Форсированная индустриализация в СССР.

В соответствии с планом ГОЭЛРО к концу 1-й пятилетки было введено в строй св. 30 электростанций. Электрификация существенно умножила энергетическую базу традиционных промышленных районов: центрально-верхневолжского (с Москвой), северо-западного (с Ленинградом), украинско-южнорусского и уральского, а также Нижнего Поволжья (Сталинград, Саратов), Северного Кавказа и Закавказья. На обновленной энергетической базе возникли новые заводы: металлургические - Макеевский, «Азовсталь» (Мариуполь), «Запорожсталь», Челябинский ферросплавный; тракторные - в Харькове, Сталинграде, Челябинске; автосборочные - в Нижнем Новгороде (с 1932 – г.Горький) и Москве; сельскохозяйственного машиностроения - в Ростове-на-Дону, Саратове, Сталинграде; тяжелого машиностроения – в Свердловске (Уралмашзавод) и Нижнем Тагиле (Уралвагонзавод).

Магнитогорская ГРЭС и Березниковская ТЭЦ на Урале, Кузнецкая ТЭЦ и Кемеровская ГРЭС в Кузнецком угольном бассейне (Кузбассе) были рассчитаны на обеспечение электроэнергией крупнейшихмежотраслевых хозяйственно-территориальных объединений - ударных комбинатов -в ресурсоносных районах с новыми городами: Магнитогорском (железная руда), Кемеровом (уголь), Березниками (калийные соли). Комбинаты заложили основы зауральской угольно-металлургической и прикамской химической баз страны.

Была значительно обновлена и основная топливно-металлургическая база европейской части СССР, сосредоточенная в Украине. Там наряду с расширением углодобычи и черной металлургии возводились машиностроительные заводы, предприятия цветной металлургии в Днепропетровске, Сталино (быв. Юзовка), Луганске, Краматорске и других городах.

Расширялись и перепрофилировались для производства энергосилового оборудования, транспортных средств старые заводы в Ленинграде (Металлический, «Большевик» (бывший Обуховский), «Красный Путиловец» (затем – Кировский) и др.). Резкий сдвиг к тяжелым индустриям был сделан в Центральном промышленном районе, особенно в Москве (заводы «Динамо», «Серп и Молот»; автомобильные; подшипниковые (на технологии, похищенной у шведов); подмосковных городах (Подольске, Люберцах, Коломне, Электростали), Ярославле. Был освоен Подмосковный буроугольный бассейн (рост добычи за 1930-е с 1,7 до 10 млн. т). На московском заводе «Красный пролетарий» был по германским образцам сконструирован токарный станок с характерным названием «ДИП» («догнать и перегнать»).

Но ценой технического переоснащения и структурной перестройки стали развал сельского хозяйства и крестьянский голодомор(1932-1933).

1-я пятилетка: «подхлестывание» темпов. Результатом «бешеного» (по словам Сталина) форсирования индустриализации и коллективизации этого взвинчивания стал трескучий провал плана на 1929/1930 х. г., после чего «хозяйственные годы» были заменены календарными. Но и планы на них (1931 и 1932) оказались сорванными. Тем не менее, Сталин объявил о досрочном выполнении 1-го пятилетнего плана за «4 года и 3 месяца» (т.е. к 1 января 1933) и, приняв меры по сокрытию достоверных данных[4], подвел «итоги первой пятилетки»: в СССР «не было» черной металлургии, станкостроения, тракторной, автомобильной, авиационной, химической и т.д. промышленности, «а теперь есть».

Невыполнение плана Сталин признал лишь по легкой и пищевой промышленности, но прикрыл это ссылкой на необходимость затрат на перевооружение РККА. Действительно, число танков возросло за пятилетку с 90 до 4500, грузовиков в распоряжении РККА с 1 тыс. до более 12 тыс.; орудий с 7 тыс. до 17 тыс., самолетов с 1 тыс. до 5 тыс. Однако эти результаты были достигнуты при реальных показателях в тяжелой промышленности ниже цифр даже отправного (и тем более оптимального) варианта: выработка электроэнергии – 13,5 млрд. квтч (вместо 22 млрд. кВтч), выплавка чугуна – 6,2 млн. т (8 млн. т), производство стали – 5,9 млн. т (10,4 млн. т), выпуск автомобилей – 23,9 тыс. (100 тыс.). Только по нефти и паровозам удалось добиться соответствия – но не «подхлестнутым» цифрам, а первоначально принятым.

Главных же промтоваров широкого потребления (тканей, обуви, сахара-песка) было произведено меньше, чем в 1928. Доля отраслей группы «А» превзошла долю отраслей группы «Б» (впервые в истории России и СССР) уже в 1930, но этот принципиальный структурный сдвиг был следствием не только абсолютного роста тяжелой индустрии, но и сокращением производства в легкой и пищевой промышленности.

Текстильная промышленность утратила свое исконное ведущее место; доля текстильных отраслей в общей продукции промышленности уменьшилась с 29,6% до 17,7%; ни одного нового крупного текстильного предприятия построено не было; происходило перепрофилирование на выпуск технических тканей: для угольной, электротехнической, автомобильной и т.д. промышленности. Например, в шерстяной промышленности доля основных тканей для потребителя – камвольных – снизилась в 3 раза (с 42% до 14%) ради производства технических сукон. Удельный вес тканей в розничном товарообороте понизился с 16% до 6,5%.

Механизм перекачки ресурсов в тяжелую промышленность. Гипертрофия роли государствапозволила увеличить норму накопления недо 10-20%, как в западных странах, а до 29-44% (за 1930-1932) за счет механизма перекачки ресурсов в тяжелую индустрию.

Основой этого механизма стало принуждение колхозного крестьянства к сдаче зерна по заготовительным ценам много ниже не только рыночных цен, но и себестоимости (в 4-5 раз). Занижение цен на продовольствие и сельскохозяйственное сырье было дополнено (налоговая реформа 1930-1932) единым налогом с оборота, заменившим 54 НЭПовских косвенных налога (акцизы, промысловый налог, местные налоги и сборы, лесной доход и доход от недр). Ставки платежей в тяжелой промышленности были установлены в 1–4%, тогда как в легкой и лесной – св. 20%, а в пищевой – св. 60%.

Через налог с оборота были раздвинуты «ножницы» между государственными оптовыми и розничными (магазинными) ценами, а также между ценами на продукцию тяжелой и легкой промышленности. Дотируемые предприятия тяжелой промышленности могли сбывать свою продукцию по низким оптовым ценам, а предприятия легкой промышленности были вынуждены удерживать сравнительно высокие отпускные цены. При общем росте оптовых цен за 1-ю пятилетку в 1,25 раза они снизились на товары производственного потребления, а на товары личного потребления выросли в 2,1 раза.

1-я пятилетка вернула в города страны карточное распределение основных продуктов питания, но, в отличие от «военного коммунизма», сохранялись государственные магазины (с ценами на промтовары выше оптовых в среднем в 2,3 раза), сельские рынки и городские базары. Более того, были открыты коммерческие магазины с вольными ценами, чья доля в розничном товарообороте выросла за 1931-1933 с 3% до 24%. Коммерческие цены на хлеб превышали пайковые в 12-15 раз. У почти половины семей рабочих и служащих вся зарплата уходила на дозакупку насущных продуктов. Ткани, как и продовольствие, стали распределять по карточкам. Государство эксплуатировало свою опору – рабочий класс – не только как потребителя, но и как «добровольного» подписчика на займы индустриализации, распространяемые под нажимомпропаганды иместных партийных организаций.