Врожденное поведение и приобретенное поведение

 

Мы уже неоднократно говорили – и давайте не забывать об этом, – что любое поведение есть феномен, связанный с отношениями между организмами и окружающей средой, который мы отмечаем как наблюдатели. При этом диапазон возможных вариантов по ведения задается структурой организма. Структура определяет и области взаимодействия. Именно по этому у организмов одного вида неизменно развиваются конкретные структуры, независимо от специфики их историй взаимодействия. О таких структурах говорят, что они генетически заданы, а варианты поведения (если таковые существуют), которые они делают возможными называются инстинктивными. Когда новорожденный младенец принимается сосать материнскую грудь, он делает это независимо от того, родился ли он естественным путем или был извлечен в результате кесарева сечения, появился на свет в сверхсовременном городском родильном доме или на каком‑нибудь островке на краю цивилизации.

Но если структуры, делающие возможным определенный вариант поведения у особей одного вида, развиваются только при наличии у них конкретной истории взаимодействий, то такие структуры называются онтогенетическими, а поведение – приобретенным. Девочка‑волк, о которой мы упоминали в предыдущей главе, была лишена тех социальных взаимодействий, которые имеет каждый ребенок, и, например, ее способность бегать на двух ногах так и не получила развития. Даже в столь элементарных видах активности, как бег, мы зависим от человеческого контекста, который окружает нас, как воздух, которым мы дышим

Следует подчеркнуть, что врожденное и приобретенное поведение внешне неразличимы ни по своим механизмам, ни по проявлению. Различие между ними кроется в истории тех структур, которые делают их возможными. Именно поэтому отнесение конкретного поведения к врожденному или приобретенному зависит от того, насколько мы осведомлены о соответствующей структурной истории. Проводить различие между ними на основании одних лишь наблюдений за сиюминутным функционированием нервной системы нельзя.

Важно сознавать, что мы склонны рассматривать обучение и память как поведенческие явления, связанные с «восприятием» (получением) чего‑либо из окружающей среды. Тем самым предполагается, что нервная система оперирует с образами. Но, как мы уже видели, такая предпосылка затемняет суть дела и чрезмерно затрудняет понимание когнитивных процессов. Все сказанное выше указывает на обучение как на выражение структурного сопряжения, всегда обеспечивающего совместимость деятельности организма с его окружающей средой. Когда мы как наблюдатели рассматриваем какую‑нибудь последовательность возмущений, которые нервная система компенсирует одним из многих возможных способов, нам кажется, что нервная система заимствует нечто из окружающей среды. Однако мы уже знаем, что такое описание разрушает весь наш логический расчет: создавалось бы впечатление, будто нечто полезное для общения между нами как наблюдателями является одновременно операциональным элементом нервной системы. Описание обучения как интернализации окружающей среды затемняет суть делв, поскольку создает ложное впечатление, будто в структурной динамике нервной системы имеются явления, которые существуют только в дескриптивных областях некоторых организмов, обладающих, как и мы, языком.

 

Знание и нервная система

 

В предыдущей главе мы говорили о сферах поведения. В этой главе речь шла о фундаментальной организации нервной системы. Тем самым мы еще ближе подошли к повседневному явлению, которое называем получением знаний. Теперь мы располвгаем всем необходимым, чтобы уточнить, что именно имеется в виду, когда мы говорим, что некое действие есть познание.

Если задуматься над тем, каким критерием мы пользуемся, когда говорим, что некто обладает знанием, то станет ясно, что под знанием мы понимаем эффективное действие в той области, в которой ожидается ответ Иначе говоря, мы ожидаем эффективного поведения в контексте, который мы задаем своим вопросом. Таким образом, два наблюдения, произведенные над одним и тем же субъектом в одних и тех же условиях, но при различной постановке вопроса, могут привести к различным когнитивным оценкам поведения субъекта.

Это наглядно иллюстрирует следующая история, взятая из реальной жизни. На экзамене студента университета попросили: «Определите высоту башни университета с помощью альтиметра». Студент взял альтиметр, привязал его к длинной веревке и, взобравшись на самый верх башни, осторожно спустил альтиметр на веревке до основания башни. Затем он измерил длину веревки, которая составила 30 м 40 см. Однако профессор счел ответ студента неверным. Студенту была предоставлена еще одна попытка Профессор снова попросил его: «Определите высоту баш ни университета с помощью этого альтиметра». Студент взял альтиметр и, вооружившись гониометром, отправился на лужайку по соседству с университетом. Став на определенном расстоянии от башни, он воспользовался альтиметром как небольшой линейкой и построил подобные треугольники, из которых вычислил высоту башни. На этот раз она получилась равной 30 м 15 см. И на этот раз профессор не был удовлетворен ответом. Студенту была предоставлена еще одна попытка – и вновь с тем же результатом. Студент предложил шесть различных решений, но ни в одном из них альтиметр не был использован по своему прямому назначению. Ясно, что в определенном смысле студент проявил больше знаний, чем от него требовалось. Однако с точки зрения вопроса, заданного ему профессором, его знание было неадекватным.

 

Знание

Мы признаем наличие знаний всякий раз, когда наблюдаем эффективное (или адекватное) поведение в некотором заданном контексте, T с & сфере или области, определяемой (явно или неявно) самой постановкой вопроса

 

Поэтому мы хотим особо подчеркнуть, что оценка знания всегда производится в контексте отношений.

В таком контексте структурные изменения, запускаемые в организме возмущениями окружающей среды, представляются наблюдателю откликом на окружающую среду. Наблюдатель ожидает, что, исходя из этого отклика, ему удастся оценить структурные изменения, вызванные в организме С такой точки зрения любое взаимодействие организма, любое наблюдаемое поведение может быть оценено наблюдателем как когнитивный акт. Точно так же факт жизни – сохранения неразрывного структурного сопряжения как живого существа – состоит в знании в пределах области существования. Короче говоря, жить означает познавать (жить означает совершать эффективные действия в области существования в качестве живых существ)

В принципе этого достаточно для объяснения участия нервной системы во всех когнитивных измерениях.

Но если мы хотим понять участие нервной системы во всех конкретных формах человеческого знания, то, разумеется, нам было бы необходимо описать все специфические и конкретные процессы, участвующие в порождении человеческого поведения в различных областях структурного сопряжения. Для этого нам бы пришлось во всех подробностях рассмотреть функционирование нервной системы у людей, что далеко выходит за рамки зтой книги.

Резюмируя, можно утверждать, что нервная система участвует в когнитивных явлениях двумя взаимно дополняющими путями. Оба связаны с конкретным способом функционирования нервной системы как нейронной сети обладающей операциональной замкнутостью, в качестве составной части метаклеточной системы

Первый, и наиболее очевидный, заключается в расширении области возможных состояний организма, происходящем вследствие увеличения разнообразия сенсомоторных паттернов, предусматриваемых нервной системой, которое служит ключом к ее участию в функционировании организма.

Второй путь реализуется через открытие новых измерений структурного сопряжения для организма, вследствие чего в организме становится возможным установление соответствия между многочисленными различными внутренними состояниями и различными взаимодействиями, в которых организм принимает участие.

Наличие или отсутствие нервной системы определяет разрыв по любым показателям между организмами, обладающими относительно ограниченной способностью к познанию, и существами, чья способностью к познанию безгранична, например людьми Чтобы подчеркнуть ее ключевое значение, к символу аутопо‑ззного (одно– или многоклеточного) единства (слева вверху) мы должны добавить символ, учитывающий наличие нервной системы, которая, будучи операционально замкнутой, функционирует в то же время как неотъемлемая часть организма. Графически мы кратко изобразили совокупный символ слева внизу.

В организме с нервной системой, столь богатой и обширной, как нервная система чэловека, области взаимодействия открывают путь новым феноменам, делая возможным возникновение новых размерностей структурного сопряжения. У человека такими новыми размерностями стали язык и самосознание. Эти неизведанные территории мы намереваемся исследовать в следующих главах.

 

 

Социальные явления

 

Рассмотрим ситуацию, параллельную той, которая была проанализирована в гл. 4 относительно происхождения метаклеточных: вместо того, чтобы концентрировать внимание на одном opt анизме с его нервной системой,

попытаемся выяснить, что происходит, когда такой организм вступает в структурное сопряжение с другими организмами

Как и в случае клеточных взаимодействий в метаклеточных организмах, ясно, что с точки зрения внутренней динамики одного организма другой организм служит источником возмущений, неотличимых от тех, что поступают из «небиотической» окружающей среды. Однако возможно, что в ходе онтогенеза взаимодействия между организмами приобретают рекуррентный характер. Это с необходимостью приводит к последующим структурным дрейфам, к совместным онтогенезам (коонтогенезам) с взаимным включением через взаимное структурное сопряжение при сохранении каждым организмом своей адаптации и организации. Когда такое происходит, организмы, участвующие в совместном дрейфе, порождают новую феноменологическую область, которая может стать особенно сложной, если существует нервная система. Явления, возникающие из подобных структурных сопряжений третьего порядка, станут предметом рассмотрения этой и последующих глав.