Глава X. Северо-западные атоллы

 

 

Море бурлит?

Море убегает,

Вот показывается земля,

И Мауи вступает на нее.

 

(Песня с Ракаханги)

 

 

Когда самые древние мореходы Тихого океана совершали свое длинное плавание с островов Гильберта на острова Общества, они встретили на своем пути архипелаг Феникса. Еще до наших дней остатки храмов из кораллового известняка свидетельствуют о давних поселениях. Далее на юго-восток расположены обитаемые атоллы Манихики, Ракаханга и Тонгарева (Пенрин). Эти маленькие низменные острова, по-видимому, не привлекали к себе древних поселенцев, которые лишь на время занимали их. Мореходы лелеяли мечты о лучших землях, что лежали впереди. Однако, когда численность населения Центральной Полинезии настолько выросла, что пришлось вновь искать необитаемые земли, на эти атоллы вторично прибыли люди с Раротонги и Таити. Только на Тонгареве еще сохранилась легенда о древнем заселении острова до появления таитянских мореплавателей.

В 1929 г. я посетил Манихики и Ракахангу вместе с судьей Эйсоном, постоянным комиссаром на архипелаге Кука, и его сотрудниками. Мы отплыли от Раротонги на шхуне «Тиаре Топо-ро» под умелым управлением капитана Виго Расмуссена. На Ракаханге судья Эйсон провел заседание суда, с целью выяснить генеалогии различных семейств и их предков. Это должно было послужить основанием при разборе претензий на землю, которые могли со временем возникнуть. Воспользовавшись любезностью суда, я присутствовал на заседаниях и составил полную систему местных генеалогий.

Как Манихики, так и Ракаханга представляют собой маленькие атоллы, в основании которых лежат коралловые рифы, окаймляющие внутренние лагуны. Ни на одном из атоллов не имеется прохода через риф, доступного для судна. Чтобы произвести разгрузку, шхуна приближается к рифу насколько это возможно, а лодки с балансирами перевозят на берег пассажиров и грузы. Старый тип ладьи исчез; современные лодки делаются из привозного распиленного леса. Хотя им стали придавать плоскодонную форму с острым носом и кормой, балансир все-таки сохранился. Туземцы подгребают вплотную к рифу и терпеливо ждут, пока набежит достаточно высокая волна. Тогда они начинают ожесточенно грести. Волна поднимает лодку над верхним краем рифа, и, если глубина достаточна, лодка переносится через риф во внутреннюю лагуну. Если волна недостаточно велика, лодка садится на риф, а команда вылезает и придерживает суденышко, чтобы его не унесло обратно убегающей волной. Когда вода убывает, с отвесного внешнего края рифа видна зияющая и бурлящая внизу пропасть. Рассказы о смельчаках, которых морские волны навеки погребли в коралловых пещерах, разумеется, не способствуют успокоению вновь прибывших путешественников. На этих атоллах, поднимающихся над уровнем моря всего на 10–20 футов, не было ни съедобных растений, ни животных, ни сырья, которыми изобилуют вулканические острова Центральной Полинезии. Тем с большим уважением должны мы отнестись к древним поселенцам, которые прибыли сюда с цветущих, возделанных земель Таити и Раротонги. Обосновавшись на этих негостеприимных островах, они скоро приспособились к неблагоприятной среде. На коралловых атоллах нет ни хлебного дерева, ни бананов, ни пизангов, ни сладкого картофеля, ни ямса, ни арроурута, а также не разводятся домашние животные. Только кокосовые пальмы пышно разрослись здесь и стали основным источником растительной пищи. В глубоких расщелинах и широких искусственных рвах, заполняющихся солоноватой подпочвенной водой, выращивается пурака — разновидность таро. На коралловых островах широко употребляются в пищу плоды пандануса, которыми на вулканических островах обычно пренебрегают. Едят здесь также плоды нони (Morinda citrifolia), но они издают сильный и неприятный запах и могут показаться съедобными только во время сильного голода. На атоллах не растут также дикий хибискус и разновидности крапивы, которые на всех других островах служат сырьем для снастей. Лески и сети изготовляются из волокнистой коры пальмового ствола, а обычные веревки — из главной жилки листа кокосовой пальмы.

Однажды, когда я еще начинал знакомиться с местными условиями жизни, мне довелось наблюдать, как молодой человек забрался на кокосовую пальму, чтобы сорвать несколько орехов и выпить их содержимое. Он срезал лист молодой кокосовой пальмы и вырезал несколько жгутов из средней жилки. Затем, чтобы размягчить жгуты, он похлестал ими по стволу дерева и даже пожевал их. Связав концы прямым узлом, юноша прикрепил петлю к ноге и быстро влез на дерево.

Высокого строевого леса на этих островах было очень мало, и до того как сюда стали завозить распиленные доски для постройки лодок, использовали только два вида деревьев. Чтобы избежать потери древесины при выдалбливании челноков, местные жители раскалывали деревья на доски. Как уже упоминалось выше, из-за отсутствия базальта инструмент здесь изготовляли из раковин тридакны.

Для выделки одежды служили листья кокосовой пальмы или переплетенные листья пандануса, потому что на атоллах нет бумажной шелковицы, которая в остальной Полинезии дает сырье для лубяной одежды. Здесь не хватает даже дров: чтобы приготовить пищу на костре, собирали скорлупу кокосовых орехов, а также сухие цветы и кору все той же кокосовой пальмы.

Только в одном отношении природа оказалась благосклонной: рыба изобилует здесь как в лагуне, так и в открытом океане. В океане водится множество летающей рыбы и бонитов; в лагунах — неистощимый запас ракообразных, моллюсков и устриц-жемчужниц. Однако последних ели лишь при очень затруднительных обстоятельствах. Съестные припасы пополнялись бесчисленным количеством лангустов, а также наземных и кокосовых крабов.

На Ракаханге мне довелось принять участие в охоте на кокосовых крабов. Когда наши хозяева заметили, что мне понравилась та часть краба, которую чужестранцы обычно находят слишком жирной, — они сняли табу с ловли крабов на одном из островов. Мы охотились на них ночью с факелами из пучка сухих листьев кокосовой пальмы. С наступлением темноты крабы вылезают из своих щелей и расползаются во все стороны; некоторые из них забираются даже на стволы деревьев. Кокосовые крабы — противные жирные твари пурпурно-синего цвета. Своими громадными клешнями они могут начисто отхватить палец, если вовремя не остережешься. Местные жители ловко хватают крабов и связывают их жгутами из жилок кокосовых листьев таким образом, что клешни не могут раздвинуться для нападения.

Мы ловили рыбу за пределами лагуны также при свете факелов. Рыба собирается на свет, и ее бьют копьями или полосовым железом. В мелких местах морских раков давят ногой, затем хватают руками и переворачивают вверх брюхом, чтобы избежать ударов их сильных хвостов; улов собирают в привязанную к поясу корзинку.

Ночью же мы вышли на лодках во внутреннюю лагуну рыбачить при свете факелов.

На носу лодки стоял опытный рыбак. Он держал сачок с длинной рукояткой, а другой рыбак с факелом стоял позади него. Где бы ни появлялась рыба: на поверхности ли, глубоко внизу, справа или слева от лодки, — сачок опускался в воду и всегда вытаскивал добычу. Все движения были точны и уверенны. Понятно, что такая высокая ступень мастерства возникла из необходимости наиболее полно использовать все возможности, которые предоставляла здесь неблагоприятная природа. Выше уже приводилась легенда о том, как Мауи выудил землю и как во время битвы с Хуку он наступил на нее и отделил Манихики от Ракаханги. Первым человеком на Ракаханге, по преданию, был Тоа — вождь, потерпевший поражение на Раротонге. Оттуда он прибыл примерно в середине XIV в.

Этого Тоа, судя по преданию, мало занимали жреческие обряды, и, высадившись на острове, он не воздвиг обычного храма, чтобы отблагодарить богов, которые помогли ему благополучно добраться до берега. С ним приехали только члены его семьи, и, чтобы обеспечить мужское потомство и продолжение человеческого рода на острове, он вступил в кровосмесительную связь со своими дочерьми.

Спустя полтораста лет Тангихоро и Нгаро-пурухи отправились с Ракаханги в плавание к чужим землям. Игаро-пурухи привез оттуда домой двух похищенных богов — Те Пуа-ренга и Те Уру-ренга. Он построил один храм на острове Манихики для поклонения Те Пуа-ренга, а другой — на Ракаханге, в честь Те Уру-ренга; считается, что это были два первых храма на атоллах. Нгаро-пурухи, по-видимому, познакомился со своими богами у второстепенных таитянских жрецов; если бы он побывал в Опоа, то вернулся бы с более богатыми ритуальными принадлежностями и с более сложной мифологией.

Здесь не знакомы с главными богами и героями островов Кука. Однако Тангароа все же известен здесь в качестве хранителя огня в подземном царстве. По преданию, Мауи, внук Тангароа, победил своего деда в рукопашной схватке и узнал тайну огня. В местном варианте легенды рассказывается о том, как Мауи старался добыть огонь при помощи трения. Две ручные морские птицы, принадлежавшие Тангароа, якобы сидели на нижнем куске дерева, который благодаря этому оставался неподвижным, пока Мауи двигал верхнюю палку взад и вперед по желобу. Когда работа была закончена, неблагодарный Мауи, верный своей коварной натуре, ударил обуглившимся концом палки по головам обеих птиц. С тех пор все семейство этих птиц носит на головах черные метки.

Через несколько поколений потомки Тоа образовали две группы, причем во главе каждой стоял вождь — арики. Одного из них звали Уаинга-аиту, другого — Уака-хео. Эти имена не встречаются ни в одном из преданий остальной Полинезии.

С течением времени жители Ракаханги стали посещать остров Манихики и посадили там кокосовые пальмы; установились периодические ежегодные переселения жителей с одного атолла на другой. Через год поочередно на каждом из островов кокосовые пальмы оставались неиспользованными, земля лежала под паром, а крабы и рыбы жили в полной безопасности. У предводителя Уака-хео была якобы чудесная власть над стихиями, и, сидя в своей быстрой двойной лодке, он руководил всей флотилией во время переселений с острова на остров. Несмотря на это, все же иногда случались несчастья, когда во время 25-мильного переезда неожиданно разыгрывался шторм. Уже после того как в 1849 г. здесь обосновались миссионеры, во время одного урагана погибла масса людей. Чтобы прекратить ежегодные миграции, миссионеры убедили жителей разделиться на две группы и создать постоянные поселения на обоих атоллах.

Хотя центральнополинезийская мифология выступает на Манихики и Ракаханге в сокращенном виде (природа атоллов вообще многое ограничила), все же в основном культура населяющих их племен родственна культуре Центральной Полинезии. В диалекте островов звук «wh» вытесняет таитянское «Ь», и он больше напоминает диалект Новой Зеландии, чем архипелагов Кука и Общества. В основе лунного календаря, где каждая ночь месяца имеет особое название, лежит центральнополинезий-ский образец. Названия почти всех ночей совпадают с установившимися на Раротонге и Таити.

Остров Тонгарева расположен на 9° южной широты и на 157°10′' западной долготы. Это самый большой и самый северный из атоллов, находящихся в ведении администрации архипелага Кука. Он состоит из рифа, образующего отдельные маленькие островки, рассеянные по рифу на 40 миль в окружности. Внутри кольца заключена лагуна площадью в 108 квадратных миль. В отличие от Ракаханги и Манихики на Тонгареве есть три пролива через риф, по которым проходят в лагуну небольшие суда. Ширина самого большого западного пролива — 40 ярдов, при глубине 21 фут. Благодаря этим проходам во внутреннюю защищенную лагуну Тонгарева служит портом-убежищем для торговых шхун архипелага Кука в период ураганов, который тянется с ноября по апрель.

«Тиаре Тапоро» проделала прекрасную прогулку и подошла к Тонгареве сквозь западный пролив в рифе. Судно подошло к пристани у главной деревни Омока. Местное население, которое знало о нашем приезде, собралось на набережной перед навесом. Впереди стоял Па, самый старый туземец. Как только мы ступили на берег, Па поднял руку и жестом попросил нас остановиться. Он произнес заклинание, чтобы умиротворить незримые силы земли и снять табу с чужестранцев. Потом приблизился и сказал: «По древнему обычаю Тонгаревы, я не мог подойти к тебе и ты не мог подойти ко мне, пока обряд не был выполнен».

Мы пожали друг другу руки и обменялись приветствиями, каждый на своем диалекте. Хотя мы и не поняли друг друга дословно, но уловили, что каждый из нас выразил другому доброжелательные чувства. Остальные жители также подошли к нам, и, обменявшись с ними рукопожатиями, мы переступили порог тонгаревского общества.

На следующий день после нашего приезда судья Эйсон провел судебное заседание с целью выяснить генеалогии туземцев. Мне довелось слышать, как один из наиболее влиятельных вождей Омоки — Тупоу Исаиа рассказывал свою родословную, которой предшествовало вступление. Привожу отрывок из его вступительной песни:

 

Родословная ведет в прошлое,

В прошлое, под небо наших предков.

Происхождение восходит к прошлому,

К прошлому, к роду Атеа.

Надежно свяжи нить своих знаний,

Пусть связь будет прочной,

Пусть узел будет крепким,

Пусть нить не развязывается.

Родословная ведется от далеких времен,

От семейства Ики,

От детей Атеа и Хакахоту.

 

Хотя мифология Тонгаревы сохранилась не во всех подробностях, из этой песни все же удается установить тот важный факт, что и здесь Атеа и Хакахоту считались первыми создателями вселенной. Хакахоту — это местный вариант таитянской богини Фа'ахоту, которая оспаривает у Папы роль первоначального женского элемента. С Хакахоту связано представление о развитии мира из кораллового отростка. Поэтому вполне естественно, что ее предпочли здесь Папе, которая выражает представление о созидании большой земли. Хакахоту характерна для мифологии коралловых атоллов, а Папа — для легенд вулканических островов.

Согласно тонгаревской мифологии, союзу Атеа и Хакахоту обязаны своим появлением на свет 11 отпрысков. Среди них фигурируют Тане, Тангароа и Ронгонуи — главные боги островов Общества и Кука, которые заимствованы из теологии Центральной Полинезии. Остальные божества местного происхождения. Главный среди них — Те Пороуранги, от которого ведет свое начало человеческий род.

Среди прославленных предков тонгаревцев числится мореплаватель Махута. По преданию, он жил ранее на Ракаханге, но из-за семейных неурядиц отправился на Таити, где женился на дочери туземного вождя по имени Ту-те-коропанга. Другого предка, мореплавателя Таруиа, считают тем самым вождем с острова Аитутаки, которого некогда обманул Руатапу. Таруиа высадился на острове Токерау, где воздвиг марае и оставил на постоянное жительство сына Титиа с несколькими спутниками. Сам он поплыл на Таити, где повстречал Махуту и указал ему, как добраться до Тонгаревы. Для путешествия на Тонгареву Махута снарядил большую ладью «Ваимеа». Судно было якобы настолько велико, что, когда оно проплывало через западный пролив, достигающий 40 ярдов в ширину, балансир ударился о большую скалу, которая возвышалась на берегу. Более вероятно, что причиной аварии был ветер или течение. Махута считается потомком Ики, о котором упоминалось во вступительной песне к генеалогии вождя. Этому предку приписывается разведение на острове кокосовой пальмы и пандануса.

Первые поселенцы, якобы происшедшие от Атеа и Хакахоту, так долго жили на восточных островках атолла, что позднейшие мореплаватели считали их появление здесь одновременным с возникновением самих островов. И то и другое они отнесли ко временам Атеа. По преданию, Махута вступил в дружественные отношения с древними поселенцами и выдал свою дочь Покироа за их вождя Пуруа. От времен Махуты и Таруии до 1900 г. нашей эры генеалогии насчитывают 18 поколений. Таким образом, вторичное заселение этого острова с Таити произошло в середине XV в. По генеалогиям архипелага Кука Руатапу, современник Таруии, жил на столетие раньше. Возможно, однако, что из-за трудности запоминания генеалогии острова Тонгаревы были сокращены. Короткие родословные свидетельствуют о том, что генеалогии не играли большой роли до тех пор, пока не началось расслоение общества и вожди не испытали потребности укрепить свое положение при помощи длинных родословных, доказывающих их происхождение от богов.

Итак, по преданиям, потомки Атеа и мореплавателей Махуты и Таруии заселили несколько атоллов; здесь образовалось три различных центра развития культуры и последующего расселения. По мере того как увеличивалось население, полинезийцы заселяли все годные для обитания острова. Большой остров, где расположена Омска, начал заселяться с Двух противоположных концов независимыми группами, которые продвигались навстречу друг другу. Когда они сошлись на середине острова, между двумя округами — Омока и Моту-кохити — была установлена пограничная линия. Каждая округа возглавлялась вождем, и они часто воевали между собой. Плавая по лагуне, я заметил в роще кокосовых пальм широкую просеку и удивился, почему здесь понапрасну пропадает много земли. Мне объяснили, что эта широкая вырубка существовала в течение многих поколений и служила границей между округами. Когда одна из сторон пыталась засадить часть просеки кокосовыми пальмами, жители другой округи немедленно вырывали деревья. Дальнейшие попытки истолковывались уже как основание для начала войны и влекли за собой враждебные действия. Ни одной округе не удалось полностью покорить другую, и поэтому остров не имеет единого названия. Да и к чему было единое название для острова, состоящего из двух, никогда не объединявшихся округ?

Чтобы сторожить кокосовые орехи, местные жители обитали на своих участках, разбросанных по многочисленным островкам. После того как в 1854 г. население было обращено в христианство, оно стало группироваться в поселках вокруг церквей, выстроенных на четырех островах. В 1864 г. бесчеловечные перуанские работорговцы внезапно напали на этот атолл. Местные пастыри помогли работорговцам уговорить жителей отправиться за море, чтобы заработать там деньги и воздвигнуть лучшие церкви во славу божью. Не менее 1000 туземцев бросили свои очаги и погибли на чужбине. Население настолько сократилось, что две деревни совсем обезлюдели, а оставшиеся жители разместились в деревнях — Омска и Таутуа.

Ко времени моего посещения архитектура жилищ деревни Омска не представляла исторического интереса. Все дома были выстроены из досок, укрепленных на столбах, и крыты гофрированным железом. Все мои сведения о постройке домов в прежние времена я почерпнул исключительно из устных рассказов. Заинтересовавшись типом судов, я обнаружил, что старые лодки были совершенно вытеснены парусниками, сделанными из ввозного строевого леса.

«Не сохранилось ли у вас старого корпуса или какой-нибудь части лодки, которую я бы мог посмотреть?» — спросил я у своего хозяина.

«Нет, — ответил он, — после того как появились парусники, старые лодки стали разбирать на столбы для новых домов. Столбы вот этого Дома были сделаны из старой лодки».

Весь остаток дня я провел вместе с Па под крышей этого дома. Па распространялся о каждом столбе, опознавая в нем часть киля или доску из корпуса лодки. Я слушал его с рулеткой и записной книжкой в руках и был рад даже тем крохам сведений, добыть которые мне удалось. Не считая зарисовок, сделанных художником Хорисом во время экспедиции Коцебу в 1815 г.[42], эти столбы являются единственным материальным свидетельством о старинных ладьях Тонгаревы.

Значительную часть времени, проведенного на Тонгареве, я посвятил археологическому изучению храмов — марае. На различных островах было расположено 24 марае, названия которых жители еще помнили. Из базы на Омока я объездил все окрестности атолла.

Марае представляли собой прямоугольные площадки длиной от 70 до 110 футов и шириной от 60 до 100 футов. На некотором расстоянии друг от друга вдоль четырех ее сторон воздвигались прямоугольные столбы из кораллового известняка. Чтобы оградить прямоугольную площадку, пространство между столбами заполняли оградой из небольших глыб коралла высотой до 10 дюймов. В большинстве случаев марае располагались невдалеке от побережья на обращенной к морю части острова. К морю выходила задняя часть марае с самыми высокими столбами. Внутри площадки невдалеке от задней стенки возвышалась платформа, сложенная из известняковых плит, которые ставились на ребро и образовывали прямоугольную ограду высотой около 2 футов. Внутреннее пространство заполняли кусками коралла. Земля на площадке была усыпана коралловым гравием.

Помимо марае, на некоторых островах мы видели многочисленные развалины домов. Основание дома обычно ограничивал низкий барьер из плит кораллового известняка, поставленных на ребро, чтобы предохранить от распыления измельченный коралловый гравий, которым засыпали пол. Коралловый известняк, применявшийся для оград домов и столбов в марае, напоминал по своему виду искусственный материал. Это вызвало к жизни теории об угасшей древней цивилизации, носителям которой был известен цемент. Если бы авторы этих ошибочных высказываний взглянули на берега островов, окруженных коралловыми рифами, они увидели бы естественные напластования кораллового известняка, из которого полинезийцы высекали свои плиты.

Исследуя различные атоллы, я добрался до маленького островка Те Казн конусообразной формы, с впадиной посередине. Поверхность углубления пересечена тропинками, выложенными большими плоскими камнями; некоторые тропинки выходят за пределы впадины и спускаются вниз к воде. Здесь встречаются также небольшие прямоугольные площадки, выложенные коралловым гравием, который заметно отличается от острых ветвистых кораллов, намытых на берег во время штормов. Торговец Ламонт, потерпевший крушение у Тонгаревы в 1853 г., увидел эту впадину с расходящимися от нее тропинками и написал позднее, что это место служило, вероятно, для отправления каких-то особых таинственных культов.

Однако мой спутник Тупоу Исаиа дал мне простое и правильное объяснение происхождения этой впадины.

«Те Казн был когда-то важной стоянкой для рыболовных лодок. Вы видите по самому положению острова, что здесь можно ловить рыбу в море, проливе и лагуне. Для защиты от солнца рыбаки приносили с собой листья кокосовых пальм. Прежде чем прилечь отдохнуть, они рассыпали по земле коралловый гравий, чтобы их сон не тревожили острые углы ветвистых кораллов. Так как передвигаться по острым выступам было очень трудно, рыбакам пришлось также выложить тропинки плоскими коралловыми плитами. Вы видите, что тропинки от края впадины ведут к морю, северо-западному проливу и лагуне. Рыбаки проложили удобные тропинки ко всем тем местам, где в различное время в зависимости от ветра и прилива было больше рыбы. Дорожки протянулись также и в четвертом направлении — к соседнему острову, куда рыбаки могли пройти к своим временным жилищам, находившимся в защищенной от ветров впадине».

«Благодарю вас, — сказал я, — все это очень просто, правдоподобно и опровергает предположение о происходивших якобы здесь отправлениях особых культов».

Здесь я обнаружил, что часть жителей помнила меня как доктора со времени моего прошлого пребывания на Раротонге, когда я помогал постоянному врачу. Поэтому по утрам, прежде чем приступить к своим обычным этнологическим занятиям, я принимал процессии больных.

День отъезда с островка Те Казн настал очень быстро. Жители деревни Таутуа, расположенной на другом берегу лагуны, пригласили меня навестить их перед отъездом. Население собралось перед домом вождя.

На веранде стоял стол. На него положили оловянную тарелку. Воздев руки, вождь закричал так, чтобы все могли его слышать: «Вот две жемчужины, великолепные по форме и по цвету. Каждая из них стоит по крайней мере пять фунтов». Он положил жемчужины на тарелку и начал перекатывать их во все стороны. На лице его было написано неподдельное восхищение.

«А теперь, — сказал вождь, — проявите уважение к своему сородичу и благодарность врачу. Наполните это блюдо ровно катающимися жемчужинами».

Толпа подалась вперед. Все развязывали уголки носовых платков или открывали спичечные коробки. Они выкладывали свои дары на оловянную тарелку, а вождь бегло подвергал их критическому осмотру. Некоторые из них просили прощения за бедность своих приношений, объясняя это тем, что им не везет. Я чувствовал себя скверно, но условности тонгареванского гостеприимства связывали меня по рукам и ногам.

В деревне Омока жители подходили ко мне поодиночке и вносили свою долю в мои жемчужные запасы.

Па сказал мне: «Эти жемчужины не так хороши, как я хотел бы, но я теперь уже слишком стар, чтобы нырять».

Я с благодарностью пожал ему руку и отвечал: «Вы одарили меня жемчужинами из глубины своей мудрости. Они намного превосходят любые жемчужины, которые можно добыть из глубины моря».

На прощание мы потерлись носами с Па и Ма. Их морщинистые добрые лица были только как бы связующим звеном со старым миром, который уступал место новому. На корабль нас сопровождала лодка, нагруженная зелеными кокосовыми орехами. «Чтобы было что пить в дороге», — говорили провожающие.

Когда мы миновали западный пролив, я махнул на прощание рукой большой скале, возвышавшейся над рифом. Эта скала как страж стояла над островом; это она отломила когда-то балансир у большой ладьи предка Махуты.

Хотя жители Тонгаревы не так искусны в ремесле, как их южные соседи, но по натуре они так же честны и добродушны. Жемчужное ожерелье, которое носит моя жена, я высоко ценю как знак внимания моих родственников с отдаленного острова, что стоит на древнем пути, ведущем в сердце Полинезии.