Сергей Сычев, кинокритик, журналист

- Может ли документальное кино окупить себя в России, и если да, то как?

- Да, может окупиться, и, в основном, окупается, потому что у нас документальное кино стоит гораздо дешевле, чем за рубежом. Если в Америке это, в среднем, 300-500 тысяч долларов, если не говорить о больших проектах (какой-нибудь 3D-фильм о полярных медведях для проката в IMAX может стоить 30-50 миллионов долларов). У нас документальное кино иногда снимают за бесплатно, иногда за 10-20 тысяч долларов, иногда за 5. Сейчас Дмитрий Васюков объявил краудфандинг, собирает 4 миллиона рублей на фильм про Алтай, и уже собрал миллион. Вы как режиссер при определении бюджета сразу должны понять, хотите вы, чтобы ваш фильм шел в кинотеатрах, или нет, потому что вы должны сразу рассчитывать на приличное количество денег и человеко-ресурсов. И вы должны выделить деньги на хороший постпродакшн, на печать копий в 4К[294]. Для этого вам придется либо сделать дорогущую конвертацию, либо сразу снимать в 4К – а это другие камеры, другие деньги, и здесь счет идет на сотни тысяч долларов. В наших условиях это сложно. Когда Косаковский снял «Антиподы», было совершенно очевидно, что в России он не отобьется. Он в России и не прокатывал его особо, фильм у нас вышел на нескольких копиях всего. Телевизор мы даже не рассматриваем сейчас. Настоящее документальное кино для «телека» сейчас не снимается.

- А что значит «настоящее»?

- То, что мы можем назвать фильмом, а не программой. Совершенно ясно, что ведущий в программе выполняет не роль персонажа, а это именно телевизионный ведущий, который является человеком-якорем, как говорят американцы, он рассказывает и подкрепляет свою мысль изображением, но это не фильм. Если вы рассчитываете фильм для телевидения, то нужно заранее это с ним согласовать, потому что если вы принесете готовый фильм, шансов на то, что его покажут, практически нет. Телевидению удобнее заказывать фильмы какой-то аффилированной студии. Есть немного людей, который могут позволить в этом формате снимать что-то, что они хотят – либо их видение реальности должно согласоваться с видением дирекции телеканала, либо они должны быть хорошими друзьями. Понятно, что Сергей Мирошниченко – хороший друг Шумакова, и поэтому он себе может позволить делать такие фильмы для канала «Россия», которые больше никто не может себе позволить: если кто-то другой сделает этот фильм, его не примут. Это один из немногих представителей кино на нашем телевидении. Что касается фильммейкера, который делает фильмы не для телевидения и не рассчитывает на широкий прокат, ему нужна камера, цена которой 100-120 тысяч рублей, ему нужен оператор, которым, чаще всего, является он сам, то же самое о звукорежиссере (ему не нужно особо задумываться о звуке, т.к. фильм не будет в широком прокате). У него минимальная команда, минимальное количество экспедиций, он монтирует все в свободное от работы время. Если посчитать– 10-20 тысяч долларов, и это бюджет 50% фильмов, которые сейчас снимаются в России. Нет точного учета, поэтому трудно сказать. Даже у Гильдии нет точного учета. Они даже не знают, что за фильмы делаются при поддержке государства, потому что каждый год их 450 штук, и никто их не видит.

- По новому закону, получается, можно будет увидеть эти фильмы…

- Но Гильдия борется с этим законом, потому что он ставит в неудобное положение тех людей, которые, по тем или иным причинам, не могут договориться с телеканалами или клубами о показе. Получается, если ты не можешь сам договориться о показе своего фильма, если ты не становишься сам продюсером своего фильма, то ты не получаешь бюджет. Это, конечно, не совсем справедливо.

- Почему?

- На Западе есть четкое понимание того, что у документального фильма, как и у любого другого фильма, есть продюсер, который решает все вопросы, связанные с финансированием, продвижением, он организует пресс-показы, занимается сайтом для фильма и пр., оставляя за режиссером только технический и творческий процесс. И то он и там участвует и помогает. А у нас продюсеров документального кино, фактически, нет. Чаще всего, человек, который значится как продюсер – это руководитель студии, или человек, который помогал доставать деньги, или какой-то друг режиссера, который взял на себя часть организационных проблем, но он не продюсер, он не занимается всем тем, чем должен заниматься продюсер профессионально. За все то время, что я работаю, я насчитал всего несколько десятков каких-то рассылок, связанных с пресс-показами документального кино – о неигровом кино у нас в стране никто ничего не знает. То есть режиссеру приходится либо снимать фильм и заниматься им самому, выполнять роль продюсера – бегать, пристраивать, договариваться, упрашивать, подписывать контракты, в которых он ничего не понимает. Либо ему приходится смириться, что он просто снимет фильм, а потом будь с ним, что будет. И заставлять всех режиссеров быть продюсерами в отсутствии института продюсеров в России мне кажется несправедливым. Тем более что нигде специально не готовят продюсеров документального кино, а оно требует особых навыков продвижения и особой работы. То есть даже продюсерский факультет ВГИКа, я уверен, понятия не имеет, как работать с документальным кино. Я знаю, что у этого закона есть новая редакция, и показ даже в самом завалящем клубе считается показом. У меня есть клуб МГУ, в котором я уже 7 лет занимаюсь показом документального кино, он нигде не зарегистрирован, у него нет своего помещения. Я не знаю, будет ли пока в таком клубе считаться показом по закону. А если будет, то возникает вопрос: а если это показ в квартире, которая в Интернете называется киноклубом? А если по закону надо регистрировать клуб, то окажется, что огромное количество клубов не зарегистрировано, как правило, это просто точки, где люди собираются, смотрят и обсуждают фильмы, могут режиссера пригласить – и все. Даже на бумаге не существуют. Я не понимаю смысла этого закона.

Но вернемся к вопросу окупаемости. Фильм не стоит почти ничего. Наши режиссеры очень мало ездят по питчингам, но они могли бы набирать деньги за границей. Но опять же нужен продюсер. В наших условиях вы выбираете фестиваль, на котором ваш фильм покажут, причем выбираете с таким расчетом, чтобы этот показ обеспечил вам максимальный информационный резонанс, потому что это единственный способ заставить о себе говорить. Есть, конечно, отдельные энтузиасты, которые сами могут создавать шум вокруг своего фильма, например, Роман Либеров. Он сам лично везде бегает со своим фильмом, сам всем его показывает, сам договаривается со СМИ, чтобы они написали рецензии, с кинотеатрами, где-то показывает фильм бесплатно, потому что ему важно, чтобы нужные люди его увидели, подбегает к продюсерам, сует им диски. Иногда они смотрят и показывают. В общем, для начала вы пристраиваете фильм на фестиваль. Даже не принципиально, чтобы он что-то получил – если это крупный международный фестиваль, то уже хорошо, что он будет показан или хотя бы упомянут в каталоге, потому что есть шанс, что кто-то уцепится за него. И вот тут происходит точка бифуркации. Лучший вариант – фильм попадает за рубеж, показывается на фестивале, и ему начинают предлагать премьеры на телеканалах. Кинопрокат вряд ли, почти никогда, за исключением громких имен – Манского, Косаковского, Лозницы, Дворцевого, Разбежкиной. Телеканалы это кино, скорее всего, будут показывать таким, какое оно есть, потому что они берут фильм не за техническое качество, а за тему. Но нужно сказать, что в Европе и Америке очень высокие требования к кино – там всегда сильные операторы, которые понимают, что кино смотрят глазами, там тщательно записан и обработан звук, подобран специальный саундтрек, куплены все права. У нас этого практически никто не делает, потому что если вы будете платить композитору, то у вас вообще ни на что не хватит денег. Поэтому почти вся музыка, которая у нас звучит, звучит нелегально. Это, кстати, одна из причин, почему телеканалы не берут фильмы. Если вы пройдете по европейским телеканалам, которые показывают документальное кино, вы уже свой бюджет отбили. Есть ряд стран, которые очень часто показывают русское документальное кино: Германия, Италия, Голландия, Восточная Европа. Так вы получите прессу, возможно, и финансирование на следующий фильм. Другой исход – на Западе ваш фильм никому не нужен, или не удалось его туда пристроить. Часто просто чтобы отправить фильм на фестиваль, нужно заплатить какую-то сумму. Это не очень большие деньги, но вы попробуйте отправить фильм на несколько фестивалей, и у вас наберется приличная сумма. Но если не получилось, начинаете бегать с фильмом по нашей стране. Есть фестивали, большая часть которых ничего не платит за показ, но они приглашают большое количество важных людей, и вы можете постараться ваш фильм пристроить сами. Это могут быть представители региональных телеканалов, местные прокатчики, VOD. Это сбор по копейкам, но, если его вести, он может увенчаться успехом. Потом вы можете походить по телеканалам – а вдруг повезет, и какая-нибудь «Культура» покажет ваш фильм заполночь и заплатит вам за показ 500 долларов или поменьше чуть-чуть. На центральные каналы практически не реально пристроить, потому что есть те же проблемы со звуком, изображением, вы, скорее всего, не использовали искусственное освещение, и поэтому у вас куча кадров, где ничего не видно; скорее всего, там не очень бодрая картинка, потому что тематика чаще всего пессимистическая – и это нормально, во всем мире так, документальное кино редко бывает комедией. Тем не мене, наши телеканалы, скорее всего, вам откажут. После этого вы задумываетесь, что еще можете сделать. Выпускать на дисках нет смысла, это никто не купит. Во-первых, в нашей стране, вообще, не принято покупать диски, и у меня ощущение, что режиссеры выпускают их только для имиджа. Нужно напечатать диски, потом пристроить их в магазин, а в итоге никто это и не купит – не окупается себестоимость даже. Можно пробовать договариваться с кинотеатрами и устраивать клубные коммерческие показы. Можно договориться и поставить фильм даже на неделю. Прокатом это назвать трудно, это, скорее, продленный клубный показ, но такие прецеденты есть, хотя обычно они провальные. На один показ можно собрать людей, но если фильм идет неделю, то никто уже не приходит. Вы бывали в ЦДК? Как правило, там пусто.

- С чем связано? С тематикой фильма, с его качеством?

- На самом деле, то, на какой фильм человек идет, как правило, от фильма не зависит. Все зависит от его упаковки. В нашей стране документальное кино страдает от отсутствия брендов. Таких, на которые человек мог бы уверенно пойти. Они постепенно начинают появляться. Например, ЦДК старается себя брендировать, и люди уже начинают туда ходить, потому что сам факт того, что фильм там идет, означает, что он, как минимум, тщательно отобран, с точки зрения технического качества, несмотря на то, что содержательно это может быть полной чушью, но хотя бы можно смотреть. Поэтому, в основном, они крутят зарубежное кино, русских фильмов почти нет, которые было бы не стыдно показывать на большом экране. У нас нет известных режиссеров. Подойдите к любому человеку на улице и спросите, кто такой Сергей Мирошниченко – никто не знает. В общем, с кинотеатральным прокатом очень сложно, этого почти никто не может себе позволить. Любой владелец киносети спросит у вас, сколько денег вы планируете потратить на продвижение, какой у вас рекламный бюджет. И что вы ему скажете? – «Извините, у меня ничего нет». Есть отдельные люди, к которым можно прийти с фильмом, и они его могут поставить в порядке исключения на неделю или две в прокат в качестве эксперимента. Например, сеть «5 звезд». Директор может поставить фильм в кинотеатре на Новокузнецкой, но скажет так: «Я ставлю фильм, а Вы сделайте так, чтобы на него пришли люди – пишите у себя на «Фейсбуке», бумажки на улице раздавайте и т.д. Фильм будет стоять столько, сколько на него будут идти». Но таких альтруистов у нас в стране немного.

Итак, режиссер пристроил свой фильм, получил по копейке деньги и отбил бюджет. Дальше ему нужно снимать следующий фильм, что он сделает через год-полтора, когда он отмучается с первым. Если о первом фильме узнали, то вам уже намного проще получить деньги на следующий фильм. И, по возможности, такие деньги, которые не нужно будет отдавать. И вот вы получаете уже какой-то бюджет, своих денег почти не вкладываете и снимаете кино, которое для вас уже автоматически окупается.

- Какова разница в продюсировании неигрового и игрового кино?

- На самом деле, что-то подобное действует и в игровом кино. Но в нем немножко другие бюджеты, другие условия и есть прокат. А в документальном кино проката нет. Тем более, игровой фильм – это другой статус, это другие деньги при государственном финансировании, это другие фестивали с другими бюджетами, это кинорынки, крупные студии, настоящие продюсеры, большие команды, которые помогают сделать фильм технически более грамотным. А производство документального кино требует понимания ряда моментов. Один из самых главных заключается в том, что в нашей стране документальное кино попросту не нужно.

- Кому?

- Прежде всего, оно не нужно и даже опасно для власти, для господствующей сегодня идеологии. Потому что сегодня все-таки государственная идеология направлена на позитивное мышление в разных формах – патриотизм и прочее. Хорошо это или плохо, мы обсуждать сейчас не будем. Во-вторых, идеология формируется народом, а народ привык воспринимать кино, прежде всего, как развлечение. Для того чтобы быть развлечением, кино должно быть зрелищным, дорогим, в нем должны играть узнаваемые актеры, должен быть лихо закручен сюжет, у него должна быть массивная реклама по телевидению и растяжки на всех столбах. Это аттракцион. Соответственно, документальное кино на это рассчитывать почти никогда не может. Это фильмы, которые требуют немного другой обстановки просмотра, последующего обсуждения, это фильмы о проблемах, там появляются алкоголики и калеки, которых и так в жизни полно – люди не хотят это видеть. То есть документальное кино не является каким-то статусным элементом в обществе, ему в России места нет. Правда, сейчас документальному кино пытаются создать место за счет разных брендов – Центр документального кино, программа «Свободная мысль» на ММКФ, телепрограмма «Смотрим… Обсуждаем…» на «Культуре. Но сборы у фильмов ничтожные, на «Свободной мысли» большая часть людей – это люди с аккредитацией, которые не приносят какие-то большие деньги, а у «Смотрим… Обсуждаем…» катастрофически низкие рейтинги. Места в обществе нет, места в киноиндустрии тоже нет, потому что киноиндустрия искренне не понимает, зачем заказывать отечественное документальное кино, если даже для американского места не хватает. Телевидение документальное кино не показывает, фактически, никогда, за редкими исключениями, о которых знают только профессионалы. О документальном кино не пишут. Наверно, на всю Россию наберется полтора десятка человек, которые пишут о документалистике профессионально. Потому что документальное кино не является значимой составляющей нашего культурного пространства, и издания не понимают, зачем писать про фильмы, которые все равно никто не видел. Есть и вторая причина, почему журналисты не пишут о документальном кино – никто в нем не разбирается. Чтобы в нем разбираться, нужно много времени потратить. У него очень большая история. Очень много фильмов, которые негде посмотреть, очень много литературы, которую негде взять.

Получается, что документальное кино оказывается в замкнутом круге, когда оно не нужно ни сверху, ни снизу. Оно пытается как-то расширить этот круг за счет энтузиастов. Появляется энтузиаст – круг расширяется, исчезает энтузиаст – круг сужается. И, как ни странно, лучше всего в этой ситуации чувствуют себя режиссеры. Им не надо отдавать деньги за фильмы, они чаще всего могут снимать то, что они захотят, и могут не рассчитывать на то, что кто-то будет смотреть их фильмы. Если никуда не удалось пропихнуть, они могут сами свои фильмы выложить в Интернет, чтобы люди посмотрели. Режиссерам можно жить и спокойно снимать кино. А вот всем остальным, кто имеет к этому отношение – пресса, показчики, и те люди, которые хотели бы зарабатывать в качестве технических сотрудников, например, звуковики, операторы – им гораздо сложнее. Потому что их работа стоит дорого, а им просто никто не будет платить, потому что нет бюджетов.

- А перспектива какая?

- Сложно говорить. Дело в том, что у нас сейчас, с одной стороны, формируется общество, которое менее образованно, менее культурно и которому все меньше будет нужно документальное кино, так же как и авторская анимация, современное искусство и все, что требует какого-то размышления. В этом смысле перспективы плохие. С другой стороны, у нас на смену интеллигенции приходит слой интеллектуалов, которые хотят дышать одним воздухом с европейскими интеллектуалами – они много ездят, общаются. Фактически, сегодняшние хипстеры могут превратиться в интеллектуалов западного толка, а на Западе очень любят документальное кино. И у нас, несмотря на то, что ничего не понимают в документальном кино, будут его смотреть, и в этой нише оно может существовать. И еще у нас неигровое кино выступает в роли информатора о действительности. Газеты врут, телевидение врет, а документальное кино служит проводником в мир. И я знаю, что многие смотрят на него, как на источник информации о мире, что, конечно, очень нечестно как по отношению к кино как к искусству, так и по отношению к самой действительности, потому что документальное кино очень субъективно. И поэтому фильмы становятся более лобовыми, публицистичными, метафора в современном документальном кино – это уже большая редкость. В любом случае, если документальное кино снимается, значит, однажды оно, как хорошее вино, будет востребовано. Ведь Ван Гог не продал за всю свою жизнь ни одной картины. А мерить искусство продаваемостью неправильно.

- Как мне лучше определить понятие «документального кино» в работе?

- Вам нужно точно описать, что Вы имеете в виду. Все-таки нужно обратить внимание на две составляющие термина. Первое – это «кино». Это род искусства, у которого есть свои определенные законы. И что такое «документальное» (можно использовать синоним «неигровое»). И то и другое довольно условно. Документ – это вещь конвенциональная. Вы называете что-то документом, допустим, паспорт – что такое паспорт? Документ. Это же не значит, что паспорт – это Вы, или часть Вас, или настоящее свидетельство о Вас. Паспорт – это объект, в отношении которого люди вокруг Вас договариваются, что они будут верить, что этот предмет предоставляет истинную информацию о Вас. Так это или не так – это уже другой вопрос. Паспорт можно подделать, на фотографии в паспорте Вы, скорее всего, на себя не очень-то похожи, то, что Вы где-то родились или живете, тоже о вас ровным счетом ничего не говорит. Но это вещь конвенциональная, люди договариваются верить. В случае с документальным кино тоже очень важен этот момент – то, что люди, которые смотрят это кино, как бы договариваются с режиссером, что все происходит на самом деле… Нужно обозначать пределы, за которыми все это уже нельзя будет назвать «кино».