Зачем и мне не тешиться в боях,

Народ.

Народ, угнетенная масса, участвует в трагедии в шести сценах. В первой из них (2-я сцена трагедии — «Красная площадь») мы слышим речи более культурных представителей низших классов; это, может быть, купцы, духовные лица.Они обеспокоены положением страны без царя («О боже мой! Кто будет нами править? О горе нам!»). В следующей сцене («Девичье поле. Новодевичий монастырь») действует народная масса, равнодушная к политике, плачущая и радующаяся по указке бояр («О чем там плачут?» — «А как нам знать? то ведают бояре, не нам чета...» — «Все плачут, заплачем, брат, и мы...» — «Что там еще?» — «Да кто их разберет?..»).

За пять лот царствования Бориса Годунова настроение народа меняется. В сцене «Равнина близ Новгорода Северского» воины Бориса (тот же народ) стремительно бегут от войск Самозванца не потому, что они боятся поляков и казаков, а потому, что не хотят сражаться за царя Бориса против «законного» царевича, воплощающего, по их мнению, надежды на освобождение — прежде всего от крепостного права, введенного Борисом. Об этом говорит в сцене «Москва. Дом Шуйского» умный боярин Афанасий Пушкин в разговоре с Шуйским: «...А легче ли народу? Спроси его! Попробуй самозванец им посулить старинный Юрьев день (то есть освобождение от крепостной зависимости. — С. Б.), так и пойдет потеха!» — «Прав ты, Пушкин», — подтверждает хитрый и дальновидный политик Шуйский. В 17-й сцене («Площадь перед собором в Москве»), отношение народа к Борису обнаруживается уже не просто нежеланием сражаться за него («тебе любо, лягушка заморская, квакать на русского царевича; а мы ведь православные!»), а выражено прямо в угрожающих репликах толпы («Вот ужо им будет, безбожникам») и в словах юродивого, громко обличающего царя при несомненном сочувствии народа. В предпоследней сцене трагедии («Лобное место») народ уже хозяин столицы: с ним (а не с боярами) ведет переговоры посланный Самозванцем Гаврила Пушкин; на Лобном месте (на «трибуне»), оказывается подлинный представитель народа, мужик; он дает сигнал мятежу («Народ! Народ! В Кремль, в Царские палаты! Ступай! вязать Борисова щенка!»), после чего перед зрителями развертывается сцена народного бунта. Наконец, в последней сцене, действие которой происходит всего через десять дней после предыдущей, народ — снова пассивный, успокоившийся после того, как свергнул с престола «Борисова щенка» и поставил над собой настоящего, «законного» царя. Снова, как вначале (в сцене «Девичье поле»), когда дело идет о делах государственных, он считает, что «то ведают бояре, не нам чета» (ср. в этой сцене почтительные реплики: «Расступитесь, расступитесь. Бояре идут... — Зачем они пришли? — А, верно, приводить к присяге Феодора Годунова»). И снова тот же народ, несмотря на то, что только что с ужасом узнал о злодейском убийстве юного Федора и его матери, готов по приказу боярина Мосальского послушно славить нового царя, как вначале по приказу бояр и патриарха славил Бориса Годунова: «Что ж вы молчите? — спрашивает Мосальский, — кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович! Народ: Да здравствует царь Димитрий Иванович».

«Борис Годунов» написан Пушкиным не как трагедия совести царя-преступника, а как чисто политическая и социальная трагедия. Главное содержание знаменитого монолога Бориса («Достиг я высшей власти...») — не ужас его перед «мальчиками кровавыми», а горькое сознание, что его преследуют незаслуженные неудачи. «Мне счастья нет», — дважды повторяет он. Больше всего винит он в своем несчастии народ, который, по его убеждению, несправедливо ненавидит его, несмотря на все «щедроты», которыми он старался «любовь его снискать». Забывая о главной причине ненависти — крепостном ярме, которое он наложил на народ, — Борис припоминает все свои «благодеяния» и возмущается неблагодарностью народа. Причиной этой неблагодарности он считает лежащую будто бы в основе народного характера склонность к анархии. Народ якобы ненавидит всякую власть:

Живая власть для черни ненавистна —

Они любить умеют только мертвых...

Это глубоко неверное и несправедливое обобщение 1)) нужно Борису для того, чтобы свалить на народ («чернь», как говорит Борис) причину враждебных отношений между царем и народом. Еще резче ту же мысль Борис высказывает за несколько минут до смерти в своем последнем разговоре с Басмановым (сцена 20-я — «Москва. Царские палаты»).

Лишь строгостью мы можем неусыпной

Сдержать народ... Нет, милости не чувствует народ:

Твори добро — не скажет он спасибо;

Грабь и казни — тебе не будет хуже.(С.М.Бонди).

Бояре.

Боярство имеет особо значительную роль в произведении. Бояре как политическая сила имеют большое значение. Они - Шуйский, Басманов, Воротынский, Пушкин, - демонстрируют единство перед решением задач: клянутся в верности государю. Рассматривая каждую из персоналий можно убедиться, что далеко не все бояре одинаковы. Перед каждым из них встает выбор, конфликт между служением и изменой.

Конфликты несут этическую и философскую доминанту. К философскому противоречию относится выбор между духовной жизнью и светской у Григория Отрепьева:

«… я от отроческих лет

По келиям скитаюсь, бедный инок!

Произвести монашества обет

Опальному изгнаннику легко

Обдумывать мятеж и заговор,

Но мне ли, мне ль, любимцу государя…

Но смерть… но власть… но бедствия народны…» (V, 317)

Шуйский, Воротынский, Пушкин изменяют государю: Пушкин в России сперва тайно, а за границей явно, и потом везде признали царем Дмитрия Иоанновича. Шуйский и Воротынский показали свою позицию в начале произведения, выказав зависть к Борису. Для них Годунов был боярином, который удачливей, чем они сами. Они увидели, что возглавить государство можно путем хитрости, захотели занять трон подобным путем. Каждая семья может стать царской, если уничтожит предыдущую – философия Шуйского, Воротынского и многих других бояр.

Народ.

Народ, угнетенная масса, участвует в трагедии в шести сценах. В первой из них (2-я сцена трагедии — «Красная площадь») мы слышим речи более культурных представителей низших классов; это, может быть, купцы, духовные лица.Они обеспокоены положением страны без царя («О боже мой! Кто будет нами править? О горе нам!»). В следующей сцене («Девичье поле. Новодевичий монастырь») действует народная масса, равнодушная к политике, плачущая и радующаяся по указке бояр («О чем там плачут?» — «А как нам знать? то ведают бояре, не нам чета...» — «Все плачут, заплачем, брат, и мы...» — «Что там еще?» — «Да кто их разберет?..»).

За пять лот царствования Бориса Годунова настроение народа меняется. В сцене «Равнина близ Новгорода Северского» воины Бориса (тот же народ) стремительно бегут от войск Самозванца не потому, что они боятся поляков и казаков, а потому, что не хотят сражаться за царя Бориса против «законного» царевича, воплощающего, по их мнению, надежды на освобождение — прежде всего от крепостного права, введенного Борисом. Об этом говорит в сцене «Москва. Дом Шуйского» умный боярин Афанасий Пушкин в разговоре с Шуйским: «...А легче ли народу? Спроси его! Попробуй самозванец им посулить старинный Юрьев день (то есть освобождение от крепостной зависимости. — С. Б.), так и пойдет потеха!» — «Прав ты, Пушкин», — подтверждает хитрый и дальновидный политик Шуйский. В 17-й сцене («Площадь перед собором в Москве»), отношение народа к Борису обнаруживается уже не просто нежеланием сражаться за него («тебе любо, лягушка заморская, квакать на русского царевича; а мы ведь православные!»), а выражено прямо в угрожающих репликах толпы («Вот ужо им будет, безбожникам») и в словах юродивого, громко обличающего царя при несомненном сочувствии народа. В предпоследней сцене трагедии («Лобное место») народ уже хозяин столицы: с ним (а не с боярами) ведет переговоры посланный Самозванцем Гаврила Пушкин; на Лобном месте (на «трибуне»), оказывается подлинный представитель народа, мужик; он дает сигнал мятежу («Народ! Народ! В Кремль, в Царские палаты! Ступай! вязать Борисова щенка!»), после чего перед зрителями развертывается сцена народного бунта. Наконец, в последней сцене, действие которой происходит всего через десять дней после предыдущей, народ — снова пассивный, успокоившийся после того, как свергнул с престола «Борисова щенка» и поставил над собой настоящего, «законного» царя. Снова, как вначале (в сцене «Девичье поле»), когда дело идет о делах государственных, он считает, что «то ведают бояре, не нам чета» (ср. в этой сцене почтительные реплики: «Расступитесь, расступитесь. Бояре идут... — Зачем они пришли? — А, верно, приводить к присяге Феодора Годунова»). И снова тот же народ, несмотря на то, что только что с ужасом узнал о злодейском убийстве юного Федора и его матери, готов по приказу боярина Мосальского послушно славить нового царя, как вначале по приказу бояр и патриарха славил Бориса Годунова: «Что ж вы молчите? — спрашивает Мосальский, — кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович! Народ: Да здравствует царь Димитрий Иванович».

«Борис Годунов» написан Пушкиным не как трагедия совести царя-преступника, а как чисто политическая и социальная трагедия. Главное содержание знаменитого монолога Бориса («Достиг я высшей власти...») — не ужас его перед «мальчиками кровавыми», а горькое сознание, что его преследуют незаслуженные неудачи. «Мне счастья нет», — дважды повторяет он. Больше всего винит он в своем несчастии народ, который, по его убеждению, несправедливо ненавидит его, несмотря на все «щедроты», которыми он старался «любовь его снискать». Забывая о главной причине ненависти — крепостном ярме, которое он наложил на народ, — Борис припоминает все свои «благодеяния» и возмущается неблагодарностью народа. Причиной этой неблагодарности он считает лежащую будто бы в основе народного характера склонность к анархии. Народ якобы ненавидит всякую власть:

Живая власть для черни ненавистна —

Они любить умеют только мертвых...

Это глубоко неверное и несправедливое обобщение 1)) нужно Борису для того, чтобы свалить на народ («чернь», как говорит Борис) причину враждебных отношений между царем и народом. Еще резче ту же мысль Борис высказывает за несколько минут до смерти в своем последнем разговоре с Басмановым (сцена 20-я — «Москва. Царские палаты»).

Лишь строгостью мы можем неусыпной

Сдержать народ... Нет, милости не чувствует народ:

Твори добро — не скажет он спасибо;

Грабь и казни — тебе не будет хуже.(С.М.Бонди).

Бояре.

Боярство имеет особо значительную роль в произведении. Бояре как политическая сила имеют большое значение. Они - Шуйский, Басманов, Воротынский, Пушкин, - демонстрируют единство перед решением задач: клянутся в верности государю. Рассматривая каждую из персоналий можно убедиться, что далеко не все бояре одинаковы. Перед каждым из них встает выбор, конфликт между служением и изменой.

Конфликты несут этическую и философскую доминанту. К философскому противоречию относится выбор между духовной жизнью и светской у Григория Отрепьева:

«… я от отроческих лет

По келиям скитаюсь, бедный инок!

Зачем и мне не тешиться в боях,