Глава VI. Первые мореплаватели переселенцы

 

 

Внутри морского круга

Находится замечательная рыба,

Замечательная рыба,

Над которой вздымается радуга,

Стягивающая необъятный океан.

Это моя страна.

 

(Заклинания острова Аитутаки)

 

 

Смельчаки, направившие свои ладьи по неизведанному Тихому океану, умели не только водить суда, но и ловить рыбу в открытом море. Они выходили на лов рыбы и при этом вылавливали новые острова. Мифы придают рыболовному снаряжению древних рыбаков магическую силу, которая якобы давала возможность поднимать острова из морских глубин. Величайшим рыболовом всей Полинезии, был легендарный герой Мауи, древний открыватель новых земель. О ряде его героических подвигов спустя столетия любящие деды рассказывали своим благоговейно внимающим внукам. На каждом архипелаге существует свой особый вариант этого предания, с местными особенностями; к древнему мифологическому «улову» Мауи стали относить даже и те острова, которые он никогда не видел.

Привожу маорийский вариант легенды. Таранга родила четырех сыновей, а когда зачала в пятый раз, то разрешилась от бремени до срока и, завернув зародыш в пелену, опустила его в море. Тангароа, бог моря, сжалился над семенем жизни, которое, не достигнув зрелости, было обречено на гибель, и лелеял его, лаская водорослями и убаюкивая на тихих океанских волнах. Наперекор всем законам природы, зародыш ожил и превратился в крепкого мальчишку. По совету заботливого бога, мальчик ночью незаметно прокрался в материнский дом и улегся среди спящих братьев. Когда утром Таранга окинула материнским взглядом спящую детвору, она была изумлена, увидев незнакомого ребенка. В детстве я особенно любил, когда моя бабушка, рассказывая это предание и изображая Тарангу, загибала четыре пальца, от большого до безымянного, говоря:

«Мауи — впереди, Мауи — внутри, Мауи — с одной стороны, Мауи — с другой стороны». Потом она обычно смотрела с притворным изумлением на мизинец, который не имел имени и восклицала: «А это кто? Это не мой ребенок». Тогда раздавался писк не по годам развитого пятого младенца: «Но я же твой сын! Ты бросила меня, недоношенного, в огромный океан, но мой предок Тангароа сжалился надо мной и вырастил меня». Тогда мать прижалась носом к носу ребенка и сказала: «На самом деле, ты мой младший сын, и поэтому я назову тебя в честь пучка волос на моей макушке — Мауи-тикитики-а-Таранга».

Когда Мауи возмужал, он совершил много удивительных подвигов, но в течение всей своей жизни оставался злым проказником и обманщиком. В припадке зависти из-за того, что его шурин наловил больше рыбы, Мауи придавил его носом рыболовной лодки, когда они приставали к берегу. Вытянув затем нос, уши и позвоночник, он создал, таким образом, первую собаку, которую маорийцы называют Иравару, а жители Туа-моту — Ри. Мауи достал огонь в Махуики (преисподней) и научил людей добывать его при помощи трения кусков дерева, в котором был запрятан огонь. Овладев огнем, человек получил возможность варить пищу, которую он прежде ел сырой.

Мауи отправился к восточным воротам дня и с помощью скользящей петли из человеческих волос поймал Ра (Солнце) в то время, когда оно появилось из глубины ночи и собиралось начать свой некогда слишком быстрый дневной путь. С палицей в руке Мауи заставил Ра согласиться впредь, медленнее двигаться по небесному своду. Так люди стали пользоваться более длинным днем, в течение которого могли добывать и производить пищу.

Братья Мауи завидовали удаче героя и однажды, собравшись на рыбную ловлю, отказались взять его с собой. Согласно новозеландскому варианту предания, Мауи ночью спрятался в лодке под циновкой, а по варианту острова Мангаревы — превратился в крысу и скрылся под связкой веревок. Когда лодка далеко отплыла от берега, Мауи появился перед братьями и, невзирая на их протесты, заставил их плыть все дальше в море, пока они не достигли места, где водилась крупная рыба. Здесь, правда на очень короткое время, братья смогли отомстить проказнику. У Мауи не было приманки, и, как ни просил он своих братьев, они отказались поделиться с ним своими запасами. Тогда, как повествует новозеландское предание, Мауи ударил себя по носу с такой силой, что хлынула кровь. Образовавшийся сгусток Мауи наживил на свой крючок. Мангаревцы, очевидно, привыкшие к более основательным приманкам, рассказывают, что Мауи для этой цели оторвал себе ухо. Удочка с необычной приманкой опустилась и достигла дна моря. Однако добыча оказалась такой тяжелой, что ее с трудом вытащили из воды, действуя в такт магической песне. Наконец на поверхности воды появился чудесный остров, представлявший часть океанского дна. Так были подняты из морских глубин и установлены на определенных местах Северный остров Новой Зеландии, Тонга, Ракаханга, Гаваи'и и прочие крупные острова.

Участвуя в экспедиции музея Бишопа, я посетил атолл Ракахангу, где мне удалось присутствовать на представлении, изображавшем вылавливание острова. Сценой служила усыпанная гравием улица перед домом нашего хозяина. Мы занимали передние места на веранде. Жители деревни сидели с поджатыми ногами, расположившись по обеим сторонам улицы. Оркестр, состоявший из огромного барабана и двух расщепленных деревянных гонгов, отбивал такт. Участники хора расположились напротив нас на открытом дворе и пропели гимн в честь появления предка полинезийцев — Хуку. Глаза всех зрителей были устремлены на домик без крыши, расположенный поодаль; та, очевидно, находились артистические уборные. Наконец из-за угла домика появился рыбак. На нем была жалкая набедренная повязка и вместо обычной жирной краски тело было покрыто серой грязью, а на голове возвышался конус из коры, вроде того бумажного колпака, который надевают ленивым ученикам в американских школах. Из волокна кокосового ореха были сделаны бакенбарды, борода и усы, торчавшие самым неестественным образом. Рыбак стоял в центре разрезанного листа кокосовой пальмы, прикрепленного к его телу спереди и сзади и изображавшего рыболовную лодку. В руках у него были весло и короткая удочка с большим деревянным крючком. Останавливаясь время от времени, чтоб забросить удочку, он греб к кокосовому ореху, лежавшему посреди сцены. Рыбак внимательно разглядывал его из-за борта своей воображаемой лодки и восклицал: «А, вот он, нарост земли, на дне моря, который дорастет до его поверхности!» Под шум оркестра хор сообщил нам, что рыбак этот — предок Хуку из Раротонги, который, ловя рыбу, обнаружил наращивание суши. Хуку повернул лодку и поплыл обратно к Раротонге. Во время пути ноги его, высовываясь сквозь дно лодки, отбивали ритм по «дну океана» в такт музыке, ибо оркестр провожал его в обратный путь. Хуку захватила непогода: нос его кокосового листа то вздымался на головокружительную высоту, то падал в бездонную пропасть. Вдруг Хуку упал и барахтаясь пополз по земле. Мы решили было, что рыбак погиб, но лодка все же выпрямилась и в конце концов завернула за угол разрушенного дома в спокойную гавань на Раротонге. Тогда на сцене появилась молодая девушка, изображавшая старуху. Из нескольких кокосовых листьев она соорудила беседку и, войдя в нее, превратилась в Хине-и-те-папа, Хозяйку глубин, обитавшую на дне моря. Вот из-за угла появился другой рыбак в такой же, как у Хуку, лодке. Хор оповестил нас, что это Мауи Младший пришел навестить Хозяйку глубин. Мауи пригреб к беседке, отбросил от себя кокосовый лист и как бы погрузился на дно океана. Актер внес в представление элемент современности, постучав пальцем по продольной жилке одного из кокосовых листьев, образующих беседку. Затем Мауи сообщил Хозяйке глубин, что ей следовало делать на следующий день, когда он с братьями приедет сюда удить рыбу. После этого рыбак забрался в кокосовый лист, лежавший на дне океана, выплыл на поверхность и пустился в обратный путь.

После короткого перерыва из-за угла показался более длинный кокосовый лист, в котором разместились на этот раз три рыбака. Хор объявил, что три брата — Мауи Старший, Мауи Средний и Мауи Младший — отправляются на рыбную ловлю. Вблизи дома Хозяйки глубин их лодка встала на якорь. Насадив на крючок приманку, Мауи Старший забросил удочку. Хозяйка глубин послушалась Мауи Младшего и, прицепив к крючку рыбу определенной породы, дернула за удочку. Мауи Старший закричал от восторга и предложил братьям отгадать, какую рыбу он поймал. В этом состязании на сообразительность без труда выиграл Мауи-Младший, которому, все было известно заранее. Мауи Средний насадил на крючок другую приманку и поймал другую рыбу, причем Мауи Младший опять заранее правильно определил породу. Наконец, Мауи Младший насадил на свой крючок маленький кокосовый орех и ветку с зелеными листьями. Увидев эту приманку, Хозяйка глубин опять выполнила наставления и нацепила на крючок нарост земли, который заметил Хуку. Почувствовав, что крючок застрял, Мауи Младший принялся тянуть изо всех сил. Земля поднялась на поверхность в виде горы, вершина которой оказалась под серединой челнока. Мауи Младший соскочил с кормы на твердую землю. Тотчас вслед за этим лодка разломилась на двое, и два старших брата, находившиеся в носовой части лодки, рухнули в морскую пучину.

Я слишком увлекся содержанием и забыл об его интерпретации актерами. По ходу действия Хозяйка глубин воткнула крючок в кокосовый орех, лежавший посреди сцены. Мауи Младший, поднимая его на «поверхность», изображал процесс вылавливания земли очень выразительной мимикой. Когда кокосовый орех достиг уровня борта, Мауи Младший разорвал кокосовый лист и ступил на сушу. Что же касается старших братьев, то они упали с носа лодки и, дрыгая ногами, уползли со сцены.

В постановке было еще три акта, но о них не стоит подробно рассказывать. Возвратившись с Раротонги, Хуку узнал, что коралловый нарост достиг поверхности воды и им завладел Мауи. Началось сражение за новый остров. Сильно упершись ногами в землю, чтобы поднять противника, Мауи расколол нарост. Так образовались два атолла — Ракаханга и Манихики. Мне показали одну скалу во внешней лагуне на Ракаханге, где якобы отпечатался след Мауи. Разве можем мы теперь сомневаться в достоверности предания, располагая таким доказательством.

Поскольку остров считался выловленным со дна океана, то, естественно, к нему и относились, как к рыбе. Поэтому части островов обычно получали названия, соответствующие названиям различных частей рыбы. Нередко так поступали и с теми островами, происхождение которых не связывалось с преданиями о рыбной ловле. Так, остров Аитутаки хотя и не напоминает по форме ни одну из известных рыб, тем не менее подразделяется его обитателями на части, именуемые головой, туловищем, плавниками и хвостом. Как рассказывается в предании, остров-рыба прикреплен к океанскому дну крепкой лианой, словно якорем; устойчивость острова зависит от прочности узла, которым связан этот канат.

Эпиграф в начале этой главы настраивает на поэтические размышления, связанные с преданием. Стоя на самом высоком холме острова Аитутаки, я понял то поэтическое чувство, которое породило легенду. Склоны холмов одеты местными дикими деревьями; внизу, у подножья горы, они сменяются рощами кокосовых пальм, бананов и хлебных деревьев. На ровных участках у берега виднеются поля таро, а между деревьями просвечивают соломенные крыши хижин. И далеко от берега и вблизи него простираются мелкие лагуны Крутая, волнистая линия рифов отделяет остров от глубин Тихого океана. Вода сверкает гаммой цветов от зеленого в лагуне до глубокого пурпурного в открытом море за рифами. С вершины холма взгляд охватывает замкнутое кольцо рифов, а за ними — пурпурное водное пространство до самого, горизонта. И невольно вспоминаешь слова поэта, изображающие остров как земную песчинку «внутри морского круга». Этот круг так велик, а остров-рыба так мал, что оставалось только надеяться на крепость узла каната, привязывающего его ко дну моря.

Картина дополняется еще и радугой, так что вы, жители городов, наверное, позавидуете поэту, который мог петь: «Это моя земля».

Имена Мауи и других героев, превращенных легендами в полубогов, связываются с ранней стадией открытий. Они путешествовали так давно, что теперь уже трудно точно установить местоположение открытых ими островов; возможно, что они расположены за пределами Полинезии, в современной Микронезии, вдоль пути, по которому предки полинезийцев продвигались на свою новую родину. Можно с уверенностью сказать, что Мауи не достиг Новой Зеландии. Рассказы о его подвигах занесли с собой позднее первые полинезийские переселенцы и они же придали легенде местный колорит.

Сказания о подвигах более поздних мореплавателей, Раты и его непосредственных предшественников, связаны с некоторыми островами, которые как бы радиусами расходятся по направлению от Центральной Полинезии. Эти героические мореплаватели, несомненно, исследовали моря и острова Центральной Полинезии. Древние сказители и певцы, воспевая их достижения, особенно отмечали открытия необитаемых земель. Так, Купе открыл Новую Зеландию и, возвратившись из этой далекой южной земли в Центральную Полинезию, рассказывал: «Я видел там лишь порхающих голубей и слышал размеренное постукивание птицы-колокольчика, доносившееся из глубины леса».

Атиу-мури, открывший Атиу, назвал эту землю Энуа-ману, или «Царство птиц». Посетив в 1929 г. этот остров, я спросил у туземного вождя, почему первоначально его назвали Энуа-ману. Он ответил: «Когда Атиумурй пристал к берегу (Энуа), здесь обитали только ману (птицы)». Зная, что птиц на острове очень мало, я спросил на местном наречии: «Какие же именно ману?» — «О, — ответил вождь, — мотыльки и жуки». Слово ману означает любое живое существо, за исключением людей и четвероногих. Таким образом, упоминая о ману как о единственных обитателях островов, древние сказания стремились ярче оттенить деяния тех отважных героев, которые первыми преодолели огромный океан и среди его простора обнаружили новые земли.

Невозможно переоценить достижения древних открывателей новых земель, которые переселились, в Полинезию с соседней Микронезии. Но как восстановить их имена, чтобы воздать им должную славу? Память об этих путешественниках стерлась в ходе веков, а отрывочные сведения, дошедшие до нас, либо приняли фантастический характер мифов, либо искажены позднейшими историками. Эти историки различных архипелагов интересовались в основном сказаниями о переселенцах, которые отплыли из Центральной Полинезии после XI–XII вв. нашей эры, и всячески воспевали вождей, от которых якобы вели свое происхождение. Однако они признают, что острова были заселены еще до появления там мореплавателей более поздних поколений.

Если предположить, что Гильбертовы острова были тем последним архипелагом цепи Микронезийских островов, откуда древние мореплаватели попали в Полинезию, то можно сделать вывод, что на своем пути они могли заселить три группы вулканических островов: Гавайские на северо-востоке, острова Общества на юго-востоке и Самоа на юге. Коралловые атоллы, встречавшиеся на этом пути, служили удобными стоянками; однако они не могли стать центрами поселений из-за незначительных размеров и скудных природных ресурсов. Знаменательно, что предания о древних поселенцах сохранились на всех упомянутых выше группах островов.

Гавайские мифы повествуют, что ко времени появления там предков современного населения острова были заселены карликовой расой менехуне. Менехуне упоминаются в легенде о вожде по имени Гаваи'и-лоа, который встретил их до того, как попал в Полинезию, отклонившись где-то от Микронезийского пути по направлению на северо-восток. Возможно, что менехуне были потомками древних переселенцев, которые во время своих странствий были отнесены к Гавайям ветрами и течениями с Гильбертовых островов или с какого-либо другого острова, расположенного еще далее на запад. Эта теория подтверждается тем, что древние гавайцы, судя по преданиям, не знали о продовольственных культурах, между тем, если бы они прибыли сюда из Центральной Полинезии, то, конечно, им были бы известны культурные растения, которые позднее завезли с собой переселенцы с Таити.

Острова Общества в Центральной Полинезии были заселены древней группой манахуне, о существовании которых упоминается как в преданиях, так и в исторических документах. Манахуне, вероятно, жили здесь в то же время, что и менехуне на Гавайских островах. Переселенцы могли легко переплыть с Гильбертовых островов на атоллы Феникс, Манихики, Рака-ханга и Пенрин, а оттуда — на подветренную группу островов Общества.

В самоанских мифах упоминается о том, что какие-то древние люди жили на островах еще до прихода туда потомков Тангалоа, происходя якобы от червей, расплодившихся в гниющей виноградной лозе. Хотя фантазия приписывает древним обитателям островов местное происхождение, мы все же склонны предположить, что это были потомки мореплавателей, которые опередили более поздних переселенцев и попали на свою новую родину с Гильбертовых островов, миновав по пути Токелау. С островов Самоа эти «потомки червей» направились дальше к югу и заселили Тонга, где они уже известны под человеческими именами.

Первые поселенцы знали мало видов продовольственных культур и разводили лишь ограниченное число домашних животных. Вероятно, они происходили от той же исходной группы, что и более поздние полинезийцы. Однако, находясь на более низкой ступени развития, древние жители были вынуждены предпринимать новые миграции, когда возросшее население уже не соответствовало количеству продовольственных ресурсов, которыми они располагали на коралловых атоллах. Подобные переселения, по свидетельству местных преданий, происходили не раз на атоллах Туамоту и Мангарева. В Новой Зеландии поселились племена, у которых не было ни культурных растений, ни домашних животных; возможно, они были когда-то вытеснены с Тонга или каких-либо других более северных островов. Во время этих переселений экономически более слабые группы, которым недоставало пищи, по-видимому, раньше пускались в путь, а самые обеспеченные задерживались дольше.

Итак, мы можем допустить, что древнейшими жителями Гавайских островов, островов Общества и Самоа были экономически наиболее слабые члены первобытного общества. Вынужденные оставить Гильбертовы острова, они в поисках пристанища расселились по радиусам к северу, югу и востоку. Переселенцы заняли ближайшие к Гильбертовым вулканические острова и приспособили свою культуру к новым природным условиям. Эти рядовые члены общин не только уступали людям из высших слоев в экономическом и культурном отношении, но были также слабее физически. Различия в росте и телосложении между вождями и рядовыми членами общества вызывались не только воспитанием и естественным отбором, но и разной пищей, соответствующей социальному положению каждого. Не приходится удивляться, тому, что лучше вооруженные племена с такой легкостью подчинили себе этих более ранних поселенцев[30].

Отбросим же, однако, вопрос о происхождении и судьбе древних поселенцев и отдадим им должное как первым людям, которые проникли в бурные, неизведанные просторы Тихого океана.

Выдвигалась теория, что некоторые острова были заселены рыбаками, чьи суда были отнесены ветрами в сторону во время рыбной ловли. Однако это предположение необоснованно, ибо нам известно, что полинезийские женщины не выходили в открытое море на ловлю рыбы. Поле рыболовной деятельности женщин ограничивалось лагунами, не выходя за пределы окаймляющих остров рифов. Они покидали прибрежные воды только в исключительных случаях, когда вся семья отправлялась в гости на ближайший остров, или во время больших походов. Ладьи, где были только рыбаки-мужчины, могли сделать остров обитаемым только на протяжении жизни одного поколения. Между тем даже на самом отдаленном острове проживало как мужское, так и женское население. Совершенно ясно поэтому, что первые поселенцы намеренно отправлялись в плавание, захватив с собой продовольствие и воду. Они могли, конечно, и отклониться от ближайшей цели своего плавания и заблудиться в просторах океана; в этом случае продолжительность странствования зависела от запаса пищи и воды, а когда они истощались — от выдержки людей. Команда опытных рыболовов, везшая с собой все снаряжение, могла пополнить свои продовольственные запасы в родном для них океане: взяв с собой свои рыбачьи снасти, они ловили бонитов, акул и других рыб. Во время своего путешествия Блай проплыл в открытой лодке расстояние в 3000 миль от островов Тонга в Полинезии до Тимора в Малайском архипелаге; для полинезийцев самым удивительным было то обстоятельство, что рыба кишела за бортом, а Блай и его спутники страшно нуждались в пище и не могли поймать ни одной рыбы, так как у них не было ни лесок, ни крючков[31]. Бичи рассказывает о встретившейся ему полинезийской лодке, которая во время сильного западного ветра была отнесена на 600 миль к востоку от родного острова. Один из находившихся в лодке полинезийцев согнул железный скребок, придав ему форму крючка, и поймал большую акулу, которая преследовала лодку. Так загадка Самсона была разрешена: «Из самого пожирателя вышло мясо»[32].

Многие этнографы придерживались нелепой теории, что будто бы при господствующих пассатах полинезийцы не могли плыть на восток. Основываясь на этом вымысле, они выдвигали предположение, что родиной полинезийцев является Америка и якобы в Тихий океан они проникли с востока. Мы сейчас докажем, что эта теория — сплошная чепуха. Достаточно сказать, что бывают сезоны, когда преобладают западные ветры, достигающие большой силы. Миссионер Джон Вилльямс проплыл по прямой линии на восток от Самоа до островов Кука, не меняя курса; Кроме того, капитаны, плавающие на шхунах в южных морях, подтвердят вам, что если бы им нужно было отправиться в исследовательское плавание, они предпочли бы плыть против господствующих ветров. В. этом случае после истощения продовольственных запасов они могли бы, подгоняемые попутным ветром, быстрее вернуться домой.

Жизнь древних полинезийцев была тесно связана с морем; поэтому они знали, какие ветры преобладают в течение года. Страны света, или «кавеинга», получали у них название от различных ветров, дующих якобы из «отверстий» в горизонте. Во время продолжительных путешествий на помощь призывался бог ветров — Рака, которого просили заткнуть отверстие неблагоприятного ветра. На Новой Зеландии богом ветров был Тауири-матеа. Поэтому в своем заклинании новозеландский мореплаватель Каху-кока умоляет бога закрыть свой глаз, обращенный на юг, чтобы благополучно совершить плавание с запада на восток.

Приводим слова заклинания:

 

Вот я направляю нос моей ладьи

В открытые просторы, откуда выходит Солнечный бог

Тама-нуи-те-ра, Великий сын солнца.

Не дай же мне отклониться от задуманного пути,

Направь меня прямо к земле, на Родину.

Дуй, дуй, о Тауири-матеа, бог ветров!

Разбуди свой западный ветер, чтобы он понес нас

По морской дороге, прямо на Родину, Гавайки.

Закрой, закрой свой глаз, который смотрит на юг,

Чтоб мог спать твой южный ветер.

Позволь нам проплыть через море Мауи

И не ставь препятствий на нашем пути.

Ладья встрепенулась, она двинулась, она поплыла!

О, теперь заспешит Тане-каха,

Доблестная ладья Каху-кока,

Назад, к бухтам Гаваики-нуи,

Назад — домой.

 

Из песни видно, что Каху-кока просил бога послать западный ветер и задержать юго-восточный. Ясно также, что Каху-кока ни в коем случае не стал бы готовиться к плаванию и призывать на помощь бога до тех пор, пока не убедился, основываясь на своем собственном опыте и на совете старших, что наступает сезон западных ветров.

Вслед за более древними поселенцами на Тихом океане появились новые народы. Вероятно, они имели общее происхождение с первыми переселенцами, но находились на более высокой общественной ступени; предводительствовали ими знатные вожди и ученые жрецы. Мы не знаем точно, что заставило их докинуть восточную Микронезию. Возможно, причиной послужил усилившийся натиск других народов; переселение могли вызвать также внутренние раздоры или жажда приключений. Но как бы то ни было, могущественные вожди направили свои суда на юго-восток, в Полинезию; путь их лежал севернее Самоа и, возможно, пролегал через заброшенные в настоящее время атоллы Феникс или даже через архипелаг Токелау. Эти маленькие коралловые острова со скудной растительностью служили лишь временным пристанищем и не могли, конечно, стать постоянной родиной честолюбивых вождей. Мореплаватели продолжали свой путь до тех пор, пока их суда не достигли высоких вулканических гор подветренной группы островов Общества, четко вырисовывающихся на горизонте. Здесь они поселились, назвав новые острова по имени своей старой родины — Вавау, Упору и Гаваи'и. По мере того как постепенно росло население и совершенствовалось судостроение, новые исследователи с островов Общества отправлялись на дальнейшие подвиги и вновь открывали острова, уже заселенные более ранними мореплавателями. Они подчинили себе местное население, которое уступало им как в военном, так и в культурном отношении. Так острова Общества превратились в центральное ядро, откуда велись открытия по всей Центральной Полинезии и распространялась новая культура.