Как Англия сражалась на турнире в Бордо

 

Добрые горожане Бордо настолько привыкли к военным играм и рыцарским турнирам, что обыкновенная схватка или состязание были для них не в диковинку. Прославленный и блестящий двор Принца привлекал странствующих рыцарей и поклонников оружия из всех стран Европы. Во время долгих состязаний на берегах Гаронны не раз происходили странные бои, когда тевтонский рыцарь, только что покорявший язычников-пруссов, гнался за рыцарем Калатравы, закаленным постоянной борьбой с маврами, или португальцы схватывались со скандинавскими воинами, прибывшими с самых дальних побережий Ледовитого океана. В Бордо развевалось не одно иноземное знамя с символами и гербами придунайских стран, а также дикой Литвы и горных крепостей Венгрии, ибо рыцари имелись всюду, независимо от климата или нации, и не было страны настолько дикой, чтобы слава и имя Принца не стали известны в ней от края и до края.

И все-таки город и округ были охвачены волнением, когда стало известно, что в третью среду рождественского поста состоятся поединки и что пять английских рыцарей объявили о своей готовности сразиться со всеми желающими. Это великое состязание знатных и прославленных воинов, национальный характер состязания, а также то обстоятельство, что это была как бы последняя проба оружия перед войной, обещавшей быть жаркой и кровавой, — все делало турнир одним из самых значительных и блестящих зрелищ, какие когда-либо видел город Бордо. Накануне знаменательного дня крестьяне шли в него толпами со всего медокского округа, и луговины за стенами города белели множеством палаток тех, кто не смог найти более теплого жилья. Из дальнего лагеря в Даксе, из Блайе, Буржа, Либурна, Сент-Эмильона, Кастильона, Сен-Макэра, Кардийака, Риона и всей группы этих цветущих городов, считавших Бордо как бы своей матерью, двигался беспрерывный поток людей — верхами и пешими, и все они стремились в славный город. Утром того дня, когда должен был начаться турнир, вокруг арены и на низком травянистом берегу реки собралось не менее восьмидесяти тысяч, и они смотрели на поле предстоящих схваток.

Сэр Хью Калверли и сэр Роберт Ноллз до сих пор еще не вернулись из набега на границы Наварры, так что английская партия была лишена ее наиболее знаменитых копий. Все же, кроме них, имелось еще столько славных имен, что Чандос и Фелтон, которым был поручен отбор участников, не раз долго и обстоятельно совещались, обсуждая каждого кандидата, его умение владеть оружием, его ошибки и успехи, взвешивали и сравнивали его возможности с возможностями притязавших на его место соперников. Лорд Одлей из Чешира, герой Пуатье, сэр Найджел Лоринг, из Хампшира, считавшийся вторым во всем войске по мастерскому владению копьем, а также более молодые, сэр Томас Уэйк из Йоркшира, сэр Томас Перси из Нортумберленда и сэр Уильям Бошан из Глостершира — вот те, кто были, наконец, отобраны защищать честь Англии. Представителями другой стороны были ветеран Капталь де Буш и крепыш Оливье де Клиссон, сэр Пердюка д'Альбер, отважный лорд Мюсидан и Сигизмунд-фон Альтенштадт из Тевтонского ордена. Более пожилые англичане только покачивали головами, глядя на гербы знаменитых воителей, ибо эти люди провели всю жизнь в седле, а смелость, отвага и сила едва ли могут противостоять опытности и умудренности в деле войны.

— Честное слово, сэр Джон, — сказал Принц, когда они ехали по извилистым улицам на турнир, — я был бы рад, если бы сегодня мое копье разнесли в щепки. Вы знаете, что я научился держать в руках копье с тех пор, как у меня хватало сил поднять его, и мне лучше знать, заслуживаю я быть в этой почетной компании или нет.

— Я не видел всадника искуснее и копья более меткого, чем ваше, государь, — отозвался Чандос, — но, да будет мне дозволено сказать без всякой для вас обиды, не годится вам участвовать в этом турнире…

— А почему, сэр Джон?

— Да потому, сир, что вам не пристало становиться на сторону гасконцев против англичан или англичан против гасконцев, поскольку вы государь и тех и других. Гасконцы нас сейчас не очень-то долюбливают, и только золотое звено вашей короны связывает нас друг с другом. Если бы оно порвалось, не знаю, что последовало бы.

— Порвалось бы, сэр Джон? — воскликнул Принц, и темные глаза его гневно сверкнули. — Что это за манера выражаться? Вы говорите так, как будто вассальная зависимость наших подданных, — это такая вещь, которую можно сбросить или надеть, словно цепь на сокола?

— Наемную клячу мы подгоняем хлыстом и шпорами, сир, — ответил Чандос, — но с породистым и горячим конем мы обращаемся бережно и ласково, чаще уговариваем, чем принуждаем. Люди эти — странный народ, и вам следует беречь их любовь даже такой, какая она сейчас, ибо эта любовь даст вам то, на что никакие знамена их не воодушевят.

— Вы сегодня чересчур серьезны, Джон, — заметил Принц. — Отложим эти вопросы до встречи в зале совета. Ну, а вы, братья мои из Испании и Мальорки, что вы думаете относительно такого вызова?

— Я ищу, как его получше обосновать, — ответил дон Педро, который ехал вместе с королем Мальорки, по правую руку Принца, тогда как Чандос ехал по левую. — Клянусь святым Иаковом Компостеллским, многие из этих горожан легко перенесли бы обложение налогом. Взгляните на тонкие сукна и бархат, которые носят эти мошенники! Честное слово, будь они моими подданными, они были бы рады носить грубые сукна да кожу, иначе я бы уж расправился с ними. Но, может быть, лучше стричь овец, когда шерсть отрастет?

— Мы гордимся тем, что правим свободными людьми, а не рабами, — холодно отозвался Принц.

— Что ж, у каждого свой вкус, — небрежно бросил дон Педро. — Carajo![82] Какое прелестное личико вон там в окне! Прошу вас заметить дом и прислать нам девочку в аббатство.

— Нет, брат мой, это нет! — нетерпеливо воскликнул Принц. — Я уже не раз имел случай разъяснить вам, что у нас в Аквитании так не делается.

— Тысячу раз прошу прощения, дорогой друг, — ответил испанец, ибо смуглые щеки английского принца вспыхнули гневным румянцем. — Находясь в изгнании, я чувствую себя у вас почти как дома и по временам забываю, что еще не вернулся в Кастилию. Действительно, в каждой стране свои нравы и обычаи; но я обещаю вам, Эдуард, что когда вы окажетесь у меня в гостях, в Толедо или в Мадриде, вы не будете желать тщетно дочки какого-нибудь простолюдина, до которой вы снизойдете, бросив на нее благосклонный взгляд.

— Ваша речь, сир, — сказал Принц еще холоднее, — не такая, какую я хотел бы слышать от вас. Меня не привлекают подобные амурные истории, о которых вы говорите, и я поклялся, что мое имя никогда не будут соединять с именем иной женщины, кроме моей навеки дорогой супруги.

— Вот низменный образец истинного рыцарства! — воскликнул Педро, а король Мальорки, Иаков, напуганный суровостью их всемогущего покровителя, резко потянул за одежду своего товарища по изгнанию.

— Будьте осторожны, кузен, — прошептал он, — ради пресвятой Девы будьте осторожны, ведь вы рассердили его.

— Подумаешь! Не бойтесь! — отозвался испанец также вполголоса. — Если я промахнусь при одном поклоне, то уж, верно, угожу при следующем. Вот глядите! Дорогой кузен, — продолжал он, повертываясь к Принцу, — ваши ратники и лучники — отличные, крепкие воины. Действительно, было бы трудно состязаться с ними.

— Они побывали в далеких странах, сир, но до сих пор не встретили себе равных в бою.

— И, вероятно, не встретят. Смотрю я на них, и мне кажется, я снова сижу на своем престоле. Однако, скажите мне, дорогой кузен, что мы будем делать дальше, когда прогоним этого ублюдка Генриха из королевства, которое он стащил.

— Мы будем просить короля Арагонского, чтобы он вернул престол нашему брату Иакову, королю Мальорки.

— О благородный и великодушный Принц! — воскликнул монарх-коротышка.

— А когда это свершится, — сказал король Педро, косясь на молодого завоевателя, — мы объединим силы Англии, Аквитании, Испании и Мальорки. И нам будет стыд и позор, если мы не совершим какого-нибудь великого деяния, имея в своем распоряжении столь мощные военные силы.

— Вы правы, брат мой! — воскликнул Принц, и глаза его заискрились от предложения дона Педро. — Мне кажется, самое угодное пресвятой Деве, что мы могли бы сделать, — это изгнать язычников мавров из вашей страны.

— В этом мы с вами едины, Эдуард, как эфес с лезвием. Но, клянусь святым Иаковом, мы не позволим этим маврам потешаться над нами и из-за моря. Мы должны сесть на корабли и очистить от них Африку.

— Клянусь богом, да! — воскликнул Принц. — Моя заветная мечта, чтобы наше английское знамя развевалось над Масличной горой, а лилии и львы реяли над Святым градом.

— А почему бы и нет, дорогой кузен? Ваши лучники проложили дорогу в Париж, — почему же не в Иерусалим? А дойдя туда, ваше войско сможет отдохнуть.

— Нет, надо сделать больше, — заявил Принц, увлеченный честолюбивыми мечтами. — До сих пор еще не взят Константинов град и предстоит война против дамасского султана. А вслед за этим надо еще наложить дань на татарского хана и Китайскую империю. Ха! Джон, что вы скажете? Разве мы не можем продвинуться на Восток так же стремительно, как Ричард Львиное Сердце?

— Джон останется дома, сир, — сказал старый солдат. — Клянусь душой, пока я сенешал Аквитании, с меня хватит забот и по охране границы, которую вы мне доверили. Тот день, когда король Франции услышит, что между ним и мною лежит море, он назовет счастливым.

— Клянусь душой, Джон, — сказал Принц, — я никогда раньше не замечал, что вы так неповоротливы.

— Брехучий пес не всегда зверя берет, — отозвался старый рыцарь.

— Нет уж, верное сердце, я слишком часто испытывал вас и знаю, какой вы смелый. Но, клянусь моей душой, я не видел такой отчаянной давки с того дня, когда мы доставили короля Иоанна в Чипсайд!

Поглядеть на турнир собралась огромная толпа, покрывшая всю широкую равнину между полосой виноградников и берегом реки. Принц и его свита, находившиеся у северных ворот, видели внизу под ногами темное море голов, среди которого то там, то здесь яркими пятнами пестрели женские головные уборы, поблескивали шлемы лучников и ратников. Посреди этого огромного скопления людей арена казалась лишь узкой, зеленой полоской, окаймленной знаменами и широкими вымпелами, а белые пятна с развевающимися флажками показывали, где поставлены палатки, в которых облачались в латы участники турнира. От городских ворот и до помоста, предназначенного для Принца и его свиты, была проложена огороженная кольями дорожка. И по ней среди приветственных кликов огромной толпы медленно ехал Принц, его сопровождали оба короля, высокие государственные чиновники и длинная вереница лордов и дам, придворных советников, воинов; качались перья, вспыхивали драгоценности, лоснились шелка и блестело золото — это было такое зрелище роскоши и доблести, о каком можно только мечтать. Голова кавалькады уже достигла арены, а конец еще только прошел городские ворота, ибо представители и представительницы всего, что было прекрасного и славного, собрались здесь из всех местностей, омываемых Дордонью и Гаронной: смуглые рыцари с жаркого юга, пылкие воины из Гаскони, элегантные придворные из Лимузена и Сентонжа и отважные молодые англичане из-за пролива. Были здесь также и красавицы брюнетки Жиронды, чьи глаза сверкали ярче их драгоценных каменьев, а рядом ехали их белокурые сестры из Англии, прямоносые, с четкими чертами лица, закутанные в лебяжий пух и горностай, ибо воздух был резок, несмотря на яркое солнце. Медленно извиваясь, подползал длинный сверкающий поезд к арене; наконец, каждая лошадь была привязана поджидавшим ее конюхом, а каждый лорд и каждая дама уселись на длинных, обитых бархатом и гобеленами и украшенных гербами скамьях, которые тянулись по обе стороны арены.

Участники турнира стояли на том ее конце, который был ближе к городским воротам. Здесь, перед их палатками, развевались ласточки Одлея, розы Лоринга, червленые поперечники Уэйка, лев Перси и серебряные крылья Бошанов. Каждое знамя держал оруженосец, одетый в свободную зеленую одежду; оруженосцы изображали тритонов, и потому в левой руке у них были огромные полукруглые раковины. Позади палаток громадные боевые кони рыли копытами землю и ржали, а владельцы сидели у входа в палатки, положив шлемы на колени, и беседовали о порядке выступлений. После громкого туша фанфар герольд возвестил имена и гербы рыцарей, которые готовы ради чести своей страны и любви к своим дамам сразиться со всеми, кто окажет им честь сразиться с ними. Зрители встретили взрывом восторга второго герольда, который, двигаясь с другого конца арены, объявил имена пяти хорошо известных и прославленных рыцарей, принявших вызов.

— Честное слово, Джон, — сказал Принц, — пожалуй, вы были правы. Ха, мой любезный д'Арманьяк, кажется, наши здешние друзья не слишком будут огорчены, если английские воины проиграют.

— Может быть, сир, — ответил гасконский дворянин. — Я нисколько не сомневаюсь, что в Смитфилде или Виндзоре английская толпа тоже будет приветствовать своих соотечественников.

— Клянусь, это легко понять, — смеясь, отозвался Принц, — вон несколько десятков английских лучников на том конце орут так, словно намерены перекричать огромную толпу. Боюсь, что не очень-то громко придется им нынче кричать и приветствовать своих, ибо мой золотой кубок едва ли переплывет пролив. А каковы условия турнира, Джон?

— Участники должны выиграть не менее трех схваток, а победа останется за той партией, которая выиграет наибольшее число схваток, причем каждая пара сражается до тех пор, пока у одного из противников не окажется явного преимущества. Тот из победителей, кто будет биться лучше всех, получит приз, а лучший в другой партии — пряжку с драгоценными каменьями. Отдавать ли приказ, чтобы зазвучали нагары?

Принц кивнул, трубы грянули, участники турнира двинулись вперед друг за другом, и каждый встретился со своим противником посреди арены.

Сэр Уильям Бошан упал, сраженный копьем многоопытного Капталя де Буша, сэр Томас Перси победил лорда Мюсидана, а лорд Одлей выбил сэра Пердюка д'Альбера из седла. Однако кряжистый Де Клиссон возродил надежды нападающих, сбросив наземь сэра Томаса Уэйка из Йоркшира. Пока трудно сделать выбор между атакующими и атакуемыми.

— Клянусь святым Иаковом из Сантьяго! — воскликнул дон Педро, и на его бледных щеках даже проступил легкий румянец. — Пусть победит кто угодно, но это — славное состязание.

— Назовите мне следующего защитника чести Англии, Джон? — спросил Принц, и голос его дрогнул от волнения.

— Сэр Найджел из Хампшира, сир.

— Ха! Он человек большой храбрости и искусно владеет любым оружием.

— Это верно, сир. Но зрение у него, как и у меня, для войны не годится. И все-таки он может разить копьем или наносить удары так же весело, как и всегда. Ведь это именно он, государь, выиграл золотую корону, когда ее величество королева Филиппа, ваша матушка, после разгрома Кале устроила состязание всех рыцарей Англии. Я слышал, что в замке Туинхэм есть шкаф, который ломится от призов.

— Надеюсь, что к ним прибавится и мой кубок, — сказал Принц. — Но вот едет германский рыцарь, и, клянусь душой, он кажется человеком очень достойным и смелым. Пусть они бьются трижды, ибо победа слишком важна, одна схватка не может решить всего.

В это время, под звуки труб и приветственные клики гасконской партии, последний из нападающих смело выехал на арену. Это был очень крупный человек, весь в черных доспехах, без всяких украшений и геральдических знаков, ибо все светское и показное запрещалось правилами того военного братства, к которому он принадлежал. Ни перо, ни герб не украшали его простой шлем, а на копье не было даже обычного вымпела. За плечами развевался белый плащ, на левой стороне которого резко выделялся широкий черный крест, прошитый серебром, — хорошо известная эмблема рыцарей тевтонского ордена. Под ним был конь, такой же массивный и черный и такой же строгий, как он сам. Всадник не поднимал его на дыбы, не заставлял скакать галопом, как делают обычно рыцари, желая показать свою власть над лошадью. Торжественно и сурово склонил рыцарь голову перед Принцем и занял свое место на дальнем конце арены.

Почти одновременно из загородки выехал сэр Найджел, пронесся галопом по арене и перед помостом Принца остановил своего большого коня так внезапно, что тот сел на задние ноги. Весь в белых доспехах, с гербом на щите и страусовым пером на шлеме, с развевающимся знаменем и играющим под ним конем, он казался таким непринужденным и радостным, что вся толпа вокруг арены разразилась аплодисментами. С видом человека, который спешит на веселый праздник, он приветственно помахал копьем, натянул поводья и направил бившую копытами лошадь, не давая ей коснуться передними ногами земли, на предназначенное ему место.

Внезапная тишина воцарилась в этой огромной толпе людей, когда два последних противника оказались друг против друга. Исход их состязания как бы обретал двойной смысл: на карту была поставлена не только их личная слава, но и честь их партий. Оба считались знаменитыми воинами, но так как они пожинали успех в очень отдаленных друг от друга странах, им еще ни разу не довелось скрестить копья. Схватка между этими двумя людьми сама по себе уже должна была вызвать живейший интерес, от нее к тому же зависело, на чьей стороне будет сегодня победа. Одно мгновение они медлили: германец — хмурый и сдержанный, и сэр Найджел, в ком каждая жилка трепетала от нетерпения и пламенной решимости. Затем толпа зрителей как бы сразу глубоко вздохнула, с руки гофмаршала слетела перчатка, и оба закованных в латы всадника сшиблись. Казалось, перед помостом Принца ударил гром. Хотя германец и пошатнулся от удара англичанина, но он так метко, в свою очередь, нанес удар по забралу противника, что застежки лопнули, пернатый шлем разлетелся на куски, и сэр Найджел помчался галопом по арене, поблескивая на солнце обнаженной лысиной. В воздухе замелькали тысячи развевающихся шарфов и подброшенных шапок. Это показывало, что первая схватка кончилась в пользу представителя популярной партии.

Рыцарь из Хампшира не принадлежал к числу тех, кого неудача может лишить уверенности. Он пришпорил коня, помчался к палатке и через несколько мгновений вернулся в новом шлеме. Во второй схватке противники показали настолько равные силы, что самый строгий судья не мог бы определить, на чьей стороне перевес. Каждый высек искру из щита другого и каждый выдержал свирепый удар, точно слившись со своей лошадью. Во время последней схватки сэр Найджел всадил копье в германца с такой меткостью, что конец копья вошел в забрало и снес переднюю часть шлема, а немец, нацелившись слишком низко и несколько оглушенный противником, имел неосторожность ударить его по бедру, что являлось нарушением турнирных правил, и вследствие этого он не только вынужден был пожертвовать шансами на успех, но вынужден был бы также отдать оружие и коня, если бы английский рыцарь решил их потребовать. Английские солдаты заревели от восторга, но большая толпа, теснившаяся у ограды, зловеще молчала, тем самым как бы подтверждая, что чаша весов перетянула в пользу англичан и призы будут получены ими. Уже десять победителей выстроились перед Принцем в ожидании его решения, когда вдруг резкий рев рога, зазвучавший с дальнего конца арены, заставил все взоры обратиться к неожиданно появившемуся новому лицу.

 

Глава XXIV