Аффективно-динамическая модель

Результаты анализа существующих ранее психологических теорий на­рушений поведения, данные собственных исследований и их феноменоло­гическое осмысление позволили И. А. Фурманову [1997] исследовать эти­ологию агрессии и нарушений поведения с новых теоретических позиций: аффективно-динамического подхода. Особенность этой теории в том, что нарушения поведения рассматриваются как реакции на кризисную ситу­ацию, возникающую вследствие депривации или фрустрации актуальных потребностей.

То, что в основе человеческого поведения лежат потребности, не нуж­дается в подтверждении. Автор этой теории в данном случае согласен с К. Левиным [К. Levin, 1935, 1942], считавшего, что потребность отражает динамическое состояние (активность), которое возникает у человека при осуществлении какого-нибудь намерения, действия. Потребность стре­мится к удовлетворению, состоящему в разрядке ее динамического на­пряжения, и последующему уравновешиванию. Таким образом, согласно К. Левину напряженная система будет разряжаться через действие, актив­ность, продолжающуюся до тех пор пока не будет достигнута цель действия (удовлетворение потребности). В противном случае, если напряженная система не может разрядиться, уравновешивание достигается за счет вы­полнения замещающих действий.

Вместе с тем, несмотря на значительный вклад в разработку пробле­мы детерминации поведения, теория К. Левина имеет один существенный недостаток: в ней слабо отражена взаимосвязь между поведением и со­знанием, динамичностью и эффективностью. Более того, он не придавал значения содержанию потребности, считая определяющим лишь ее дина­мический аспект: ее сильную или слабую напряженность, коммуникацию с другими потребностями. Именно динамическое состояние, напряжение является, по К. Левину, одним из решающих детерминирующих факторов психической деятельности человека.

Попытку преодолеть недостатки теории К. Левина, а также изложить собственную точку зрения на проблему детерминации поведения предпри­няла Л. И. Божович. Она также считала, что в основе человеческого пове­дения лежат потребности, которые непосредственно побуждают индивида к активности. Однако потребность никак нельзя отождествлять с наличием объективно существующей нужды. Нужда, не отраженная в соответству­ющем переживании, не становится побудителем поведения. Поэтому мы, так же как и Л. И. Божович, под потребностью понимаем отражаемую в форме переживания (а не обязательно осознание) нужду индивида в том, что необходимо для поддержания организма и развития его личности.

Итак, активность в основном направлена на поиск объектов удовлетво­рения потребностей. Направленность же поведения определяется системой доминирующих мотивов. Совокупность потребностей и мотивов образуют мотивационную сферу, в которой следует различать два компонента: со­держательный и динамический. Содержательный компонент мотивации указывает на состав актуальных потребностей, их структурную компози­цию. Он определяет предполагаемую направленность поведения, опосре­дованно через поставленную цель или принятое решение. Динамический компонент выполняет собственно побудительную функцию.

Когда потребность удовлетворяется, поведение направляется на удов­летворение другой актуальной потребности. В тех случаях, когда потребность не удовлетворяется, направленность мотивации сохраняется, но начинает рас­ти ее напряженность. Существует оптимум мотивации, за пределами кото­рого возникает эмоциональное поведение. Понятие оптимума мотивации связано с адекватностью или неадекватностью реакций на ситуацию. Эта связь соответствует отношению между интенсивностью (напряженностью) мотивации и реальными возможностями субъекта в конкретной ситуации.

Согласно П. В. Симонову [1982], в результате отражения челове­ком какой-либо актуальной потребности (ее качества и величины) и ве­роятности (возможности) ее удовлетворения на основе врожденного и онтогенетического опыта появляются определенные эмоции. Удовлет­ворение или неудовлетворение потребности порождает эмоциональное состояние удовольствия или неудовольствия. С. Л. Рубинштейн отмечал, что то или иное эмоциональное отношение к определенному предме­ту или лицу, представленное в сознании в виде непосредственного пе­реживания, формируется на основе потребности по мере того, как мы осознаем зависимость их удовлетворения от этого предмета или лица, испытывая те эмоциональные состояния удовольствия или неудоволь­ствия, которые они нам доставляют. Кроме того, в силу многообразия потребностей один и тот же предмет или лицо могут приобретать для че­ловека различные и даже противоположные — как положительные, так и отрицательные — эмоциональные значения.

Другим важным условием появления эмоциональной реакции, опос­редованной ростом напряженности мотивационной системы, является оценка вероятности удовлетворения потребности. Если величина потреб­ности нарастает, а вероятность ее удовлетворения уменьшается, то такое состояние переживается как негативное, сопровождающееся отрицатель­ным эмоциональным тоном, и наоборот. В частности, исследования пока­зывают, что предвидение возможного удовлетворения потребности может являться основным мотивационным условием поведения: человек ставит себе цели, которые, как он ожидает, приведут к вознаграждению, удов­летворению потребности [Е. Deci, 1975]. Важные цели с высокой вероят­ностью достижения (большая надежда) вызывают положительный аффект (радость, удовольствие); важные цели с низкой вероятностью достижения (слабая надежда) вызывают тревожность или депрессивность [К. Изард, 1980]. Таким образом, сила напряженности мотивации определяет валент­ность эмоционального фона поведения.

Ситуацию, когда субъект сталкивается с «невозможностью реализации внутренних необходимостей своей, жизни», с проблемой Потенциальной или актуальной угрозы удовлетворению основных потребностей, которую он не может разрешить в короткое время и привычным способом, можно охарактеризовать как кризисную. Дж. Каплан [G. Caplan, 1963] выделяет четыре последовательные стадии кризиса:

1)первичный рост напряжения, стимулирующий привычные способы решения проблемы;

2)дальнейший рост напряжения в условиях, когда эти способы оказыва­ются безрезультатными;

3)еще большее увеличение напряжения, требующее мобилизации вне­шних и внутренних ресурсов;

4)повышение тревожности и депрессивности, появление чувства беспо­мощности и безнадежности, дезорганизация личности и поведения в случае, если все попытки оказываются тщетными.

Здесь необходимо отметить, что кризис может закончиться на лю­бой из стадий, если угроза исчезает или обнаруживается какой-либо спо­соб удовлетворения потребности. Возможны два варианта разрешения кризисной ситуации: 1) переориентация на другие объекты или способы удовлетворения потребностей (то есть поиск замещающего объекта); 2) ис­пользование психологических защит: подавления, изоляции аффекта, вы­теснения (особенно агрессивного компонента), замещения, отрицания. При этом главное место принадлежит переживанию, которое представляет собой внутреннюю (психическую) работу и определяет характер и направ­ленность действий, с помощью которых человеку удается перенести те или иные жизненные события, восстановить утраченное душевное равновесие, справиться с кризисной ситуацией.

Возникающая при кризисной ситуации напряженность, а также свя­занные с ней переживания могут оказывать влияние на появление или уси­ление определенных личностных особенностей и моделей поведения.

В результате продолжительного воздействия чрезмерно сильной сти­муляции (в нашем случае напряжения, связанного с переживанием необхо­димости удовлетворить потребность) возникает чувство страдания. Стра­дание сообщает человеку о том, что ему плохо, и побуждает его предприни­мать определенные действия, с тем чтобы устранить причину страдания или изменить свое отношение к ней. Э. Фромм отмечал, что факт страдания, независимо от того, осознан он или нет, вызывает динамическое стремле­ние преодолеть с традание, то есть стремление к переменам. Таким образом, страдание как аффективный процесс может служить причиной или источ­ником поведения, то есть фактором, который поддерживает или прекра­щает возникающие формы поведения. Это происходит согласно гедонис­тическому принципу максимизации позитивной эффективности (удоволь­ствия, радости) и минимизации негативной эффективности (страдания).

Можноуказатьнадве основные причины возникновения страдания. Пер­вая — это депривация — состояние, которое возникает при отсутствии предме­та или возможности, необходимых для удовлетворения потребности. Вторая — фрустрация — состояние, возникающее, когда на пути к объекту удовлетворе­ния появляются различного рода преграды или препятствия. Здесь, вероятно, следует указать на дополнение мотивационного напряжения эмоциональным.

Эмоциональное напряжение — это состояние, характеризующееся повышенным уровнем активации и соответствующим ему эмоциональным возбуждением, которые блокируются в экспрессивно-исполнительской фазе. Другими словами, эмоциональное напряжение возникает, как пра­вило, в ситуациях, которые вызывают страх, но исключают бегство; вы­зывают гнев, но делают невозможным его выражение. Поэтому состояния депривации и фрустрации могут появиться лишь при достижении опреде­ленного уровня эмоционального возбуждения, интенсивности страдания. При этом, в соответствии с «принципом удовольствия», страдание ведет как к возрастанию активности, увеличению интенсивности внешних реакций с целью удовлетворения потребности, так и к усилению внутренней активности, а именно к использованию механизмов психологической за­щиты для уменьшения напряжения. И то, и другое может стимулироваться определенными эмоциями, сопровождающими либо реализацию потреб­ности, либо ее сдерживание. В связи с этим различают стенические эмоции (побуждающие к увеличению активности, к действию) и астенические (не побуждающие к действию). Анализ следствий испытываемого страдания показывает, что к первым можно причислить негодование, гнев, ярость. Ко вторым относятся уныние, упадок духа, одиночество, отверженность, обида, настороженность, тревожность и др.

В качестве одной из базовых эмоциональных реакций на страдание можно рассматривать эмоцию страха. В данном случае страх может возни­кать как реакция опасения, что потребность не будет удовлетворена из-за отсутствия объекта удовлетворения или невозможности устранения пре­пятствия к достижению цели, и страдание будет продолжаться. Как отмеча­ет К. Изард, при страхе сочетаются высокое напряжение, импульсивность и активность. На поведенческом уровне чрезмерная напряженность может приводить к заторможенности действий, вплоть до «застывания тела», то есть двигательного ступора (астенический страх). Высокое возбуждение (импульсивность и активность), напротив, могут вести к неадекватно­му поведению в форме панических или разрушительных неэффективных реакций (стенический страх). Однако общим для людей, переживающих страх, является ощущение сильного желания убежать или спрятаться. По­этому страх главным образом способствует такой поведенческой тактике, как избегание, бегство из ситуации. В этом случае использование психоло­гических защит как раз и является уходом от травмирующих переживаний страдания. Вместе с тем возможен и другой исход, когда реакция ухода из ситуации сопровождается агрессивностью или попытками избавиться от объекта, вызывающего страх, путем его разрушения.

Другой базовой эмоциональной реакцией на страдание является гнев. Сточки зрения филогенеза гнев имел большое значение для выживания человека, поскольку способствовал мобилизации энергии индивида и де­лал его готовым к активной самозащите. Согласно теории С. Томкинса, страдание является врожденным возбудителем гнева, потому что внешнее воздействие или травматические переживания, вызывающие непрерывное страдание, могут понизить порог возникновения гнева. Поскольку страда­ние вызывается умеренно высокой и постоянной нейронной активацией, длительное страдание может привести к переходу плотности нейронных зарядов через порог гнева.

Чем сильнее гнев, тем более сильным и энергичным чувствует себя индивид и тем больше его готовность к физическим действиям. А. Бандура трактует гнев как один из основных компонентов общего возбуждения, которое способствует возникновению агрессии.

Взаимодействие в триаде «страдание — страх — гнев» может быть как адаптивным, так и дезадаптивным. Его позитивными последствиями могут стать действия, направленные на преодоление препятствий к удовлетворе­нию потребностей, или то, чтобы не допустить кризисной ситуации в буду­щем. Дезадаптивность имеет место тогда, когда гнев ведет к разрушитель­ной агрессии. Но взаимодействие эмоций — сложное явление. Оно может дезорганизовывать те действия, которые привели к возникновению кри­зисной ситуации или негативного эмоционального состояния, и органи­зовывать действия, направленные на уменьшение или устранение непри­емлемых воздействий. Таким образом, взаимодействие эмоций содержит в себе элементы как организации, так и дезорганизации поведения.

Взаимовлияние страха и гнева может непосредственно сказываться на характере поведения. В частности, согласно данным Р. Плучика, X. Келлер­мана, X. Конте, при значительном доминировании страха преобладает меха­низм подавления, направленный на исключение из сознания мыслей или переживаний, вызванных негативными эмоциями. Это приводит к форми­рованию подавленно-агрессивного типа поведения. Например, в исследовани­ях И. А. Фурманова такому паттерну реагирования соответствует социальная адаптация по типу пассивного приспособления, проявляющаяся в зависи­мо-послушном (характеризующийся сверхконформностью, потребностью в помощи и доверии со стороны окружающих, неуверенностью в себе, не­устойчивой самооценкой, подавленной агрессивностью) или покорно-за­стенчивом (отличающийся скромностью, повышенным чувством вины, склонностью к самоуничижению) стилях межличностных отношений.

В случае относительного паритета страха и гнева может действовать механизм смещения накопившихся эмоций на менее опасные для индиви­да объекты. В результате формируется пассивно-агрессивный тип поведения. Это, в частности, соответствует стратегии адаптивного самоограничения, реализуемой в зависимости от валентности объекта взаимодействия в со- трудничающе-конвенциональном (основан на компромиссном поведении, стремлении к сотрудничеству, поисках признания у авторитетных людей, компенсации вытесненной агрессивности за счет повышенного друже­любия), недоверчиво-скептическом (характеризующийся обидчивостью, склонностью к недовольству окружающими, подозрительностью, скрытой враждебностью) или ответственно-великодушном (отличающийся выра­женной готовностью помогать и сочувствовать окружающим, гибкой роле­вой «палитрой», коммуникабельностью, возможно, из-за влияния подавлен­ной или вытесненной враждебности) стилях межличностных отношений.

Когда гнев является доминирующей эмоцией, могут наблюдаться открытые агрессивные реакции, что соответствует активно-агрессивному типу поведе­ния. В этом случае преимущественно преобладают процессы активного при­способления и используются прямолинейно-агрессивный (спонтанность, упорство в достижении цели, практицизм, чувство враждебности к критике в свой адрес, недружелюбие, несдержанность, вспыльчивость), властно-лиди- рующий (тенденция к доминированию, повышенный уровень притязаний, нетерпимость к критике, ориентация в основном на собственное мнение, переоценка собственных возможностей) или независимо-доминирующий (самодовольство, нарциссизм, выраженное чувство собственного превос­ходства, неадекватно завышенный уровень притязаний, выраженное чув­ство соперничества) стили взаимоотношений с окружающими.

Поэтому следует отметить, что форма выражения агрессии (физичес­кая, вербальная или косвенная) во многом будет зависеть от предвосхище­ния последствий агрессивных действий. Агрессия будет тормозиться или трансформироваться, если появляется страх, вызванный мыслями о воз­можном наказании или возмездии.

На характер поведения могут оказывать опосредованное влияние не­которые психические состояния, возникающие в результате взаимодейс­твия страха и гнева с другими эмоциями. К ним относятся тревожность, депрессивность и психотичность.

1. Тревожность. Е. Гелгорн выделяет две формы тревоги — возбудимая, характеризующаяся беспокойством, гиперактивностью, симпатическими реакциями, и тормозная, характеризуется гипоактивностыо, парасимпати­ческими реакциями. Первая возникает при возрастании гнева и ведет к уси­лению агрессивности, вторая появляется при возрастании страха и ведет к формированию негативных психических состояний. Исследования X. Лид- дела, например, показывают, что внутренние страхи, не проявляющиеся вне­шне, поддерживают более или менее выраженное состояние тревожности.

2. Депрессивность. По мнению ряда авторов, триада «страдание — страх — гнев» является частью синдрома депрессии, которая протекает либо из-за фрустрации, либо является реакцией на депривацию. И в том и в другом случае механизм примерно одинаков и может состоять из трех фаз. Во время первой фазы на утрату объекта или невозможность достижения цели индивид отвечает энергичными реакциями в попытке вернуть то, что потеряно, или добиться необходимого. Вторая фаза характеризуется гне­вом и агрессией, направленными на объект или препятствие. И, наконец, когда первая и вторая фазы не дают результата, происходит «отстранение» от побуждений, стимулирующих активность или адаптивное поведение. Эта полная отстраненность (третья фаза) и вызывает депрессию.

Присутствие страха в синдроме депрессии, во-первых, может высту­пать мотивационным фактором, побуждающим к выходу из ситуации, к пе­ремене обстановки. Во-вторых, страх может препятствовать появлению чрезмерной враждебности, направленной на себя, и тем самым уменьшать вероятность суицида. Присутствие гнева и высокая внешняя враждебность может подавлять или ослаблять до некоторой степени страх и чувство вины. Таким образом, такой параметр, как внешняя враждебность, может служить индикатором депрессивности: чем ниже внешняя враждебность, тем глубже депрессия.

3. Психотичность. Это состояние характеризуется наличием враждеб­ности, возникающей в результате подавления эмоций страха или гнева, вызванных угрожающими объектами. Обычно проявляется в появлении образов, фантазий, сновидений или мыслей о причинении ущерба врагам.

 

Таким образом, изложенный аффективно-динамический подход мо­жет быть представлен схематически (рис. 9). Здесь следует отметить, что, как показывают проведенные исследования, на появление агрессивных ре­акций, а также форму их проявления оказывают влияние не только поло­возрастные особенности, но и взаимосвязь и взаимодействие мотивацион­ного, эмоционального, волевого и нравственного компонентов регуляции поведения. Они, как это отмечалось выше, при определенных условиях мо­гут выступать в качестве как катализатора, так и ограничителя агрессивных действий ребенка.

 

Рис. 9. Схема аффективно-динамической регуляции поведения

 

 

 

МОДЕЛЬ ПЕРЕНОСА ВОЗБУЖДЕНИЯ

 

В своей модели переноса возбуждения Д. Зилманн [D. Zillmann, 1983] выдвигает предположение о том, что сила испытываемого гнева является производной двух элементов: силы психологического раздражения, которое порождено неприятным событием, и того, как это раздражение трактуется и характеризуется.

Возбуждение напрямую имеет отношение к раздражению симпатичес­кой нервной системы, что проявляется в определенных соматических реак­циях— учащении пульса, усилении потоотделения, повышении давления и пр. Эти реакции, по мнению Д. Зилманна, являются составной частью эволюционировавшего общего адаптационного синдрома «бей или беги».

Существенным в этой теории является положение о том, что возбуж­дение от одного источника может накладываться (переноситься) на воз­буждение от другого источника, тем самым усиливая или ослабляя эмо­циональную реакцию. Поскольку возбуждение затухает очень медленно и два события отделены одно от другого коротким промежутком времени, то остатки этого возбуждения могут стать причиной эмоциональной реакции на потенциально нейтральный стимул.

Кроме того, для возникновения агрессии необходимо, чтобы при оцен­ке ситуации раздражение было интерпретировано как гнев. В этом случае атрибуция психологического раздражения, вызванного неблагоприятной ситуацией, имеет решающее значение в определении связи между этой си­туацией и потенциально возможной агрессивной реакцией (рис. 10).

 

Рис. 10. Модель агрессивного поведения, акцентированная на взаимосвязи когнитивных процессов и физиологического возбуждения [по D. Zillmann, 1983]

 

Д.. Зилманн считал, что если происхождение эмоционального раздра­жения не очевидно, индивид попытается объяснить раздражение с помощью имеющихся в наличии информационных ресурсов. В связи с этим, психо­логическое раздражение от нейтрального или неопределенного источника может быть перенесено на раздражение, вызванное неблагоприятным воз­действием, посредством процесса ложной атрибуции. Раздражение, порож­денное не связанным с неблагоприятным воздействием источником, может быть ошибочно приписано неблагоприятному событию и, таким образом, послужить для усиления гнева, который был вызван этим событием. Одна­ко осознание первоначального источника раздражения может стираться, по­этому индивид будет продолжать испытывать раздражение, но уже не осоз­навая его происхождения.

В целях подтверждения своей модели Д. Зилманн [D. Zillmann, 1979] показал, что люди, возбужденные физической активностью, чаще агрес­сивно реагировали на провокацию, чем те, кто не занимался никакой фи­зической деятельностью. Эмоционально нейтральное возбуждение спо­собствует усилению негативного возбуждения, вызванного провокацией, поскольку оно интерпретируется в свете очевидного сигнала в определен­ной ситуации, то есть раздражения. Как отмечает Д. Зилманн [D. Zillmann, 1994], если остаточное возбуждение по происхождению не нейтрально, а в его основе лежит гнев, то усиливающее гнев воздействие в новой ситуации, вероятно, будет даже значительнее и приведет к обострению агрессивности.

Модель переноса возбуждения получила подтверждение и в других исследованиях. В частности, было установлено, что возбуждение, вызван­ное физической активностью, просмотром фильмов, содержащих сцены насилия или эротики, способствует возникновению агрессивных реакций. Вместе с тем обнаружилось, что подобные процессы могут способствовать появлению обратных реакций. Например, в некоторых ситуациях агрессия может быть ослаблена путем приписывания возбуждения источнику, не связанному с переживаниями гнева или провокацией. Тенденция припи­сывать другим агрессивные намерения получила название предвзятой ат­рибуции враждебности [К. A. Dodgeetal., 1986].

Таким образом, модель переноса возбуждения рассматривает соче­тание физиологического возбуждения и когнитивной оценки, задейство­ванных в эмоциональном переживании гнева. Если оказывать влияние на то, чему приписывается физиологическое возбуждение, склонность к аг­рессивным реакциям может быть либо усилена, как показано выше, либо подавлена. Следовательно, данный подход также поддерживает видение агрессии как потенциально возможного, а отнюдь не неизбежного прояв­ления человеческого поведения.

 

 

ПОВЕДЕНЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ

 

Теория социального научения, в отличие от других, гласит, что агрес­сия представляет собой усвоенное поведение в процессе социализации. Социализацией агрессии можно назвать процесс научения контролю собс­твенных агрессивных устремлений или выражение их в формах, прием­лемых в определенном сообществе, цивилизации. Совершенно ясно, что «природный» агрессивный потенциал никуда не исчезает в более зрелом возрасте. Просто в результате социализации многие учатся регулировать свои агрессивные импульсы, адаптируясь к требованиям общества. Другие остаются весьма агрессивными, но учатся проявлять агрессию более тон­ко: через словесные оскорбления, скрытое принуждение, завуалированные требования, вандализм и другие приемы. Третьи ничему не научаются и проявляют свои агрессивные импульсы в физическом насилии.

Исследованиями М. Мид установлено, что социализация агрессии за­висит от трех основных условий: раннего опыта воспитания ребенка в кон­кретной культурной среде, семейных традиций и эмоционального фона от­ношений родителей к ребенку. Изучая примитивные сообщества, оставши­еся на более ранних этапах цивилизации, она наблюдала очень интересные факты. Например, в тех сообществах, где ребенок имел негативный опыт (раннее отлучение от груди матери, редкое общение с матерью, одиночес­тво в течение длительного времени, частое использование наказаний при отсутствии поощрений, отсутствие осуждения взрослыми враждебности детей по отношению друг к другу), у него, как правило, формировались отрицательные черты личности: тревожность, подозрительность, сильная агрессивность, эгоизм и жестокость.

Совершенно иное наблюдалось в сообществах, где вся структура жиз­ни была построена на взаимопомощи и кооперации: с первых дней жиз­ни родители или родственники окружали ребенка заботой и вниманием, общение взрослых и детей позитивно окрашено, наказания редки. Единс­твенное, что вызывало строгость и недовольство родителей, — это детская агрессивность. Драки и ссоры между детьми немедленно пресекались, и де­тей учили конструктивному поведению, например, вымещать гнев преиму­щественно на неодушевленных предметах. В результате у детей формиро­вались мягкость в общении, альтруистическое отношение к другим. Очень схожие факты наблюдали и другие исследователи.

Таким образом, опираясь на полученные эмпирические данные, мож­но заключить, что на социализацию агрессии оказывают влияние два ос­новных фактора: наблюдение соответствующего способа действий и соци­альное подкрепление.