле дороге, ведущей от аэродрома к отелю. Господин Кридлэпд, бывший чиновник колониального управления, организовал здесь «большой бизнес». Должен признаться, нам с Яном понадобилось немало времени, прежде чем мы проникли во все тайны его предприятия. Кое в чем нам помогли беседы в миссии. В дни вынужденного безделья, когда погода не позволяла нам выполнять геологические задания, мы пытались постигнуть положение местного населения и секреты денежного обращения в королевстве Кридлэнда. Мы скоро поняли, что модель этого туристского дела весьма проста, стержень ее — деньги, и она подобна круговороту воды в природе. Ни одна монета не выходит за пределы королевства Кридлэнда, и, пока так будет продолжаться (а конец этому, наверное, придет), Кридлэпд и жители Ванигелы будут вращаться в единой денежной системе.

Главная опора и условие этого бизнеса — закон, который не позволяет платить папуасам за работу больше, чем означенные в предписании восемьдесят центов в день. Поэтому-то нам и приходится нанимать больше помощников, чем хотелось бы. Производительность труда и темп работы местных служащих не идут ни в какое сравнение с европейскими.

Как же организован здесь туристский бизнес? Несколько семей из числа коренных жителей строят хижины, разумеется, из подручного материала: бамбука, разных видов лиан, пальмовых листьев. Нанявшему их хозяину остается только купить постели, умывальники, бачок с приспособлением наподобие дуршлага, которое крепится вверху шпагатами (душ), — и тропический отель готов. Местное население, во всяком случае самое умелое, засаживается за изготовление сувениров, например вырезает из дерева крокодилов. Организуется «военная» бригада, которая как раз на середине дороги между аэропортом и отелем будет совершать «нападение» на приехавших туристов. Остальные жители заняты на кухне, нагревают воду и наполняют баки для душа. Иные ухаживают за газоном, подносят вещи, доставляют из соседних деревень продукты для туристов и их званых вечеров, конечно, и для себя тоже. Кроме того, все население образует фольклорный ансамбль. Для большего эффекта женщины своим выкрашенным растительными красками юбочкам придают еще более яркие оттенки с помощью анилиновых красителей. Турист, который приезжает на неделю, не догадывается, что вождь, встретивший его с воинами в полдень, вечером вытирает посуду в отеле, а охотник, «случайно» повстречавшийся ему в джунглях, греет воду для вечернего душа гостей и, несмотря на «совместительство», получает те же восемьдесят центов.

Владелец, разумеется, не забывает построить для себя весьма внушительную резиденцию, где он храпит сувениры для «большой» торговли, магазинчик для туристов и лавчонку для островитян, где они могут потратить заработанные в отеле деньги на соль, сахар, коричневый неочищенный рис, рыбные (китайские) консервы, куски ткани и яблонецкую бижутерию[10].

После этого остается только выпустить зазывной плакат: «Приезжайте в Ванигелу! Нетронутая дикая природа! Голые папуасы! Великолепная рыбалка! Европейская кухня! Приключения! Роскошный отель!»

Мы были свидетелями одного такого приключения. Нанятый самолет приземлился на ванигельском аэродроме. Местный вождь к встрече гостей-патрициев был соответствующим образом разукрашен татуировкой, перьями и яблонецкими «драгоценностями». Прилетевшие туристы были похожи на всех вообще американских туристов: безвкусно одетые старые щебечущие леди, джентльмены, увешанные фотоаппаратами, которые хлопали по круглым животам. Джентльмены тут же направили свои объективы на полуголую папуаску (нам тоже она нравилась), а дамы с интересом разглядывали перья райских птиц на вожде. В то же время в двадцати метрах от них пилот под громкие рыдания всех членов семьи вносил в самолет маленького мальчика, у которого были сломаны ноги. Родители не понимали, почему их малыш должен лететь в больницу, и не верили, что он когда-нибудь вернется. Между тем туристы уселись в автомобиль и направились к отелю. Он шел как старый конь, которому уже не нужен кучер. Казалось, машина сама остановится там, где господин Кридлэнд организовал первое представление. Она закашляла и действительно, будто от поломки, остановилась; раздался воинственный клич, и из высокой травы у дороги выскочили пестро раскрашенные люди с перьями на голове, с передниками из тапы, с блестящими браслетами из морских раковин на ногах. Они потрясали копьями и били в барабаны. Большинство из них уже не раз разыгрывали эту сцену, но все равно развлекались от души. Должен признаться, что спектакль выглядел весьма правдоподобно, и единственными зрителями в нем были, пожалуй, только мы. Туристы не ожидали ничего подобного, хотя их детальный проспект о пребывании в восточной части Новой Гвинеи включал в себя и нападение «дикарей». К тому же что-то подобное они, возможно, испытывали в туристской поездке по Африке. В окружении папуасов вся группа потихоньку продвигалась по направлению к отелю, щелкали фотоаппараты. Самые пожилые туристы через полчаса уже почувствовали себя усталыми. Невысокий толстый господин, зубной врач из Нью-Йорка, решил поговорить с нами.

— Геологи, говорите? А что, собственно, здесь ищете? Нефть? А для какой фирмы?

— Нет. Мы проводим первичное исследование горных комплексов, составляем геологические карты, главным образом вон того массива на западе. Мы работаем в геологической экспедиции на вулканах Виктори и Трафальгар, другая группа работает на вулкане Саклинг в юго-восточной части.

— Я был на Фиджи и у подножия Килиманджаро. Это тоже вулканы, правда ведь?

Мы только вздохнули от зависти: никто из нас там не был. Но здесь все козыри наши.

— На Виктори до сих пор был только один исследователь, и сегодня это белое пятно на карте. Мы надеемся, что завтра или послезавтра в зависимости от погоды сможем туда подняться.

Тем временем процессия — машина Кридлэнда, сопровождаемая барабанным боем, — добралась до отеля. Здесь туристов ждало представление — танцы тринадцати-пятнадцатилетних папуасок, одетых только в короткие юбочки.

Понемногу темнеет, дамы и джентльмены прячут свои фотоаппараты, тень скуки наползает на их лица. В этот момент появляется господин Кридлэнд и с непринужденной улыбкой приглашает всех — и геологов тоже — немного выпить.

Личное приглашение — вещь сама по себе очень приятная, а кроме того, и в нем скрыт свой смысл: Кридлэнд не имеет права торговать алкоголем, за такое разрешение взимается высокий налог. К тому же, если бы у него было разрешение, он имел бы право торговать лишь в определенные часы. Поэтому он угощает «приятелей». Это приносит свои плоды. После второй выпивки и самые твердокаменные надеются, что господин Кридлэнд опять пригласит их выпить и отведать «пищу аборигенов». Действительно, и завтра и послезавтра туристы получат выпивку и эту самую пищу — жареный или вареный батат, — точно такую же, какую едят коренные жители. И никакого мяса, оно припасено только для людей, «развращенных цивилизацией», и это не что иное, как консервированная говядина. Ни один из гостей не хочет осрамиться, и мяса никто не просит.

Не знаю, может быть, его супруга ждала, что мы назовем ее гуманисткой, поскольку она показала избалованным американцам, как убого питаются островитяне. Нас ее обеды заставили задуматься о контрастах современного мира. Мне не хотелось бы думать, что она это делала из соображений экономии.

Во время вечерней выпивки и после ужина туристов приглашают в семейную часть дома Кридлэндов, туда, где хранятся «культовые и исторически ценные предметы», которые пока не продаются. Продавать их начнут каждому гостю поодиночке несколькими днями позже, перед отъездом туристов, и продажа будет представлена как жертва, которую приносит хозяин в пользу полюбившихся гостей.

Туристы довольны. Господин Кридлэнд также выпил вместе с ними. А мы с Яном решаем, что нам делать: цена за жилье и питание высока, и в бюджет нам не уложиться. Мы приступаем к переговорам, господин Кридлэнд долго не сдается. Наконец сходимся на том, что мы будем платить по семь долларов за навес без питания. Причем считаются только те дни, когда мы находимся в Ванигеле, а дни, проведенные в джунглях, в расчет не идут. Едой обеспечиваем себя сами или покупаем у пего и тогда в каждом отдельном случае расплачиваемся. Кое-что у нас есть, мы верим в наши рыболовные и охотничьи способности, да и «пища аборигенов» пас в общем устраивает. Если придется совсем худо, по своему радио мы можем сообщить друзьям в Порт-Морсби, и они пришлют нам что-нибудь с первым же самолетом.

Вечерний прием у Кридлэнда развивался по всем австралийским и английским правилам. Зубной врач из Нью-Йорка опять навязывался с разговором, не веря глазам своим, что встретил в Новой Гвинее человека из Чехословакии, вспоминал Прагу и Табор. Из беседы с ним мы поняли, что его абсолютно не интересует окружающий мир — ему важно путешествие как таковое — и, что бы он ни увидел, уже не может повлиять на его раз и навсегда установившееся представление о мире. На этом вечере мы встретились с сотрудниками миссии и молодым австралийцем, инженером-агрономом. Он работает по поручению Организации Объединенных Наций и вот уже несколько дней пребывает отнюдь не в лучшем настроении. Цены на какао снова упали, а здешние жители решили, что он хочет обмануть их. Для них мир кончается за границами деревни, в крайнем случае — Порт-Морсби.

— Видите ли, они не могут понять всех сложностей торговли. Два-три года назад, да и в прошлом году цена на какао была очень высока. В Гане тогда был хороший урожай, а в Нигерии гораздо меньше ожидаемого. Мы на этом выиграли, получая хорошие деньги даже за неважное какао. А в этом году так уже не получается. Трудно объяснить этим людям, что главный производитель какао — это Африка и что ее продукция диктует цены на мировом рынке, да еще зависит от политики. И это не все — у нас большие проблемы с перевозкой, складированием, конкуренция с крупными плантаторами. Но самое трудное то, что люди здесь не хотят работать в коллективе.

Разговор вертелся вокруг какао, кокосовых орехов, попыток выращивать чай, мы говорили о своей работе. Прислушиваемся к совету: не пытаться вовлекать здешних жителей в дело собирания образцов горных пород. Пример двух датских археологов, поселившихся в прошлом году в одной деревушке недалеко от Ванигелы, весьма убедителен. Датчане за каждый обломок старинной керамики давали жителям нужные им вещи. В наше время изготовляется совсем другая керамика, чем та, которую искали археологи. Они платили специальную премию тому, кто укажет место, где найден керамический черепок. Ванигельцы решили проблему старинной керамики по-своему. Они сделали несколько керамических сосудов по старинному образцу, разбили их, закоптили на своих очагах и зарыли в землю. Отыскать свою «находку» они не торопились, лишь наблюдали за поисками археологов. Три месяца спустя, когда место, где были зарыты черепки, поросло травой, они принесли датчанам несколько «случайных» находок и получили награду. Потом привели археологов на это место и получили обещанную премию. Археологи приступили к работе, обнаружили мошенничество, заявили о нем, но их помощники давно уже скрылись в джунглях.

Мисс Маргарет из миссии приглашает нас на завтрашнее воскресное богослужение. Приглашение принимаем — мы осмотрим миссию и останемся там обедать.

Явились мы в семь утра. Сначала знакомимся с «белыми» членами англиканской миссии. Мисс Маргарет, миссис Робинсон и представленный нам как «отец» молодой учитель Джон. Школьные классы размещаются в отдельных хижинах: большая колода посередине вместо стола, другая пониже вместо стульев и большая черная доска — вот и все их оборудование. Больница, другая составная часть миссии, тоже в большой хижине: несколько кроватей и шкафов и стол. Мисс Маргарет — акушерка, медсестра и учительница одновременно. Миссис Робинсон выполняет обязанности медсестры и врача, которого в этой больнице никогда не было. Кроме того, она должна поддерживать хорошие отношения между миссией и местным населением, встречать самолеты, и потому она главный в Ванигеле почтмейстер. «Отец» перед богослужением не может уделить нам ни минуты. Джон здесь работает только учителем; мы его не интересуем. Он в Ванигеле всего неделю и постоянно думает о том, как бы побыстрее удрать отсюда.

Нас сопровождает только медицинский персонал — мисс Маргарет и миссис Робинсон. Они делятся с нами своими заботами. Заходим в послеродовое отделение и в «хирургию».

— А что в основном приходится лечить?

— Травмы от падений с арековой пальмы. Она та* кая тонкая, что не может выдержать взрослого человека, поэтому за любимым лакомством — орехом для бетеля — папуасы посылают детей. Нередко пальма ломается и под тяжестью ребенка, иногда он сам не справляется с акробатическими упражнениями на ее вершине, и все это заканчивается у нас.

Удивительно, но орехи арековой пальмы — главная причина несчастных случаев — нам не кажутся вкусными. Растут они небольшими группками у самой верхушки пальмы. Как и везде, папуасы к бетелю добавляют негашеную известь — здесь ее называют «лайм». Носят ее обычно в красиво украшенных мешочках, напоминающих кисет для табака. Когда бетель разжевывается, во рту образуется красная кашица, от которой чернеют зубы. Вкус ее ни с чем из того, что нам известно, сравнить нельзя. Если вам все-таки захочется попробовать это экзотическое лакомство, пожуйте квасцы, которыми мужчины пользуются во время бритья. Держу пари, что вы их тут же выплюнете. Так и папуасы: пожевав эту кашицу, выплевывают. И если глаза ваши не привыкли или если у вас слабый желудок, лучше не глядите на заплеванную напоминающей кровь кашицей землю, особенно в городах, таких, например, как Порт-Морсби. В джунглях или в деревне, где ходят по утоптанной глине, картина не кажется такой неприглядной.

Что же дает жевание бетеля? Сам я сказать не могу, не жевал. Джек Налу объяснил так:

— Вы, господин, любите пить пиво. У нас пива нет, вместо него бетель. Когда вы хотите есть, вы пьете пиво, и вам становится лучше, снятся красивые сны. Так и нам после бетеля снятся красивые сны и не хочется есть.

Джек не очень-то любит бетель, но не отказывается, когда его ему предлагают.

 

Наш осмотр миссии продолжается, мы попадаем на службу. Сначала присутствуем из вежливости, потом с интересом начинаем прислушиваться и уходим восхищенные. Если быть точным, это вовсе не служба в том смысле, в каком мы привыкли ее понимать. Алтарь, вернее, подобие алтаря, и люди, собравшиеся вместе. Сама церковь — большая бревенчатая постройка, крытая узорно выложенными листьями, перевязанными лианами. Люди приходят в основном группами, одетые в самое лучшее. Стоят, садятся или становятся на колени прямо на утоптанный глиняный пол. Ведут они себя в помещении так, что иначе, как врожденным тактом и воспитанностью, это чудо не объяснишь. Между взрослыми бегают маленькие дети, рядом с молящимися можно увидеть и собак, которые, кажется, тоже преисполнены достоинства. Служба идет на местном языке, мы не понимаем ни слова. Говорят мало, большая часть обряда — пение. Происхождение мелодии явно не меланезийское, здесь чувствуется и мелодичность полинезийских песен, и ритмичность американских блюзов. Врожденная музыкальность собравшихся ощущается в каждом такте, и вскоре создается впечатление, что вся церковь танцует. Поют на два-три голоса с интенсивностью реактивных моторов. «Отец» несколько раз отхлдит от алтаря, а его место занимает помощник-папуас.

За обедом говорим о многом: о ценах на какао, о независимости для Новой Гвинеи, миссионеры рассказывают, как они представляют себе Чехословакию. Нас с Яном интересует любая информация о Виктори и ее вулканической деятельности. Оказывается, самую подробную информацию об этом нам может дать господин Кридлэнд: он служил в полиции в Туфи и по долгу службы часто беседовал с очевидцами извержения вулкана. Он явно доволен, что мы пришли к нему расспросить о Виктори. В долгом рассказе (он называет по именам всех своих начальников и подчиненных, местных помощников и просто посетителей полицейского участка в Туфи после второй мировой войны и до нее) мы вылавливаем и новые сведения о вулкане. Он не мог упустить возможности перечислить всех папуасов, которые «стали людьми» благодаря тесному сотрудничеству с полицейскими и миссионерами. Всех остальных он различал только по прямым волосам и более светлому цвету кожи. Вся эта информация — кто есть кто, — возможно, нам пригодится.

Господин Кридлэнд говорит:

— В тысяча девятьсот восемнадцатом году чиновники колониального управления Хупер и Макдональд сделали попытку подняться на Виктори. Особенно трудно было взобраться на вершину, потому что она состоит из сыпучего материала.

— А разве туда нет тропинок, протоптанных папуасами?

Господин Кридлэпд сомневается в том, что они вообще поднимались на вершину.

— Вы что-нибудь слышали об активности вулкана и о красном тумане?

— Да. Местные жители говорят, что в красном тумане можно как бы плавать. Об этом знает и капитан Уайт из Порт-Морсби. Зарево над вулканом было видно еще во время первой мировой войны. Попробуйте дать объявление в газете в Порт-Морсби, а вдруг капитан еще жив. Но я не видел красного тумана над вулканом. Я приехал в тысяча девятьсот тридцатом году и знаю о нем только по рассказам. Помню одного папуаса, было это, наверное, в первый год моей с, лужбы, он утверждал, что видел горящую реку, она вышла из вулкана, от нее шел жуткий дым, и она все сжигала на своем пути. Этому папуасу могло бы быть сейчас лет пятьдесят пять или шестьдесят. Когда он мне говорил про реку, показал на белого паренька лет четырнадцати и сказал, что ему столько же лет, сколько и этому мальчику. А года через два от другого папуаса я слышал о горящей реке, будто она дошла до самой Ванигелы.

Информация господина Кридлэнда была для нас чрезвычайно любопытна. Гора Виктори действительно когда-то была действующим вулканом, но ее сегодняшний вид свидетельствует о длительном периоде «сна». Можно ли верить сообщениям папуасов и господина Кридлэнда, когда мы точно знаем, что период активности приходился примерно на 1880 год? Сверкающий над вулканом раскаленный туман люди видели примерно в 1920 году. Можем ли мы установить теперь, что речь идет об извержении, подобном извержению вулкана Ламингтон? Вулкан выбросил из своих глубин только раскаленный газ и обломки пород. Аэрофотосъемка свидетельствует, что лавы при последних извержениях не было. А красный туман? Он остался для нас загадкой, как и все остальное. А не оставило ли извержение немного горячей лавы на дне кратера?

Все наши мысли были заняты Виктори, и мы ждали утра, вертолета и первых ориентировочных полетов, широко охватывающих окрестности вулкана. Нас ожидала неопределенность. И самой неопределенной была погода.