Слишком молодая, чтобы умереть

Энн Катлер родилась в Престоне в 1759 г. До нас дошло совсем мало сведений о жизни этой изумительной молодой женщины, так мало заботившейся о себе и столь ревностно радевшей о деле Царства Божия, что прожила всего 35 лет. Однако нам достоверно известно, что Бог использовал ее в деле духовного пробуждения в областях Северной Англии, населенных преимущественно шахтерами и ткачами. В том же краю был мощно задействован Уильям Брэмвелл, и Энн Катлер была одной из тех многих, кто обязан своим обраще­нием именно ему. Этот выдающийся служитель Бога был из­вестен своими ходатайственными молитвами еще прежде, чем он был представлен на общественное служение, и пло­дотворность его деятельности проявилась в количестве его последователей. Подобно своему духовному отцу, Энн Кат­лер прославилась своими ходатайственными бдениями.

Брэмвелл опубликовал статью о ее плодотворной жизни, но, к сожалению, мы лишены возможности получить хотя бы ее копию. В «Истории методизма» Эйбела Стивенса приве­дены некоторые сведения о ее замечательной работе. В этой связи автор цитирует упомянутую статью Брэмвелла: «Она посетила нас в Дьюсбери, где религия находилась на весьма низком уровне. В этом округе верующие были разобщены, их группы распались из-за существовавших среди них раз­ногласий. Энн Катлер присоединилась к нашей долгой мо­литве Господу за Его работу по пробуждению. Внезапно не­сколько самых предубежденных людей, души которых были сокрушены, мучаясь и горько вздыхая, стали молить об ос­вобождении».

«Работа духовного пробуждения продолжалась почти на каждом служении, и 60 душ в Дьюсбери приняли освящение и ходили в этой свободе. На наших “вечерях любви” всегда бывало многолюдно, к нам приходили люди из всех соседних округов. Множество душ обрели прощение и совершенную любовь.

Спустя несколько недель движение пробуждения дошло и до Гритленда. Энн Катлер вернулась в Берстел, и Бог вновь благословил ее в работе. Она приехала в округ Лидс, где, хотя христианство там было в плачевном состоянии, Господь ее использовал для начала духовного пробуждения, которое вскоре охватило весь округ. Нередки были случаи, когда в течение одного служения человек десять, а порой и больше, принимали Христа как своего Господа и Спасителя. Она и еще несколько христиан получили такое же благословение и в некоторых частях Брадфорда и Отли. Куда бы ни шла Энн Катлер, повсюду чудесная Божья сила сопровождала ее мо­литвы. Многим из нас довелось пережить величайшее испы­тание: видеть, как Господь пользуется совсем простыми средствами и как будто мало использует заложенные в нас возможности.

Энн Катлер многие бы сочли человеком “не от мира сего”, она казалась чистым, каким-то неземным существом, словно сошедшим с неба, чтобы благословить церковь в эти дни духовной борьбы. Она всю себя посвятила общественному служению». В своем официальном завете она писала:

Я — Твоя, благой Иисус, я всецело Твоя. И ничего больше у меня в жизни не будет, кроме Тебя. Сохрани же душу мою и тело чистыми в Твоих очах. Дай мне силы избегать всякого рода зла. Сохрани в чистоте мое око, и лишь чистота пусть пребудет в моих словах. Храни меня навеки непорочной девой для Христа. На коленях я даю Тебе обет, что если Ты будешь моим, то я буду Твоей и в мире этом не прилеплюсь ни к кому. Аминь.

«Святость и плодотворность в ее жизни свидетельствова­ли в ее пользу настолько, что если бы она была монахиней, то ее бы причислили к лику святых. Ее необыкновенная чис­тота переросла в восторженную и утонченную таинствен­ность, но в то же время сочеталась с несколько несерьезной эксцентричностью мнения и необычностью манер. Все это находило отражение в ее замечательном по своей откровен­ной и уместной выразительности языке и сдержанном пове­дении, в котором чувствовалась спокойная нежность и бо­жественный умиротворенный пыл. Живой пример, беседы, письма пробудили значительное число таких посвященных христианок и сохранили в них благоухающий дух святости, который явился подобием жертвенного возлияния на алтарь методизма».

Энн Катлер редко обращалась к людям публично, вся сила ее заключалась в молитвах, которые растапливали лед исамых ожесточившихся собраний. Она была “в молитве постоянна”. Как у псалмопевца, у нее была привычка вста­вать в полночь, чтобы воззвать к Богу. Ежедневно свои пер­вые утренние часы, обычно с четырех до пяти, она проводила “в мольбах за себя, за общество, за проповедников и за всю Церковь”.

Она умерла в 1794 г. — умерла так, как жила. В последнее утро своей земной жизни, еще до рассвета, она начала воз­давать славу навеки благословенной Троице, очень долго повторяя: “Слава Отцу, слава Сыну, слава Святому Духу!” Наконец, взглянув на окружающих ее, она воскликнула: “Сейчас я умру. Слава Богу и Агнцу вовек!” Это были ее пос­ледние слова».

 

Дядя Джон Вассар

Овчарка Бога

Однажды одного художника пригласили написать картину на стене здания. Поскольку работы велись на довольно зна­чительной высоте, работать ему приходилось на лесах. Ув­леченно трудясь над своим шедевром, он машинально стал отходить назад, чтобы взглянуть на свою работу с расстоя­ния, совершенно при этом забыв, что стоит на узком доща­том помосте. Но находившийся неподалеку его друг, пред­видя неминуемую трагедию и не видя другого способа ее предотвратить, схватил банку с краской и швырнул ее в кар­тину. Очнувшись, пришедший в ярость художник рванулся вперед, чтобы защитить свой труд. Так была спасена и его жизнь.

Часто Бог бывает вынужден допускать на пути любящего Его человека трагические обстоятельства — если Господь видит, что кто-то слишком озабочен каким-то своим планом, проектом или мирским благополучием, своим раем на земле, при этом упуская то, что для него является самым важным. «Я был разорен, чтобы не быть разоренным» — ска­зал один знаменитый человек. И многие христиане, как толь­ко они достигают своей конечной цели, всегда благодарят Бога за исполнение планов, которые способствовали успеху их карьеры. Они могли бы увидеть эту цель в прискорбной случайности, когда вдруг неожиданно оказывается испор­ченной картина, которую они рисовали. Даже если дело ка­сается работы для Христа, все же такие вещи заставляют их забыть о конечной цели, ради которой они и были призваны своим Господом.

Именно такую трагедию довелось пережить семье Джона Вассара. Они казались таким совершенным целым — отец, мать и двое сыновей. Затем, в течение нескольких лет, всех, кроме отца, забрал Господь. Самый младший сын заболел и умер в сентябре 1847 г. Старший, 9-летний мальчик, необы­чайно одаренный, «прошел в жизнь вечную» следующей осенью — после болезни, продлившейся едва ли несколько часов. Удар от этих двух смертей оказался слишком тяжел для матери, никогда не отличавшейся крепким здоровьем, которая все больше угасала и после года безутешных стра­даний соединилась со своими сыновьями в лучшем мире.

Биограф Джона Вассара писал об этом периоде: «Лишь раз, той ужасной осенней ночью, мы видели дядю Джона на какое-то мгновение поверженным в уныние. Затем около получаса он лежал и плакал, как безутешное дитя. В этом не было ничего странного. Долгое бодрствование почти вконец измотало его. Всего четырьмя неделями раньше он закрыл для вечного сна глаза своего почтенного отца. Земные воз­любленные отошли в мир иной. Но вера быстро поднялась и возрадовалась в Боге. Орел выше всего летает не в ясную погоду, а во время шторма. Так и верующий обращается к небесам во время тьмы и дикой бури. Сердце одинокого че­ловека вскоре восстановит прежний мир и доверие и востор­жествует в Скале своего спасения. Ушедшие обрели мир и покой. Но у каждого из них оставались еще какие-то дела, пусть даже их было совсем немного... В наступающие дни ему предстояло быть сыном утешения для многих скорбя­щих. Ему предстояло служить сокрушенным душам с поистине женским участием. Ему доводилось говорить, глядя в глаза, потускневшие от слез, следующие слова: “Я был на том же пути, и мне знакомы его горечь и блаженство”».

С каждым развязанным мирским узлом дядя Джон все острее чувствовал себя призванным вечно быть в дороге, и, присоединившись к «Америкен трэкт сэсайэти» (обществу по изданию и распространению религиозных брошюр), он стал разносчиком христианской литературы. Это открывало ему двери многих домов по всей стране. И взяв посох пилигри­ма, он отправился в путь, чтобы вернуть на путь истины мно­гих заблудших овец. О себе он говорил: «Я всего лишь ста­рая овчарка и стараюсь помочь пастырям ухаживать за сво­ими стадами».

Но давайте хотя бы вкратце познакомимся с родословной Джона Вассара. Его предки происходили из старого почтен­ного рода гугенотов и вынуждены были покинуть Францию из-за своего стремления к религиозной свободе. Именно по­этому они оставили родные места и обосновались в Норфол­ке, в Англии. Там проживали три поколения Вассаров, но затем Томас и его младший брат Джеймс в 1796 г. отправи­лись в Америку на корабле «Критерион». Наконец они посе­лились в Покипси, на Гудзоне. Какое-то время они там зани­мались фермерством, но вскоре стали предпринимателями. Томас Вассар женился на Джоанне Эллисон, которая была на двенадцать лет моложе его. 13 января 1813 г. у них ро­дился сын, которого назвали Джоном Эллисоном Вассаром.

Джон Вассар рос трудолюбивым мальчиком и впоследст­вии, уже подростком, поступил работать на кирпичный завод отца. Однако в юные годы он вовсе не был религиозен, мог богохульствовать, впадал в ярость, порой проявлял жесто­кость нрава. В 25-летнем возрасте он женился на молодой девушке, дочери набожных родителей, которая, как и он, была далека от Бога. Теперь, когда его положение измени­лось, он стал работать со своим двоюродным братом Мэтью, владельцем пивоваренного завода. Прилежный в делах, Джон подавал надежды и рассчитывал со временем стать полноправным партнером своего кузена. И поэтому каза­лось, что для Джона Вассара все складывается как нельзя лучше. Его семейная жизнь была прекрасной, здоровье — превосходным, финансовые перспективы — блестящими.

Приблизительно в это время в Покипси произошло духов­ное пробуждение в баптистской церкви, и его двоюродный брат Мэтью пригласил Джона на богослужение. Джон вся­чески уклонялся, но наконец подрядился один раз там все же поприсутствовать. Во второй раз его уже не пришлось долго уговаривать, и на том богослужении глубокое, наск­возь пронзающее душу сознание собственной греховности сошло на него. Он устыдился своего неуправляемого харак­тера и глубоко сокрушался об этом. Той ночью он не мог понять, как его жена могла спокойно спать, когда он нахо­дился на пути в ад. Не выдержав, он разбудил ее, чтобы побеседовать об этом.

Настолько глубоким было его покаяние, что при последо­вавшем своем рождении заново он пережил такие же яркие чувства, что и апостол Павел на его пути в Дамаск. Итак, ему было 28 лет, когда в его жизни произошла эта величайшая перемена. Как все изменилось! Теперь рядом с ним всегда была Библия, чтобы и во время работы он мог мельком за­глянуть в нее, а потом часами размышлять о прочитанном. Поистине, он был на пути к тому, чтобы быть устыженным Богом, и желал беседовать с Небесным Отцом, преклоняя колени среди пивных бочек. «Небо кажется слишком дале­ким, — говорил он, имея в виду свое положение на пивова­ренном заводе, — когда я смотрю на него из-за пивных бо­чонков». Действительно, вскоре он оставил пивоварение и в течение некоторого времени занимался пропагандой воз­держания от спиртных напитков.

Именно тогда разразилась эта страшная трагедия в его семье. И все же насколько же беднее мог бы быть мир, если бы не этот ужасный конец семьи Джона, что побудило его направить свои усилия на новое дело для Христа. Ведь в конце концов именно его подвижничество в распростране­нии христианской литературы принесло ему широкую извес­тность. Его посвящение было настолько совершенным, что он был готов «следовать за Агнцем, куда бы он ни шел». Любовь Христа изливалась через этого освященного и пос­вященного члена Тела Христова. Посвящение сделало воз­можным, чтобы этот человек в любое время был ведом Свя­тым Духом к душам, готовым к принятию Бога. Слушая Гос­подина жатвы, Вассар получал сведения о местонахождении душ, созревших для жатвы.

Впервые он свидетельствовал в своем Иерусалиме. Но Покипси не пожелал воздать честь своему пророку — так в свое время Иерусалим не признал Христа как Мессию. Поэ­тому этот посланник Христа направил свой путь на запад. Шел ли он пешком или ехал в фургоне, он считал себя вер­ной «овчаркой Бога», терпеливо сгоняющей заблудших овец.

Вот одна из иллюстраций, демонстрирующая его предан­ность и помогающая понять, почему этот скромный книгоно­ша был столь интенсивно использован Богом.

Это был человек из графства... мистер Р., живший в стороне от всех в бревенчатом доме. Навсегда остались в моей памяти дни, проведенные с ним. Как же он не любил каяться! Но в конце концов он все же пришел к этому. Милость, проявленная к нему, была невероятно велика. Потом он получил превосходную жену — христианку, как и многие другие. Все это способствовало тому, чтобы творить добро. Он сильно любил свою жену и иногда под­слушивал ее молитвы. Ему было известно ее отношение к этому. Я полагаю, что видел этого человека раз двадцать. Иногда он бывал в хорошем расположении духа, иногда — нет.

Как он вышел из себя, когда я как-то раз дружески заговорил с ним о его душе! Как вы понимаете, он не был свободен в своих грехах. Иначе у людей не бывает. Они пытаются быть свободны­ми, они претендуют на то, чтобы быть свободными, они притво­ряются свободными, но они не свободны. Они не могут быть свободными. Нераскаявшийся грешник несчастлив. Временами этот человек приходил в неистовую ярость. Но он ни разу меня не ударил. Раз или два он чуть было этого не сделал... Это про­изошло, когда я знал его уже достаточно долго. В тот день я искал с ним встречи и зашел к нему на участок, когда он там работал. Увидев меня, он отбросил мотыгу и пошел мне навст­речу свирепый, как лев, бранясь и сквернословя.

Я остановился, и он тоже замедлил шаг. Так мы стояли и смот­рели друг на друга. Наконец, я сказал: «Дорогой м-р Р., вы ни­когда не обретете мир, пока не отдадите свое сердце Богу». Я уверен, что говорил с ним любезно, мне казалось, я вот-вот за­плачу — сильно я сожалел о нем. Но мои слова только усилили

его ярость. С пеной у рта он закричал во весь голос, чтобы я убирался и никогда больше не попадался ему на глаза, иначе он убьет меня. Не сказав ему в ответ ни слова, я спокойно ушел, но был почти уверен, что конец близок, что долго он так не продер­жится.

В следующий раз я отправился к нему той же дорогой и когда уже подходил к его дому, мне показалось, будто этот человек, стараясь остаться незамеченным, скользнул за угол дома по на­правлению к амбару. Я подошел к двери дома и спросил у хо­зяйки, где ее муж.

— О, мой несчастный муж! — грустно сказала она, и на ее глазах показались слезы.

— Крепитесь! — постарался я ее утешить, — я верю, что Господь найдет его именно сегодня. Где он?

— Он мне велел не говорить вам, где он, — ответила женщина. — Как только он увидел, что вы идете к нам, он тут же поспешил скрыться. Только мне кажется, что он направился к амбару.

— Теперь, дорогая сестра, останьтесь здесь и молитесь, а я пойду и постараюсь его найти. Затем я пошел в сторону амбара. Я знал, что его гордое сердце на пути к капитуляции, раз он так старается избежать встречи со мной.

Я попытался открыть одну из дверей амбара, но она оказалась запертой изнутри. Я постучал, ответа не последовало. Было тихо, как в могиле.

— Мистер Р., — крикнул я,— разрешите мне войти, прошу вас! Ведь я всего лишь бедный грешник, спасенный Божьей благодатью! И та же самая благодать спасет и вас, если только вы допустите это! Пустите меня ради Иисуса Христа, пожалуйста! Потом я, обойдя дом вокруг, подошел к другой двери, которая также оказалась запертой. И снова я стучал, умоляя, чтобы он позволил мне войти.

Наконец, когда я уже стал опасаться, что, возможно, и на этот раз мне придется уйти ни с чем, я вдруг услышал чей-то вздох и шаги — внутри кто-то подошел к двери. Потом я услышал лязг открывающегося запора. Я не знал, что произойдет в следую­щую минуту. Дверь медленно отворилась — за ней стоял он. До­статочно было лишь взглянуть на него, и становилось совершен­но ясно, что Бог выиграл эту битву. Его лицо было бледным, но на нем не было видно и следа гнева. Он пытался что-то сказать, но не мог. Я подошел к нему совсем близко, взял его за руку и сказал: «Дорогой мистер Р., давайте преклоним наши колени и вместе поблагодарим Бога!» Так мы и сделали.

Насколько же больше в той молитве было слез, чем слов! «Те­перь,— проговорил он, как только смог снова владеть своим го­лосом,—давайте пойдем к моей жене». Я уверяю вас, что всего

лишь две минуты потребовалось, чтобы мы дошли от амбара до дома, но эти две минуты для него, казалось, были самими счас­тливыми за всю его жизнь. И если бы только вы могли увидеть лицо той женщины, когда она увидела нас идущими рядом. Она знала, что это означало. И кроме того, достаточно было мельком взглянуть на него — и все сразу становилось ясно. Кажется, ни­когда в жизни мне не доводилось видеть более счастливой жен­щины.

Еще один случай показывает, как чутко внимал призыву своего Господа и как был послушен этому призыву сей вер­ный страж Божьих овец. «Однажды, направляясь пешком из Покипси в Плезант-Валли, он догнал человека, погоняющего упряжку волов. Дальше они пошли, беседуя, вместе. Через минуту-две дядя Джон произнес имя Иисуса Христа, которое ставил превыше всех остальных имен, когда-либо им произ­носимых, и начался разговор на самую сокровенную тему. С предельной искренностью дрожащим от волнения голосом этот человек сообщил Вассару, что уже не одну неделю ста­рается нащупать свой путь к Богу. Об этом он ни с кем пока не говорил, и никто ему ни разу не сказал ни слова на эту тему, для него окутанную мраком и неопределенностью.

Таким образом, Спаситель, Которому “надлежало идти через Самарию”, потому что там была погибшая душа, жаж­дущая услышать Слово Жизни, в тот день послал Своего вер­ного слугу к той вопрошающей душе. Джон знал, как следует поступать в подобных случаях. Его слова соответствовали состоянию кающегося грешника, как выемка на стреле соот­ветствует тетиве лука. Прямо у дороги они склонили колени для их общей молитвы. В скором времени они расстались, и новообращенный продолжил свой путь, обретя несравнен­ную радость.

Едва они расстались, как Джон заметил человека, распахи­вающего свое поле неподалеку от дороги. Все еще находясь под впечатлением от недавней беседы, он тут же задал себе вопрос: “Не могу ли я вон там найти еще одну такую же душу? Кто знает?” И прямо через поле он поспешил к тому человеку. Может показаться удивительным, но так он нашел еще одну обеспокоенную душу, готовую принять Христа. И вскоре па­харь, оставив свой плуг, склонился вместе с ним для молитвы. Так мир Божий вошел в сердце этого труженика».

Но не только к пахарям и простым труженикам шел пре­данный слуга Господа, называвший себя «овчаркой Бога». Джон Вассар повсюду искал души, готовые к принятию Гос­пода Иисуса Христа. От дома к дому он ходил и в богатых кварталах Бостона. Одну из улиц в этих районах для избран­ных он называл «улицей богачей». Там его далеко не всегда

3 Е. и Л. Харви, кн. 3

встречали вежливо, поскольку он был распространителем христианской литературы. Таких людей часто считают надо­едливыми, на них смотрят свысока, порой даже с презрени­ем. Вот несколько примеров того, что его живая любовь рас­пространялась даже на относившихся к нему с явным прене­брежением богачам.

«Одна дама, услышавшая об этом необычном человеке и о том, что он делает, сказала: "Если только он подойдет к моему дому, дверь перед его носом захлопнется”. На следу­ющий день Вассар, ничего не знавший об этом заявлении, звонил в дверной колокольчик у порога ее дома. Как только она увидела, кто к ней пришел, она тут же захлопнула дверь прямо перед ним. Тогда Джон сел у нее на пороге и запел:

Но каплям скорби никогда не оплатить Тот долг любви, что я имею,

О, мой Господь, я отдаю всего себя,

И это — все, что я умею.

Хозяйке дома, услышавшей столь искренние слова его песни, вдруг открылась вся ее греховность. Устыдившись, она открыла дверь и пригласила войти в дом того, кто указал ей путь ко Христу.

Однажды брат Вассар пришел ко мне и сказал: “Завтра я собираюсь пройти по Юклид-Стрит и хотел бы, чтобы вы мо­лились за меня”. Я обещал исполнить его просьбу, но просил потом рассказать мне, каким будет первый день посещения им жителей этой привилегированной улицы. Я привожу его рассказ о том, как прошел его самый первый визит в тот день.

В дверях первого красивого особняка он встретил хозяй­ку дома, которая, увидев его, спросила:

— Что вам угодно, сэр?

— Я книгоноша и продаю вот эти книги,— сказал он, указывая на полную корзину книг.

— У нас есть библиотека, — ответила женщина.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил брат Вассар, окинув взглядом здание, и тут же продолжил, ничуть не смутившись резкостью ее ответа, — дело в том, что я являюсь ногами Буньяна, Бакстера, Флавела и других. И все они в этой корзине.

Леди, явно удивленная неординарной внешностью посетителя и необычностью его манер, пригласила его в гостиную. Получив, таким образом, доступ в ее дом, он приступил к решительному штурму укреплений ее сердца.

— Я являюсь членом церкви,— продолжала хозяйка дома.

— Я тоже,— ответил брат Вассар. — Только я сомневаюсь, что Бог примет списки нашей церкви. Ведь Он принимает в расчет лишь имена, записанные в книге жизни Агнца.

Атака началась успешно, на хозяйку дома стремительно был обрушен град стрел любви. Укрепления пали, замок был взят, и женщина со слезами на глазах воскликнула: “Я знаю, что недостаточно просто считаться членом церкви. Вы гово­рите также, как моя мама. Да, я верю, что вы по-настоящему любите Иисуса”.

— Благословен пусть будет Господь, Который сделал нас братом и сестрой. Если вы любите Спасителя, а я вижу, что это так, то не согласитесь ли вы помолиться вместе со мной?

— Я с радостью буду молиться с вами, — ответила она.

Совсем рядом, бок о бок они преклонили колени, и Джон

излил всю свою душу в мольбе. После молитвы женщина спросила:

— Сколько стоят ваши книги?

— Какая именно? — спросил брат Вассар.

— Все, — последовал ответ.

Потом она велела слуге отнести все книги, принесенные Вассаром, в библиотеку, расплатившись с Джоном. Помимо этого, она дала Вассару денег на его личные нужды. При расставании она со слезами на глазах просила у брата Вассара прощения за свое поведение в начале их знакомства.

— Не вспоминайте об этом, сестра, — успокаивал ее брат Вассар, — вы же знаете, что пришлось вынести нашему благословенному Господу».

Неизвестный свидетель описанного случая так характе­ризовал этого необыкновенного христианина: «Я не думаю, что его характер имел в точности те же стадии роста, какие прошли очень многие христиане. В Иисусе Христе он пред­ставлялся человеком, рожденным в полный рост. О реке Иордан говорят, что в отличие от большинства других рек, которые начинаются малыми ручейками, вбирая затем в себя мелкие речки, становясь полноводнее, она мощно вы­рывается из одного громадного источника, как река, несу­щая свои воды к морю».

Спустя пять лет после смерти жены, Дж. Вассар женился вторично, но перед тем как совершить этот важный шаг, он предупредил свою будущую супругу, что ей придется ми­риться с тем, что значительную часть времени он будет от­сутствовать. Он был призван божественным образом и ни в малейшей степени не склонен был скрывать, что свою жизнь он полностью посвящает Господу.

Многочисленные поездки этого скромного распространи­теля христианской литературы неизбежно сделали его час­тым гостем в домах служителей. Пастором широко извест­ной баптистской церкви в Бостоне в то время был необычай­но исполненный Святым Духом служитель А. Дж. Гордон, ко­торый с радостью принимал дядю Джона Вассара в своем доме. С глубоким уважением к нему пастор Гордон отмечал: «Я с уверенностью могу сказать, что ни от одного из живущих людей не получал я такого укрепления и вдохновения. И хотя у меня нет возможности проследить все этапы его служения, я со вниманием отношусь к его пути и бесконечно восхища­юсь его делами. Его жизнь была настолько отдана Богу, что в буквальном смысле не оставалось ничего, что бы еще воз­можно было отдать, а его общение с Богом было настолько тесным, что совершенно чуждый ему язык мира с его болт­ливостью, легкомыслием и пошлостью явно был для него иностранным, в то время как язык неба — истинно родным.

Тот, кто никогда не был знаком с Джоном Вассаром, с трудом может представить себе, какое впечатление произ­водил он на человека при встрече. Как будто при контакте с ним людям передавался мощный электрический импульс. Истовость его рвения поражала, мгновенно оказывала на со­беседников магнетическое воздействие. Ему было свойст­венно вначале, “с одного удара", поразить человека, а потом вступить с ним в дискуссию.

С глубочайшим интересом,— продолжает пастор Гор­дон,— я вспоминаю его исключительное посвящение и пос­тоянную готовность молиться. Возможно ли человеку жить ради единственной цели — прославления Бога в спасении душ — и преследовать эту цель с таким рвением и энтузиаз­мом, с каким купец гонится за прибылью, а политик — за властью? Было бы прекрасно в наше время скептицизма найти хотя бы одну жизнь, которая может ответить на этот вопрос, не задумываясь.

Этот человек ничего другого не знал, ни о чем другом не помышлял и ни о чем больше не спрашивал, кроме одного... Когда ему случалось трудиться среди моей паствы, он тут же принимал на себя бремя всей церкви и прихожан и начинал усердно молиться за них, как будто сама его жизнь зависела от этого. Это ходатайство длилось днем и ночью, со многими слезами на протяжении всего времени его пребывания у нас. Впрочем, он никогда не говорил, что молился всю ночь. Но я мог слушать его, снова и снова, рвущимся вперед во тьме, “пронзительно взывая к Богу”, и я знал, что это бремя существовало. И это была церковь, неизвестная ему до того самого дня. Это была паства, ни одного человека из которой он до тех пор ни разу не встречал.

С душой, связанной нерушимым братством со Христом, он стал “крещен во все звания”. Он больше не любил людей с “плотским сердцем”. Вместе с апостолом Павлом он мог бы сказать: “Бог — свидетель, что я люблю всех вас любовью Иисуса Христа” (Флп. 1:8).

Эта свойственная ему набожность была чем-то настолько удивительным и прекрасным, что хотелось бы особенно от­метить ее как главный секрет всей его жизни. Хозяйка дома, где он однажды ночевал, передала мне рассказ, услышан­ный ею наутро от искренне удивленной ее молодой служан­ки-католички: “Миссис В., этот почтенный человек молился всю ночь. Это меня так взволновало, что я совсем не могла спать. Если бы в нашем доме жил такой человек, я бы никог­да не знала страха”.

Мне никогда не приходилось слышать от него каких-либо пространных вступлений, прежде чем завести речь о глав­ном. Он тут же переходил к сути. Первым, о чем он спраши­вал после приветствия, неизменно оставался жизненно-важ­ный вопрос: “Друг мой, разрешите спросить: рождены ли вы заново?”

Я думаю, что он умышленно взял это себе за правило, что, как подтвердил многолетний опыт, оказалось в высшей степени мудрым. Отмечая, что многих неприятно поражало столь резкое начало разговора, я все же сожалел, что ему недостает казавшейся мне такой необходимой учтивости. Но обретя известный опыт, я все-таки изменил свое мнение и пришел к выводу, что для успеха личной евангелизации пря­мота является одним из наиболее важных условий.

Человек, к которому он обращался, всегда чувствовал потрясение, испуг, иногда гневался, но в большинстве слу­чаев был глубоко задет за живое. Но необходимо отметить, что в этой резкости никогда не было ни малейшего оттенка суровости... Вообще о его посещениях до меня доходили порой далеко не лестные отзывы. Но на всех он производил незабываемое впечатление, а иногда результат встречи с ним проявлялся спустя годы.

Известный служитель Господа говорит о привычке Дж. Вассара ходить из дома в дом с его неизменным вопросом и утверждает, что знал, в какое волнение он повергал весь город, проведя в нем “духовную перепись”. Но когда его лемех переворачивал общину, как пласт земли, наступало время плодотворной работы... И это правда. Та самая обида, которую он столь часто наносил людям, играла роль откры­той двери в сердца, прежде безнадежно закрытые.

Жизнь, о которой я рассказываю, производила неизгла­димое впечатление еще в одном — его состояние духа резко контрастировало с той набожностью и благочестием, какие обычно наблюдаешь в церкви. Касаясь этого, я перехожу от силы христианской беседы к силе христианского примера... Мы восторженно говорим об апостольской ревностности и изначальной набожности, но окажись среди нас живой пример такой набожности, я совсем не уверен, что его будут восторженно приветствовать.

Крайности всегда приводят людей в смятение. Раскален­ный докрасна энтузиазм ради Христа, внезапно соприкос­нувшись с обычной тепловатой набожностью неизбежно за­ставит ее закипеть и вызовет шипение.

Несходства характеров вполне достаточно, чтобы вызы­вать антагонистическое чувство, даже если нет никакого ду­ховного неприятия. Этот принцип прослеживается всюду: в вере, в жизни, в нравах. Неприкрытое, молчаливое присут­ствие пугающего контраста является сигналом тревоги...

Итак, он вселял в души смятение везде, где проходил. И как справедливо говорит писатель, которого я цитировал выше, его в высшей степени страстное противостояние было сродни тому, что происходило со старшим братом в притче о блудном сыне. Вызывающий уважение, сдержанный, бла­горазумный служитель, чьей главной заботой была незыбле­мость религиозных устоев, поражался пылкому усердию этого человека и приходил в смятение. Не утруждавший себя житель Сиона был возмущен своевольным вторжением в его покой этого “ревностного евангелиста”.

Прямо в лицо ему могли бросить: “Вы не в себе”. Служи­теля, который принимал этого нарушителя спокойствия, часто предупреждали, чтобы он отослал его прочь, чтобы не будоражить церковь. И, таким образом, когда он прекрасно проиллюстрировал слова Писания: “Ревность по доме Твоем снедает Меня” (Ин. 2:17), то в отношении него в точности исполнилось и другое: “Злословия злословящих Тебя пали на Меня” (Рим. 15:3)».

В наше меркантильное время трудно понять столь полное бескорыстие Джона Вассара. Преподобный А. Дж. Гордон так характеризует этого скромного книгоношу, размышляя о простоте его доверия Богу во всех своих нуждах. «Никогда он, как многие христиане, не ломал голову над тем, где до­стать деньги, однако с готовностью принимал участие в тех, кто приходили к нему узнать, как поступать в этой ситуации. Если стараниями благодарных новообращенных золотая 10-долларовая монета незаметно оказывалась в его карма­не, он поступал, как гражданин Царства Небесного, удив­ляясь, чьи «образ и надпись» это могли бы быть и какую возможную ценность эта монета могла бы иметь для него, чужестранца и пилигрима на этой земле. Я опасаюсь, что если стану описывать все его “странности”, то в своем рав­нодушии к ценностям этого мира он вполне может предстать почти что гротеском».

Завершая краткое жизнеописание этого необыкновенно­го служителя Бога, исполненного Божьей любви к душам и неустанного молитвенника, нам бы хотелось особо отметить следующее. Есть люди, настолько восприимчивые к води­тельству Святого Духа, что они в любое время готовы и при­годны идти для Бога куда угодно. К разряду таких людей и относился Джон Вассар, обладавший в огромной мере этой чуткостью.

Когда ему открылась истинность старой пословицы «Нет пророка в своем отечестве», он был готов идти на запад. А когда разразилась гражданская война и молодые солдаты ощутили острейшую нужду в добром и любящем священни­ке, то дядя Джон стал самой подходящей кандидатурой для этих парней, завтрашний день которых был столь неопреде­ленным. Обычно, снабжая их мылом, карандашами, бумагой и прочими необходимыми мелочами, прежде всего заботил­ся о благосостоянии их душ.

После войны на юге ощущалась острая нужда в воскрес­ных школах, которых там было совсем мало. Людей, пригод­ных для этой работы, не хватало. Но дядя Джон готов был восполнить и эту нужду. Сотни негритянских детей окружали этого добрейшего пожилого человека во время богослуже­ний. Потом, переехав во Флориду, он обнаружил, что зачас­тую в радиусе 60 миль не было ни одного проповедника. Когда какой-либо служитель Бога нуждался в помощнике в деле духовного пробуждения, дядя Джон всегда откликался и оказывал поддержку.

Его двоюродный брат Мэтью Вассар, состоятельный пи­вовар, имел хороший постоянный доход и построил внуши­тельное здание колледжа Вассара. Джон Вассар избрал более скромное служение распространителя христианской литературы. Когда в Покипси 9 декабря 1878 г. состоялись его похороны, то, несмотря на мрачную погоду и шквалистый ветер, многие пришли проститься с воином, сумевшим про­тивостоять шторму жизни и теперь вошедшим в вечный покой Бога.

Что за славный обмен он совершил!

Его меч был вложен обратно, он поднял скипетр,

Его призыв к оружию сменился на песнь победы,

Его потрепанное в боях знамя — на одежду триумфатора,

Его ложе смерти — на трон бессмертия.

«Если бы мне пришлось выступить с проповедью на по­хоронах Джона Вассара, — сказал его пастор д-р Кендрик,— то текстом ее стали бы слова: “...Ревность по доме Твоем снедает меня...”.

Если бы у него был герб, на нем следовало бы изобразить пылающее сердце. Будучи ревностным, он не был придирчи­вым и беспощадным критиком. Он обитал в более высокой сфере духовной жизни, чем его братья и сестры, но оставал­ся неизменно терпелив в ними. “...Его влекло небо, и он шел этой дорогой...” Если не было возможности творить добро, то он отправлялся на поиски. В этом отношении я не знаю никого, подобного ему».

 

 

Джордж Рэйлтон