Жизненный контекст творчества Фуко

Хотя ниже будут рассмотрены некоторые обстоятельства жизни Фуко и отдельные влияния на него, я не собираюсь изображать дело так, будто именно они определили идеи и творчество Фуко. Эти обстоятельства и влияния создали благоприятный фон для соответствующих идей - не более того, но и не менее.
В своих последних статьях Фуко приписывает Платону создание концепции «эпимелии» - буквально «заботы о себе», на происхождение которой, полагает он, оказали влияние политические установки Платона. Умение заботиться о себе являлось предварительным условием заботы о других, (то есть политического действия). В связи с этим невольно вспоминается императив матери Фуко, любившей повторять:
«Что важно, так это управлять самим собой» [2,. 396]. Однако, пожалуй, не менее существенно, что Фуко рос в атмосфере ожидания второй мировой войны. Масштабность событий этого времени, вероятно, обусловила и значительность и характер проблем, волновавших Фуко всю жизнь. «Наша частная жизнь, - вспоминает Фуко свое детство, - действительно была под угрозой. Может быть, поэтому-то я зачарован историей и отношением, которое существует между личным опытом и теми событиями, во власть которых мы попадаем. Думаю, это и есть исходная точка моего теоретического желания» [2, с. 397]. Обратим внимание на два пункта: интерес к истории и проблему участия в ней.,
Если иметь в виду период образования в высшей школе (Фуко учился в Париже в Высшей нормальной школе), то интерес Фуко к истории дополняется, с одной стороны, увлечением философией под влиянием своего преподавателя Ж. Ипполита, прежде всего гегельянской. А с другой - относительно кратковременным (примерно два года) хождением в марксизм. Гегель и Маркс, точнее, их методы реконструкции абсолютной идеи Духа и Капитала, вспоминаются, когда читаешь исследования Фуко по археологии знаний. Без марксизма невозможно понять и общественную деятельность Фуко, его отношение к буржуазному обществу. В 1978 году свой альянс с компартией, на собрания которой он даже не ходил, Фуко представляет таким образом: «Для меня политика была определенным способом производить опыт в духе Ницше или Катая... Опыт войны с очевидностью показал нам срочную, неотложную необходимость чего-то другого, нежели то общество, в котором жили, общество, которое допустило нацизм, которое легло перед ним, проституировало себя с ним... Мы хорошо понимали, что от того мира, в тотальном неприятии которого мы жили, гегелевская философия увести нас не могла» [2, с. 401].
Критический и бунтарский дух Маркса чувствуется и в оценке Фуко современного общества, и в тех его общественных начинаниях, которыми он известен. Но для нас, пожалуй, более интересна параллель установок Маркса на переделку общества, а не только на его объяснение, и убеждение Фуко в том, что научное знание является условием изменения мира. Что разум, - пишет Фуко, - испытывает как свою необходимость, или, скорее, что различные формы рациональности выдают за то, что является для них необходимым, - на основе всего этого вполне можно написать историю и обнаружить те сплетения случайностей, откуда это вдруг возникло; что, однако, не означает, что эти формы рациональности были иррациональными; это означает, что они зиждутся на фундаменте человеческой практики и человеческой истории и, поскольку вещи эти были сделаны, они могут - если знать, как они были сделаны, - быть «и переделаны» [2, с. 441].
Но если кто-то подумает, что Фуко был последовательным гегельянцем и марксистом, то он крепко ошибется. Указанные здесь гегельянские и марксистские установки и ценности не были единственными, наряду с ними Фуко исповедывал совершенно другие - персоналистические и отчасти экзистенциальные. Уже в Высшей нормальной школе кроме марксизма Фуко занимается феноменологией и экзистенциализмом. Для такого интереса у Фуко было не меньше оснований, чем для неудовлетворенности буржуазным обществом. Он остро переживал свою гомосексуальную половую ориентацию, не всегда справлялся со своей психикой, напряженно искал свой путь в жизни. Сказать, - пишет С. Табачникова, - что студенческие годы были для Фуко сложными, - значит не сказать ничего. Сам он говорил о них как о «порой невыносимых»... Его отношения с другими очень непростые и часто конфликтные. Он ведет себя чрезвычайно агрессивно, постоянно высмеивает своих однокашников и задирает их, провоцируя ссоры. Он знает о своей исключительности и не упускает случая ее продемонстрировать. Понятное дело, скоро его начинают ненавидеть и считать чуть ли не сумасшедшим. В 1948 году к его странным выходкам добавляются неоднократные серьезные попытки, а также инсценировки самоубийства [2, с. 403].
Вероятно, на почве изучения экзистенциализма и феноменологии, а также осознания собственного опыта жизни Фуко, правда, значительнр позднее, приходит к идее работы над собой, ориентированной на конституирование себя («вырывание себя у «себя») и «выслушивание» личного через общественное. Фуко говорит: «Каждый раз, когда я пытался проделать ту или иную теоретическую работу, это происходило из элементов моего собственного опыта, всегда находилось в соотношении с процессами, которые, насколько я видел, развертывались вокруг меня. Именно потому, что, как мне казалось, я распознавал в вещах, которые я видел, в институциях, с которыми имел дело, в моих отношениях с другими - трещины, глухие толчки, разные дисфункции, - именно поэтому я и принимался за некоторую работу, своего рода фрагменты автобиографии» [2, с. 406]. Не правда ли, эти размышления напоминают мысли молодого Маркса?