Подробнее о Бахтине и карнавале

КАРНАВАЛ - культурный и массовый поведенческий феномен, фундированный соответствующим "типом образности" (М.М.Бахтин). Выступал значимым компонентом средневековой и ренессансной народной культуры.

Присущее "Гаргантюа и Пантагрюэлю" парадоксальное сочетание многочисленных "ученых" образов и простонародной (а часто и непристойной) комики Бахтин объяснил значимым воздействием на Рабле площадной смеховой культуры средневековья, возникшей в гораздо более ранний период, но достигшей своего полного расцвета к 16 в.

Карнавальная культура обладала хорошо разработанной системой обрядово-зрелищных и жанровых форм, а также весьма глубокой жизненной философией, основными чертами которой Бахтин считал универсальность, амбивалентность (т.е. - в данном случае - восприятие бытия в постоянном изменении, вечном движении от смерти к рождению, от старого к новому, от отрицания к утверждению), неофициальность, утопизм, бесстрашие.

В ряду обрядово-зрелищных форм народной средневековой культуры Бахтин называл празднества карнавального типа и сопровождающие их смеховые действа: "праздник дураков", "праздник осла", "храмовые праздники" и т.д. Народная культура воплощалась также в различных словесных смеховых произведениях на латинском и на народных языках. Эти произведения как устные, так и письменные, пародировали и осмеивали буквально все стороны средневековой жизни, включая церковные ритуалы и религиозное вероучение ("Вечерня Киприана", многочисленные пародийные проповеди, литургии, молитвы, псалмы и т.д.). На карнавальной площади всегда настойчиво звучали возгласы балаганных зазывал, которые - вместе с другими "жанрами" уличной рекламы ("крики Парижа", крики продавцов чудодейственных средств и ярмарочных врачей) - обыгрывались и пародировались, становясь при этом важным элементом народной смеховой культуры.

По мысли Бахтина, Рабле объединил в романе "Гаргантюа и Пантагрюэль" все эти формы, жанры и мотивы, сохранив их для потомков и создав тем самым своего рода "энциклопедию" средневекового смеха.

Причем, с точки зрения Бахтина, опора на смеховую народную культуру не только не противоречила гуманистическим идеалам Рабле, но, напротив, гармонично сочеталась с ними и даже помогала их пропаганде, поскольку "карнавальное мироощущение является глубинной основой ренессансной литературы".

Смеховая народная культура, будучи древней, архаичной по своим истокам, тем не менее предвосхитила некоторые фундаментальные философские концепты, которые специфичны для Нового времени.

Средневековый смех интерпретируется в книге Бахтина как имеющий "универсальный и миросозерцательный характер, как особая и притом положительная точка зрения на мир, как особый аспект мира в целом и любого его явления". Карнавал противопоставлен серьезной, высокой культуре средневековья "совершенно иной, подчеркнуто неофициальный, внецерковный и внегосударственный аспект мира, человека и человеческих отношений".

К. не просто разыгрывали, это была "как бы реальная... форма самой жизни", которой люди средневековья жили во время праздников, - причем "другая свободная (вольная)", "идеальная" форма.

Праздничная толпа воспринимала жизнь сквозь призму "веселой относительности", во время К. люди переодевались (обновляли свои одежды и свои социальные образы), избирали, а затем развенчивали и избивали (в символическом плане "умерщвляли") шутовских королей и пап, высмеивали, снижали, пародировали все, чему поклонялись в обычные дни, предавались различным физиологическим излишествам, пренебрегая нормами приличий: "Тема рождения нового обновления, органически сочеталась с темой смерти старого в веселом и снижающем плане, с образами шутовского карнавального развенчания". В гротескной образности К. всячески подчеркивался момент временной смены (времена года, солнечные и лунные фазы, смерть и обновление растительности, смена земледельческих циклов): "этот момент приобретал значение более широкое и более глубокое: в него вкладывались народные чаяния лучшего будущего, более справедливого социально-экономического устройства, новой правды". Обилие пиршественных образов, гиперболическая телесность, символика плодородия, могучей производительной силы и т.д. акцентировали бессмертие народа: "В целом мира и народа нет места для страха; страх может проникнуть лишь в часть, отделившуюся от целого, лишь в отмирающее звено, взятое в отрыве от рождающегося. Целое народа и мира торжествующе весело и бесстрашно".

Ещё ответ

Пустословие и шарлатантство схоластиков осмеиваются у Рабле во всех формах и аспектах. Разоблачая всю низость и глупость средневековых учреждений и понятий, Рабле противопоставляет им новое, гуманистическое мировоззрение.

 

Рабле выдвигает принцип равномерного, гармонического развития душевных и физических свойств человека, а последнее он считает первичными. Земля, плоть, материя для него – основы всего сущего. Ключ ко всякой науке и ко всякой морали для Рабле – возвращение к природе. Реабилитация плоти – задача столь важная для Рабле, что он сознательно заостряет ее. Любовь выступает в понимании Рабле как простая физиологическая потребность.

 

Все, что связано с практикой католицизма, подвергается у Рабле жестокому осмеянию. Он ненавидит богословов, глумится над римской церковью и папой, над всякой мистикой. Для Рабле нет ничего ненавистнее монахов.

 

Иногда антиклерикальные мотивы перерастают у Рабле в антирелигиозные выпады. Рассказав о чудесном рождении Гаргантюа, появившегося на свет через ухо матери, Рабле восклицает: «Почему бы и вам и не поверить? Ведь для бога нет ничего невозможного, и если бы он только захотел, то все женщины производили бы на свет детей через уши». Насмешка над мифом о «непорочном зачатии» Христа здесь несомненна.

 

Ненавидя всякое насилие над человеческой личностью и порабощение ее властью религиозных и социальных норм, Рабле едко критикует идею наследственной знатности и благородства. С наибольшей охотой и мастерством Рабле изображает толпу, плебейскую среду, выходцев из низов общества.

 

Сильная связь с народными источниками, которые определили систему его образов и художественное мировоззрение.

Несоответствие образов канонам и нормам литературы (их неофициальность).

Рабле-труднейший из всех классиков мировой ли-ры, т.к.он требует для своего понимания существенной перестройки всего художественно-идеологического восприятия, требует умения отрешиться от многих глубоко укоренившихся требований лит.вкуса, пересмотра многих понятий, главное-требует глубокого проникновения в мало изученные области народного смехового творчества.

 

 

Все проявления и выражения народной смеховой культуры по их характеру можно разделить:

1. Обрядово-зрелищные формы (празднествва карнавального типа, площадные сммеховые действа).
2. Словесные смеховые (в т.ч.пародийные)произведения разного рода- устные и письменные, на латинском и народных языках.
3. Различные формы и жанры фамильярно-площадной речи (ругательства, божба, клятва, народные блазоны).

Все эти обрядово-зрелищные формы, как организованные на начале смеха, резко отличались от серьезных официальных- церковных и феодально-государственных- культовых форм и церемониалов. Они давали совершенно иной, подчеркнуто неофициальный, внецерковный и внегосударственный аспект мира, человека и человеческих отношений;

Они как бы строили по ту сторону всего официального второй мир и вторую жизнь, которым все средневековые люди были в большей или меньшей степени причастны, в которых они жили. Это- особого рода двумирность, без учета которой ни культурное сознание средневековья, ни культура Возрождения не могут быть правильно понятыми.

Карнавальные формы= пародия на церковный культ

Карнавальные формы по своему наглядному, конкретно-чувственному характеру и по наличию сильного игрового элемента близки к художественно-образным формам, именно к театрально-зрелищным.

Законы карнавальной свободы- он реальная, но временная форма жизни для всех.

Карнавал воплощал идею вселенского обновления.

Для смеховой культуры средневековья характерны такие фигуры, как шуты и дураки. Они были закрепленными в некарнавальной обычной жизни, были носителями карнавального начала. Такие шуты и дураки, как, например, Трибуле при Франциске 1, не были актерами, разыгрывавшими на сценической площадке роли шута и дурака. Они оставались шутами и дураками всегда и повсюду. Они являются носителями особой жизненной формы, реальной и идеальной одновременно. Они находятся на границах жизни и искусства: это не просто глупые, в бытовом смысле люди, но и не комические актеры

Карнавал- вторая жизнь народа, организованная на начале смеха. Это его праздничная жизнь. Праздничность- существенная особенность всех смеховых обрядово-зрелищных форм средневековья.

Карнавал- временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временная отмена иерархических отношений, привилегий, норм и запретов.

На карнавале складывается особый карнавально-площадной стиль речи, образцы которого мы найдем у Рабле. (своеобразная логика «обратности», «наизнанку», логика перемещений верха и низа, разные виды пародий, и травестий, снижений, профанаций, шутовских увенчаний и развенчаний.

Карнавальный смех:

• Всенароден (смеются все)
• Универсален (направлен на все и всех)
• Амбивалентен (веселы, и насмешливый, отрицает и утверждает, хоронит и возрождает)

Праздничный смех:

• Направлен и на самих смеющихся
• Имеет миросозерцательный и утопический характер
• Направлен на все высшее