Теории эксплуатации. Теория зависимого развития и её критика

Первой и последней настойчивой попыткой обосновать теорию империализма при помощи марксовой теории стоимости стали дебаты о зависимом развитии в 1960-70-х годах. Теория зависимого развития пыталась объяснить, почему империалистическая эксплуатация сохранилась после исчезновения территориальных империй. Её возникновение было вызвано антиколониальной и антиимпериалистической борьбой, охватившей страны Африки, Азии и Латинской Америки после Второй мировой войны.

Эта теория имела приверженцев среди людей разных взглядов: от социал-демократов и буржуазных националистов, таких как Аргири Эммануэль и Фернанду Энрики Кардозу (впоследствии неолиберальный бразильский президент), которые хотели устранить препятствия на пути самостоятельного капиталистического развития Юга – до марксистов вроде Самира Амина и Руя Мауру Марини, различными способами доказывавших, что капитализм, являясь империалистическим по своей природе, сам является преградой для развития этого региона. Были и те, кто вышел за рамки теоретической критики, чтобы вести революционную борьбу против империализма и его лакеев внутри зависимых стран — в первую очередь Фидель Кастро и Че Гевара,. Все эти реформисты и революционеры, несмотря на различие взглядов и методов, имели общую точку зрения по двум вопросам. Во-первых, «неэквивалентный обмен» между развитыми империалистическими странами и теми, что тогда составляли «третий мир» («вторым миром», как известно, именовались страны соцлагеря), приводит к крупномасштабному изъятию богатства у последних; а во-вторых, возрастающие различия в размерах заработной платы и уровне жизни рабочих из империалистических и эксплуатируемых стран отражают огромные международные различия в степени эксплуатации (теоретический вклад Марини особенно важен в отношении второго тезиса).

Мысль о том, что поле битвы за социализм хоть временно, но все же переместилось из империалистических стран в эксплуатируемые, вызвала сопротивление со стороны «ортодоксальных» марксистов Европы и Северной Америки. Они считали, что богатство, извлекаемое из стран периферии, имеет второстепенное значение, а также отрицали, что промышленные и сельскохозяйственные рабочие более интенсивно эксплуатируются на Юге, чем на Севере. Так, в дебатах с Самиром Амином в 1979 году Джон Уикс и Элизабет Дор утверждали, что «поскольку в развитых капиталистических странах производительность труда выше, то разве не очевидно, что высокий уровень жизни рабочих идет рука об руку с высокими ценами на товары, которые его опеспечивают»[13]. Шарль Беттельхейм был менее осторожен, утверждая в своей критике «Неэквивалентного обмена» Эммануэля, что «чем больше развиты производительные силы, тем больше эксплуатируется пролетариат»[14]. Найджел Харрис аналогичным образом утверждал, что «при прочих равных условиях, чем выше продуктивность труда, тем выше зарплата у работника (поскольку и издержки воспроизводства рабочей силы выше), и тем больше он эксплуатируется, т. е. тем большая доля произведенного им продукта присваивается работодателем»[15].

Развитие и упадок теории зависимого развития пришлись на период, предшествующий неолиберальной эпохе, на время, когда «развивающиеся страны» экспортировали сырье и импортировали промышленные товары, и когда глобализация производства пребывала в зародышевом состоянии. По иронии судьбы, процесс созревания этого зародыша, а именно стремительное развитие ориентированной на экспорт промышленности Южной Кореи и на Тайваня в 1970-х годах, частично объясняет почему, по словам Гэри Хоу, «теория зависимого развития попала в затруднительное положение»: эти ранние примеры промышленных взлетов опровергали утверждение о том, что империалистическое господство препятствует экономическому развитию стран Юга[16].

Тем не менее, теория зависимого развития остается важной вехой на пути создания теории современного империализма. Изменения, происходящие в неолиберальную эпоху, окончательно опровергают аргументы евро-марксистов. Нельзя серьезно утверждать, что глобальный перенос производства в страны с низкой заработной платой имеет второстепенное значение. Поэтому реакция евро-марксистов заключается в полном игнорировании этих тенденций: пусть глобальные цепочки создания стоимости и производственные сети изучают буржуазные социологи. Между тем, их аргумент, заключающийся в том, что высокая производительность труда на Севере означает не только высокую заработную плату, но и высокую степень эксплуатации, опровергается общеизвестным фактом: товары, потребляемые рабочими на Севере, все больше и больше производятся дешевым трудом южных рабочих. Именно их производительность и их заработная плата существенно определяют уровень жизни и степень эксплуатации в империалистических странах.

Тем не менее, ряд подобных аргументов продолжает выдвигаться и по сей день. Так, Алекс Каллиникос утверждает: «критическая ошибка теории зависимого развития заключается в том, что она не учла важность высокой производительности труда в странах с развитой экономикой», а Джозеф Чунара считает, что «огромное заблуждение — думать, будто работники в таких странах, как Индия или Китай, эксплуатируются больше, чем в США или Великобритании»[17]. Однако крайняя степень эксплуатации на швейных фабриках в Бангладеш, на китайских заводах и платиновых рудниках в Южной Африке — это явный и неоспоримый факт, с которым сотни миллионов рабочих сталкиваются ежедневно. «Коммунизм — не доктрина, а движение; он исходит не из принципов, а из фактов», — говорил Фридрих Энгельс[18]. Глобальные различия в степени эксплуатации, перемещение производства туда, где этот показатель выше всего, и огромный рост числа промышленных рабочих на Юге – вот те новые реалии, из которых мы должны исходить. Эти определяющие черты неолиберальной эпохи являются ключом к пониманию природы и динамики глобальных кризисов. Вместо того, чтобы отрицать реальность сверхэксплуатации в XXI веке (и покоящегося на ней империалистического порядка), опираясь на замечания Маркса по поводу производства, сделанные в XIX-м, мы должны пересмотреть его теорию в свете новых реалий, использовать и критически развивать её, чтобы понять новейший этап империалистического развития капитализма.

Ленин и империализм

Систематическое неравенство между пролетариями, вытекающее из систематического неравенства между народами, было центральной темой трудов Ленина, который утверждал, что «разделение наций на угнетающие и угнетенные, которое составляет суть империализма»[19]. Его работа «Империализм как высшая стадия капитализма», написанная в разгар Первой мировой войны, была руководством к действию, попыткой раскрыть причины капитуляции массовых социалистических партий накануне войны, показать, что сама война не была отклонением или случайностью, и что она доказала объективную необходимость мировой социальной революции и перехода к коммунистическому способу производства. Ленин выделил те существенные характеристики империалистической стадии капитализма, которые были очевидны еще при ее зарождении, в частности, концентрацию богатства и рост финансового капитала, угнетение ограбление менее развитых народов и безудержный милитаризм. Он не мог включить в свою теорию концепцию создания стоимости в глобализированном процессе производства, потому что тот возник только на более поздней стадии капиталистического развития. Результатом является противоречие, сохраняющееся и по сей день, между ленинской теорией империализма и марксовой теорией стоимости. Преодоление этого противоречия — важная задача, однако здесь у нас есть место только для краткой заметки о том, что Ленин рассматривал как две определяющие черты империалистической стадии капитализма: монополии и вывозе капитала.

Марксисты в империалистических странах часто игнорировали утверждение Ленина о важности разделения мира на угнетенные и угнетающие нации. Вместо этого они обратились к его идеям о межимпериалистическом соперничестве и о том, что «по своей экономической сущности империализм есть монополистический капитализм»[20]. Термин «монополия» используется довольно беспорядочно как в буржуазной, так и в марксистской литературе для описания явлений, относящихся к производству, распределению, культу торговой марки, финансам, концентрации капитала, политической и военной мощи и многим другим областям. В большинстве случаев речь идет о распределении, а не создании стоимости. Теория же империалистической стоимости должна опираться на это разграничение, а также признавать, что источником прибыли является не монополия, какую бы огромную роль монополии не играли в создании условий для прибыли, а сверхэксплуатация, которая возвращает нас к угнетению народов.

В «Империализме» Ленин утверждал, что «вывоз капитала, одна из самых существенных экономических основ империализма... налагает отпечаток паразитизма на всю страну, живущую эксплуатацией труда нескольких заокеанских стран и колоний»[21]. Это отчетливо перекликается с современным глобальным капитализмом, когда империалистические транснациональные корпорации делятся добычей с бесчисленными поставщиками услуг, со своими сотрудниками и с государством, которое получает наиболее значительную часть. Однако есть очевидная проблема в применении проницательной мысли Ленина к современному империализму. Такие компании, как “Apple” и “H&M” не экспортируют капитал в Бангладеш и Китай — их «Айфоны» и одежда производятся там по принципу «нестолкновения интересов»[22].

Загадка может быть решена путем сосредоточения на сущности дела, а не на его форме (в данном случае на вывозе капитала). Империалисты, утверждал Ленин, вынуждены экспортировать часть своего капитала, чтобы эксплуатировать труд рабочих за границей, так как накопленные богатства достигли таких размеров, что громадная масса прибавочной стоимости требует превращения богатства в капитал, то есть богатство самовозрастающее, значительно превышающее то, что можно извлечь из рабочей силы на внутреннем рынке Энди Хиггинботтом показывает, тесную связь экспорта капитала с угнетением наций: «Экспорт капитала предполагает новый тип общественных отношений, отношений между северным капиталом и южным трудом, он предполагает экспорт отношений труда и капитала на условиях национального гнета»[23]. Новым является то, что эволюция капитализма, особенно с 1980 года, обеспечила транснациональным корпорациям способы присвоения прибавочной стоимости, извлекаемой из работников в странах с дешевой рабочей силой, без необходимости «экспортировать» капитал в эти страны.

В заключение этого слишком краткого обсуждения вклада Ленина в теорию империализма отметим, что важнейшей задачей является выработка концепции, объединяющей «экономическую сущность» (монополистический капитализм) и политическую сущность (разделение мира на угнетенные и угнетающие страны). Обе они должны быть выражены в рамках марксовой теорией стоимости, развитой в «Капитале». Это путь к достижению того, что Хиггинботтом назвал новым синтезом марксовой теории стоимости и ленинской теории империализма. Потому мы должны вернуться еще на полстолетия назад, чтобы обратиться к главному труду Маркса.

«Капитал» Маркса и теория империализма

Марксистские критики теории зависимости были названы «ортодоксальными», потому что они отрицали факт сверхэксплуатации и «неэквивалентного обмена» используя цитаты из «Капитала», которые при поверхностном прочтении, по-видимому, подтверждают их точку зрения. Маркс посвящает короткую главу «национальным различиям в заработной плате». В ней он приходит к выводу, что, хотя английские рабочие получают более высокую заработную плату, чем рабочие в Германии или России, степень их эксплуатации тоже может быть выше:

«часто оказывается, что дневная, недельная и т. д. заработная плата у первой нации выше, чем у второй, тогда как относительная цена труда, т. е. цена труда по сравнению с прибавочной стоимостью и стоимостью продукта, у второй нации выше, чем у первой»[24].

Именно этот аргумент используют Уикс, Дор, Чунара и другие, но есть три причины, по которым он неприменим к современным отношениям Север-Юг.

Во-первых, упомянутые Марксом страны (Англия, Германия и Россия) являлись соперницами-эксплуататорами, занятыми постороением колониальных империй. Формально свободные народы сегодняшнего глобального Юга не могут рассматриваться просто как «менее развитые» капиталистические страны, аналогичные Германии и России в XIX веке. Во-вторых, торговля между империалистическими и «развивающимися» странами конца XX века качественно отличается от торговли между Англией, Германией и Россией в конце XIX века. В то время рабочий потреблял отечественные товары, а капиталист использовал внутренний рынок рабочей силы — это был период, предшествовавший созданию стоимости через цепочку субконтрактов и сторонних производств. В-третьих, пример Маркса предполагал, что капиталисты в таких странах, как Германия и Англия, конкурировали в производстве одних и тех же товаров, однако, как отмечалось выше, подобное неприменимо к нынешней торговле между Севером и Югом. Последнее будет более подробно рассмотрено дальше.

В «Капитале» перед Марксом стояла цель осмыслить капиталистическую форму отношений стоимости, чтобы выяснить происхождение и природу прибавочной стоимости, тогда как наша задача — теоретически осмыслить ее нынешнюю, империалистическую стадию развития. Насколько высок уровень абстракции у Маркса в этой работе, видно из его фразы:

«если выравнивание заработной платы и продолжительности рабочего дня, а следовательно и нормы прибавочной стоимости в различных сферах производства и даже между различными капиталистическими предприятиями в одной и той же сфере производства, задерживается многочисленными обстоятельствами местного значения, то с прогрессом капиталистического производства и по мере подчинения этому способу производства всех экономических отношений это выравнивание осуществляется всё более и более полно»[25].

Маркс относился к различиям в заработной плате как к временным или случайным факторам, которые будут уничтожены постоянно взаимодействующими трудом и капиталом, и которые могут быть благополучно исключены из анализа:

«Как ни важно изучение подобного рода осложняющих моментов [“обстоятельств местного значения”, препятствующих выравниванию заработной платы — Дж. С. ] для каждой специальной работы о заработной плате, в общем исследовании капиталистического производства ими можно пренебречь как случайными и несущественными»[26].

Такой уровень абстракции явно не подходит для нашей задачи; в сегодняшнем разделенном мире предпосылки всеобщего равенства рабочих, допущенные Марксом, просто истреблены, и здесь не обойдешься ссылкой на «обстоятельства местного значения».

«Третий способ увеличения прибавочной стоимости»

В первом томе «Капитала» Маркс глубоко проанализировал два способа, с помощью которых капиталисты стремятся увеличить степень эксплуатации. Первый состоит в увеличении продолжительности рабочего дня, и тем самым увеличивается «абсолютная прибавочная стоимость». Второй заключается в сокращении необходимого рабочего времени за счет роста производительности работников, и тем самым увеличивается «относительная прибавочная стоимость». Однако в нескольких местах Маркс упоминает и третий способ: прибавочное рабочее время также может быть увеличено «путем понижения заработной платы ниже стоимости рабочей силы». Но он тут же добавляет: «Хотя этот метод играет очень важную роль в действительном движении заработной платы, здесь он должен быть исключён, так как по нашему предположению все товары, — а, следовательно, и рабочая сила, — продаются и покупаются по их полной стоимости»[28].

«Понижение заработной платы ниже стоимости рабочей силы» снова упоминается двумя главами позже, в ходе обсуждения последствий для рабочих того, что «машина постепенно овладевает известной сферой производства». В результате «часть рабочего класса, которую машина превращает таким образом в излишнее население, переполняет рынок труда и понижает поэтому цену рабочей силы ниже её стоимости»[29]. Современная значимость сказанного едва ли требует констатации. Огромная часть рабочего класса на глобальном Юге стала «излишним населением» из-за того, что современные методы производства не способны поглощать достаточное для предотвращения безработицы количество рабочей силы. Уже одно это, даже если не брать во внимание гораздо более жесткие условия труда, создает мощную тенденцию, делающую «цену рабочей силы ниже ее стоимости».

В третьем томе «Капитала», обсуждая «противодействующие причины», препятствующие снижению нормы прибыли, Маркс еще раз кратко упоминает этот третий способ увеличения прибавочной стоимости. Одна из противодействующих причин – «понижение заработной платы ниже стоимости рабочей силы». Она описана всего лишь в двух коротких предложениях:

«Мы здесь только эмпирически указываем на это обстоятельство, так как в действительности оно, как и многое другое, что здесь можно было бы привести, относится не к общему анализу капитала, а к исследованию конкуренции, которое не входит в задачу настоящей работы. Однако оно является одной из значительнейших причин, которые задерживают тенденцию нормы прибыли к понижению»[30].

Мало того, что Маркс оставил в стороне снижение заработной платы ниже ее стоимости, он сделал абстракцию еще отвлеченнее. Пусть она необходима для «общего анализа капитала», но ее следует конкретизировать, если мы хотим проанализировать нынешнюю стадию развития капитализма: «Различия норм прибавочной стоимости в различных странах, т. е. национальные различия в степени эксплуатации труда, для настоящего исследования не имеют значения»[31]. Но именно это должно стать отправной точкой для теории современного империализма. Глобализация производства, основанная на глобальном регулировании труда, не согласуется с абсолютной прибавочной стоимостью. Продолжительный рабочий день свойственен странам с низкой заработной платой, но продолжительность рабочего дня не является главной привлекательностью периферийных фирм. Нет здесь соответствия и с относительной прибавочной стоимостью. Необходимый труд в основном не сокращается за счет применения новых технологий. Да и вообще перенос производства часто рассматривается именно как альтернатива инвестициям в новые технологии. Все это дает нам повод говорить о сверхэксплуатации. Как утверждает Хиггинботтом, «Сверхэксплуатация – это скрытая суть империализма... Картина такова не потому, что южный рабочий класс создает меньшую стоимость, а потому что он более угнетен и подвержен более жестокой эксплуатации»[32].