Автобиографические воспоминания

Одно из самых последних и многообещающих событий в области проективных вербальных методик — возрождение интереса к использованию автобиографических воспоминаний (autobiographical memories) для оценки личности. Анализирование воспоминаний, особенно касающихся ранних этапов жизни, ради понимания возвратных или хронических конфликтов в последующей жизни, разумеется, было главным элементом психодинамической психотерапии со времен Фрейда.² Вдобавок, Альфред

¹ Одним из широко используемых в научных исследованиях инструментов является Тест завершения предложений Вашингтонского университета (Washington University Sentence Completion Test [WUSCT])- Разработанный специально для оценки стадий развития эго-концептуализации (ego-conceptualization), он рассматривается в главе 16 вместе с другими средствами измерения Я-концепции.

² Что касается краткой истории использования автобиографических воспоминаний в оценке личности, см. Bruhn (1995a).

Часть 4. Тестирование личности

Адлер, один из первых учеников Фрейда, вскоре основавший свою собственную школу индивидуальной психологии, считал, что самые ранние воспоминания, в частности, дают ключ к пониманию «стиля жизни» конкретного человека. В результате этого, психологи-адлерианцы использовали ранние воспоминания как клинические средства и, попутно, в своих исследованиях, начиная с 1930-х гг. (см., например, Haf-пег, Fakouri, & Labrentz, 1982; Slavik, 1991). Другие теоретики также признавали ту важную роль, которую автобиографические воспоминания, — обычно рассматриваемые как конструкции (= истолкования) или проекции, а не как правдивые исторические отчеты, — могут играть в эволюции личности. В общем, однако, после вспышки интереса в начале XX столетия, к этому, казалось бы, жизненно важному источнику информации о личности не обращались сколько-нибудь систематически вплоть до последнего времени.

С начала 1980-х гг., под влиянием когнитивной точки зрения в психологии, возобновился интерес к автобиографической памяти вообще, и к ее особой функции в организации личности в частности (Bruhn, & Last, 1982; Ross, 1991; Rubin, 1986; Singer, & Salovey, 1993). Выдающийся вклад в эту область исследований связывают с работами Арнольда Брюна (Bruhn, 1984,1985,1990а, 1990b). На основе критического анализа моделей, ранее применявшихся фрейдистами, адлерианцами и представителями эго-психологии для интерпретации ранних воспоминаний, он предложил новую концептуальную систему для понимания автобиографической памяти, а также более систематический путь ее использования. В когнитивно-перцептуальной теории (cognitive-perceptual theory) Брюна автобиографические воспоминания (EMs)¹ являются главными для понимания личности. Поэтому одной из первостепенных задач Брюна стала разработка стандартизованного метода для сбора и интерпретации EMs. Процедура ранних воспоминаний (Early Memories Procedure [EMP] — Bruhn, 1989, 1992a, 1992b) — самоприменяемая бланковая методика для выборочного анализа 21 автобиографического воспоминания, которые относятся ко всему периоду жизни, а не только к детству. Первая часть процедуры предусматривает получение шести общих или «спонтанных» воспоминаний, разграниченных, главным образом, конкретными временными рамками (например, пять самых ранних воспоминаний и воспоминание об особенно важном событии в жизни). Вторая часть процедуры включает 15 конкретных, или «направленных», воспоминаний, зондирующих множество разнообразных событий и областей, которые могут иметь клиническое значение (например, травматическое воспоминание, воспоминание о первом наказании или о самом счастливом моменте в жизни).² В добавление к описательным характеристикам каждого воспоминания ЕМР включает разнообразные пробы, касающиеся ясности, эмоционального тона, значимости и многих других признаков воспоминаний. Брюн считает EMs специфическими событиями, относящимися к разряду «историй» или метафор, которые отражают то, что люди сознательно усвоили или интуитивно извлекли из своего жизненного опыта. Он также полагает, что эти «истории» часто неточны или искажены,

' Сокращение Early Memories — ранние воспоминания. — Примеч. науч. ред.

² Инструкции ЕМР также предлагают припомнить «неподобающий сексуальный опыт» и «случаи физического или эмоционального оскорбления», однако респонденты имеют возможность поставить галочки в квадратиках, означающих отсутствие у них подобного опыта. Эта опция, как и бланковая форма ЕМР, снижают возможность получения такого рода «неприличных» воспоминаний о насилии (abuse), которые имеют отношение к психическому здоровью как профессионалов, так и широкой публики (см., например, Loftus, 1993).

Глава 15. Проективные методики

однако утверждает, что их достоверность несущественна для клинических целей, поскольку, как это бывает с другой проективной продукцией, ценность EMs заключена в их способности выявлять имеющиеся заботы, аттитюды, мнения и эмоциональные состояния.

Хотя Брюн и его коллеги разработали (и уже успели переработать) Полную систему количественных оценок ранних воспоминаний {Comprehensive Early Memories Scoring System [CEMSS-R] — Last, & Bruhn, 1991), подход Брюна к количественному оцениванию и интерпретации автобиографических воспоминаний является довольно гибким.¹ Он смотрит на EMs как на сложные психологические феномены, для объяснения которых могут потребоваться различные теоретические модели и, следовательно, разные системы оценивания. Фактически, Брюн пропагандирует разработку заказных систем количественных показателей, или высокоспециализированных систем типа «бутиков», основанных на эмпирически зарегистрированных аспектах EMs в критериальных группах и предназначенных для составления научных прогнозов. Брюн и его сотрудники получили многообещающие данные, применяя системы количественных показателей, разработанные для предсказания склонности к делинквентности и насилию (Davidow, & Bruhn, 1990; Tobey, & Bruhn, 1992).

ЕМР —это методика, которая еще находится в стадии разработки. Работа по сбору норм для ЕМР даже не начата. И хотя по ряду оценочных категорий, разработанных Брюном и его коллегами, были получены приемлемые уровни согласия между оценщиками, эмпирических данных о других типах надежности ЕМР явно не хватает. К сожалению, получение этих и других психометрических данных в отношении ЕМР может оказаться проблематичным. Как и в случае с другими проективными материалами, сам акт категоризации и квантификации автобиографических воспоминаний неизбежно влечет за собой утрату информации, которая может быть единственно ценной и необходимой для понимания обследуемого человека. Тем не менее ЕМР обладает достаточным потенциалом, чтобы стать весьма полезным инструментом для оценки личности, особенно в контексте психотерапии (см., например, Ritzier, 1993b). Кроме того, систематические выборки автобиографических воспоминаний, вероятно, более показательны в клиническом отношении, чем другие виды вербального материала (рассказанные сновидения, выборки спонтанной речевой продукции и придуманные истории), до сих пор использовавшиеся сходным образом и для тех же целей.²

Методики действия

Эта широкая и аморфная категория проективных методик включает довольно много форм относительно свободного самовыражения. Отличительной особенностью всех этих методик является то, что они использовались и как терапевтические, и как диагностические процедуры. Считается, что благодаря предоставляемым ими возможностям выразить себя, человек не только обнаруживает свои эмоциональные за-

¹ Одним из энергично рекомендуемых Брюном технических приемов интерпретации является использование резюме, или кратких сводок, ранних воспоминаний — приема, часто используемого в работе с ТАТ и родственными ему инструментами.

² Ряд занятных примеров клинической ценности ранних воспоминаний знаменитых людей, включая сравнение EMs, взятых из автобиографических материалов Никсона и Фрейда, см. в Bruhn (1995b).

Часть 4. Тестирование личности

труднения, но и облегчает свои страдания. К наиболее часто используемым методам из этой категории относятся методики рисования и игровые методики, включая разыгрывание сценок с применением игрушек. Неудивительно, что большинство подобных методов специально разрабатывалось для оценки детей, хотя во многих случаях их можно применять и в работе с взрослыми.

Методики рисования. Несмотря на то что в поисках значимых диагностических признаков для оценки личности исследовались почти все изобразительные средства техники и темы, особое внимание было уделено рисункам человеческой фигуры.¹ Широко известный пример первых методик этого типа — тест «Нарисуй человека» разработанный Карен Маховер {Machover Draw-a-Person Test [D-A-P] — Machover, 1949). В этом тесте испытуемый получает карандаш и бумагу с заданием «нарисовать человека». После завершения первого рисунка, его просят нарисовать человека противоположного пола (по отношению к полу только что нарисованного). Пока испытуемый рисует, проводящий тестирование специалист отмечает его реплики, последовательность, в которой рисуются различные части фигуры, и другие подробности процесса рисования. После выполнения рисунков испытуемому обычно задается серия вопросов о возрасте, образовании, профессии и других фактах, имеющих отношение к изображенным персонажам. Это расспрашивание может включать просьбу к испытуемому придумать историю о каждом нарисованном человеке.

Интерпретация D-A-P, в том виде как она предполагалась Маховер, является, по существу, качественной и изобилует чрезмерно широкими обобщениями, основанными на взятых по отдельности признаках, например: «Непропорционально большие головы часто рисуются теми, кто страдает органическим заболеванием мозга». Однако данных, оправдывающих подобные утверждения, в руководстве не приводится, даются только ссылки на «тысячи рисунков», проверявшихся в клинических условиях, и для пояснения приводятся несколько выборочных примеров. Систематизированное представление данных в первой публикации теста отсутствует. Вдобавок ко всему, последующие работы по валидизации этого теста, осуществленные другими исследователями, в целом, не смогли подтвердить диагностические интерпретации, предложенные К. Маховер (см., например, Klopfer, & Taulbee, 1976, pp. 558-561).

Другой метод использования рисунков человеческой фигуры (РЧФ), выполненных детьми и младшими подростками, опирающийся на более прочный эмпирический фундамент, был разработан Коппиц (Koppitz, 1968,1984). Движимая твердым убеждением в клинической полезности РЧФ при обследовании детей, Коппиц разработала и стандартизовала две системы объективных количественных оценок, используя рисунки 1856 учащихся бесплатных школ в возрасте от 5 до 12 лет. Одна из этих систем, основанная, в первую очередь, на тесте рисования Гудинаф—Харриса (см. главу 9) и на клиническом опыте самой Коппиц, используется в качестве возрастного теста умственной зрелости. Вторая система, выведенная из работ Маховер и др., представляет собой проективный тест межличностных аттитюдов и отношений. Она состоит из 30 «эмоциональных индикаторов» {emotionalindicators), позволяющих отличать рисунки детей с эмоциональными проблемами от рисунков детей, не имеющих подобных проблем. Эти индикаторы (или, попросту, признаки) редко встречались в

' Использование рисунков человеческой фигуры в качестве невербального мерила познавательной деятельности рассматривается в главе 9.

Глава 15. Проективные методики

рисунках нормальных детей, входящих в выборку стандартизации, и, в отличие от набора индикаторов возрастного развития, предположительно не связаны с возрастом и уровнем зрелости. Они включают: а) показатели качества (quality signs), такие как прозрачности (transparencies)¹ и затенение лица; б) особые признаки (specialfeatures), такие как крошечные головы или гротескные фигуры, и в) пропуски (omissions) некоторых предполагаемых элементов, таких как шея или глаза.

Некоторые совокупности признаков РФЧ, такие как причудливость или суммарное количество «эмоциональных индикаторов», по-видимому, действительно позволяют проводить различие между детьми с проблемами и хорошо приспособленными детьми (D. Т. Marsh, Linberg, & Smeltzer, 1991; Naglieri, & Pfeiffer, 1992; Yama, 1990). Однако и сама Коппиц, и другие исследователи предостерегали от использования отдельных индикаторов или «знаков» в диагностических целях. Выработанное общими усилиями мнение по поводу РЧФ состоит в том, что они могут дать лишь самое общее представление об уровне эмоциональной адаптации детей. Более того, когда речь заходит о диагностических приложениях РЧФ, большинство специалистов соглашаются, что рисунки следует использовать только для формулирования гипотез и интерпретировать в контексте другой информации об индивидууме (М. V. Сох, 1993; Knoff, 1993; Tharinger, & Stark, 1990).

Несмотря на эти предосторожности и ограничения, популярность РЧФ не только не ослабла, но, фактически, возросла, свидетельством чему может служить прибавление в семействе заданий на рисование. Одна из наиболее широко используемых методик — «Дом-дерево-человек» (House-Tree-Person [H-T-P]), которая, как подразумевается ее названием, требует от респондента выполнить отдельные рисунки дома, дерева и человека (Buck, 1948,1992). Характеристики и особенности самих рисунков, вместе с довольно обширными расспросами после их выполнения, обычно служат источниками гипотез о главных областях конфликта и озабоченности. Более новая методика — Кинетический рисунок семьи (Kinetic Family Drawing [KFD] — R. С. Burns, 1982; R. C. Burns, & Kaufman, 1970,1972), — кажется, обладает необычайно высоким потенциалом как клинический инструмент. В этом тесте ребенка просят нарисовать каждого члена его семьи, включая самого себя, «за каким-нибудь занятием». KFD породил огромное количество исследований. В недавнем обзоре посвященной ему литературы (Handler, & Habenicht, 1994) утверждается, что, несмотря на методологические проблемы в исследованиях, выполненных с применением этой методики, получен ряд многообещающих результатов, которые оправдывают продолжение исследований при условии использования более тонких методов анализа, таких как множественная регрессия. На данный момент можно предположить, что расстояние и степень взаимодействия между фигурами в KFD, например, входят в число наиболее психологически значимых признаков таких рисунков.

Продолжают изобретаться все более творческие задачи на рисование. Например, методика совместного рисования в буквальном смысле требует участия всей семьи или семейной пары для выполнения общими усилиями единственного рисунка в присутствии одного или нескольких терапевтов, внимательно наблюдающих за поведением всех участников (G. Smith, 1991). В основу этой интерактивной методики, ис-

¹ Имеется в виду передача освещенности в рисунке. Подробнее об этом см., например: Арнхейм Р- Искусство и визуальное восприятие: Пер. с англ. — М.: Прогресс, 1974. — С. 289-293. — Примеч. науч. ред.

Часть 4. Тестирование личности

Рис. 15-4. Стандартизованный набор игровых материалов из Сценотеста (Любезно предоставлен Hogrefe & Huber Publishers. Copyright © by Hogrefe & Huber Publishers.

Воспроизводится с разрешения)

пользуемой, главным образом, в контексте семейной терапии, положена идея, позаимствованная из KFD.¹

Игровые методики и кукольные тесты.² Различные виды игровых методик и кукольных тестов, построенные на использовании таких объектов, как марионетки, куклы и игрушечные предметы, получили широкое распространение в проективном тестировании. Ведущие свое происхождение от детской игровой терапии, эти материалы впоследствии были приспособлены для диагностического тестирования взрослых и детей. Объекты отбираются обычно на основе их предполагаемой ассоциативной значимости. Среди наиболее часто употребляемых для этих целей предметов можно назвать кукол, представляющих взрослых и детей обоего пола, игрушечных животных, мебель, кухонные и ванные принадлежности и другие предметы домашнего обихода. Изображенный на рис. 15-4 Сценотест (The Scenotest) состоит из стандартизованного набора игровых материалов этого вида в комплекте с руководством. Он был издан в 1960-х гг. в Швейцарии и недавно стал доступен пользователям в США (Staabs, 1991). Предполагается, что игра с подобным материалом обнаруживает отношение ребенка к своей семье, а также соперничество сиблингов, страхи, агрессивность, конфликты и

Подробное обсуждение использования проективных рисунков и критические разборы некоторых из упомянутых в этом разделе методик можно найти в работах Cummings (1986), Hammer (1986), Handler (1996), Knoff (1990).

² Что касается общего рассмотрения процедур и интерпретации проективной игры в перспективах психоаналитической теории и возрастного развития, см. Krall (1986).

Глава 15. Проективные методики

т. п. Тестирующий отмечает, какие игрушки выбирает ребенок и что он с ними делает, а также его высказывания, выразительные движения и другие факторы внешнего поведения.

С детьми такие методики часто проводятся по принципу свободной игры с имеющимся набором игрушек, поиграть которыми тестирующий предлагает ребенку. При проведении теста с взрослыми игровой материал предлагается с общими инструкциями выполнить определенную, но крайне слабо структурированную задачу. Подобные инструкции могут, конечно, использоваться и при тестировании детей. Зачастую задача имеет признаки сценической постановки, как при расстановке фигурок на миниатюрной театральной сцене. Например, материалы для Сценотеста помещаются в небольшом плоском чемоданчике, крышка которого может использоваться как «сцена» с разнообразными фигурками и декорациями (см. рис. 15-4).

Имеется достаточно полный каталог игровых методик для диагностики и обследования детей (Schaefer, Gitlin, & Sandgrund, 1991). В добавление к проективным инструментам, таким как кукольные методики, в нем представлен широкий ассортимент шкал игровой деятельности (play scales) для оценки специфических проблем, от аутизма до гиперактивности, и общих, связанных с возрастным развитием, изменений в таких областях, как мотивация компетентности и темперамент младенца. Включены также шкалы для использования в игровой терапии и для оценивания взаимодействия «родитель—ребенок» и «ребенок—ребенок». По признанию авторов-составителей этого каталога многие из представленных в нем методик находятся еще в начальных стадиях разработки. Тем не менее собранная ими коллекция разнотипных методов включает несколько оригинальных находок и предлагает наряду со строгими высокоструктурированными методами наблюдения, наиболее подходящими для научных исследований, множество клинически ориентированных инструментов.

Оценка проективных методик

Очевидно, что проективные методики весьма заметно отличаются друг от друга. Часть из них выглядит более перспективными по сравнению с другими в силу большей эмпирической поддержки, или большей обоснованности теоретической ориентации, или того и другого вместе. По некоторым методикам, таким как тест Роршаха, были собраны обширные данные, хотя их интерпретация по-прежнему часто вызывает сомнения. О других методиках известно мало либо вследствие их недавнего появления, либо вследствие самой природы таких методик, тормозящей их объективную верификацию, либо вследствие позиции их создателей. Не только в отношении психометрических качеств, но и в отношении существа предъявляемой тестируемому задачи и способов интерпретации результатов, было убедительно доказано, что проективные методики и опросники типа самоотчетов различаются скорее количественно, чем качественно (Levy, 1963).

Отдельные инструменты образуют континуум, на краях которого различия между ними хорошо заметны, тогда как в центральной части многие их характеристики явно перекрываются.

Чтобы оценить каждую проективную методику отдельно и обобщить опубликованную по ней литературу, потребовался бы отдельный том. В рамках этой главы критические замечания вставлялись только в тех случаях, когда дело касалось инстру-

Часть 4. Тестирование личности

ментов, обладающих уникальными особенностями либо позитивного, либо негативного характера. Можно, однако, поставить несколько общих вопросов, в той или иной степени касающихся большинства проективных методик. Такие вопросы как раз подходят для рассмотрения в форме краткого заключения.

Раппорт и применимость. Большинство проективных методик представляют собой эффективные средства для «растапливания льда» при первых контактах между клиницистом и клиентом. Их задания обычно интересны сами по себе и часто похожи на развлечения. Они ведут к отвлечению внимания индивидуума от самого себя и тем самым к уменьшению смущения и настороженности. И то, что предлагается, почти или совсем не угрожает репутации респондента, так как любой даваемый им ответ является «правильным».

Некоторые проективные методики могут быть особенно полезны при работе с маленькими детьми, неграмотными или с лицами, испытывающими языковые трудности либо страдающими речевыми дефектами. Невербальные средства легко применимы ко всем этим категориям тестируемых. В первых двух группах можно гарантированно получить устные ответы на изобразительные или другие невербальные стимулы. Во всех таких вербально ограниченных группах проективные методики могут помочь проходящему тестирование наладить общение с проводящим его специалистом. Эти методики могут также помочь индивидууму прояснить для себя некоторые стороны собственного поведения, которые до этого оставались невербализованными.

Симуляция. В общем, проективные инструменты в меньшей степени допускают симуляцию, чем опросники типа стандартизованных самоотчетов. Назначение проективных методик обычно замаскировано.¹ Даже если человек имеет некоторый опыт психологической симуляции и знаком с общим смыслом конкретной методики, скажем, теста Роршаха или ТАТ, маловероятно, чтобы он смог предвидеть те сложные способы, которыми будут подсчитываться и интерпретироваться его показатели. Результаты серии недавно проведенных исследований, сравнивающих объективные и проективные средства измерения зависимости, говорят о том, что прослеживается четкая связь между очевидной валидностью теста и степенью, в какой его показатели поддаются фальсификации (Bornstein, Rossner, Hill, & Stepanian, 1994). Кроме того, респондент вскоре полностью погружается в выполнение задания, и потому менее вероятно, что ему удастся прибегнуть к обычным видам маскировки и сохранить сдержанность при межличностном общении.

Вместе с тем было бы неразумно предполагать, что проективные тесты вообще нельзя фальсифицировать. Ряд экспериментов с тестом Роршаха, ТАТ и другими проективными методиками показал, что наблюдаются значительные различия результатов в тех случаях, когда респондентов инструктируют изменить свои ответы с тем, чтобы создать благоприятное или неблагоприятное впечатление, или же когда в инструкциях встречаются формулировки, подтверждающие, что определенные типы ответов более желательны (Masling, 1960). Накоплено большое количество экспериментальных данных в отношении того, что ответы на проективные тесты могут успешно

¹ Степень неведения испытуемого в отношении сущности и цели обследования, в рамках которого эти методики используются, равно как и в отношении замаскированной сущности самих этих методик, представляет собой этическую проблему (см. главу 18).

Глава 15. Проективные методики

изменяться как с целью «прикинуться хорошим», так и с целью «показаться плохим», хотя достичь последнего, по-видимому, все же легче. Такие результаты были получе^ ны с целым рядом проективных инструментов, включая тест Роршаха, TAT, P-FStudy Розенцвейгаи тесты завершения предложений (Albert, Fox, & Kahn, 1980; Exner, 1991; Kaplan, & Eron, 1965; Meltzoff, 1951; Netter, & Viglione, 1994; Perry, & Kinder, 1990; Schwartz, Cohen, & Pavlik, 1964). Квалифицированный специалист чувствителен к • признакам симуляции, обнаруживающимся как в характере отдельных ответов и их паттернах, так и в несовместимости проективных данных с данными о респонденте, полученными из других источников.

Тестирующий и ситуативные переменные. Очевидно, что большинство проективных методик недостаточно стандартизованы в том, что касается проведения или подсчета показателей, либо просто не используются в клинической практике как стандартизованные тесты. Тем не менее имеются доказательства, что даже едва уловимые различия в формулировках словесных инструкций и в отношениях между тестирующим и тестируемым могут заметно изменить результаты этих тестов (Baughman, 1951; Exner, 1993; Hamilton, & Robertson, 1966; Herron, 1964; Klinger, 1966; Klopfer & Taul-bee, 1976). Даже когда применяются идентичные инструкции, одни тестирующие в силу своих манер и внешности могут восприниматься ободряющими или успокаивающими, другие — угрожающими. Такие различия могут влиять на продуктивность ответов, выраженность защитной позиции, стереотипию, имажинативность и другие основные характеристики выполнения теста. В свете этих данных проблемы условий организации и проведения тестирования при использовании проективных методик приобретают еще большую важность, чем в случае применения других психологических тестов.

Столь же серьезным минусом оказывается недостаточная объективность процедур подсчета и интерпретации показателей. Даже в тех случаях, когда разработаны и используются объективные системы количественных показателей, конечные шаги в оценке и объединении первичных данных в целостную характеристику обычно зависят от мастерства и клинического опыта специалиста, проводящего обследование с помощью проективных методик. Наиболее беспокоящим следствием такого положения дел является то, что интерпретация показателей часто оказывается столь же проективной для тестирующего, как тестовые стимулы для тестируемого. Другими словами, окончательная интерпретация ответов проективного теста может в большей степени говорить о теоретической ориентации, излюбленных гипотезах и личных особенностях тестирующего, чем о движущих силах личности тестируемого.

Нормы. Еще один бросающийся в глаза недостаток, свойственный многим проективным методикам, имеет отношение к нормативным данным. Такие данные могут или полностью отсутствовать, или быть явно неадекватными, или основываться на нечетко описанных популяциях. При отсутствии адекватных объективных норм клиницист, чтобы проинтерпретировать результаты проективного теста, обращается к своему «широкому клиническому опыту». Но такая система отсчета подвержена всем искажениям памяти, которые сами являются отражениями теоретических предпочтений, предубеждений и прочих индивидуальных особенностей клинициста. Кроме того, контакты любого клинициста могут быть ограничены по большей части людьми, распределения которых по уровню образования, социоэкономическому статусу, полу,

Часть 4. Тестирование личности

возрасту и другим релевантным характеристикам не являются типичными. По крайней мере, в одном отношении опыт клинициста почти наверняка искажает его представления, так как в силу своей профессии он преимущественно имеет дело с больными или плохо приспособленными к жизни людьми. Поэтому ему может явно не доставать непосредственного знакомства с характерными реакциями нормальных людей на проективные тесты. Нормы по тесту Роршаха, собранные Экснером (Ехпег), отражают попытки заполнить некоторые из наиболее очевидных пробелов в этой области.

Интерпретация результатов проективных тестов часто связана с подгрупповыми нормами, имеющими субъективную или объективную природу. Такие нормы могут приводить к ошибочной интерпретации, если эти подгруппы не были уравнены в других отношениях. Так, например, если шизофреники и нормальные люди, относительно которых устанавливались нормы, отличались еще и уровнем образования, то замеченные расхождения между выполнением задания шизофрениками и нормальными людьми могут быть следствием разницы в образовании, а не в психическом состоянии. Систематические, или постоянные, ошибки могут, кроме того, давать эффект при сравнении различных психиатрических синдромов. Например, есть некоторые доказательства того, что клиницисты склонны в некоторых этнических группах и у молодых больных вместо диагноза «биполярное расстройство» чаще ставить диагноз «шизофрения»; аналогично этому, не раз сообщалось, что конверсионные расстройства чаще встречаются у лиц с низким социоэкономическим статусом (American Psychiatric Association, 1994).

Надежность.¹ Принимая во внимание особый характер процедур подсчета показателей и недостаточность нормативных данных в проективном тестировании, надежность оценщика (scorer reliability) становится важным соображением при оценке методик этого типа.² Что касается проективных методик, подходящая мера надежности оценщика должна учитывать не только более объективный, предварительный подсчет показателей, но также завершающие стадии объединения первичных показателей и интерпретации. Недостаточно, например, продемонстрировать, что проводящие тестирование специалисты, овладевшие одной и той же системой определения показателей теста Роршаха, почти сходятся в расчете таких характеристик, как количество ответов на необычные детали, целостных и цветовых ответов. В проективном тесте, подобном тесту Роршаха, первичные количественные меры не могут интерпретироваться непосредственно по таблице норм, как в психологическом тесте традиционного типа. Интерпретационная надежность оценщика касается того, в какой степени различные специалисты по тестированию приписывают одни и те же свойства личности тестируемому на основе своих интерпретаций идентичных протоколов. Этот тип надежности оценщика применительно к проективным тестам практически не исследовался на должном уровне. Некоторые исследователи выявили заметные расхождения в интерпретациях, даваемых достаточно квалифицированными пользователями таких тестов. Принципиальная неоднозначность в таких результатах возникает за счет

' Содержательное обсуждение вопросов надежности мер тематической апперцепции, с особым акцентом на оценке параметров мотивов, см. в работе С. P. Smith (1992).

² Признавая важность обеспечения адекватного уровня объективности подсчета показателей, Journal of Personality Assessment, начиная с 1991 г., потребовал от авторов статей, посвященных исследованиям теста Роршаха, предоставлять доказательства, но меньшей мере, 80 % согласия двух или более оценщиков по всем основным категориям показателей.

Глава 15. Проективные методики

неизвестного вклада мастерства интерпретатора. Ни высокая, ни низкая надежность оценщика не может непосредственно переноситься на других оценщиков, заметно отличающихся от тех, кто участвовал в конкретном исследовании такой надежности. Фактически, одна из главных причин широкой популярности систем машинной интерпретации для тестов типа Роршаха, как раз и заключается в единообразии их результатов на интерпретационном уровне.

Попытки измерить другие типы надежности тестов в области проективного тестирования оказались еще менее результативными. Коэффициенты внутренней согласованности (internal consistency) — в тех случаях, когда они вычислялись, — обычно были низкими. В отношении таких тестов, как тест Роршаха, ТА Ти P-Fstudy Розенцвейга, приводились доводы в пользу того, что разные таблицы или задания несравнимы и, следовательно, не должны использоваться при определении надежности методом расщепления теста эквивалентные половины. Фактически, отдельные задания в таких инструментах предназначены для измерения различных переменных. Более того, при интерпретации тенденция ответов на последовательно предлагаемые задания часто рассматривается как значимая переменная. Дж. У. Аткинсон (J. W. Atkinson, 1981; J. W. Atkinson, & Birch, 1978, p. 370-374) с помощью моделирования на ЭВМ доказал, что для процедуры того типа, которая используется в ТА Т, можно добиться высокой конструкт-ной валидности суммарных показателей (например, 0,90) при крайне низкой внутренней согласованности теста (например, 0,07). Он отмечает, что реакции индивидуума на каждую последующую таблицу ТА Тне являются независимыми, но представляют собой непрерывный поток активности, отражающий повышение и снижение относительной силы различных тенденций поведения. Выражение какой-либо из этих тенденций в этой активности ослабляет ее силу. Доля времени, затрачиваемого респондентом на описание, к примеру, мотивированных на достижение действий в ответах на разные таблицы ТА Т, является функцией кумулятивного эффекта реагирования на последовательность таблиц, а также различий стимулов к достижению и других конкурирующих мотивов в ситуациях, представленных на каждой отдельной картинке. С учетом разнообразных аргументов против применения мер внутренней согласованности при оценке надежности проективных тестов, одно из решений проблемы заключается в создании параллельных форм, которые были бы действительно сопоставимы, как это сделано в методике чернильных пятен Хольцмана.

Ретестовая надежность также преподносит дополнительные проблемы. При больших временных интервалах между сеансами тестирования тест может выявить действительные изменения личности, произошедшие за этот период, при незначительных интервалах повторный тест может оказаться ни чем иным, как припоминанием первоначальных ответов. Когда при повторном проведении ТА Т исследователи давали испытуемым инструкцию сочинить другие истории, для того чтобы определить, будут ли повторяться те же самые темы, большинство учитываемых при подсчете показателей переменных дали незначимые ретестовые корреляции (Lindzey, & Herman, 1955). Здесь также уместно отметить, что многие показатели проективных методик основаны на явно недостаточных выборках ответов. Например, в тесте Роршаха число ответов в рамках протокола обследования конкретного человека, относимых к таким категориям, как движение животного, движение человека, светотени, цвет, необычная деталь и т. п., может оказаться слишком малым, чтобы дать сколько-нибудь надежные индексы. При таких обстоятельствах большие случайные вариации становятся закономерностью, а соотношения и проценты, вычисленные по столь ненадежным мерам, будут даже более нестабильными, чем сами эти меры (Cronbach, 1949, р. 411-412).

Часть 4. Тестирование личности

Валидность. Для любого теста самым существенным вопросом является вопрос его валидности. Большей частью изучение валидности проективных тестов было сосредоточено на установлении их текущей валидности относительно эмпирических критериев. В основном, в таких исследованиях сравнивалось выполнение теста контрастными группами, скажем, представителями разных профессий или носителями разных психиатрических диагнозов. Однако, как уже отмечалось в связи с обсуждением норм, эти группы часто различаются и в других отношениях, например по возрасту или образованию. В других исследованиях текущей валидности использовался, по существу, метод поиска соответствий (matching technique), при котором описания личности, полученные на основании тестовых протоколов, сравниваются с описаниями или данными на тех же людей, взятыми из историй болезни, психиатрических интервью или протоколов длительных наблюдений за поведением. Несколько работ было посвящено изучению прогностической валидности относительно таких критериев, как успехи в специализированных программах обучения, эффективность труда и реакция на психотерапию. Наметилась тенденция к увеличению исследований кон-структной валидности проективных методик путем проверки конкретных гипотез, на которых строится использование и интерпретация каждого теста.

Подавляющее большинство опубликованных работ по валидизации проективных методик не позволяют сделать однозначных выводов либо из-за плохой контролируемости условий эксперимента,