Социально-экономическое развитие Англии в 1 пол. XVIII в.

В XVIII в. Англия была страной, где различные направления первоначального накопления, исторически распределявшиеся между разными странами (Испанией, Португалией, Голландией, Францией и самой Англией), систематически объединились в колониальной системе, системе государственных займов, современной налоговой системе, системе протекционизма. Превращение в единую систему всех составных частей первоначального накопления капитала стало возможным в результате внутренней и внешней политики, проводившейся после «славной революции» 1688 г. и в конечном счете определявшейся интересами буржуазии. Развитие мануфактурного капитализма в национальном масштабе было немыслимо без сложного комплекса социально-экономических преобразований. Для создания инфраструктуры, необходимой для интенсивного прогресса мануфактуры, требуются кооперация в течение длительного времени массы рабочих разнообразных специальностей, концентрация этой массы, не сообразующаяся во многих случаях с традиционным размещением населения.

Уровень налогообложения в Англии во второй половине XVII в., по мнению известного статистика того времени Г. Кинга, составлял лишь треть голландского. При этом система налогообложения в значительной мере обходила капитал, вложенный в промышленность. Именно в Англии благодаря первоначальному накоплению задолго до окончания мануфактурного периода были созданы наиболее благоприятные условия для развития капиталистической промышленности. Продолжающийся процесс первоначального накопления, переплетаясь со спецификой функционирования раннего капитализма, образовал в XVIII в. в Англии обширнейший рынок рабочей силы.

То же можно сказать и о природных ресурсах. Они давали исходное сырье, прежде всего железную руду, каменный уголь, шерсть, для тех отраслей производства, которые были призваны сыграть ведущую роль в последующем промышленном развитии. Те виды сырья, которых недоставало в самой Англии, бесперебойно и полностью обеспечивались поставками в достаточном количестве и по сравнительно низким ценам из английских колониальных владений и других стран. Однако было бы ошибочным преувеличивать значение природных факторов. Богатые запасы железной руды, угля, изобилие леса и шерсти имелись и в некоторых других странах Западной Европы, а уровень технических знаний, в частности в горном деле и металлургии, был выше на континенте, чем в Англии, по крайней мере до второй трети XVIII в.

Английская революция середины XVII в. была первой буржуазной революцией европейского масштаба, но отнюдь не первой из ранних буржуазных революций. Вернее было бы сказать, что она была последней из них (если не считать «славной революции», завершившей ее дело). Кроме того, она была отделена более чем полутора столетиями от следующей крупной буржуазной революции - Французской. Такой разрыв во времени во многом определил создание благоприятных международных условий для развития английского капитализма. При этом выгодные для Англии «аспекты» внешней среды были связаны не только с уровнем развития других европейских стран, но и с тем влиянием, которое она оказывала на них. Как известно, мануфактурное разделение труда развивает и расширяет общественное разделение труда, что можно проследить в XVIII в. не только в самой Англии, но и в других странах Европы. Нельзя забывать и о возможностях, которые открывались для английской буржуазии в торговле с колониями. Автор известного описания Англии в начале XVIII в. Дж. Чемберлен с удовлетворением констатировал: «Наша торговля самая значительная во всем свете, и, по правде говоря, среди всех стран Великобритания является наиболее подходящей для торговли как по причине своего островного положения, так и благодаря своей свободе и превосходной конституции».

В начале XVIII в. мануфактурное производство в Европе вступило в последний этап своего развития, непосредственно предшествовавший промышленной революции. Мануфактура нигде не могла охватить общественное производство во всем его объеме и преобразовать его до самых основ, которыми оставались городское ремесло и сельские промыслы. Тем не менее, в некоторых районах в определенных отраслях производства мануфактура полностью подчиняла себе ремесло. Полное преобладание мануфактуры над ремеслом было достигнуто лишь в XVIII в. в Англии и Голландии. При этом в Англии и Голландии речь шла о преимущественно зрелых формах крупного мануфактурного производства, тогда как в других странах такие формы встречались скорее в виде исключения.

Общий хозяйственный подъем приводил к демографическому росту, в свою очередь имевшему серьезные социальные и экономические последствия. Население Европы возросло примерно со 118 млн человек в 1700 г. до 140 млн в 1750 г. и 187 млн в 1800 г. Несомненно, что этому росту способствовали не только создание дополнительных рабочих мест благодаря развитию мануфактур, но некоторые улучшения медицинского обслуживания части населения, распространение в быту элементарных гигиенических норм, введение прививок против оспы. Наиболее быстро росло население в Англии, за столетие оно увеличилось вдвое — с 5—6 млн до 11 млн человек.

Несомненно, что последствия демографического роста были различными в зависимости от общественных условий в разных европейских странах. В ран-небуржуазных странах и во Франции он способствовал умножению на рынке труда свободных рабочих рук, в которых нуждалась мануфактура, расширению емкости рынка для сельскохозяйственных и промышленных товаров. В феодальных странах он подтолкнул процесс расслоения крестьянства, увеличивая число обезземеленных и малоземельных. Бросается в глаза относительно медленное возрастание за немногими исключениями (Лондон и др.) населения городов — оно нигде в Европе не превосходило 20% всего населения, кроме Фландрии и Брабанта (24%). Миграцию деревенского населения в города значительно ограничивало развитие капиталистической домашней промышленности в сельских районах.

Одной из особенностей экономического развития Европы в XVIII в. являлось то обстоятельство, что особо быстрый рост промышленности наблюдался на крайнем Западе, в раннебуржуазных государствах. За первую половину ХVIII в. Англия укрепила свое положение наиболее развитой в промышленном отношении страны Европы.

В XVIII в. уровень развития мануфактуры определялся прежде всего широтой охвата ею различных отраслей промышленности, степенью воздействия на общественное производство, а не преобладанием централизованной или рассеянной ее формы. Скорее, как раз широта распространения мануфактурного производства приводила к снижению удельного веса централизованной мануфактуры. Централизованные мануфактуры, как государственные, так и частные, в большинстве стран выполняли нередко главным образом правительственные заказы на оружие, боеприпасы, снаряжение либо сосредоточивались на изготовлении дорогостоящих предметов, как, например, фарфоровые мануфактуры в Саксонии, Пруссии, Баварии, мануфактура тонких сукон в Гвадалахаре в Испании и т.п. Эти последние в большей степени зависели не только от правительственных заказов, но и от государственных дотаций, поскольку не могли рассчитывать на весьма нестабильный спрос на внешних рынках (успех саксонских фарфоровых изделий был скорее исключением из правил). Вырабатывавшиеся ими изделия — часы, зеркала, дорогие ткани — медленно входили в обиход относительно широких кругов населения.

Конечно, централизованная мануфактура обладала рядом преимуществ, она была более удобной формой при специализации производства, отпадали расходы, связанные с перевозкой полуфабрикатов, поскольку весь производственный процесс от начала и до конца осуществлялся под одной крышей. Но эти преимущества уравновешивались издержками, связанными со строительством и содержанием специальных зданий, расходами, которые были необходимы для переселения работников с их прежнего места жительства, и т.д. В большинстве производств централизованная мануфактура не являлась более рентабельной, чем рассеянная мануфактура. Даже спорадическое применение рабочих машин в отдельных операциях оказывалось возможным в обоих видах мануфактуры.

Централизованные мануфактуры в обрабатывающей промышленности, основанные частными предпринимателями, существовали, как правило, лишь в раннебуржуазных странах или странах с уже развитым капиталистическим укладом. Характерным примером создания крупной централизованной мануфактуры было предприятие, основанное Джоном Ламбом. Выходец из семьи нориджского промышленника, Ламб отправился в Италию, где, работая на шелковой мануфактуре, сделал чертежи применявшихся там станков. После возвращения в Англию в 1718 г. Ламб получил королевский патент и с помощью инженера из Дерби Д. Сорколда, а главное — финансовой поддержки со стороны родственников, основал крупную шелковую мануфактуру. К 1724 г. на ней в две смены, круглосуточно, трудилось более 300 рабочих, в основном женщин и детей. Ламбу удавалось продавать шелковые ткани по цене на треть более низкой, чем стоили импортируемые итальянские изделия.

Распространенным видом централизованной мануфактуры были предприятия, выросшие из ремесленных мастерских и нанимавшие обычно лишь по несколько рабочих. Такие предприятия находились в Шеффилде, Бирмингеме и других центрах британской железоделательной промышленности. По сути дела, аналогичными были формы шерстоткацкого производства в Йоркшире, где владельцы небольших мастерских, являвшиеся обычно и собственниками 10-15 акров земли, исполняли сами с помощью членов семьи или, в большинстве случаев, немногих наемных рабочих все производственные процессы (кроме конечной обработки сукна) и продавали готовую продукцию на местном рынке. Расширение размеров такой мастерской превращало ее в небольшую централизованную мануфактуру. Более крупные централизованные мануфактуры развивались там, где производство сосредоточивалось в городах — например, в рафинировании сахара, мыловарении, пивоварении, винокурении. Надо учитывать, что производство алкогольных напитков стало одной из быстро растущих отраслей промышленности. Так, в Англии производство джина выросло с 0,5 млн галлонов в 1680 г. до 7 млн в 1751 г.; столь же быстрыми темпами увеличивался и импорт. Впрочем, и эти цифры не дают полной картины, поскольку не включают не учтенные статистикой производство и контрабандный ввоз алкоголя.

Образцами крупной централизованной мануфактуры являлись судоверфи и военные предприятия, принадлежавшие казне. Литье пушек, мортир, гаубиц, а также производство пороха осуществлялось на государственных мануфактурах. Однако значительная часть оружия изготовлялась на частных предприятиях, обычно небольшого размера, по заказам военного ведомства.

Основной формой и на последнем этапе мануфактурного периода оставалась рассеянная мануфактура. Ее широкое распространение, рентабельность и конкурентоспособность не только были обусловлены организационными или техническими причинами — прежде всего они являлись следствием взаимодействия капиталистического уклада с феодальным и другими хозяйственными укладами. В Англии интенсивный процесс обезземеливания крестьянства, а в странах континентальной Европы кризис феодального строя (хотя они переживали разные стадии этого кризиса) создавали почти повсеместно в деревне многочисленный слой людей, в основном, но еще не полностью отчужденных от средств производства. Эти лица, владевшие на основе старых держательских прав или аренды крохотными участками, не могли жить на доходы от занятия сельским хозяйством, но продолжали цепляться за свои клочки земли. Остро нуждаясь в дополнительных источниках существования, эта часть деревенского населения оказалась наиболее подходящим объектом для превращения в рабочих капиталистической домашней промышленности. Иногда — хотя вовсе не обязательно — подобному превращению предшествовало занятие деревенскими промыслами, которые постепенно подчинял себе купец-предприниматель.

Рост товарно-денежных отношений и общая тенденция к усилению феодальной эксплуатации и фискального гнета со стороны абсолютистского государства заставляли искать дополнительные источники дохода и среднее крестьянство. А деревенская верхушка по тем же причинам оказывалась склонной к принятию на себя функций посредника между купцом-предпринимателем и непосредственными производителями (занимаясь раздачей сырья и получением готовой продукции) или к превращению в мелких хозяйчиков, использовавших труд одного или нескольких наемных рабочих и тоже нередко являвшихся своего рода приказчиками купца-мануфактуриста. В этих условиях низкая, как правило, оплата рабочих домашней промышленности, возможная как вследствие их разобщенности, так и потому, что они имели другим источником существования сельское хозяйство, делала особенно выгодной для капиталистов форму рассеянной мануфактуры. Она избавляла их от затраты средств на содержание производственных помещений, от многих других издержек. К тому же централизованные мануфактуры обычно возможно было создавать лишь в городах, где еще подчас было сильно сопротивление цехов и гильдейских компаний. Все эти преимущества рассеянной мануфактуры с точки зрения капиталиста обычно перевешивали неудобства, которые вызывались тем, что рабочие домашней промышленности значительную часть года должны были сочетать мануфактурный труд с занятием сельским хозяйством. К тому же работники деревенской промышленности нередко оказывались менее строптивыми, чем городские мануфактурные рабочие. Новейшие исследования доказывают правильность наблюдений, сделанных ведущими представителями русской школы историков Франции И.В. Лучицким и Н.И. Кареевым и подтвержденных фундаментальными исследованиями выдающегося российского ученого Е.В. Тарле, который писал: «Колоссальная промышленная деятельность почти целиком была сосредоточена в деревне, а не в городе».

Рассеянная мануфактура укоренялась как в бедных отсталых районах, где занятие земледелием не давало большой части крестьян достаточных средств к существованию, например во французских Бретани или Нижнем Мэне, так и в районах со значительно более высоким уровнем сельскохозяйственного производства, например во Фландрии, Верхней Нормандии или Пикардии.

Рассеянная деревенская мануфактура в целом вряд ли быстро усваивала и внедряла новые методы производства, но даже в старых отраслях она все же проявила способность к обновлению технологии. Это четко прослеживается в английской шерстяной промышленности. Ее большие успехи были вызваны освоением производства «новых материй», с техникой изготовления которых англичан ознакомили еще в XVI в. беженцы из Фландрии. Использование так называемой длинной шерсти позволило наладить в больших количествах производство легких сукон, которые благодаря своим потребительным свойствам и относительной дешевизне сумели завоевать рынки многих стран, прежде всего стран с теплым климатом, как государства Средиземноморья, многие колонии в Западном полушарии. Наряду с высоким качеством сырья и относительной легкостью его обработки (этому иностранцы и в XVIII в. и позднее приписывали успех английских простых сукон) развитию данного производства в немалой степени способствовала система правительственных мер, включавшая запрет экспорта необработанной шерсти и импорта иностранных сукон, а также активность британской дипломатии, добивавшейся допуска английских материй на иностранные рынки.

Рассеянная мануфактура оказалась настолько конкурентоспособной, что вызвала «бегство» ряда производств в сельскую местность даже из тех старых центров, где ей не воздвигалось препятствий со стороны цехов. Так, в 1730 г. лондонские обувщики, несмотря на обещание всяческого содействия со стороны властей, предпочли переселиться в район Ноттингема — там издержки производства были значительно ниже, чем в столице. Часто случалось, что деревенская промышленность отвоевывала у городской одну за другой производственные операции, необходимые при изготовлении определенного вида изделий. Например, если на протяжении XVII в. деревенская мануфактура переняла у голландского города Харлема прядение и ткание полотна, то в первой половине XVIII в. предприниматели из Брабанта и Вупперталя учредили в сельских районах белильные мастерские, тем самым полностью завершив перебазирование отрасли из ее прежних центров. Деревенская промышленность в XVIII в. принимала иногда форму специализированной мануфактуры определенного района, выполнявшей те или иные операции производственного цикла.

Развитие новых промышленных районов нередко шло за счет упадка старых. Это происходило вследствие того, что в новых районах лучше прививались более гибкие и эффективные способы организации производства, выделка изделий в соответствии с менявшимися запросами рынка. Здесь налаживалось производство товаров, конкуренции которых не выдерживала продукция старых центров. Так, серж-шерстяная костюмная ткань, производившаяся в Девоншире, была почти целиком вытеснена с внутреннего и внешнего рынка более дешевыми и отвечающими моде сукнами из Нориджа. Следует добавить, что заработная плата ткачей в Норидже была на 40% ниже, чем в Девоншире, что на 8-10% снижало издержки производства. В период расцвета шерстяных мануфактур Нориджа в районе города и его окрестностей насчитывалось 12 тыс. станков, на которых трудились 72 тыс. рабочих (по шесть человек на каждом станке), выполняя заказы примерно 30 крупных фирм. В 1736 г. в Норидже было создано объединение предпринимателей (такого типа торгово-промышленные палаты в других местах появились лишь почти через полвека). Однако в 70-е годы мануфактуры Нориджа уже показались английскому экономисту А. Юнгу инертными, лишенными духа предпринимательской активности, что проявлялось в ограниченных размерах новых капиталовложений. В этом отношении Норидж далеко уступал центрам шерстяной промышленности в Йоркшире, не говоря уже о районах металлургии, хлопчатобумажного производства.

На протяжении первой половины XVIII в. наблюдался постоянный, хотя и сравнительно медленный, рост хлопчатобумажных мануфактур в Ланкашире и Шотландии, в окрестностях города Глазго и во многих сельских районах, где еще ранее получили широкое распространение рассеянные полотняные мануфактуры. Ткани из хлопка с примесью льна изготовлялись в Европе в подражание индийским чисто хлопчатобумажным изделиям, овладеть техникой производства которых европейцам так и не удалось. Ввоз индийских тканей в Англию был запрещен в 1722 г. в интересах защиты шерстяной промышленности, но это лишь стимулировало производство изделий из смеси хлопка и льна.

Характерным для XVIII в. стало и сравнительно быстрое развитие центров производства полотна, спрос на которое постоянно возрастал, в частности на колониальных рынках, где из него шили одежду для рабов, мешки для кофе и других продуктов плантационного хозяйства. Производство полотна предъявляло значительно меньшие требования к квалификации работника, чем выделка других тканей, и это способствовало быстрому распространению его в деревенских районах, А ориентация не столько на местные, сколько на далекие, часто иностранные, рынки ускорила победу мануфактуры над ремеслом и создание крупных промышленных районов полотняного производства. В Шотландии и Ирландии выделка льняных тканей выросла с 3,2 млн ярдов в 1700 г. до 20 млн ярдов в1750 г. В 1711 г. был создан даже Государственный совет по полотну для обучения более совершенным приемам производства тканей. При этом использовался и опыт других европейских стран. Крупными районами полотняной промышленности стали Фландрия (экспортировавшая в 1766 г. — главным образом, в Испанию и ее колонии — более 200 тыс. кусков льняных тканей), французская Бретань, Вестфалия и особенно Силезия.

В первой половине ХУШ в. с отчетливостью проявилась в масштабах всей Западной и Центральной Европы победа капиталистической домашней промышленности, обосновавшейся в сельской местности, над городским ремеслом. Обширные сельские районы в Йоркшире, Ланкашире, Юго-Восточной Англии, в ирландской провинции Ольстер, в Голландии, во Фландрии, в ряде районов Северо-Западной, Восточной и Южной Франции, в Вестфалии, Южной Саксонии, Силезии далеко обогнали по своему промышленному значению как старые городские центры ремесленного производства в городах Южных Нидерландов, Рейнской и Южной Германии или Северной Италии, так и разбросанные по различным областям, сравнительно немногочисленные централизованные мануфактуры.

Таким образом, для последнего этапа мануфактурного капитализма оставалось характерным не только сохранение, но и дальнейшее распространение рассеянной мануфактуры, в том числе и в экономически наиболее передовой стране — Англии.

Победа Англии в экономическом соревновании с Голландией была победой не только английского промышленного капитализма над голландским торговым капитализмом, но и победой британской капиталистической домашней промышленности над городской мануфактурой ее соперницы. Деревенская рассеянная мануфактура в Англии, использующая дешевую рабочую силу, оказалась более конкурентоспособной, чем образованная из городских ремесленных мастерских голландская мануфактура. Голландия не могла соперничать с Англией в металлургии, которая постепенно становилась ведущей отраслью мануфактурного производства в связи с постоянно растущим спросом на ружья и пушки, лемехи для плугов, ножи, топоры, гвозди, вагонетки для шахт и на другие предметы из железа. Единственный вид топлива, которым располагали голландцы, — торф, вполне пригодный при отбелке тканей, пивоварении, винокурении, производстве соли и сахара, не создавал достаточно высокой температуры, требующейся при плавке металла.

Преобладающие позиции были завоеваны рассеянной мануфактурой в экономике другой главной соперницы Англии — Франции. Это преобладание утвердилось как в старых (например, сукноделие), так и в новых отраслях производства.

Размеры рассеянной мануфактуры могли быть различными, иногда большими по масштабам эпохи. Один предприниматель в английском городе Уоррингтоне, занятый производством парусины, нанимал более 5000 рабочих. Более крупные мануфактуры возникали там, где требовались значительные вложения в сырье и оборудование и где поэтому непосредственный производитель оказывался в полной зависимости от капиталиста. Таким, например, было положение в английской чулочной промышленности. Типичной стала фигура капиталиста, владевшего 100 и более дорогими станками, раздававшего с помощью посредников эти станки и сырье рабочим, которые сдавали ему готовую продукцию. Число рабочих, имевших собственные станки, было невелико, к тому же и они зависели от купца-мануфактуриста, от которого получали сырье и которому сдавали готовые изделия.

Заметно проявлялась тенденция превращения деревень, становившихся средоточием домашней промышленности, в новые небольшие или средние по размеру города, которые обычно оказывались объединенными в крупные промышленные районы.

Капиталистический характер производства способствовал также усилению тенденции к преобразованию (там, где позволяли технические условия) гетерогенной мануфактуры в органическую. Широкое распространение получил и смешанный тип мануфактуры, когда после механического соединения самостоятельно произведенных частичных продуктов они подвергались на конечной стадии последовательному ряду связанных между собой производственных манипуляций, характерных для органической мануфактуры. Кроме того, растущая специализация отдельных промышленных центров приводила к тому, что продукты, вырабатывавшиеся органической мануфактурой, объединялись на конечной стадии с полуфабрикатами, произведенными другими мануфактурами или мастерскими. Процесс концентрации и специализации мануфактуры достиг особого развития в Англии, с которой в середине столетия ни одна страна не могла соперничать и в разнообразии отраслей промышленного производства.

В середине XVIII в. английская шерстяная промышленность, по словам современника, была «разделена на различные части или отрасли, закрепившиеся в определенных местах, где все производство сводится целиком или преимущественно к этим отраслям: тонкие сукна производятся в Сомерсетшире, грубые — в Йоркшире, двойной ширины — в Эксетере, шелк — в Садбери, креп — в Норидже, полушерстяные материи — в Кендале, одеяла — в Уитни и т.д.» Рост специализации приводил к тому, что укоренение мануфактурного производства способствовало переходу от ремесла к мануфактуре в смежных отраслях промышленности, особенно если они объединялись общим производственным процессом.

Усиливавшийся процесс специализации сопровождался созданием комбинации различных мануфактур. На этих комбинированных мануфактурах производство средств производства оказывалось связанным с производством продукта. Вместе с тем мануфактура продукта оказывалась связанной с мануфактурой, для которой данный продукт являлся исходным сырьем

Легкая промышленность далеко обгоняла по масштабам производства тяжелую. Темпы роста промышленности были невелики.

Экстенсивные факторы роста еще полностью преобладали над интенсивными. Правда, основание мануфактур в определенном районе влекло за собой увеличение производительности труда по сравнению с прежними ремесленными формами производства. Однако рост производительности в рамках уже утвердившейся мануфактуры происходил, как правило, медленными темпами, за счет специализации, тогда как совершенствование технологии протекало эволюционным путем. Увеличение размеров производства в основном достигалось в результате увеличения числа мануфактур и занятых на них рабочих.

На протяжении ХVIII в. повсеместно происходил процесс формирования мануфактурного пролетариата. В разных странах этот процесс находился на разных стадиях. Превращение крестьянина, для которого работа на купца-предпринимателя была лишь побочным занятием, в рабочего, живущего целиком или почти целиком на заработную плату, протекало обычно постепенно, порой застывая на промежуточных стадиях. Вместе с тем было немало примеров, когда такое превращение занимало сравнительно короткий период времени, как это, например, произошло в производстве часов в Швейцарии. Превращение крестьянина в рабочего деревенской мануфактуры, ориентированной на национальный, а то и на мировой рынок, представляло собой важный шаг в капиталистическом развитии всего Европейского континента.

Надо учитывать, что эта ведущая тенденция далеко не везде проявляла себя прямолинейно. Часто этот процесс затемняли возникавшие многочисленные промежуточные формы частичной зависимости непосредственного производителя от предпринимателя, сосредоточения в таких случаях в руках капиталиста контроля только над значительными производственными операциями либо над рынком сырья, а также соглашения между группами предпринимателей и артелями работников, частично владевших средствами производства, включение в эти отношения посредников, сохранявших известную экономическую независимость, и т.п. Утверждение таких промежуточных форм, при которых сохранялась относительная самостоятельность непосредственного производителя (как, например, ткачей шерсти в Юго-Западной Англии), не вело к перевороту в старом способе производства, а скорее консервировало его.

Развитие капиталистической мануфактуры сопровождалось постепенным уничтожением сельских домашних промыслов. Однако, исчезая в местах наибольшего развития мануфактуры, они возникали в других, экономически отсталых районах. Такие промыслы могли быстро превратиться в придаток мануфактуры, в поставщика ей сырья, подвергавшегося лишь первичной обработке. Преобладание рассеянной мануфактуры, не ломавшей в корне привычную картину деятельности сельского населения и его традиционный уклад жизни, приводило к тому, что происходившие глубокие изменения лишь частично осознавались большинством современников. Характерно, что даже в конце ХVIII в. известный швейцарский экономист Иоганн Херреншванд считал обособление промышленности от земледелия крайне рискованной авантюрой с неясными последствиями.

Вне зависимости от того, становился ли купец мануфактуристом или, наоборот, мануфактурист купцом, и несмотря на растущую специализацию мануфактур, их владелец в большинстве случаев оставался экспортером своих товаров.

Миграция мануфактуры из города в деревню, снижая издержки производства и обеспечивая свободу от стеснительной регламентации, отнюдь не являлась гарантией успеха. Для успеха требовалось соединение ряда экономических, политических и социально-психологических факторов (от наличия дешевого сырья до государственной поддержки в борьбе за внешние рынки), достаточное развитие инфраструктуры, существование определенного социально-психологического климата, необходимого для мобилизации капиталов и обеспечения нужных условий производства.

Зрелость мануфактуры сама по себе еще не вызывала промышленной революции. Вызревание условий для начала промышленного переворота определялось не преобладающей формой мануфактуры, а характером ее внутренней и внешней среды, т.е. тем, была ли мануфактура частью капиталистической экономики или только частью капиталистического уклада в рамках феодальной страны. На определенной стадии развития в условиях буржуазной страны становилась ощутимой узость технического базиса мануфактуры, а в феодальной стране — узость внутреннего рынка, различные ограничения капиталистического предпринимательства вследствие сохранения феодальных отношений. В середине XVIII в. мануфактура в национальном масштабе только в Англии достигла уровня зрелости, при котором ее технический базис вступил в противоречие с ею самой созданными потребностями производства и запросами внутреннего и внешнего рынка. Тем самым только в Англии появились экономические и социально-политические предпосылки для начала промышленной революции.

* * *

В XVIII в. уменьшение рабочего времени, необходимого для производства товаров, становится сознательно провозглашенным принципом, повторяемым многими политическими теоретиками и памфлетистами. Однако это относится к раннебуржуазным странам в большей мере, чем к другим, и сам принцип осознавался все более широко по мере того, как век приближался к своей середине. На протяжении первой половины XVIII столетия производительность труда развивалась еще весьма медленно по сравнению с последующим периодом. В исторической ретроспективе очевидно, что это было время прогресса на данном техническом уровне, подготовлявшего революционное обновление технологии в главных отраслях производства. Такая подготовка, слабо осознаваемая современниками, по крайней мере до середины века, включала и развитие механики как научной основы будущего крутого переворота в технике.

На завершающей стадии мануфактурного периода в Англии была осознана перспективность применения силы пара. Пар придал ценность английским запасам железа и угля. На протяжении всей первой половины XVIII в. спорадически использовались машины. Однако это были не рабочие машины, но двигательные механизмы, не революционизировавшие технику производства. Паровая машина, изобретенная еще в конце XVII в., применялась только в качестве двигателя. В 1752 г., по мнению осведомленного современника, в Англии насчитывалось не более сотни «огненных механизмов» (т.е. паровых машин).

Разделение в мануфактуре процесса изготовления продукта на ряд отдельных однообразных производственных операций являлось предпосылкой для создания инструментов (а впоследствии и относительно простых рабочих машин), осуществлявших эти операции. В XVIII в. быстро умножалось число технических новшеств, которые вносили изменения в эмпирически найденные и закрепленные на длительное время традицией формы разделения труда. Это особенно относится к мануфактурам, образовавшимся в ранее не существовавших отраслях промышленности, в частности в производстве средств производства — все более сложных инструментов и паровых машин.

Поскольку в Англии шерстяная промышленность оставалась господствующей отраслью мануфактуры, именно в ней была проделана большая часть экспериментов, результаты которых были использованы позднее в других отраслях текстильной промышленности, особенно в хлопчатобумажном производстве. Число сложных станков в чулочно-вязальном производстве быстро возрастало, особенно в новых для него районах Ноттингема и Лейстера. В 1727 г. насчитывалось 2,5 тыс. станков близ Лондона и 5,5 тыс. в других районах страны. Более сложный инструмент, делавший излишней долгую выучку рабочего, стал использоваться при изготовлении многих товаров, в частности хозяйственных предметов, рассчитанных на массовый спрос, — подсвечников, кофеварок, металлических кувшинов и т.п. В отличие от железа плавка меди, бронзы и других цветных металлов осуществлялась не на дефицитном древесном топливе, а на угле. Развитие этих производств не могло не стимулировать опыты использования минерального топлива и в черной металлургии. Усовершенствование производства различного рода железных изделий — ружей, пушек, ножей — требовало более качественного сырья. Это, в свою очередь, служило стимулом для технических нововведений в черной металлургии и во всей добывающей промышленности. Важным было то, что в стране создавались условия, при которых новые изобретения не оставались долго не востребованными. Обогнав другие страны, Англия могла также более эффективно использовать технологические новшества этих стран, не находившие там применения.

Успехи в заимствовании чужого технического опыта, успехи промышленного развития зависели в главном и основном не от того, где были сделаны изобретения, а от того, насколько широко и интенсивно они внедрялись в производство. А это, в свою очередь, определялось экономическими условиями и социально-психологическим климатом, благоприятствовавшими или препятствовавшими внедрению новой технологии.

Прогрессирующее разделение труда, концентрация орудий производства и рабочих, специализация районов потребовали коренного улучшения средств транспорта. Еще в начале XVIII в. Англия отставала в этом отношении не только от Франции, но и от Италии. За первую половину XVIII в. протяженность вновь проложенных или фундаментально улучшенных дорог в Англии составила 1600 миль. В 1673 г. путешествие в почтовой карете из Лондона в Эксетер занимало от 8 до 12 дней, а в 1760 г. — от 4 до 6 дней. Стоимость перевозок постоянно сокращалась. К 1760 г. Англия располагала судоходными реками и каналами, протяженность которых составила 1460 миль. Половина из них стала пригодной для прохода судов в результате инженерных работ, проводившихся за предшествующие сто лет. Строительство дорог и каналов успешно осуществлялось и в других странах. На поездку из Парижа в Лион в 1660 г. затрачивали 10 дней, а в 1770 г. — лишь 5 дней. Однако в континентальной Европе многие вновь построенные дороги были ориентированы только на местные и областные рынки. Они еще не связывали районы мануфактурного производства с мировым рынком.

Развитие мануфактуры сдерживалось многими препятствиями. Среди них прежде всего надо упомянуть относительную узость внутреннего рынка вследствие частичного либо полного сохранения устоев феодализма. Другой пережиток феодализма — цеховые привилегии, которые всюду и всегда являлись барьером на пути развития мануфактуры. Попытки некоторых европейских правительств ликвидировать часть цехов, а остальные поставить под свой контроль, ограничив их полномочия, далеко не везде приводили к желаемому результату. Цехи сохранили значительную часть своих привилегий. К этому следует добавить различные исключительные права местных феодалов, внутренние таможни, стеснительные нормы, отсутствие единой монеты, мер и весов, другие бесчисленные рогатки на пути мануфактурного производства.

Повсеместно развитие мануфа