Почитание мучеников в первые века христианства. Мученические акты и мартирологи — КиберПедия 

Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...

Индивидуальные и групповые автопоилки: для животных. Схемы и конструкции...

Почитание мучеников в первые века христианства. Мученические акты и мартирологи

2018-01-13 424
Почитание мучеников в первые века христианства. Мученические акты и мартирологи 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

Почитание мучеников, как мы уже говорили, появилось в древнейшие времена. По свидетельству «Мученичества Поликарпа (Смирнского)», ежегодно в день смерти мученика[302] верующие собирались на его могиле, служили Литургию и раздавали милостыню нищим[303]. Евхаристия совершалась с особым чином благодарения за мученика. На торжествах читались также деяния о его страданиях, и потому самим житиям мучеников на Востоке было усвоено название «пролог», то есть вступительное чтение или «синаксарь» — чтение на торжественных собраниях. На Западе жития назывались legenda, то есть подлежащее прочтению[304]. Празднования могли включать также трапезу поминовения. К III веку такой порядок был уже всеобщим.

Над могилами мучеников возводились постройки, в которых или рядом с которыми и совершалось поминовение. Одной из моделей для этих построек служили позднеиудаистические поминальные здания на могилах пророков. После прекращения гонений строительство таких зданий получило дальнейшее развитие. К мавзолею, в котором хранились мощи, часто пристраивалась церковь.

В результате места христианских погребений становились центром церковной жизни, могилы мучеников – почитаемой святыней. Это принципиально изменило позднеантичное мировосприятие, в котором город живых и город мертвых были разделены непроходимой гранью. Как место социального бытия воспринимался только «город живых», кладбища располагались за городской чертой. Переворот в сознании стал особенно радикальным, когда мощи мучеников начали переносить в города. Вокруг святых мощей располагались обычные захоронения, поскольку погребение рядом с мучеником рассматривалось как средство получить его заступничество[305].

Наряду с мучениками в Церкви почитались также исповедники — исповедавшие веру во Христа, претерпевшие истязания, заключение или ссылку, но умершие естественной смертью. «Мучеником, — писал свт. Иоанн Златоуст,— делает не только смерть, но душевное расположение; не за конец дела, но и за намерение часто сплетаются венцы мученичества»[306].

Но между мучениками и исповедниками было различие. Принявшие смерть ради Христа вносились в списки святых без какого-либо исследования их жизни, в силу подвига — очищения мученической кровью. А исповедники, по свидетельству сщмч. Киприана Карфагенского, делились на два класса. Умиравшие вскоре после перенесенных ими страданий приравнивались к мученикам. А прожившие после мучений более или менее долго могли быть причтены к лику святых только в том случае, если и последующую жизнь они провели праведно (см. Послания сщмч. Киприана 5,3; 6,4-6; 27,2).

Из истории Церкви известно, что сщмч. Киприану Карфагенскому пришлось столкнуться с недостойным поведением исповедников. Он предчувствовал это заранее и опасался, как бы исповедники, по немощи человеческой, не возгордились своим подвигом. «Теперь, — писал священномученик во время гонений, — более чем когда-нибудь, они должны бояться впасть в сети врага, который охотно нападает на самых сильных, желая отмстить за претерпенное им поражение»[307]. Эти опасения подтвердились. Некоторые карфагенские исповедники вскоре присвоили себе право принимать падших в Церковь, не дожидаясь решения епископа и без тщательного разбора обстоятельств отречения. Следствием этого было резкое увеличение числа отпавших, которые рассчитывали таким несложным путем вернуться в Церковь после прекращения гонений. В Карфагене и некоторых африканских провинциях были случаи дерзкого требования падших принять их обратно в Церковь только на основании выданных исповедниками «писем мира»[308].

Но в церковной истории есть и другой пример взаимоотношений исповедников и отпадших. О них мы можем прочитать в послании христиан городов Лиона и Вьенны церквам Асии и Фригии о гонениях 177 г.

В послании сказано, что отпадших держали в тюрьме, как и остальных, и тоже пытали. «В то время отречение было бесполезно, и объявившие себя тем, чем они и были, были посажены как христиане и ни в чем другом их не обвиняли; этих же держали как убийц и развратников, и по сравнению с остальными наказаны они были вдвойне. Радость мученичества, надежда на обещанную награду, любовь ко Христу, дух Отчий — все это облегчало участь исповедников; зато отрекшихся сильно мучила совесть: когда узников выводили, то их сразу можно было отличить по виду. Исповедники шли веселые; на их лицах была печать благодати и славы… От них исходило благоухание Христово; некоторые даже думали, что они умащиваются миром; отрекшиеся шли понурые, приниженные, всякое благообразие было ими утрачено; к тому же язычники оскорбляли их как низких трусов, обвиняли в человекоубийстве… Видя это, и остальные укреплялись… не сомневаясь произносили свое исповедание».

А более всего поразительно, что когда от кесаря пришло повеление «исповедников мучить; кто отречется, тех отпустить», большинство отступников вернулось к вере. Это произошло благодаря исповедникам. Они не превозносились над падшими, но «проливая за них обильные слезы перед Отцом, просили даровать им жизнь, и Он давал ее; они отдавали ее ближним и, победив все, отходили к Богу». Вдохновленные исповедниками, «ожившие, полные сил подходили они (бывшие отступники. — Е.Н.) к кафедре для нового допроса, и радовался Господь, не желающий смерти грешника, милостивый к кающимся». Так, по словам послания «живые оживили мертвых». Недавние отступники мужественно исповедали свою веру и были причислены к мученикам.

Описывая подвиг своих братьев, лионские и вьеннские христиане подчеркивают их смирение: «Многократно мучимые, бросаемые зверям и возвращаемые в тюрьму, все в ожогах, рубцах и ранах, они не только сами не объявляли себя мучениками, но запрещали нам их так называть». Они говорили: «Мы просто исповедники ничтожные» и «со слезами просили братьев усиленно молиться, чтобы им устоять до конца»[309].

К лику святых мучеников, естественно, не могли быть причтены еретики или раскольники. 9-е и 34-е правила Лаодикийского Собора (ок. 343 г.) скончавшихся не за кафолическую веру прямо называют лжемучениками и под угрозой отлучения возбраняют членам Церкви посещать места их захоронения.

Как правило, Церковь не признавала мучениками и тех христиан, которые намеренно добивались смерти своим вызывающим поведением. Например, карфагенский епископ Менсурий (нач. IV века) запрещал своей пастве посещать в темницах тех, кто попадал туда из-за оскорбления язычников. Эльвирский Собор (305 г.) постановил, что убитые при разрушении языческих капищ и идолов не должны быть признаны мучениками[310].

О правильном подходе к мученичеству писал свт. Григорий Богослов: «Закон мученичества: щадя гонителей и немощных, не выходить на подвиг самовольно, но, выйдя, — не отступать, потому что первое — дерзость, а второе — малодушие»[311].

Почитание мучеников в Древней Церкви нашло свое отражение в ряде документов, среди которых особенно следует отметить акты мучеников и мартирологи.

Акты мучеников (лат. acta martyrum) или акты святых (acta sanctorum) представляют собой сборники древнейших известий о мучениках. Существует два типа подобных актов.

Первый представлен официальными судебными протоколами тех процессов, которые велись римскими властями против христиан. К такого рода протоколам (дошедшим в позднейших списках) относятся, например, акты процесса против епископа Карфагенского Киприана и его казни 14 сентября 258 г. Эти протоколы были составлены канцелярией проконсула Африки. Фрагменты судебных протоколов могут сохраняться и в позднейших переработках житий мучеников. Таковы, например, акты скиллийских мучеников и акты сенатора Аполлония.

Другой тип мученических актов — это записи очевидцев-христиан, стремившихся сохранить для Церкви достоверное описание страданий и победы подвижника. Древнейшим памятником этого рода является Мученичество св. Поликарпа Смирнского (†156 г., память 23 февраля), ставшее образцом для всей древнехристианской литературы мученичеств. К этому же типу мученических актов относятся Мученичество св. Иустина Философа († ок. 165 г.), Мученичество свв. Перпетуи и Фелицитаты († 202 г.), Послание христиан Вьенны и Лиона братиям в Азии и Фригии с описанием гонений в Галлии в 165 году; уже упоминавшееся повествование о сенаторе Аполлонии, пострадавшем между 180 и 185 гг., в котором используются протоколы его процесса; мученичество св. великомученика Прокопия, пострадавшего при Диоклетиане в 303 г.; акты персидских мучеников, пострадавших во время гонений IV-V вв.

Собирание актов мучеников начинается еще в период гонений. Существует предание (недостоверное) о том, что св. папа Климент поставил в Риме семерых нотариев, которые должны были собирать мученические акты, идущие от разных христианских общин. После прекращения гонений подобная деятельность приобретает постоянный и целенаправленный характер. Появляются сборники мученических актов. К ним относятся прежде всего «Собрание древних мученичеств» Евсевия Кесарийского (†339 г.), которое до нас не дошло, и «История палестинских мучеников», сохранившаяся в сирийском переводе. Оба этих памятника составили основу «Церковной истории» Евсевия, одного из важнейших источников для ранней истории христианства[312].

В многочисленных последующих переработках этот материал вошел затем в минеи, месяцесловы и синаксари; на этой почве развились различные типы агиографических повествований с определенными структурными схемами и отбором деталей.

Мартирологи (лат. martyrologium, от греч. «мартис» — мученик и «логос»— «слово») — это списки мучеников, упорядоченных по дням их кончины (их памяти) с указанием места их почитания, а также, во многих случаях, посвященных им церквей. Составление мартирологов обозначает тот этап в сложении общецерковного почитания святых, когда почитание ряда мучеников стало распространяться за пределы отдельных епархий. Древнейшим мартирологом является «Положение мучеников» (Depositio martyrum) в римском хронографе 354 г. Сохранился также сирийский список мучеников 411 г. из Эдессы; его греческий оригинал должен быть отнесен к IV в. В дальнейшем мартирологи вошли в состав месяцесловов, в которых наряду с мучениками отмечаются памяти других святых[313].

В IV–V веках, после прекращения гонений, в Церкви стали предприниматься попытки регламентации культа мучеников. Отдельные формы почитания, сходные с античными традициями, стали восприниматься как пережитки язычества и подвергаться осуждению. Известно, например, что блж. Августин возражал против поминальных пиршеств на могилах. Блж. Иероним говорит, что подобные действия объясняются «простотой мирян и, конечно же, благочестивых женщин».

Происходит пересмотр актов мученичества и канонизация мучеников. Празднование памяти мучеников и построение мемориальных церквей над их могилами получает каноническую санкцию. Празднование памяти перерастает из совершаемого над могилой частного обряда в общецерковное торжество: сначала на уровне местной церковной общины, а затем и во всей Церкви. Дни памяти различных мучеников объединяются в годовой цикл, зафиксированный в мартирологах, на основе чего формируется неподвижный годовой круг церковного богослужения.

Почитание мучеников нашло свое отражение и в чине Божественной Литургии. С древнейших времен мученики особо упоминаются в ходатайственной молитве, произносимой непосредственно после пресуществления Св. Даров. Для них отделяется особая частица на проскомидии (пятая частица из «девятичинной» просфоры, разделяемой по чинам святых). Согласно русскому служебнику эта частица вынимается «в честь и память» «Святаго Апостола, первомученика и архидиакона Стефана, святых великих мучеников Димитрия, Георгия, Феодора Тирона, Феодора Стратилата и всех святых мученик, и мучениц: Феклы, Варвары, Кириакии, Евфимии и Параскевы, Екатерины и всех святых мучениц»[314].

 

3.3.2. Канонизация новомучеников и исповедников Российских [315]

В ХХ веке в СССР в огромных масштабах развернулись гонения на Церковь. Большое число верующих было расстреляно или погибло в тюрьмах, лагерях и ссылках. На Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г. было сформулировано отношение Православной Церкви к подвигу пострадавших от репрессий советской власти, ее вера в то, что «христиане, умиравшие под пытками с именем Христа, молившиеся Ему перед расстрелом в тюремных подвалах, скончавшиеся с благодарением Богу за все от голода и тяжких работ в лагерях, стали не жертвой трагической случайности, а положили жизнь свою за Христа»[316]. Знаменательно, что первым убиенным архиереем был митр. Владимир (Богоявленский), занимавший все три важнейшие кафедры — Московскую, Петербургскую и Киевскую и называемый поэтому «всероссийским пастырем». Он был казнен 25 января/7 февраля 1918 года в городе Киеве — колыбели христианства в нашей стране, был соименником св. князя Владимира — крестителя Руси, и день его гибели впоследствии стал днем поминовения всех новомучеников и исповедников Российских.

О необходимости прославления Царской Семьи, новомучеников и исповедников Российских не раз говорили наши соотечественники, находившиеся в эмиграции. Например, архиеп. Иоанн (Максимович) (†1966) писал[317]: «Царь мученик Николай II со своим многострадальным семейством входит ныне в лик тех страстотерпцев. Величайшее преступление, совершенное в отношении его, должно быть заглажено горячим почитанием и прославлением его подвига»[318]. «Быть может, придет время, когда… сами Царственные мученики будут изображаться на иконах»[319], «станут новыми небесными защитниками Святой Руси»[320]. «К небольшому числу мучеников и страстотерпцев, пострадавших в прошлые века, присоединилось ныне несметное число новых страстотерпцев и мучеников», «Бесчисленный сонм новых мучеников засвидетельствовал свою верность Христу. Русский народ… дал неисчислимое множество новых подтверждений стойкости в вере»[321]. В 1981 году Царская Семья, новомученики и исповедники Российские были прославлены Зарубежной Церковью.

В России вопрос о прославлении пострадавших во время репрессий выдвинулся на первый план в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Тогда же вошло в широкое употребление именование христиан, погибших в ходе гонений, «новомучениками и исповедниками Российскими».

Прославление новомучеников началось с восстановления соборного поминовения всех, пострадавших в России за веру в ХХ веке[322]. Оно было предусмотрено еще на Поместном Соборе 1917-1917 гг., где 5/18 апреля 1918 г. было вынесено Определение об установлении по всей России ежегодного молитвенного поминовения всех погибших в «лютую годину гонений» исповедников и мучеников 25 января, в день убийства митр. Владимира Киевского, или в следующий за ним воскресный день. Однако в годы советской власти соблюдать эту традицию было невозможно.

После того, как на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1988 г. были прославлены 9 русских святых, начался процесс канонизации пострадавших за веру, причем первым в 1989 г. был прославлен Патриарх Тихон.

Созданная в 1989 г. Синодальная Комиссия по канонизации святых за 8 лет провела 12 тщательно подготовленных канонизаций. Одновременно разворачивалась работа по сбору материалов в многих епархиях Русской Церкви, и к Юбилейному Архиерейскому Собору 2000 г. была подготовлена канонизация более тысячи новомучеников и исповедников Российских. При подготовке к этой канонизации было принято важнейшее решение о канонизации Собора новых мучеников и исповедников Российских «поименно известных и доныне миру не явленных, но ведомых Богу». Такая форма канонизации позволила, как и в древности, почтить память всех пострадавших за Христа независимо от того, удалось ли узнать их имена, и одновременно предусмотреть работу по дальнейшему сбору материалов о новомучениках, которая продолжается до настоящего времени.

Обнаружение сведений о ранее неизвестных подвижниках теперь уже не требует их канонизации и представляет собой выявление в составе Собора новомучеников новых имен. В период с 2000 по 2008 год в Собор новомучеников включено около 600 новых святых. Поименное включение в состав уже проставленного Собора новомучеников и исповедников Российских новых подвижников совершается по благословению Святейшего Патриарха и Священного Синода на основании предварительных исследований, проведенных Синодальной Комиссией по канонизации святых.

Обширная и систематическая работа по сбору сведений о пострадавших связана с преодолением целого ряда трудностей и проблем.

Главную сложность в деле канонизации новомучеников в России начиная с 1980-х гг. представляло то обстоятельство, что вопрос о канонизации, сам по себе внутрицерковный, оказался тесно связанным с идеологией и политикой, с оценкой революции и советской власти. Церковь, находясь вне политики, может давать современным ей событиям только нравственную оценку. Поэтому священноначалие стремилось избежать использования факта предполагаемой канонизации в политических целях. Канонизация новомучеников в Русской Православной Церкви должна была служить единению церковного народа, поэтому и выбор лиц, предлагаемых для церковного прославления, должен был быть бесспорным.

Ряд проблем был обусловлен особенностями гонений на Церковь в России ХХ века.

Древние мученики почитались как святые уже по самому факту смерти за Христа, и для их прославления не было необходимости в подробном исследовании их житий. Церковь в языческой Римской империи находилась вне закона, и смертью на юридических основаниях каралась сама принадлежность к ней. Отречение от Христа сохраняло жизнь и возвращало свободу.

В России XX века христиан часто убивали без суда, а если судили, то обвиняли не в принадлежности Церкви, а в политических или уголовных преступлениях. И даже отречение от веры со стороны арестованного не всегда могло избавить его от расправы, хотя, по сути, христиане тогда, как и в древности, стояли перед ясным выбором — сохранить верность Христу или отречься от Него ради временных земных удобств. И при канонизации главной проблемой было понять, какой выбор они сделали. Необходимо было собрать все доступные материалы, по возможности исследовать их жизнь, письменное наследие (если таковое имелось).

Одним из главных источников (а зачастую и единственным источником) сведений о пострадавшем было его следственное дело.

В архивных материалах репрессивных органов сохранились имена, биографические данные, ценные документы (фотографии, изъятые письма, рукописи, самиздатовские сочинения и пр.). В этом смысле следственные дела являются важнейшими источниками данных как для канонизации новомучеников, так и для исследования истории гонений ХХ века в целом.

Что же касается протоколов допросов и других документов, созданных в НКВД в процессе ведения следствия, то отношение к ним в силу их полуправдивого характера едва ли может быть однозначным. Протоколы некоторых допросов являют безукоризненную стойкость арестованных, отказ признать себя виновным, назвать «соучастников». Но есть и примеры малодушия священнослужителей и мирян — признание в совершении фантастических преступлений (терроризма, шпионажа и пр.) или оговор знакомых, которые потом были расстреляны или провели многие годы в лагерях. Иногда такого рода материалы встречаются в делах уважаемых священников или архиереев, известных своей высокой духовной жизнью. В этом случае исследователь становится перед очень серьезной проблемой. Как относиться к этим фактам? Можно ли считать, что перед нами достоверное свидетельство предательства, отречения от веры, падения подвижника под конец жизни?

Известно, что при допросе следователь чаще всего сам записывал показания и мог написать не то, что говорилось, подогнать показания под какую-то схему или вообще сочинить их, а мог заставить арестованного писать под диктовку, чтобы таким образом создать на бумаге некую видимость правосудия. Потом подследственного заставляли подписать протокол, то есть признать себя виновным (что совершенно необоснованно считалось достаточным для его осуждения). Иногда подпись подделывали. Применялись пытки, например, заключенному по многу суток могли не давать спать и в таком состоянии принуждали к признанию несуществующей вины. Нередко следователи, пользуясь небольшой частью собранных данных, делали вид, что им уже известно все. И тогда подследственный, будучи, к примеру, арестованным по оговору, сам начинал давать новые сведения, думая, говорит и так известное, и что этим он уже никому не сделает хуже. Существует масса и других нюансов, объясняющих появление в материалах следствия порочащей арестованного информации.

Поэтому встает законный вопрос о том, насколько можно доверять материалам следственных дел, как отличить в них правду от лжи. Можно ли на основании сомнительных материалов последних месяцев существования репрессированного судить о всей его жизни? Как понять, чем является гибель арестованного – мученической кончиной или просто трагической смертью?[323] Все эти серьезнейшие вопросы требуют осторожного и внимательного решения.

Ситуация осложнялась и тем, что ранее подвиг мученика совершался на глазах у всех, и под влиянием этого подвига и мученической кончины святого начиналось его почитание. В советское время власти предпринимали все возможное для того, чтобы жизнь подвижников благочестия имела как можно меньшее влияние на окружающих, чтобы те, кто был образцом веры и нравственности, были как можно быстрее изглажены из памяти народа. Обстоятельства следствия, заключения в тюрьме и мученической кончины большинства верующих оставались практически никому не известными, и потому огромное число новомучеников и исповедников Российских не могло почитаться и было предано забвению. Таким образом, народное почитание, выступающее с древности одним из главных критериев канонизации, в этом случае не могло «помочь» выявлению истинных мучеников из бесчисленного количества репрессированных. Напротив, выявление обстоятельств подвига святых и их канонизация в лике новомучеников должны были стать основанием для установления их почитания (прежде всего на месте их подвига)[324].

Еще одной проблемой при подготовке материалов для прославления новомучеников был вопрос о том, в какой мере церковные разделения 1920–1940 годов выводили пострадавших за пределы Церкви и тем самым устраняли саму возможность их канонизации. Другими словами — можно ли считать мучениками лиц, которые окончили свою жизнь в лагерях и тюрьмах, пребывая в расколе или разделении?

К этому вопросу удалось подойти без упрощений, с пониманием той разницы, которая существует между расколами, граничащими с ересью или возникшими вследствие глубоких заблуждений экклезиологического порядка (беспоповцы в старообрядчестве), расколами, явившимися результатом властолюбия, самоволия и пр. и разделениями из-за разного понимания правильной линии Церкви в ее тогдашнем тяжелейшем положении.

Канонизация обновленцев, ставших жертвами репрессий, была признана недопустимой.

Что же касается «правых» оппозиционеров, часто называемых «непоминающими», то их действия были продиктованы по-своему понимаемой заботой благе Церкви. Несогласие с церковно-политической линией, проводимой заместителем Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергием заставило их прекратить упоминание его имени за богослужением, то есть прервать каноническое общение с ним. В то же время, они продолжали поминать Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра (Полянского), находившегося в заключении, но остававшегося законным главой Русской Церкви. Впоследствии, по кончине митр. Петра, митр. Сергий не был признан ими главой Церкви, не признали они и законности избрания его Патриархом.

Но когда Патриархом был избран митр. Алексий (Симанский), большинство из оставшихся «непоминающих» (почти все они погибли в 1930-е годы) воссоединилось со священноначалием Русской Церкви. С учетом этих соображений было признано возможным поставить вопрос о канонизации тех жертв репрессий, которые, находясь в отделении от митр. Сергия, продолжали признавать главой Церкви митр. Петра и не пытались организовать параллельный церковный центр (свт. Афанасий Сахаров, свт. Кирилл Казанский и др.)[325].

Непростой была и подготовка материалов по прославлению Царской Семьи. Перед канонизаций было подробно исследовано все, что касается государственной и церковной политики последнего императора, а также личных качеств его и его близких. Комиссия по канонизации отметила, что, с одной стороны, всю императорскую Семью отличало личное благочестие, что в правление Николая II широко велось храмостроительство, канонизировались святые, в числе которых были прп. Серафим Саровский, Патриарх Ермоген, свт. Иоасаф Белгородский.

С другой стороны, церковная политика императора не выходила за рамки традиционной синодальной системы управления Церковью. В частности, он, будучи убежденным в несвоевременности церковных реформ, не способствовал идее созыва Поместного Собора и восстановлению Патриаршества.

При исследовании государственно-политической деятельности императора было указано, что как политик и государственный деятель Государь поступал, исходя из своих религиозно-нравственных принципов. И, будучи помазанным на царство, наделенным всей полнотой власти, император был ответственен за все события, происходившие в стране, как перед народом, так и перед Богом. Поэтому на него ложится определенная доля ответственности и за все исторические ошибки, подобные «кровавому воскресенью». Другим примером неоднозначных действий императора, имевших пагубные последствия для России, были отношения его с Распутиным. Как показало специальное исследование, Государь неоднократно пытался избавиться от него, но оказался не в состоянии противостоять Александре Феодоровне, находившейся под влиянием Распутина из-за тяжелой болезни сына.

Подводя итоги всей этой работе, Комиссия по канонизации признала, что в деятельности последнего русского императора нет достаточных оснований для канонизации, то есть он не может быть канонизирован как благоверный император.

Основания для прославления Николая II и его Семьи были найдены при внимательном исследовании последних месяцев их жизни. Комиссия по канонизации свидетельствовала, что по мере продолжительного и углубленного изучения материалов этого периода подвиг христианского перенесения страданий Царской Семьей открывался все яснее и ощутимее. Большинство свидетелей жизни Романовых после ареста говорят о них как о людях, искренне стремящихся воплотить в своей жизни заповеди Евангелия, людях, которые, несмотря на все издевательства и оскорбления, принимают постигшие их страдания со смирением и покорностью Воле Божией.

Убийство Царской Семьи в ночь на 17 июля 1918 года повторяет узловое событие первоначальной духовной истории России — убийство свв. князей страстотерпцев Бориса и Глеба в 1015 году. Промыслом Божиим последние Романовы через 900 лет повторили их подвиг.

Сразу после того, как стало известно об убийстве Царской семьи, 21 июля 1918 года на литургии в Московском Казанском соборе св. Патриарх Тихон, фактически разъяснил основания для почитания императора Николая II: «Мы знаем, что он, отрекаясь от Престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней. Он мог бы после отречения найти себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь за границей, но не сделал этого, желая страдать вместе с Россией. Он ничего не предпринимал для улучшения своего положения, безропотно покорился судьбе...»[326]

Император и его Семья канонизированы не за то, как они жили и правили, не как благоверные, а за то, как они умирали, – как страстотерпцы. Они канонизированы потому, что не захотели стать причиной братоубийственной войны, потому, что ради Христа борьбе за власть или эмиграции предпочли страдания и смерть. Они не желали, чтобы за них страдали другие, но сами последовали Спасителю в Его вольных и безвинных Страстях.

Царственные мученики были символом Православной Руси, они были казнены как «носители идеи Православного Царства и Благодатного Помазания на Богоустановленную власть»[327]. Сохранилось интересное свидетельство Троцкого о том, как ответил Ленин на его вопрос «Что нам делать с Романовыми?». Вождь повторил фразу известного террориста XIX века С.Нечаева: «Расстреляем всю великую ектенью». Это высказывание можно понимать буквально – на великой ектенье до революции поминали членов Царского дома. Однако замысел большевиков был шире: убийство Царской Семьи должно было возглавить многочисленные казни всех тех, кто поминается на великой ектенье – «честного пресвитерства, во Христе диаконства, всего причта и людей», и даже храмов, в которых эти ектеньи произносятся[328].

Вместе с императорской Семьей были расстреляны и их верные слуги, последовавшие за своими господами в ссылку и прекрасно понимавшие, что их ждет[329]. Комиссия пришла к заключению, что наиболее подобающей формой почитания христианского подвига верных слуг Царской Семьи, разделивших ее трагическую участь, может быть увековечение их подвига в житии Царственных мучеников[330].

 

* * *

Работа по сбору материалов о новомучениках и исповедниках Российских является одним из главных направлений деятельности Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета с самого начала его существования. В 1992 году ректором прот. Владимиром Воробьевым в вузе был создан научный отдел Новейшей истории Русской Православной Церкви. При участии отдела были подготовлены материалы для канонизации многих новомучеников и подвижников благочестия, в том числе Алексия и Сергия Мечевых, свт. Афанасия Сахарова, св. прав. Феодора Ушакова, священномучеников Троице-Сергиевой Лавры, Николо-Угрешского монастыря и многих других.

Под руководством проф. Н.Е. Емельянова в ПСТГУ разработана база данных о новомучениках и исповедниках Российских, которая стала информационной системой по гонениям ХХ века (см. сайт ПСТГУ http://pstgu.ru). База постоянно пополняется новыми материалами, в настоящее время в ней собраны сведения о более чем 32 тысячах пострадавших за веру в годы гонений. База открыта в интернете, ежедневно публикуются поминальные списки репрессированных, память которых приходится на данный день. Организована рассылка таких списков. Отдельно размещены сведения о более чем 1500 прославленных новомучениках и исповедниках Российских, изображения более 100 икон[331].

Значительным этапом работы отдела Новейшей истории Русской Православной Церкви стало участие в сборе сведений о полигоне в подмосковном поселке Бутово — месте массовых расстрелов заключенных (1937-1838 гг.), многие из которых прославлены ныне в лике новомучеников и исповедников Российских. Сонм бутовских новомучеников возглавляет сщмч. митрополит Серафим (Чичагов), расстрелянный на этом полигоне на 82-м году жизни. В числе бутовских новомучеников — архимандрит Кронид (Любимов), последний наместник Троице-Сергиевой Лавры перед ее закрытием в 1920 г.[332]

В 1994 году на Бутовском полигоне силами ПСТГУ (тогда ПСТБИ) и Спасского Братства был установлен памятный крест. В 1995 году, в Неделю памяти всех русских святых, в походном храме прот. В. Воробьевым вместе со священниками Института и Братства была отслужена первая Литургия, на следующий год духовенство ПСТБИ служило первую Литургию в построенном на полигоне деревянном храме. Традиционно университетский хор поет на ежегодных соборных поминальных службах, которые совершаются духовенством Москвы и Московской епархии в Бутово в пасхальный период.

Архивные исследования с участием специалистов вуза позволили установить имена более 20 тысяч убиенных за веру на Бутовском полигоне. В ПСТБИ был составлен первый помянник пострадавших в Бутово. Впоследствии эта работа развернулась в создание Мартиролога по материалам базы данных (опубликован в 1997 г.). В настоящее время готовится переиздание этого справочника, объем которого за 10 лет увеличился в четыре раза.

В 1994 г. была основана серия «Материалы по новейшей истории Русской Православной Церкви». Первый том серии − «Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшая переписка о преемстве высшей церковной власти». Этот сборник документов из частного архива М.Е.Губонина стал настольной книгой исследователей церковной истории ХХ века. Всего в серии опубликовано 14 книг общим объемом около 900 п.л.

Специалистами вуза уже более пятнадцати лет ведутся систематические исследования в центральных архивах страны, публикуются документы и воспоминания, проводится аналитическая работа. В рамках Международной богословской конференции ПСТГУ ежегодно работает церковно-историческая секция, издается периодический сборник трудов, сотрудники постоянно участвуют в отечественных и зарубежных конференциях. По темам, связанным с подвигом новомучеников, защищаются дипломы и диссертации. Наконец, само обучение в Институте приобщает студентов к событиям церковной истории трагического ХХ века.

 

Икона «Собора новых мучеников и исповедников Российских за Христа пострадавших, явленных и неявленных»

К торжеству прославления новомучеников на Юбилейном Архиерейском Соборе в ПСТГУ по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия и председателя Синодальной Комиссии по канонизации святых митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия была написана икона «Собора новых мучеников и исповедников Российских за Христа пострадавших, явленных и неявленных»[333].

Создание иконы было очень сложной задачей, которая решалась соборно[334]. Необходимо было создать собирательный образ подвига бесчисленного сонма русских мучеников и исповедников ХХ века, которые предпочли страдание даже до смерти временным радостям земной жизни. Как литургический образ, икона должна была художественными средствами явить свидетельство вечной славы, которой удостоились мученики за свой подвиг.

Икона написана в традициях древней канонической живописи, сформировавшейся в Церкви в течении 15 веков и основанной на знаково-символическом понимании образов, заимствованных из реальной жизни, но обозначающих вечное. Икона новомучеников должна была явить непротиворечивое сочетание временного и вечного, показать и реальные подвиги новых святых, и их вечную славу в Царствии Небесном.

Для решения этой задачи была избрана трехчастная форма иконы: средняя часть (средник), Деисис вверху и клейма в боковых и нижней частях иконы. На среднике новомученики и исповедники Российские изображены в прославленном состоянии, на клеймах показаны их подвиги. Деисис и средняя часть иконы написаны по существующим образцам. Клейма таких образцов иметь не могли, они являются совершенно новыми композициями. Большую сложность представляла и разработка иконописных образов новопрославленных святых (было написано более 200 ликов).

Деисис (восседающий на престоле Спаситель, по сторонам в молитвенных позах Матерь Божия, Иоанн Креститель, святые) олицетворяет Небесную Церковь. Образ Спасителя является главенствующим на иконе, чем поясняется смысл мученичества как последования Христу в крестном пути. Изображение на иконе Небесной Церкви означает неразрывную преемственную связь подвигов христиан ХХ века с подвигов древних святых.

В средней части иконы святые новомученики изображены на фоне храма Христа Спасителя, восстановленного к 2000-летию христианства. Храм Христа Спасителя является одновременно символом гонений на Церковь в ХХ веке и символом ее возрождения в наши дни. Кроме того, храм — это образ Небесной Церкви. Перед храмом — престол в красном Пасхальном облачении. Центром композиции и ее основой является крест — указание на мученический подвиг всех изображенных на иконе и на победу над грехом и смертью через Крест Христов. Под крестом, в центре иконы, изображена Царская Семья в одеждах византийских императоров — знак духовной связи Ви


Поделиться с друзьями:

Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...

Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...

Состав сооружений: решетки и песколовки: Решетки – это первое устройство в схеме очистных сооружений. Они представляют...

Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.055 с.