Вот, прими мой братский поцелуй».

(И сын упомянутого офицера, Леонид Михайлович, в монашестве Серафим, через 23 года как Христов воин примет  смерть на Бутовском полигоне и будет причислен к Лику Святых).

 Все три указанные произведения, особенно последнее, созданное в 1914 году,                              вне времени и пространства! Если бы мы чаще задумывались о том, что написано в этих стихах, на земле было бы меньше зла.

            Эта вечная связь земного с небесным, горнего с дольним, одна из главных тем классической мировой литературы, звучит и в других стихах  Н.С.Гумилёва:

«Храм Твой, Господи, в небесах!

Но земля – тоже Твой приют…»

Это – начало Канцоны Второй из незаслуженно мало известной книги «Костёр».

Очевидно, эти строки – суть творчества поэта и всего направления, именуемого акмеизмом, т.е. «возвращения к первооснове». Некоторыеисследователи говорят о связи акмеизма, прежде всего, с поэзией Е.А.Баратынского – и вот примет одного из лучших его стихов:

 «Царь Небес, успокой

 Дух бунтующий мой!

 Треволнений земли

 Мне забвенье пошли

 И на строгий Твой рай

Силы сердцу подай!»

У обоих поэтов Господь – начало всех начал. И восклицает в мучительном поиске Истины лирический герой  Н.С.Гумилёва:

«Дай мне, Господи, дай мне знак

  Что я волю понял Твою…»

И поиск Истины часто неотделим от поиска и осмысления любви земной, о чём будет сказано далее.

А вот пример того, когда смысл, кажется вообще утраченным:

«Я не прожил, я протомился

Половину жизни земной,

И, Господь, вот Ты мне явился

Невозможной такой мечтой».

(Стихотворение без названия из книги «Колчан»).

Такие мысли, наверное, хоть раз посещают любого мыслящего человека.

В обоих произведениях, отражающих мысли акмеизма, как будто звучит желание лирического героя «приблизить» небо к земле, к человеку, но, конечно, не отречение.

     К «первооснове» возвращает читателя и «Солнце духа», которое «наклонилось к нам» и «благостно и грозно разлилось по нашим небесам», а потом даст людям «золотые зрелые плоды». (С тихотворение «Солнце духа» из книги «Колчан»)

Конечно, эта «первооснова» прежде всего воплощается в образе природы:

«Я за то и люблю затеи

Грозовых военных забав.

Что людская кровь не святее

Изумрудного сока трав».

(Стихотворение «Детство» из книги «Костёр»).

В этом произведении лирический герой как с равными, как с друзьями общается и с «каждым пыльным кустом придорожным», и «с мать-и-мачехой, с лопухом…».

Но всё это  - не языческое обожествление природы, а та нераздельная связь, причастность, о чём говорилось в самом начале. Это – воплощение христианской любви ко всему мирозданию!

И в стихотворении «Шестое чувство» из последней прижизненной книги «Огненный столп» «скальпель природы и искусства», а по сути, самого Творца, создаёт душу человека, способную узреть нематериальное. Узреть  и «розовую зарю над холодеющими небесами», и «царственный покой» природы и, наконец, «бессмертные стихи». Узреть и полюбить, и самому преобразиться ради этой любви! Но любовь не может быть без жертвы, а потому «кричит дух», и «изнемогает плоть»!

      Без любви человек не может жить и творить, не может вообще называться человеком, оттого и отношение к любви как с святыне  присуще нашей классической литературе. Конечно, у Н.С.Гумилёва нет широко известных традиционных посвящений, как, например, у А.С.Пушкина или А.К.Толстого, но во многих стихах присутствует обобщённый образ прекрасной, возводящей к небу любви:

«Но любовь разве цветик алый

Чтобы ей лишь мгновенье жить,

Но любовь разве пламень малый

Что легко ей погасить?»

(Упомянутое выше стихотворение «Я не прожил, я протомился» из книги «Колчан»)

Лирический герой вопрошает Творца, но это не ропот, а поиск ответа на жизненно важные вопросы, несмотря даже на печальные мысли о «загубленной жизни» в финале. «А о будущем Ты подумай», - говорит Творцу лирический герой, не надеясь на свои силы. Он «с мучительной тоской», по словам философа В.С.Соловьёва, ищет ответы, потому что без любви жизнь лишается смысла.

           И вот в Канцоне Третьей в книге «Костёр» мучительное раздумье сменяется благоговейным восторгом:

«Делюсь я с тобою властью,

Слуга твоей красоты

За то, что полное счастье

Последнее счастье – ты!»

     Но всё же большинство самых известных произведений  Н.С.Гумилёва проникнуто любовью божественной и поднимают читателя как бы на следующую ступень той духовной лестницы, «лествицы», которая отражена, например в осмогласии церковного пения. Рассказ о Святом Иконописце Андрее Рублёве в одноимённом стихотворении из книги «Костёр» от начала до конца проникнуто чувством восторга и жаждой духовного восхождения. (Слово «восторг» в переводе с греческого и есть «духовное восхождение»).

«Я знаю, я так сладко знаю,

 С искусством иноков знаком,

 Что Лик Жены подобен раю,

 Обетованному Творцом»

Это начало восхождения.

 Известно, что когда в начале 15-го Святой Никон Радонежский увидел воплощённый Андреем Рублёвым Образ Пресвятой Троицы, то прослезился и сказал, что Сам Господь водил кистью иконописца. И вот восторг и благодарственная молитва Святого звучит в произведении поэта Серебряного века:

«Всё это кистью достохвальной

Андрей Рублёв мне начертал,