Опыт изучения молодежных тусовок в г. Сочи по книге «Уйти, чтобы остаться: социолог в поле»

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ИЛИ ПОСТОРОННИМ В...: ПУТЕМ КАСТАНЕДЫ

Для того чтобы понять глубинные смыслы, которыми молодые люди на-деляют те или иные формы собственного досуга, метод участвующего на-блюдения является незаменимым. Это становится особенно очевидным на примере изучения пространства наркотизации. Поскольку господствующие представления об употреблении наркотических веществ отпечатаны в обыденном сознании,1 табуированные в публичном дискурсе практики употребления наркотиков тщательно скрываются от окружающих.

Учиться этнографии или делать этнографию?

За несколько дней перед поездкой в рамках рабочего семинара мы об-суждали превратности, специфику и возможные трудности участвующего наблюдения, пытаясь определить степень погружения и нашу готовность включиться в повседневные практики наблюдаемой группы.. Но мы, трое «обреченных на этнографию», как заговоренные, твердили фразу: «там все будет по-другому!».

Так все и было

Здравствуйте, можно войти?

Вхождение прошло хорошо, помог личный опыт.

Он же немного помешал – употребление марихуаны в ее тусовке обозначалось по другому.

Когда хорошие варианты не срабатывают

Был готовый пропуск(бывший респондент - Наташа), но потерялся номер. Нашлась замена, но она не сработала. Позже нашлась Катя – не очень помогла.И нашлась Наташа, в конце концов

«Вся этнография на фиг»¹: в поисках объекта

Таким образом, спустя десять дней с момента приезда я познакомилась с тремя различными людьми, которые не могли или не хотели ввести меня в свои компании. Мной овладевало отчаяние. Я злилась на моих инфор­мантов за то, что они — несмотря на все обещания помочь — избегали меня, когда я просила о встречах, демонстрировали сильную занятость и не желали общаться со мной иначе, нежели tet-a-tet².

Я пошла гулять С Наташей, познакомилась с компанией скейтеров, и особенно близко с тремя девушками. Постепенно отношения с тремя девочками стали настолько близки­ми, что они начали приглашать меня в гости и не отпускали вечером до­мой. Мы ходили с ними гулять отдельно от остальной компании, сидели в. кафе, ходили на концерты. Каким-то образом я восполнила существующий у них дефицит общения, а будучи старше и информированнее, была для них источником новых знаний и жизненного опыта. Чувствовала я себя настоящим психотерапевтом: мне рассказывали про личную жизнь, про­блемы с родителями, учителями, разборки в школе, а насыщенность нар-ративов о наркотических практиках — собственных и чужих опытах — превосходила все мои первоначальные ожидания. Некоторые члены этой компании — те, кто появлялся нечасто — восприняли меня как «новень­кую» и спрашивали, из какого я района и кто меня привел.

Чужая или все-таки своя?

Одним из самых волнующих в исследовании стал эпизод, когда двое мальчиков, наиболее активно экспериментирующих с наркотиками, поз­вали меня курить с ними траву. Не скажу, что предложение было для меня неожиданным, т. к. еще задолго до поля я размышляла о том, как далеко смогу зайти, насколько готова включиться в общие практики. Употребле­ние наркотических веществ противоречило моим ценностям и представ­лениям о безопасности. Буду откровенной: наркотики всегда вызывали у меня внутренний протест, и мне было крайне неприятно общаться с «на­куренными» людьми, не говоря уже о том, чтобы самой попробовать. Но я исследователь, и отказ может вызвать недоверие и подозрение, т. к. я окажусь единственной «некурящей», а значит — «не такой как все». Кроме того, без личного наблюдения (подразумевающего участие) трудно узнать важные этнографические подробности и групповые ритуалы, сопровожда­ющие эту практику.

В итоге я попробовала. Думаю, что любой исследователь попадает время от времени в подоб­ную ситуацию выбора между исследовательской необходимостью и собст­венными ценностными установками. И однозначного ответа, что стоит предпочесть, наверное, не существует, т. к. даже заранее принятое реше­ние может корректироваться «на месте».

Трансформация идентичности: за что боролись...

В итоге двухнедельного интенсивного общения наблюдаемый мной объект разросся до пяти довольно многочисленных и очень различных между собой компаний, две из которых вдобавок тусовались в одном мес­те, но враждовали друг с другом (что выражалось в демонстративно-пре­зрительном поведении, а иногда и в групповых «разборках»).

Я общалась с многими кампаниями. Они не хотели делить меня, были проьлемы с записью информации. В результате, устав от собственных эмоциональных переживаний, многочисленных претензий и обид со стороны моих новых знакомых, я пошла «на жертву» и ограничила свое общение только компанией Анд­рея и скейтерами, т. к. посчитала, что достигла здесь больших исследова­тельских успехов, и они являются самым информативным объектом для наблюдения. С другими компаниями я встречалась только эпизодически и случайно.

Границы участия

На третьей неделе пребывания в Сочи я достигла полного физического и психологического изнеможения: мне пришлось совершенно поменять режим дня, к которому я привыкла (спать приходилось гораздо меньше), плюс к этому я начала курить «за компанию» с моими информантами, т. к. ВСЕ они были курящими и постоянно «угощали» меня сигаретами, особенно девочки, которым я была симпатична. Посидеть-поговорить редко удавалось без алкоголя.

. И только однажды я «отбилась», во время поездки на турбазу с кампанией, в которой были люди с криминальным опытом. В один момент ситуация вышла из-под контроля, и я, поставив ультиматум Андрею и Оле, уехала оттуда, воспользовавшись первой возможностью. Чув-ство безопасности оказалось сильнее исследовательского интереса.

«Поле», которое всегда со мной

Итак, моя работа была завершена, приближалось время отъезда. Чувства, которые я испытывала, были очень противоречивы. С одной стороны, я с нетерпением ждала посадки в поезд, т. к. мой психологический дискомфорт достиг предела. Длительное пребывание в непривычной ситуации, в малознакомой среде, общение с людьми, которые только становились мне близкими, требовало немалых усилий. Мой «привычный» мир и круг общения были где-то далеко и проявлялись в редких разговорах по телефону с родственниками и друзьями и перепиской по е-мэйлу.

С другой стороны, расставаться с моими новыми друзьями было крайне тяжело, хотя все воспринимали мой отъезд по-разному. Для одних мое присутствие было всего лишь небольшой и почти незаметной переменой в повседневном времяпровождении, для других — любопытным приключением: не каждый день тебя «изучают» приезжие социологи из города, о котором они прежде даже не слышали. Но было несколько человек, которые расставались со мной с неподдельным сожалением и грустью. Они провожали меня на поезд с надеждой на непременную новую встречу. Именно благодаря этим троим я не вышла из «поля» до сих пор: каждую неделю мне приходят письма, в которых они рассказывают про свою жизнь и наших общих знакомых. Одна девочка, с которой мы очень близко подружились почти перед самым моим отъездом, обещает приехать ко мне (как я могу быть против?!). Она подробно пишет мне об изменениях в жизни компании с площади, передает мне приветы, пространно описывает свои наркотические эксперименты, дебюты, ощущения, размышляет о «пользе и вреде» употребления, советуется со мной как с близкой подругой. Андрей и Оля пишут про перемены в своей жизни, про свои новые прически и татуировки, присылают свои фото.

Из писем я узнаю много подробностей: о появлении новых людей в ту-совке и «изгнании» старых, о причинах межгрупповых конфликтов и стол-кновений. Появляются новые детали, которые мне не удалось понаблюдать самой, я знакомлюсь с интерпретацией событий из перспективы самих участников. Независимо от моего желания исследование продолжается. И может быть это уже не исследование — оно стало частью моей жизни, а прежние информанты стали активными агентами моей биографии.

39. Опыт изучения стратегий выживания больных СПИДом по книге «Уйти,
чтобы остаться: социолог в поле».
размышления социолога о специфике поле­вого исследования стратегий выживания людей с ВИЧ/СПИДом, кото­рое проводилось в 1999-2000 гг. в Калининграде. Исследование ставило целью проанализировать, каким образом люди с ВИЧ, живущие в услови­ях негативного, стигматизирующего дискурса о СПИДе в России, справ­ляются с реальностью болезни. Меня интересовал узкий сегмент социаль­ной жизни субъектов и субъективные смыслы, которыми они наполняли свою жизнь: я хотела выяснить, какие стратегии выживания выбирают ВИЧ-положительные люди для того, чтобы сделать жизнь с болезнью воз­можной, несмотря на физические, социальные и эмоциональные пробле­мы, которые она создает. Полевое исследование представляло собой про­цесс изучения повседневных действий и событий методом включенного наблюдения, т. е. исследователь изучал людей («жителей» поля, участни­ков исследования) через погружение в естественную для них обстановку с целью приобрести знания о каких-либо аспектах их жизни и взаимодей­ствия из первых рук.

Приступая к исследо­ванию, я не осознавала, насколько сложным окажется этап вхождения в поле и насколько ограничены возможности знакомства и общения с людь­ми с ВИЧ.

Йоргенсен выделил две особенности полевой обстановки: (1) она мо­жет быть видимой или невидимой и (2) открытой или закрытой. Поле ВИЧ-положительных и невидимо и закрыто, что чрез­вычайно осложняет доступ к нему. «Невидимыми» ВИЧ-положительных людей делает гарантированное российским законодательством право на соблюдение тайны диагноза.

Тема исследования относится к так называе­мым сенситивным (sensitive topics), поскольку она связана с интимными сторонами жизни, девиацией и социальным контролем. Почти единствен­ной возможностью познакомиться с людьми с ВИЧ и выстроить с ними до­верительные отношения является участие исследователя в деятельности той или иной организации, занимающейся проблемой ВИЧ/СПИДа (да­лее СПИД-сервисные организации).

Первой организацией стал Центр СПИД, где мне объяснили, почему установить контакт с людьми с ВИЧ через официальные каналы фактически невозможно. Однако тогда же сотрудники Центра СПИД рас­сказали мне об одном ВИЧ-положительном молодом человеке (далее Б.), который готов общаться с теми, кто интересуется ситуацией со СПИДом в городе, и пообещали сообщить ему обо мне. Через некоторое время мы познакомились.

При содействии Б. я стала посещать проходящие в городе мероприятия и акции, связанные со СПИДом. По прошествии некоторого времени меня стали узнавать и воспринимать как естественного участника событий. По­степенно я тем или иным образом включилась в деятельность калининград­ских СПИД-сервисных организаций. и таким образом получила доступ к исследуемой среде. Постепенно «жители» поля привыкли к моему присутствию, и я, как полноправный член сообщества, принимала участие в деятельности орга­низаций: подготавливала различные информационные материалы, перево­дила с английского языка документацию, помогала выпускать газету для людей с ВИЧ, получать гуманитарную помощь и писать проектные заяв­ки для СПИД-сервисных организаций. Я участвовала в семинарах, посвя­щенных различным аспектам борьбы с ВИЧ/СПИД. Шаг за шагом я зна­комилась и выстраивала доверительные дружеские отношения с членами сообщества.

Среда людей с ВИЧ находится далеко от зоны моей личной комфорт­ности. Но я испытывала и испытываю глубокую симпатию и со­чувствие к участникам исследования. Еще в начале исследования я сде­лала этический выбор: не только «наблюдать за», а «быть с» и «быть для». Я решила, что буду вести себя так, чтобы взаимодействие со мной было комфортным для «жителей» поля. Эта этическая установка помогла мне в установлении взаимопонимания.

социально замкнутые среды надо изучать в процессе продолжительного наблюдения, в котором исследователь позиционирует себя в качестве исследователя-приятеля. Исследователь-приятель регулярно проводит время с «жителями» поля и, будучи приятелем, дает возможность пользоваться небольшими услугами с его стороны: угощает сигаретами, снабжает какой-нибудь одеждой. То есть исследователь не только получает информацию, но многое дает сам.

В процессе исследования мне зачастую доводилось снабжать исследуе­
мых сигаретами, вещами, покупать продукты, навещать в больнице, оказы- 11
вать ряд мелких услуг личного характера. То есть я вела себя точно также,
как в повседневной жизни мы ведем себя с приятелями и друзьями: поим
чаем и кормим, когда они приходят к нам в гости, платим за них в кафе, ||
если у них в этот момент нет средств заплатить за себя, или одалживаем
небольшие суммы денег. Я не считала такое поведение оплатой доступа. Выстраивание взаимопонимания с уже знакомыми людьми требовало
постоянной подпитки. Вопрос сохранения доверия остро стоял на протя­
жении всего исследования. хотя в целом доступ в среду был получен, доверие каждого но­вого знакомого приходилось завоевывать фактически с нуля.

В процессе общения с ВИЧ-положительными людьми я столкнулась с тем, что в повседневном общении о жизни с ВИЧ фактически не гово­рят. Персональные ощущения жизни с болезнью обычно не являются те­мой обсуждений, об этом говорят лишь на некоторых закрытых встречах групп взаимопомощи людей с ВИЧ.

Любой исследовательский проект в конце концов заканчивается. Вы­ход из поля — не просто физический акт ухода, это сложный процесс, за­висящий от полевых обстоятельств и способов выстраивания социальных взаимоотношений с участниками. исследователи находятся в долгу перед людьми, от ко­торых зависел ход исследования и которые стали с ними близки.

для ВИЧ-положительных особен­но важен тот поддерживающий социальный круг, в котором нет необходи­мости скрывать диагноз и где они могут быть полностью открыты. Я вошла в этот круг для ключевых участников исследования. Это накладывает на меня моральную ответственность поддерживать взаимоотношения с ними до тех пор, пока они в этом нуждаются.