Билет 15. Общее и особенное в западно-европейской философии и Русской философии 19 В. – начала 20 В.

С методологической точки зрения важно сказать, что в культурологическом измерении Россия не есть Запад, не есть Восток, не есть синтез западной и восточной культур, не есть Азия, не есть Европа, не есть Евразия. Россия – это целостный феномен своеобразный этнокультуры.

Восточноевропейская, или русская философия – это философия смысла жизни. Основной вопрос русской философии: В чем смысл жизни человека, русского человека, человечества? предопределяет ее тяготение к метафизике, эсхатологии и христианству. Русская философия, являясь географически восточноевропейской, по стилю ближе к западноевропейской философии, нежели восточной.

Для лучшего осмысления традиций русской философии полезно сопоставить ее с современной североамериканской философией, в отношении которой она имеет наибольшее количество различий в плане региональных философских традиций. В простом государственном измерении – это философия России и США (далее – «русская» и «североамериканская» философии).

Американская философия тяготела и тяготеет к эмпиризму, перенятому преимущественно от островной английской философии, и прагматизму – своему национальному детищу. Здесь я сделаю акцент на преобладающей установке американской философии – эмпиризме. Девиз эмпиризма и прагматизма можно выразить словосочетанием, которое очень часто встречается в современной американской философской литературе и на занятиях по философии в США: «эмпирический успех» (empirical success).

Синтетическое понятие, охватывающее эти тенденции для североамериканской философии, – «аналитическая философия». Современная аналитическая философия (как и скептический эмпиризм прошлого) с ее претензиями на строгость, обоснованность, доказательность, пренебрежение к метафизическим и экзистенциальным проблемам человека – по сути не философия, а синтез формальной логики, семиотики и семантики в «тоге» философии. Претензии аналитической философии на обоснованность разбиваются при уяснении того неоспоримого факта, что все исходные положения логики (основы основ аналитической философии) суть те же самые постулаты, убеждения, верования, интуиции, что и положения метафизики, так презираемые в сфере «высоконаучной» аналитической философии. В основаниях логики находятся такие же бездоказательные постулаты, как и в метафизике. Если представители аналитической, преимущественно североамериканской, философии говорят, что метафизика умерла, что это вчерашний день философии, то на том же основании можно говорить, что и логика вместе с аналитической философией мертвы.

Позитивистская философия, аналитическая философия, эмпиризм – все это близкие понятия. Философией можно назвать по договоренности что угодно, логику, например. Тогда, конечно, все, что находится вне проблем и предмета логики, не будет философией. На самом деле, в Северной Америке преобладает не философия, а пограничная область логики и эмпиристской философии. В результате к философии там прежде всего относится только ее боковая ветвь – логико-семантические исследования. Правда, это соответствует идеалу такого авторитета позитивизма, как Б. Рассел, который в философии видел только логику.

Аналитическая философия является, таким образом, «наукой логики», и, соответственно, из ее предметного поля изымаются проблемы бытия, смысла жизни, конечных судеб человеческого существования. В результате, как в науке, все философское знание подгоняется под принцип соответствия, когда каждый философ, как муравей, добавляет в созданную постройку свою соломинку.

Можно предположить, обратив внимание на цикличность смены проблем философии от рационалистских к экзистенциальным, что в Северной Америке на смену доминирующей аналитической философии придет пора метафизики. Конечно, все сказанное выше характеризует только общую атмосферу философской мысли этого региона, где культивируются и философские направления всех возможных видов: и религиозное, и экзистенциальное, и религиозно-экзистенциальное (наподобие русской философии).

Русская философия и русская ментальность в целом ориентированы на поиски смысла жизни, эти поиски чужды позитивистско-прагматическому мышлению Запада: к примеру, по американскому телевидению показывают сцену, где двое собеседников задают друг другу в разных вариациях вопросы о смысле жизни и все смеются, догадываясь, что это русские.

Нетрудно заметить, что в данном разделе я сделал акцент не столько на конкретной характеристике русской философии и ментальности, сколько на характеристике западной философии позитивистско-эмпиристского толка. Почему? Потому что философия в атмосфере российской ментальности может быть почувствована непосредственно из контекста специальной части этой работы, посвященной России; кроме того, в данном кратком разделе, как мне показалось, лучше более подробно рассказать о том, чем не является русская философия, нежели о том, чем она является.

Учитывая различные традиции русской и американской философии, в том числе расхождение в понимании предмета и метода философии, а также несхожесть стилей философствования, можно сказать, что «диалог» двух названных философских традиций с полным взаимопониманием сторон невозможен. Это можно отнести и вообще к взаимодействию философских традиций различных культур, представляющих различные ментальности.

Возможно взаимное изучение, культурологическая и страноведческая систематизация, но не понимание. В Америке русскую философию считают околофилософской литературой, в России аналитическую философию считают подразделом частного раздела «Логические проблемы философии науки». Ориентация на проблемы логики в американской философии – это ориентация на формы интеллектуальной деятельности, на анализ значений языка вместо постижения смыслов. При этом упускаются содержательные составляющие человеческого знания.

Русской философии не свойственна «сухая теория», она стремится осмыслить прежде всего то, что находится вне интеллекта: природу души человека, человека в его взаимоотношениях с Богом, смысл жизни, метафизику любви. Словом, русская философия занимается тем, что является основным предметом осмысления философской антропологии, выражая характерную черту российской ментальности.

Главная характеристика, которая должна быть присуща всякой философии, – это свобода мысли. Показательно, что западноевропейская философия возникла в Древней Греции не в ее столичном центре – Афинах, а на периферии: милетская школа в Малой Азии, элейская школа и школа Пифагора в Южной Италии, т.е. в местах, более свободных от давления идеологических, политических и экономических сил.

Здесь просматривается некоторая аналогия с Россией, философская мысль которой оказалась, в известной мере, более свободной, чем западноевропейская философия с ее господствующим рационализмом и эмпиризмом. Даже стиль, формы выражения русских философов (в данном случае речь не о марксистах) более жизненны и «человекоразмерны», чем сухой стиль рационалистской и позитивистской традиций. На Западе имеет хождение термин «слабая мысль», который часто применяют при характеристике русской философии с ее свободными формами смысловыражения. «Слабая мысль» – это, по сути, свободная мысль, не принимаемая в рамках традиций философского дискурса педантичного эмпиризма или рационализма, т.е. традиций, принимаемых на Западе за образцы академического научного стиля. Поэтому, например, неслучайно то, что на Западе религиозная философия не почитается многими университетскими профессорами. Способ русского философствования не ориентируется на эту парадигму. Когда душа познает душу, метафизическая и религиозная ориентация необходима, логический формализм нужен менее всего, а позитивистски ориентированный эмпиризм становится методом описания самого несущественного.

Интересно выделить наиболее яркие периоды схоластики в истории мировой философии. Подчеркиваю, «наиболее яркие», потому что схоластика в той или иной степени присутствует в любой период толкования философских догматов учениками, последователями, эпигонами, адептами. Так было всегда. Что же касается наиболее ярких периодов схоластики, то помимо известного периода средневековой схоластики, полагаю, явления неосхоластики можно обнаружить в современной Америке и бывшем СССР. В средневековье схоласты занимались толкованием Священного Писания на основании логики Аристотеля. В современной Северной Америке используют логику для толкования знания конкретных наук. В бывшем СССР занимались толкованием трудов Маркса, Энгельса и Ленина на основании так называемой диалектической логики.

Советские философы не видели никакой другой истинной философии, кроме той, что содержалась в трудах классиков марксизма-ленинизма. Американские аналитические философы недалеко ушли от марксистов-догматиков. Они стойко развивают идеи своих авторитетов: Б. Рассела, Р. Карнапа, В. Куайна и др. Философы-марксисты часто цитировали работу В.И. Ленина «О воинствующем материализме», у американских философов сейчас весьма цитируемой является статья «Три догмы эмпиризма» В. Куайна.

Наконец, если советские философы боялись обвинения их в теизме или позитивизме, то западные философы побаиваются обвинений в мистицизме, как только они выскажут хоть какую-то симпатию метафизике. Например, английский философ Фредерик Коплстон в своей книге (в которой защищается метафизика и взвешенно критикуется как эмпиризм, так и логический позитивизм) все же явно озирается на критикуемого монстра – на господствующую философскую идеологию западной философии и сам упреждает возможный шквал обвинений в свой адрес. Так, в заключительной части главы «Функции метафизики» он замечает: «То, что я сказал, может рассматриваться как крен к «мистицизму», как демонстрация врожденной слабости метафизики, как подтверждение теории о том, что метафизические утверждения обладают только эмоциональным значением, или даже как знак того, что метафизики нуждаются в психоанализе».

Отдельно поговорим о судьбе российской философии в контексте всемирной истории философии и культуры.

По Канту, для подведения незыблемых основ морали во имя ее спасения наш практический разум должен принять положение, что Бог есть. Теоретический же разум, по тому же Канту, однозначно утверждает, что бытие Бога недоказуемо. Вот контрапункт (или «точка бифуркации») во всей истории практической философии (этики) и нравственных основах жизни всей западной культуры. Кант на теоретическом уровне поставил человечество перед выбором – либо наука в союзе с философией без метафизики и Бога, либо наука в союзе с философией и религиозными учениями с Богом и моралью. Начиная с Ренессанса наука стала своеобразной религией. Кант, по сути, провозгласил дуализм теоретического и практического разума и протянул между ними мостик, названный им «способностью суждения». В таком подходе Канта нетрудно усмотреть соответствие учению о двойственной истине Ибн Рушда (если говорить языком средневековой теологии) или принцип дополнительности Бора (если говорить языком современной научной методологии). Другими словами, для теоретического разума навечно остается вопрос существования Бога с ответом 50 на 50; практический же разум волевым решением вводит ответ – Бог есть. Итак, чтобы моральные кодексы не превратились в необоснованные декларации и, соответственно, чтобы мораль опиралась на незыблемые основания, действенные для всех людей как всеобщие и необходимые, философия должна сохранить метафизику.