Глава 2. Начальный этап русско-бразильских литературных связей.

 

Е годы XIX века

 

В конце 20-х - начале 30-х годов XIX века, по мнению Л. Шура,

начинается новый этап развития русско-бразильских литературных связей,

который характеризуется появлением первых переводов бразильской литературы

на русский язык (58, С.77). Весьма символичен тот факт, что первым

переводчиком бразильской литературы был А.С. Пушкин.

В 1826 - 1827 годах он перевел стихотворение бразильского поэта Томаса

Антонио Гонзаги, которое печатается в собраниях сочинений Пушкина под

заглавием "С португальского" ("Там звезда зари взошла..."). Впервые на этот

перевод обратил внимание Н. Лернер, опубликовав в No 4 "Русского библиофила"

за 1916 год статью "Пушкин и португальский поэт" (328). В статье говорится,

что впервые это стихотворение было напечатано П.А. Анненковым в мемуарах

"Материалы для биографии Пушкина", а поправки и дополнения в описания

хранящихся в Румянцевском музее бумаг внес И.Е. Якушкин. Внизу рукописи

рукой Пушкина приписано: "Gonzago", таким образом, имя автора оригинального

текста было указано.

В своей статье Лернер предположил, что Пушкин сделал перевод

непосредственно с оригинала, поскольку, зная итальянский и испанский языки

[последний, по словам отца поэта, он выучил в зрелом возрасте] (328, С.75),

он мог овладеть еще одним романским языком. Лернер также предположил, что

Пушкин мог познакомиться с подлинником стихотворения в Одессе, где было

много португальских моряков. В этой статье Лернер приводит оригинальный

текст стихотворения и сообщает, что оно принадлежит циклу "Marilia de

Dirceo" ("Дирсеева Марилия") Томаса Антонио Гонзаги, по прозвищу Dirceo,

поэта "заокеанской аркадийской школы".

В конце статьи Лернер высказывает свое мнение о переводе и дает краткую

характеристику Пушкина-переводчика, который "выступает здесь со своими

обычными чертами вдохновенного перелагателя, подчиняющегося чужим образам и

настроениям лишь постольку, поскольку они соответствуют его эстетическому

вкусу и изощренному чувству меры, и сплошь да рядом превосходит

первоначального автора" (328, С.77). По мнению Лернера, Пушкин, сохранив в

первых семи строфах своего переложения значительную близость к подлиннику,

поубавил чувствительности в конце, в результате произведение под пером

Пушкина преобразилось во всех отношениях к лучшему. Таким образом, Лернер

первым обратил внимание на это стихотворение Пушкина, ранее печатавшееся во

всех собраниях его сочинений без всяких комментариев. Кроме того,

несомненный интерес представляют взгляды автора на перевод как на свободное

переложение оригинала, который при необходимости следуют "улучшить". Такая

точка зрения весьма характерна для литературоведения того периода.

Четыре десятилетия спустя академик М.П. Алексеев в статье "Пушкин и

бразильский поэт" (326) убедительно доказал, что Пушкин не был знаком с

оригинальным текстом, а прочел его во французском переводе Эжена де

Монглава, который перевел два центральных произведения бразильской

литературы 18 века: "Дирсееву Марилию" Томаса Гонзаги и эпическую поэму

Санта Риты Дурана "Карамуру". Работы этого французского американиста были

известны русским читателям в 10-х начале 20-х годов XIX века. В переводе

Монглава познакомился со стихотворением Гонзаги и Пушкин. Далее Алексеев

утверждает, что интерес Пушкина к произведению Гонзаги не был случаен, его

привлекла судьба бразильского поэта.

Томас Антонио Гонзага (1744 - 1810 гг), самый выдающийся и известный

поэт Бразилии XVIII века, был участником заговора в Минас-Жерайсе, которым

руководил лейтенант Жоаким Жозе да Силва Шавьер, известный во всем мире как

Тирадентис (331). Заговорщики ставили целью освобождение Бразилии от

португальского владычества и установление республиканского строя. Гонзага

как юрист был автором конституции будущей бразильской республики. В числе

заговорщиков были представители различных социальных слоев: ученые, юристы,

военные, землевладельцы, торговцы.

Когда Гонзага, окончив Коимбру, вернулся в Бразилию, в Минас - Жерайсе

уже существовал кружок либерально настроенных поэтов, который назывался

"Аркадия". Каждый член кружка подписывался псевдонимом. Гонзага назывался

Дидрсеем. В 1788 году в этот кружок вступила группа радикально настроенных

студентов, в том числе и Тирадентис, и литературный кружок превратился в

засекреченную политическую организацию.

Независимая Бразилия, свободная культура и наука, освобождение от диких

и грабительских налогов, национальные университет, суд, администрацию и

правительство - таковы были цели заговора, названного португальцами

"Инконфиденсия", т.е. "Измена". В мае 1789 года заговор был раскрыт, его

участники арестованы и приговорены к смертной казни. Затем королевским

указом смертная казнь для всех участников заговора, кроме Тирадентиса, была

заменена пожизненной ссылкой. Тирадентис был повешен 21 апреля 1792 года в

Рио-де-Жанейро, дом его был снесен, а дети объявлены опозоренными. Томас

Гонзага и его друзья, поэты "минаской школы" - Клаудио Мануэля да Коста и

Алваренго Пейшото - провели несколько лет в тюрьме, а затем были отправлены

в африканскую ссылку. Местом ссылки Томаса Гонзаги стал Мозамбик. Но дух

Гонзаги не был сломлен. Находясь в тюрьме, он создает вторую часть

"Дерсеевой Марилии", которая была посвящена его невесте Марии Доротее де

Сейшас. О заговоре инконфидентов в России стало известно в декабре 1789 года

из сообщения Форсмана, русского поверенного в делах в Лиссабоне.

О подробностях заговора Пушкин мог узнать от своих друзей -

декабристов, побывавших в Бразилии. М.П. Алексеев доказал, что стихотворение

могло быть написано только в 1826 - 27 годах и что обращение к творчеству

Гонзаги вызвано раздумьями поэта о судьбе декабристов.

"Неудавшееся восстание, в которое оказалась замешана целая плеяда

поэтов, африканская ссылка одного из них... - все это не могло не

представить интереса для Пушкина в тот период, когда он напряженно думал об

участи друзей декабристов и о своих связях с ними". (326, С. 58).

В 1829 году в журнале "Сын отечества" были опубликованы небольшие

отрывки из поэмы "Карамуру" Жозе Санта Риты Дурана в переводе с

французского, сделанного Монглавом. Публикации была предпослана небольшая

заметка, в которой анонимный переводчик характеризовал поэму как образец

молодой литературы, приобретающей самостоятельность (19, С.621).

"Карамана, или Открытие Бахии" - так была озаглавлена публикация. В

основе поэмы лежал исторический факт - открытие в XVI веке бухты Баия

португальцами. "Сын Отечества" опубликовал лишь те отрывки из поэмы, где

дана красочная картина жизни индейских племен. Это были отрывки из XVI и

XVIII глав второго тома "Карамуру" во французском переводе Монглава.

Вероятно, для перевода была использована предварительная журнальная

публикация французского перевода Дурана, о чем свидетельствует указание в

конце перевода: "Из фр. журн." (59, С. 222).

Первоначальный этап знакомства с бразильской литературой завершился

появлением двух статей в журналах "Цинтия" (1831 г.) и "Телескоп" (1834 г.).

Как установлено в исследовании Л. Шура (57), статья "Бразильская

литература", появившаяся в "Цинтии", представляла собой перевод первой главы

"Очерка истории бразильской литературы" еще одного французского

американиста, соратника Монглава, Фердинанда Дени.

В этой работе утверждалось, что бразильская литература должна обрести

собственное лицо, черпать вдохновение из собственного источника, которым

является самобытная природа этой страны: "В сем величии природы, среди

дикого плодоносия... при реве древних лесов, при шуме водопадов, при криках

диких животных... мысль бразильца получает новую силу" (57, С.152).

Романтическая концепция Ф. Дени получила полную поддержку на страницах

"Московского телеграфа", редактор которого Н.А. Полевой постоянно ратовал за

развитие самобытного, народного начала, видя в нем сущность романтизма.

Недруг Полевого, А.Ф. Воейков откликнулся на публикацию язвительной статьей,

в которой высмеивал саму возможность предполагать наличие идей у аборигена и

высказал предположение, что статью написал сам Полевой или его "меньшие

собратья" (там же).

Можно сделать вывод, что публикация статьи не была случайной, она

соответствовала неким потребностям, исканиям русского общества. Идея

самобытности молодых латиноамериканских наций, которую пропагандировал

"Московский телеграф", настойчиво увязывалось с необходимостью их

республиканского устройства, за что журнал и был запрещен в 1834 г. "Все,

что запрещается говорить о независимых областях Америки и ее героях, с

восторгом помещается в "Московском телеграфе".

Статья в журнале "Телескоп" называлась "Успехи литературы, наук и

изящных искусств в Бразилии" и была переводом из французского журнала "Revue

britаnnique" (19, С.623). В статье давался обзор бразильской литературы с

XVIII века. При этом бразильская литература трактовалась не как часть

португальской литературы, а как национальная литература нового государства.

Статья начиналась с утверждения, что, несмотря на колониальный гнет, в

Бразилии уже с XVII века появляются свои писатели и поэты. Далее в статье

говорилось о расцвете культуры и литературы Бразилии, что связано с

обретением страной независимости. Свобода дала возможность природному гению

бразильского народа освободиться от преград, которые так долго

препятствовали его развитию. Анонимный автор утверждал, что через несколько

лет Бразилии нечего будет завидовать в науках Северной Америке, которую она

уже давно оставляет далеко за собой в отношении к изящным искусствам.

Появление этой публикации в "Телескопе" было связано с общим

направлением журнала. "Телескоп" занимал ведущее место в литературной и

философской борьбе 30-х годов в России. В журнале сотрудничали Белинский,

Станкевич, Герцен, Огарев, Гончаров, Чаадаев, Тютчев. "Телескоп" имел

подзаголовок - "журнал современного просвещения". Проблема просвещения имела

исключительное значение в России 30-х годов XIX века: для прогрессивных

литераторов того времени просвещение народа было неотложной проблемой, от

решения которой зависело развитие страны. Для редактора журнала Н.И.

Надеждина просвещение народа являлось основой его великой будущности. В

передовой статье в первом номере журнала Надеждин писал о том, как важно

просвещение для русского общества, которое "весьма недавно привилось к

живому организму Европы, и просвещению еще некогда было в нем разрастись и

вызреть... " (57, С. 225).

Статья об успехах литературы и искусства в Бразилии отражала общее

направление журнала. Авторы его не могли не усмотреть аналогии между Россией

и Бразилией, недавно отсталой страной, которая, обретя независимость,

добилась значительных успехов в литературе, искусстве, просвещении.

Рассматривая проблему авторства перевода, Л. Шур предположил, что

перевод был сделан В.Г. Белинским (там же, С.226). Анализ переведенных

Белинским статей, косвенные свидетельства о том, что большая часть

материалов из французских журналов для "Телескопа" была переведена именно

Белинским, и сам характер статьи позволил Л. Шуру сделать вывод, что эта

статья была отобрана и переведена В.Г. Белинским.

Таким образом, проанализировав начальный период русско-бразильских

литературных связей, можно сделать вывод, что обращение к иноязычной

литературе не бывает случайным. Даже небольшое число переводов из

бразильской литературы убедительно доказывает, что переводчики, издатели,

читатели ищут в этих произведениях подтверждение своим идеям, взглядам,

принципам, пытаются найти у иноязычных авторов ответы на вопросы, стоящие

перед русской аудиторией. Следовательно, отбор произведений для перевода

носит идеологический характер, просветительские задачи играют второстепенную

роль и подчинены задачам идеологии.