Именем Союза советских социалистических республик

22 июня 1943 г. в помещении трибунала

Военный трибунал войск НКВД при Дальстрое

в составе:

Председательствующего в/юриста Решетова.

Членов в/юриста т. Кузина и т. Поцелуйко.

при секретаре мл. лейт. адм. службы Попове.

с участием —

Рассмотрев в закрытом судебном заседании дело по обвинению заключенного Шаламова Варлама Тихоновича, рождения 1907 года, уроженца г. Вологды, из служащих, русского, с незаконченным высшим образованием, по профессии журналиста, женатого, судившегося в 1929 г. как СВЭ на 3 года л/свободы и в 1937 г. за контрреволюционную деятельность на 5 лет л/свободы, обвиненного по ст. 58-10 ч. II УК РСФСР, материалами дела и судебным следствием

установил:

Шаламов, отбывая срок уголовного наказания в отдельном лагерном пункте «Джелгала» Севлага НКВД, систематически на протяжении февраля-мая 1943 года среди заключенных вышеуказанного ОЛП проводил контрреволюционную агитацию.

В феврале м-це 1943 года в присутствии заключенных Нестеренко, Кривицкого и других высказывал контрреволюционные измышления в отношении политики коммунистической партии, восхваляя при этом врага народа Троцкого.

В марте и апреле месяцах 1943 года в присутствии Кривицкого, Заславского и Кушнир Шаламов высказывал пораженческие настроения по отношению Советского Союза в войне с фашистской Германией, восхваляя при этом мощь, технику и командование фашистской армии.

В мае месяце 1943 года в присутствии Шойлевича, Кривицкого и других Шаламов высказывал контрреволюционно-клеветнические измышления в отношении одного из руководителей советского правительства.

Своими действиями Шаламов совершил преступление, предусмотренное ст. 58-10 ч. II УК, в чем военный трибунал и признал его виновным, поэтому, руководствуясь ст. ст. 319/320 УПК

Приговорил

Шаламова Варлама Тихоновича на основании ст. 58-10 ч. II УК, с санкции ст. 58-2 У К лишить свободы сроком на десять (10) лет, с отбытием в исправ.<|>-труд. лагерях с поражением в правах по пп. абв ст. 31 УК на 5 лет без конфискации имущества за отсутствием такового у осужденного.

Начало срока Шаламову с зачетом предварительного заключения исчислять с 3 июня 1943 года.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Председательствующий [подпись] Решетов.

Члены [подписи] Поцелуйко, Кузин.

 

Генеральному прокурору СССР

т. Руденко

Шаламова Варлама Тихоновича,

1907 г. р. прож. ст. Решетникове,

Окт. ж. д. Калин, обл. пос. Туркмен.

 

Жалоба

I

В первых числах июня 1937 г. Особым совещанием при НКВД я был осужден на 5 лет итлагерей с отбыванием срока на Колыме по ст. «КРТД». Никаких материалов, дающих основание к такому приговору, у следствия не было, в чем легко убедиться, прочтя протоколы допросов. Никаких порочащих меня показаний, очных ставок и т. п. за время 5-месячного следствия, также не было и быть не могло.

Единственно возможной, по моему разумению, причиной ареста было мое собственное заявление, поданное в СПО НКВД в сентябре 1936 г., касавшееся моих связей с троцкистами из бывших комсомольцев в 1928 г., за что в свое время (в марте 1929 г.) был осужден к 3-м годам лагерей, отбывал наказание на Сев. Урале (Вишерские лагеря) и был освобожден досрочно в октябре 1931 г. с правом проживания по всему СССР и восстановлением во всех правах. Тогда я вернулся в Москву (в 1932 г.) и работал в редакциях различных журналов и газет (в 1935—36 гг. в журнале «За промышленные кадры» НКТП).

Во время троцкистских процессов 1936 г. по совету друзей и родственников я подал упомянутое выше заявление в СПО НКВД в сентябре 1936 г., а 12 января 1937 г. был арестован.

Почти все протоколы допросов и представляют собой простую переписку на допросных бланках следователем Ботвиным моего заявления, которое он держал в руках, моего собственного заявления, сделанного с полным доверием, о деле, за которое уже ранее, 10 лет назад я получил и отбыл наказание, был реабилитирован и добавить к которому за все время моей последующей жизни и работы следствие не могло ни одного факта, порочащего меня.

Тем не менее, получил 5 лет и в июле 1937 г. был направлен на Колыму. Подать в то время заявление оттуда не было никакой возможности.

Прошу об отмене приговора Особого совещания, вынесенного мне в июне 1937 г. и о полной моей реабилитации.

II

Случайно пережив известные колымские трагические события 1938 г., трижды доходя до полного физического истощения, я все же остался в живых. Сейчас стало известно, что это истребление осуществлялось в результате преступных действий ныне расстрелянного Берия.

Срок моего наказания кончался в 1942 году, но я освобожден не был из-за войны, как и все почти люди, осужденные по т. н. «литерным» статьям, и продолжал отбывать наказание в том же положении, как и раньше. В следующем же, 1943 году, я, в условиях прямой лжи, подстроенных лжесвидетельств, работая на колымском прииске «Джелгала» в одной из бригад на общих работах был арестован и обвинен по ст. 58-10 и осужден 3-VII-1943 г. военным трибуналом Войск НКВД при Дальстрое в пос. Ягодном по той же статье на 10 лет лагерей и 5 лет последующего поражения в правах. В течение всего следствия (месяц) содержался по распоряжению следователя Федорова в ледяном карцере, получая 300 гр хлеба и литр воды в сутки.

Материал следствия был совершенно фантастическим, выдуманным с первой до последней строки по широко распространенному тогда стандарту (был не один такой приговор). Несмотря на мои протесты в части недобросовестности свидетелей (Кривицкий и Заславский), следователь не вызвал ни одного свидетеля по моей просьбе, заявив: «я все равно их пропущу через мой кабинет, и все они покажут против тебя».

На заседании же военного трибунала был добавлен еще один «свидетель», некто Шойлевич, с которым до суда я никогда и нигде не встречался и никогда в жизни ни о чем не говорил и который также показывал против меня. Впрочем, и с первыми двумя ни о чем, кроме непосредственных дел быта и работы, тоже никогда не говорил, да и странны были бы беседы, когда думаешь только о том, как бы скорее добраться до койки и спать.

По окончании следствия меня направили в военный трибунал, заседания которого были в пос. Ягодном, в 18 километрах от нашего прииска. Конвоиры, с которыми следователь отправил меня лесной дорогой, отведя меня за несколько километров, били несколько часов подряд и только к концу вторых суток доставили в поселок накануне суда.

Как и на следствии, так и на суде я не признал и не мог признать того, чего я никогда не говорил и не делал. Я пытался обратить внимание трибунала на побои, на то, что «свидетели» выступают одни и те же чуть ли не на третьем таком процессе, но все было бесполезно.

Получил 10 лет и 5 лет поражения в правах. Отбыл и этот срок на Колыме и с зачетом рабочих дней был освобожден 13 октября 1951 г. С 20 октября т/г работал в Центр, б-це «Левый берег» в качестве фельдшера, затем ф-ром в Дорожном управлении, а в ноябре 1953 г. уволился из Дальстроя и переехал в Калининскую обл., где работал с декабря 1953 по 12 июля 1954 в Озер. Непл. стр. управлении товароведом, а с 20 июля 1954 по настоящее время работаю в Решетниковском торфопредприятии.

С Колымы я неоднократно пытался добиться отмены приговора, пересмотра дела, но ни на одно из своих заявлений не получал ответа.

Сейчас, в твердой уверенности в том, что все-таки есть правда, в полном доверии к Вам, т. Руденко прошу рассмотреть эти мои две жалобы и обе их удовлетворить, отменив оба приговора как несправедливые, вызванные злой волей.

Вовсе невинным человеком пробыл в заключении на Дальнем Севере 14 лет.

18 мая 1955 г. [подпись] Шаламов.

 

Секретно

экз. № 1

 

В ВОЕННУЮ КОЛЛЕГИЮ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР

 

Протест (в порядке надзора)

 

По делу ШАЛАМОВА В. Т.

23 июня 1943 года военным трибуналом войск НКВД при Дальстрое на основании ст. 58-10 ч. II УК РСФСР, осужден к 10 годам лишения свободы, с поражением в правах на 5 лет.

ШАЛАМОВ Варлам Тихонович, 1907 года рождения, уроженец гор. Вологды, из служащих, русский, беспартийный, со средним образованием, журналист, судимый: в 1929 году подвергался высылке как СВЭ на 3 года; в 1937 году за контрреволюционную деятельность к 5 годам ИТЛ.

Приговор кассационному обжалованию не подлежал.

ШАЛАМОВ признан виновным в том, что, отбывая наказание, в 1943 году среди заключенных проводил контрреволюционную агитацию: высказывал контрреволюционные измышления в отношении политики коммунистической партии, восхваляя при этом врага народов Троцкого, высказывал пораженческие настроения по отношению Советского Союза и клеветнические измышления в отношении одного из руководителей советского государства.

Приговор подлежит отмене, а дело прекращению по следующим основаниям:

ШАЛАМОВ виновным себя не признал и в суде показал, что контрреволюционной агитацией он никогда не занимался, а показания свидетелей по его делу считает ложными (л. д. 56).

Допрошенные в суде свидетели НЕСТЕРЕНКО, КРИВИЦКИЙ, ЗАСЛАВСКИЙ и КУШНИР показали, что ШАЛАМОВ среди заключенных высказывал недовольство тем, что в Советском Союзе нельзя ничего сказать, сразу арестуют, немецкие военные специалисты и техника лучше нашей, один из руководителей Коммунистической партии уничтожил всех партийных активистов и скоро объявить себя монархом всея Руси.

Эти разговоры не являются контрреволюционными, ШАЛАМОВ осужден необоснованно.

Необоснованно также ШАЛАМОВ был осужден 2 июня 1937 года Особым Совещанием при НКВД СССР.

Из обвинительного заключения по этому делу видно, что ШАЛАМОВУ вменено в вину то, что он, возвратившись из административной ссылки, поддерживал связь с бывшими троцкистами.

Никаких доказательств, уличающих ШАЛАМОВА в контрреволюционной преступной деятельности, в деле нет.

Допрошенные свидетели ГУСЯТИНСКИЙ и БОЧКОВ характеризуют ШАЛАМОВА как человека мало общительного, о контрреволюционной деятельности ШАЛАМОВА им ничего неизвестно (л. д. 27—31).

ШАЛАМОВ не признал себя виновным. В поданной жалобе ШАЛАМОВ также отрицает свою вину и просит оба его дела пересмотреть.

Руководствуясь ст. 25 Положения о прокурорском надзоре в СССР,

ПРОШУ:

Приговор военного трибунала войск НКВД при Дальстрое от 23 июня 1943 года и постановление Особого совещания при НКВД СССР от 2 июня 1937 года по делам ШАЛАМОВА Варлама Тихоновича отменить и оба дела о нем на основании ст. 4 п. 5 УПК РСФСР дальнейшим производством прекратить.

Приложение: Три дела: 1 дело № 185024 от н/вх. № 051000,

2 дело № 257067 и 3 дело № 576204 от н/вх. № 0143119 и жалоба на 2 л. — адресату.

Зам. главного военного прокурора полковник юстиции [подпись] Д. Терехов.

20 марта 1956 г. № Юа-56746-55/07946.

Справка: ШАЛАМОВ проживает: ст. Решетниково, Октябрь-, ской жел. дороги Калининской области.

 

 

Секретно

ВЕРХОВНЫЙ СУД СОЮЗА ССР

Определение № 4н-04762/56

 

ВОЕННАЯ КОЛЛЕГИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР

В составе: председательствующего полковника юстиции Костромина

и членов: полковника юстиции Конова и подполковника юстиции Фуфаева,

рассмотрев в заседании от 18 июля 1956 г.

Протест Главного военного прокурора по делу Шаламова Варлама Тихоновича, рождения 1907 года, уроженца гор. Вологды, осужденного 23 июня 1943 года военным трибуналом в/НКВД при Дальстрое на основании 58-10 ч. II УК РСФСР — к 10 годам лишения свободы в ИТЛ, с поражением в правах на 5 лет.

2 июня 1937 г. Шаламов по обвинению в контрреволюционной деятельности был осужден Особым совещанием при НКВД СССР к заключению в ИТЛ сроком на 5 лет.

Заслушав доклад тов. Конова, заключение пом. Главного Военного прокурора — подполковника юстиции Цаплина —

УСТАНОВИЛА:

Шаламов признан по приговору виновным в том, что, отбывая наказание, в первой половине 1943 года проводил среди заключенных антисоветскую агитацию.

В протесте указывается, что те высказывания, которые допускал среди заключенных Шаламов и которые расценены судом как антисоветские, по своему содержанию не являются контрреволюционными и под признаки ст. 58-10 ч. II УК РСФСР не подпадают, в связи с этим в протесте ставится вопрос об отмене приговора военного трибунала в/НКВД при Дальстрое в отношении Шаламов и прекращении о нем дела производством за отсутствием состава преступления.

В протесте также указывается, что Шаламов Особым совещанием 2 июня 1937 г. был осужден необоснованно, так как никаких доказательств виновности Шаламова в антисоветской деятельности в деле нет, поэтому Главный военный прокурор в протесте просит отменить указанное постановление Особого совещания НКВД СССР от 2 июня 1937 г. в отношении Шаламова и это дело о нем производством прекратить за отсутствием состава преступления.

Соглашаясь с протестом и не усматривая в действиях Шаламова состава преступления, Военная Коллегия определила: приговор военного трибунала в/НКВД при Дальстрое от 23 июня 1943 г. и постановление Особого совещания НКВД СССР от 2 июня 1937 г. в отношении Шаламова Варлама Тихоновича отменить и оба дела о нем на основании ст. 4 п. 5 УПК РСФСР производством прекратить.

Председательствующий [подпись] Костромин.

члены [подписи] Конов, Фуфаев.

 

Расписка

 

Мною, гр-ном Шаламовым Варламом Тихоновичем 1907 года рождения, сего числа выдана настоящая расписка УКГБ при СМ СССР по Калининской области в том, что мне объявлено определение Военной Коллегии Верховного суда СССР от 18 июля 1956 г. за № 4н-04762/56 об отмене приговора Военного трибуна в/НКВД при Дальстрое от 23 июня 1943 года и постановления Особого совещания при НКВД СССР от 2 июня 1937 г. о прекращении в отношении меня обоих дел на основании ст. 4 п. 5 УПК РСФСР. Справку № 4н-04762/56 от 18 августа 1956 года Военной Коллегии Верх, суда СССР о прекращении дел получил.

3 сентября 1956 г. подпись (Шаламов В. Т.).

Расписку отобрал:

Пом. оперуполномоченного УАО УКГБ при СМ СССР по Калининской области

ст. л-т [подпись] Петров.

3/IX-1956 года.

ПРИМЕЧАНИЯ

 

 

1 Статья 58-10 — пропаганда и агитация, содержащая призыв к свержению или ослаблению советской власти, а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания. (Особенная часть УК РСФСР, 1926).

 

2 УВЛОН — Управление Вишерских лагерей особого назначения, с 1930 — УВИТЛ — Управление Вишерских исправительно-трудовых лагерей.

 

3 ППОГПУ — полномочное представительство ОГПУ.

 

4 Гудзь Галина Игнатьевна (1909—1986), первая жена В. Т. Шаламова. Янушевская (урожд. Шаламова) Елена Варламовна (1935—1990) — дочь Шаламова.

Г.И. Гудзь НКВД СССР осуждена на 3 г. ИТЛ. Постановлением ОСО НКВД в 1938 осуждена на 5 лет ссылки в Казахстан.

 

5 Гезенцвей Сарра Менделевна (1908 — 1937) — студентка 3 курса литературного отделения этнологического факультета 1-го МГУ, участница оппозиции. Шаламов рассказывал, что именно она привела его и поставила в ряды оппозиционной демонстрации к 10-летию Октября (1927). Всегда тепло вспоминал о ней.

Арестована 8 мая 1928, освобождена на поруки отца.

В 1929 арестована и осуждена на 3 г. ссылки, в 1933 выслана в Казахстан, в 1936 арестована и осуждена к 10 годам тюремного заключения, в 1937 г. тройкой У НКВД Алтайского края приговорена к расстрелу.

 

6 Никольская — дополнительные сведения не установлены по данным ЦА ФСБ.

 

7 Смилга Ивар Тенисович (1802 — 1937) — видный участник Октябрьской революции. В 1907 г. вступил в РСДРП.

8 1926 г. примкнул к новой оппозиции.

7.11.27 был избит в своей квартире сторонниками И. В. Сталина. 14.11 — исключен из ЦК 15-м съездом ВКП(б). Выступил на съезде с заявлением от своего имени, а также Н.И. Муралова, Х.Г. Раковского, К.Б. Радека, утверждая, что «оппозиция стоит полностью и целиком на почве исторических основ большевизма» и борется за «режим внутрипартийной демократии». В июле 1929 г. заявил о согласии с «генеральной линией» партии и разрыве с оппозицией. В нач. 1930 г. восстановлен в партии. В ночь на 2.01.1935 арестован и осужден. 10.01.37 приговорен Военной коллегией Верховного суда к расстрелу.

 

8 Введенский Анатолий Семенович (р. 1904) — уроженец г. Оренбурга, студент этнологического факультета I МГУ. Арестован органами ОГПУ 18 февраля 1929 года по обвинению в антисоветской троцкистской деятельности. Постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 22 марта 1929 года по ст. 58-10 (антисоветская пропаганда и агитация) заключен в места лишения свободы сроком на 3 года. Реабилитирован. (В материалах дела часто фигурирует как Веденский.)

 

 

9 Арефьева Нина Андреевна (1906 —?) — студентка I МГУ, постановлением ОСО ОГПУ от 23 апр. 1929 выслана на 3 г. в Казахстан. 18 нояб. 1929 разрешено свободное проживание на всей территории СССР. Постановлением ОСО ОГПУ от 23 июня 1930 выслана на 3 г. в Среднюю

Азию. Постановлением ОСО ОГПУ от 3 авг. 1930 разрешено свободное проживание на всей территории СССР, в 1935 вновь арестована.

 

10 Сегал Мария Лазаревна (р. 1907) — уроженка г. Меджибож Подольской губернии, студентка этнологического факультета I МГУ, активная троцкистка. Арестована органами ОГПУ 4 мая 1928 года. Обвинялась по ст. 58-10 (антисоветская пропаганда и агитация) УК РСФСР. Постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 20 июня 1928 года выслана в Саратовскую губернию сроком на 3 года. Реабилитирована.

 

11 Сармацкая Галина (Сармуцкая, Сарматская) — в архиве ФСБ не установлена.

 

12 Казарновская Белла Эммануиловна (р. 1908) — уроженка г. Москвы, студентка физико-математического факультета I МГУ. К троцкистской организации примкнула в 1927 году в период своей учебы в Московском государственном университете им. Ломоносова. 7 ноября 1927 года в день празднования 10-й годовщины Октября принимала участие в демонстрации, организованной троцкистами. В связи с чем за троцкистскую деятельность была исключена из кандидатов в члены ВЛКСМ. В 1928 году присоединилась к письму Троцкого, поданному в Коминтерн. Арестована органами ОГПУ 10 мая 1928 года. Обвинялась по ст. 58-10 (антисоветская пропаганда и агитация) УК РСФСР. Постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 20 июня 1928 года выслана в Тамбовскую губернию, в г. Моршанск сроком на 3 года. В марте 1929 года за распространение среди рабочих Моршанской суконной фабрики антисоветской троцкистской литературы была вторично арестована Тамбовским орготделом ОГПУ и переведена для отбытия наказания в г. Россош Воронежской области. 13 марта 1929 года заключением СО ПП ОГПУ по ЦЧО следственное дело по обвинению Казарновский Б.Э. было прекращено и обвиняемая из-под стражи освобождена. В третий раз арестована 4 декабря 1934 года УГБ Н КВД по Московской области за троцкистскую деятельность. 26 февраля 1935 года постановлением УГБ НКВД по МО следствие по делу Казарновской Б.Э. прекращено, из-под стражи освобождена. В четвертый раз арестована органами МГБ СССР 24 февраля 1948 года. Обвинялась по ст. 58-10 (антисоветская пропаганда и агитация) УК РСФСР. Постановлением Особого совещания при МГБ СССР от 4 сентября 1948 года направлена на принудительное лечение в соединении с изоляцией в Казанскую тюремную психиатрическую больницу МВД СССР г. Казани. Реабилитирована.

 

13 Попов, Розеблюм — данные в архиве ФСБ не установлены.

 

14 Куриц Марк Семенович (1909—1936) — студент литературного отделения этнологического факультета 1 МГУ. Арестован 30 декабря 1928 и выслан на Урал.

Постановлением ОСО ОГПУ в 1931 г. выслан в Западную Сибирь на

3 г., в 1934 г. срок высылки продлен на 2 г. Постановлением ОСО НКВД СССР в 1935 был осужден на 5 лет лишения свободы. Умер в Магаданской области в заключении.

 

15 Попов Серафим, Смирнов Александр, Слепнев Николай по данным архива ФСБ не установлены

16 Гусятинский Александр Ильич (1893 —?) — зав. редакцией ж. «За промышленные кадры», после возвращения с Колымы В. Шаламов поддерживал с ним и его семьей дружеские отношения.

 

17 Главное управление учебных заведений Наркомата тяжелой про мышленности.

 

18 Шуйский по данным ЦА ФСБ не установлен.

^найти19 Изолятор усиленного режима райотдела НКВД по Сев. горно-промышленному управлению

 

 

ПОД ОКОМ СТУКАЧА

 

Следующая предлагаемая вниманию читателей публикация являет собой новый литературный жанр: донесения осведомителей.

Освобожденный из лагеря В. Т. Шаламов находился, как видим, под надзором даже после его реабилитации 18 июля 1956 года.

В Москве и Калининской области донесения поставляет некто И., однако он, видимо, имеет общих знакомых с Шаламовым в Магадане. Варлам Тихонович осведомляется у него, где теперь Лоскутов (донесение от 23 декабря 1957 года). Видимо, И. — лицо собирательное. Однако тот факт, что о наиболее часта посещавшем Шаламова колымчанине И. умалчивает, позволяет сделать определенные выводы.

Шаламов всегда знал, что к нему подведут осведомителя, и даже определенно называл его имя — поэт П., но П. был не одинок. И. также не чужд литературы: в донесении от 11 апреля 1956 г. он опытным пером разоблачает «субъективные» позиции Шаламова: тот, кто следует теории «откровенности», может отразить лишь правду своей души, а не тенденции поступательного движения к коммунизму и т. п. Как-то неприятно и горько, что дорогие для Шаламова мысли услышаны были этим И. Тем не менее есть в этих документах интересные сведения о Шаламове, особенно в донесении от 31 мая 1957 года, где подробно обрисовано его окружение перед первым арестом 19 февраля 1929 г.

О Сарре Гезенцвей и Нине Арефьевой скажет Шаламов на следствии 1937 года: «Я любил их». И много лет спустя с большой теплотой говорил Варлам Тихонович о своих университетских друзьях, поднявшихся со всей отвагой юности против Сталина. Фигурирует здесь и вездесущий И., арестованный, видимо, в 1929 г. Их отвагу, их жизни использовали в борьбе за власть. Все заплатили по кровавым счетам политических игр. К тому же в каждой организации, бросающей вызов государству, были свои Азефы.

И. Сиротинская

Донесение № 1

 

10 апреля 1956 г.

...Шаламов вернул журнал, а И. предложил ему стихи Пастернака. Шаламов буквально обрадовался. Он говорил в восторженном тоне: «Это гениальный поэт! Стихи у него восхитительны. Кроме того, он замечательный переводчик. Но сейчас Пастернак не печатается, потому что он не станет писать то, что от него требуют. А между прочим, в Москве его неопубликованные стихи читают многие в рукописях и любят их».

И. спросил Шаламова, знаком ли он со стихами Леонида Мартынова. Шаламов ответил: «Я хорошо знаю его стихи. Это талантливый поэт. Но у него много ненужных стихов. Их он написал, сбитый с пути. На него давили и чуть не погубили его. Так что многие его стихи нужно выбросить. Хотите, я вам почитаю его стихи?» И. с удовольствием согласился послушать. Тогда Шаламов начал читать. Прочел несколько стихотворений Мартынова, затем стал читать стихи Пастернака. Читал он хорошо, грамотно, с душой. И. взаимно прочел ему стихи Есенина: «Я иду долиной», «Все живое особой метой», «Я спросил сегодня у менялы...» и одно стихотворение С. Щипачева «За окном синел далекий лес».

После чтения беседа продолжалась. Шаламов говорил: «Стихов много, а поэтов мало. Выше всех я ценю Твардовского. Вы знаете, что он сейчас не у дел. Его проработали и сняли с поста гл. редактора «Нового мира»1. Сняли ни за что. Читал я статьи Померанцева и Лифшица2. Ничего там страшного нет. Хорошие, грамотные статьи. А «Дневник писателя» Мариэтты Шагинян я просто выбросил бы».

И. ответил, что он знаком с неудачами Твардовского, читал статью Лифшица, которая написана хлестко и остро. Шаламов перебил: «Это неважно, что не печатают хороших стихов. Их будут печатать и петь. Все, что написано кровью сердца, зазвучит. Eceнин уже зазвучал, а в дальнейшем зазвучит еще больше. Начинает звучать большой поэт Блок, которого раньше крестили интеллигентом, символистом и декадентом. Теперь уже не говорят, что это певец «Прекрасной дамы», а что Блок большой талантливый поэт русского народа. Зазвучит М. Цветаева. Об Ахматовой я не говорю, потому что она уже стара. Жданов3 в своем выступлении обрушился на ее старые стихи. Но ведь она же очень давно их писала. Ведь находятся же люди, которые не могут простить Пастернаку стихотворение о Керенском4, написанное сорок лет назад. Вот оно, это коротенькое стихотворение». И Шаламов продекламировал стихотворение, которое восхваляет Керенского. Прочитав это стихотворение, Шаламов воскликнул: «Что же, собственно, здесь опасного?»

Затем Шаламов заговорил о К. Симонове. Симонова он н любит и говорит о нем так: «Симонова к поэзии нельзя допускать на орудийный выстрел».

Затем Шаламов сделал такое обобщение: «Возьмите 20-е годы. Какой расцвет был литературы. Все, что есть у нас лучшего, написано в эти годы. А сейчас ничего нет. Это подтвердил и Сурков на XX съезде. Он привел имена и названия 20-х годов. А сегодня пока обещания».

И. спросил: «Чем это объясняется?»

Шаламов ответил: «Объяснение этого явления известно. На одном совещании писателей один литератор сказал: «Жизнь была хорошая, а поэтому и произведения были хорошие».

Сейчас мы переживаем колеблющееся, неустойчивое время. Неизвестно, что писать и как писать. Поэтому люди не пишут. Те, что пишут, — это чепуха. Те, которые пишут от души, не публикуют своих произведений, но их знают в рукописях». Посмеялся Шаламов над юбилеем Достоевского. Он назвал этот юбилей вынужденным. Объяснил он так: «Достоевский — гениальнейший писатель — находился в забвении. Весь мир его читал, а у нас его не читали. И вот у нас вынуждены были организовать юбилей, потому что читатель не мог относиться равнодушно к такому таланту. Любопытно, что в юбилейные дни «Литературная газета» поместила статью «Неизвестный Достоевский»5. Оказывается, Достоевский еще не издан полностью. Как это можно!» И. спросил Шаламова, что ему известно о судьбе Н. Клюева6 (учитель Есенина). Шаламов ответил: «Если он не умер тюрьме, то его расстреляли».

Шаламов не одобряет выступления Шолохова7 на съезде партии. Не согласен он и с Гиндиным8. По мнению Шаламова такой крупный писатель, как Шолохов, не должен был размениваться на мелочи, а должен был говорить о проблемах творчества, о сущности творческого процесса. Не согласен он с Шолоховым, когда тот призывал быть в гуще народа и собирать материал. Шаламов говорит, что классики не собирали материал, а писали правдиво и хорошо. Л. Толстой прежде писал в голове главы о тюрьме к роману «Воскресение», а в тюрьму поехал, чтобы познакомиться с некоторыми подробностями и не сделать ошибку. Недовольство высказывал Шаламов в адрес Ермилова, который выступал со статьями о Гоголе и Достоевском. «Пусть бы он выступал как профессор, — говорит Шаламов, — это ничего. Мало ли профессоров. Но этот профессор работает при ЦК партии по вопросам литературы, задает тон, а он приводит к тому, что у нас хороших произведений, написанных кровью, не печатают»...

Простились Шаламов с И. тепло, по-дружески.

Ст. оперу п. У КГБ при СМ СССР

по Калининской области ЦА ФСБ РФ.

Архивное дело № ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 59-63.

Машинописная копия.

Донесение № 2

 

11 апреля 1956 г.

 

...при знакомстве с Шаламовым В. Т., последний произвел впечатление человека грамотного и культурного, хорошо знающего современную и классическую литературу. Ориентируется в литературных течениях: реализм, символизм, декаданс, имажинизм и др. Явления литературы объясняет с позиций сугубо субъективных. Ценность художественного произведения он рассматривает не с позиций ленинской теории отражения реальной действительности, а с позиций так называемой теории откровенности. Эти попытки были раскритикованы и отброшены.

Тот, кто в художественной литературе отражает реальную действительность с ее тенденцией поступательного движения к коммунизму, тот отражает правду жизни; тот, кто следует только теории «откровенности», — может отразить откровенно «правду» лишь своей души. Шаламов считает несущественным, куда зовет произведение, на что оно мобилизует читателя. Главное, по его суждениям, состоит в том, чтобы оно было написано кровью сердца, т. е. откровенно.

Шаламов по первому впечатлению человек общительный. Из разговоров чувствуется, что у него есть в Москве приятели, которые его информируют о явлениях в литературной жизни помимо официальных источников.

Шаламов обладает пытливым умом. К установившимся и очевидно бесспорным оценкам в литературе относится весьма критически. При первой встрече он прямо сказал, что Горького не любит, Ермилова не терпит, хотя последний считается лучшим теоретиком и критиком-марксистом. Находит, стараясь, оправдание политически неправильным стихам Пастернака, пророчит звучание стихам М. Цветаевой (Цветаева-поэтесса лирического круга. Причем круг этот ограничен — кроватью, церковью, богом без особых примет и возлюбленным «лебедем-молоденьким». Никаких общественных вопросов в стихах Цветаева не поднимает. Критики ее относят к писателям личной лирики, причем очень бедной).

Ст. оперуп УКНБ при СМ СССР

по Калининской области ЦА ФСБ РФ.

Архивное дело ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 65-66.

Машинописная копия.

Донесение № 3

 

21 июня 1956г.

19 июня 1956 года в 13 ч. 30 минут И. зашел в столовую пообедать. Выбив чек, он подошел к столу, и его один из сидящих назвал по фамилии. Это был Варлам Тихонович Шаламов, приехавший в командировку...

...Шаламов беседовал с И. и на литературные темы, и на политические, и на семейно-бытовые. Шаламов весьма словоохотлив, любит поговорить, но не с каждым. Обращаясь к И., он сказал так: «3-й год я катаюсь по снабженческим делам, но встретил первого человека, который полюбит литературу». О литературе и об искусстве Шаламов скорбит. Он считает, что в течение 30 лет почти все наши писатели создавали казенные портреты, в которых абсолютно нет никакого искусства. Соображения, которыми руководствовались писатели, носят якобы конъюнктурный характер. Как пример конъюнктурщика и человека бездарного он приводит Константина Симонова, сумевшего, однако, получить пять Сталинских премий. Не пощадил Шаламов ни Горького, ни Маяковского. Авторитет Горького он считает дутым. Маяковского, по его мнению, давно уже следует поставить на свое место. Смерть Маяковского он объясняет не теми причинами, которые общеизвестны. Смерть его — это результат осознания пустоты, которую представлял собою этот поэт. Она последовала после выставки, которую организовал Маяковский. Эта выставка называлась «20 лет литературной работы»9. Находилась она в клубе писателей. Шаламов утверждает, что «Маяковский увидел на выставке, что его работа за 20 лет ничего не стоит, и поэтому решил покончить с собой». Шаламов считает, что пора уже развенчать и Маяковского, и Горького.... Шаламов говорит: «Мне жаль погибшей молодости, жаль потерянных лет. Но поймите меня правильно. Я не о себе лично скорблю, а о нашем искусстве, литературе, поэзии. Шло искусство по ложному пути. Оттого оно бледно, бездарно и пустое. Писатели пели славу Сталину, отошли от правды жизни, забыли об искренности в творчестве, преследовали другие цели совсем нетворческого порядка. Правда, жили эти люди отлично, у них все было: и слава, и квартира, и деньги, и «Победа», но не было творчества. Есть анекдот о писателе Софронове10. Он сидел у реки, к нему приплыла золотая рыбка и спросила, что ему нужно. Софронов ответил, что ему ничего не надо: деньги у него есть, квартира не одна, машина есть. Дома жене он рассказал об этом, и та обругала его. Она сказала мужу: «Дурак ты, нужно было попросить хоть немного таланта». Откуда же талант, если писатель подделывается под общее ходячее направление политики, которая была неправильна. В Москве большое впечатление произвел жест Тито11, который возложил венок на гроб Ленина, а на гроб Сталина — нет. Он сделал плевок на весь 30-летний период деятельности под руководством Сталина».

Круг писателей, к которым питает симпатии Шаламов, имеет свои особенности. Он лично знаком и очень любит Пастернака. Этот писатель известен тем, что на всех этапах жизни советского государства его всегда подхватывали наши враги. Однако это его не смущало. Шаламов говорит, что Пастернак не горевал, когда его не печатали. Теперь в Москве читают в рукописях его цикл стихов под названием «Автобиография»12. Скоро выйдут в свет эти стихи. Пастернак перед издательством поставил условие — не изменить ни одной строчки, в противном случае пусть эти стихи лежат у меня — это условие издательством якобы принято.

Любит Шаламов стихи Николая Клюева, известного кулацкого поэта. Клюев заявлял, что он не хочет коммуны без лежанки. Когда Клюев попытался написать стихи о Ленине, из этого ничего не вышло. Начинаются эти стихи так: «Есть в Ленине керженский дух, игуменский окрик в декретах»13. Даже Есенин, ученик Клюева, идеологически весьма путаный, и тот осудил Клюева в своих стихах. Приведу 8 строчек:

 

Вот Клюев, ладожский дьячок,

Его стихи, как телогрейка,

Но я их вслух вчера прочел,

И в клетке сдохла канарейка.

Тебе о солнце не пропеть,

В окошко не увидеть рая,

Так мельница, крылом махая,

С земли не может улететь.14

 

Любит Шаламов Марину Цветаеву (она повесилась по личным мотивам). Несколько слов о Цветаевой. Она «ужасная» греховодница.

 

Как последний сгас на мосту фонарь —

Я — кабацкая царица, — ты — кабацкий царь.

Присягай, народ, моему царю,

Присягай его царице — всех собой дарю.

 

Люди на душу мою льстятся,

Нежных имен у меня святцы.

А восприемников за душой

Целый, поди, монастырь мужской!

Уж и священники эти льстивы,

Каждый день у меня крестины!15

 

От греха до покаяния недалеко. Нагрешила и в церковь:

 

Пойду и стану в церкви.

Помолюсь угодникам

О лебеде молоденьком.16

 

Эта поэтесса вкладывается в «теорию искренности», и поэтому нравится она Шаламову. Любит Шаламов Есенина, всего, со всеми его недостатками, с идеологическими вывихами, с кулацкими идеями, с путаными заявлениями. А ведь у него есть вещи, которые никак любить и принять нельзя. Ну хотя бы такие стихи:

 

Как грустно на земле, как будто бы в квартире,

В которой год не мыли, не мели.

Какую-то хреновину в сем мире

Большевики нарочно завели17.

 

Любит Шаламов Алексея Крученых, этого сумасшедшего, бездарного пройдоху в литературе. Этот самый Крученых, который написал такое стихотворение:

 

Дар — бул — щыл

Убещур

Скум

Вы — ско — бу

 

РЛЭЗ18.

 

Крученых заявил, что в этом пятистишии больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина19. Такую поэзию Крученых называл «Грозная баячь». Маяковский назвал ее так: «Поэтическая похабщина Крученых»20. Шаламов лично знаком с Крученых и весьма высоко его ценит. Каждое воскресенье Шаламов ездит в Москву (уезжает в субботу на выходной день). У него в Москве есть жена и дочь. Жена работает бухгалтером21. Получает тысячу рублей. Сам он имеет оклад 450 рублей. Дочь учится на пятом курсе строительного института22. Но ездит он не только к семье. Каждую поездку он посвящает восстановлению старых знакомств. Поэтому всегда заезжает в писательский городок (Переделкино, под Москвой, с Киевского вокзала). Там застрелился Фадеев23. Шаламов говорит, что Фадеев якобы оставил два письма: одно — всем, другое — Хрущеву24. Письмо «всем» он читал. Начинается оно так: «Я 20 лет умирал и мне надоело...» Шаламов уверяет, что причина смерти — не алкоголизм. «Он не мог доказать пером, что он писатель, поэтому он решил доказать пулей. Ведь за последние 15 лет он ничего не написал».

Дружен Шаламов со студентами с литературного отделения Московского университета, с теми, которые пишут стихи. Они, по его мнению, правильно оценивают обстановку. Не любят они, по словам Шаламова, Ермилова, который работает в ЦК партии по вопросам литературы, даже ненавидят. Сам Ша