Заря современной Америки (социально-политическое развитие США в 20-е - 30-е годы XX в.)

Из войны США вышли заметно усилившимися. Они занимали ведущие позиции в сфере экономики. Финансовый центр мира переместился в Америку. Соединенные Штаты превратились в основного мирового кредитора. Все это резко увеличивало амбиции США. На Парижской мирной конференции они замахнулись на мировое лидерство. Однако этим планам не суждено было сбыться. Мирное урегулирование далеко не во всем осуществилось по американскому сценарию. Это предопределило чрезвычайно острую борьбу вокруг ратификации Версальского мирного договора. Она разворачивалась на фоне более широкой дискуссии: каким курсом в послевоенном мире следует идти Америке?

Это был отнюдь не праздный вопрос. Мир радикально изменился, менялось и американское общество, и перед ним во весь рост вставал вопрос: насколько традиционные американские ценности соответствуют новым реалиям, следует ли вносить в них какие-то коррективы? Собственно говоря, именно эта проблема оказалась в центре полемики в ходе избирательной кампании 1920 г. Победу в ней одержали республиканцы, вернувшиеся к власти под лозунгом «Назад к нормальным временам!» Белый дом занял У. Гардинг, личность в политическом плане абсолютно бесцветная. Однако американцев это мало волновало. В общественном сознании прочно укоренилась мысль, образно сформулированная сенатором Г.К. Лоджем: «Чем меньше правительство США будет вмешиваться в дела бизнеса, тем лучше». Ясно, что при таком подходе не правительство, а бизнес являлся главным действующим лицом в жизни общества и качество правительства не особенно волновало американцев.

Задача правительства сводилась к тому, чтобы создавать оптимальные условия для развития бизнеса. Этим оно и занималось. Был принят новый, весьма благоприятный для корпораций налоговый закон, одобрен тариф Фордни-Макамбера, предусматривавший резкое повышение ввозных пошлин на важнейшие промышленные товары, что опять-таки было весьма выгодно американским предпринимателям. Не забывали члены правительства и себя. В прессу стали просачиваться слухи о коррупции в высших эшелонах власти. Скандал быстро набирал обороты, но в самый разгар, в августе 1922 г., президент неожиданно скончался. Его сменил К. Кулидж, столь же посредственная в политическом плане личность, но абсолютно незапятнанный во всех громких скандалах предшествующей администрации и известный своими пуританскими правилами.

Весьма своевременная смерть Гардинга позволила списать на него все издержки республиканцев. А списывать было что, ибо перевод экономики на мирные рельсы вкупе с откровенно промонополистической направленностью политики правительства вызвали рост социальной напряженности. Вновь, как и в 1912 г., в западных штатах заговорили о независимых политических действиях, выходящих за рамки двухпартийной системы. Сторонники этой идеи рассчитывали выдвинуть Р. Лафоллета независимым кандидатом и таким образом сломать гегемонию двухпартийной системы в политическом процессе. Число сторонников этого шага росло, и в преддверии выборов 1924 г. возникла реальная угроза господству двух главных партий на политической арене США.

Масштаб этой угрозы был действительно весьма значительным, однако, когда подошел час выборов, протестный потенциал, имевшийся в обществе, был реализован далеко не полностью. Свою роль в этом сыграли и то, что республиканцы после смерти Гардинга смогли очиститься от обвинений в коррупции, и раздробленность тех, кто в принципе мог составить базу движения за независимые действия и устойчивые стереотипы электорального поведения, прочно укоренившиеся в общественном сознании. Но главное заключалось в том, что начиная с 1923 г. в экономике отчетливо проявились тенденции к росту, перешедшему в экономический бум. Начался период «просперити» (процветания), когда американская промышленность действительно развивалась весьма динамично. Рост экономического пирога позволил заметно повысить уровень жизни и улучшить ее качество для значительной части общества, включая рабочих. А это помогало закрепить в массовом сознании стереотипы, согласно которым традиционная «американская система» являлась эталоном общественного устройства, не нуждавшимся в каких-либо улучшениях.

Очевидно, что в такой ситуации ее критики оказывались в сложном и невыгодном положении: они выглядели людьми, мешающими Америке двигаться к новым успехам. В этой обстановке итоги кампании 1924 г. были предопределены заранее - республиканцы уверенно победили на выборах. Просперити, а вместе с ним и твердая убежденность в исключительности «американской системы» господствовали в американском обществе вплоть до октября 1929 г., когда на нью-йоркской бирже произошел грандиозный обвал стоимости ценных бумаг, что дало исходный импульс крупнейшему за всю историю буржуазного общества экономическому кризису. Он до основания потряс устои «американской системы».

Кризис символизировал полное банкротство того политического курса, которым следовала Америка после окончания Первой мировой войны. Каскад проблем, обрушившихся на США, нарастал с каждым днем, они сплетались во все более тугой клубок противоречий, грозя вызвать социальный взрыв колоссальной силы. Несмотря на все заверения правительства, что «просперити находится за углом», было ясно, что оно не в состоянии контролировать ситуацию. Его престиж катастрофически упал.

В такой обстановке разворачивалась избирательная кампания 1932 г. Обе партии просто обязаны были дать ответ на отнюдь не риторический вопрос: что делать? Лидерство в ней с самого начала захватили демократы. Их кандидат, Ф.Д. Рузвельт, безусловно крупнейшая фигура в политической истории США XX века, говорил: «Страна нуждается и, если я правильно понимаю ее настроения, требует смелого и настойчивого эксперимента». Он и его команда предложили стране «новый курс» . И это был не просто предвыборный лозунг, принесший ему победу на выборах, - в истории США действительно начался принципиально новый период.

Ф.Д. Рузвельт занял Белый дом в тот момент, когда кризис достиг высшей точки. Банковская система США была по существу парализована. Ситуация требовала немедленных и чрезвычайных действий. Рузвельт отреагировал без промедления: уже в первые 100 дней его пребывания у власти был проведен комплекс важных мероприятий по стабилизации экономики. Их можно разбить на три группы.

Первая - принятие законодательства о регулировании и укреплении валютно-финансового механизма США: об отмене золотого стандарта, о мерах по оздоровлению банковской системы, рефинансированию задолжности, гарантированию государством депозитов до 5 тыс. долл. Чуть позднее, в 1934 г., была проведена девальвация доллара и создана Комиссия по торговле акциями, осуществлявшая надзор за деятельностью фондовой биржи с целью пресечения спекуляций дутыми акциями, характерных для 20-х годов.

Вторая группа мероприятий, проведенных на первом этапе «нового курса», была связана с попыткой администрации найти выход из аграрного кризиса. Центральное место среди них занимал закон о регулировании сельского хозяйства 1933 г., нацеленный на повышение доходов фермеров за счет увеличения цен на производимые ими продукты. В соответствии с законом создавался сложный государственный механизм, ориентированный на сокращение производства основных видов сельскохозяйственной продукции. В качестве компенсации фермеры получали премиальные выплаты из особого фонда, образованного за счет введения нового специального налога.

Центральное звено в законодательстве 100 дней было связано с регулированием индустриальных отношений. Основы политики новой администрации получили отражение в Законе о восстановлении промышленности (НИРА), принятом летом 1933 г. Он состоял из трех главных разделов: 1) государственное регулирование условий промышленного производства; 2) регулирование трудовых отношений; 3) помощь безработным.

«Роль государства усложняется неизбежно, потому что усложняется сама жизнь», - подчеркивал Ф. Рузвельт. Эти его слова могут быть использованы в качестве эпиграфа к любому законодательному предложению ньюдилеров (так называли в Америке сторонников «нового курса»), к любому официальному документу демократов, одобренному после 1932 г.

Первые мероприятия «нового курса» способствовали известной стабилизации экономики. По крайней мере, катастрофы не произошло и худшие времена уходили в историю. Однако по мере того, как страна выходила из кризиса, в американском обществе усиливалось брожение. И справа и слева все громче звучала критика в адрес Ф. Рузвельта и его политики. Консервативные круги обвиняли его в том, что его политика есть не что иное, как «ползучий социализм», левая интеллигенция упрекала его за авторитаризм. В обществе нарастала нестабильность. По стране прокатилась волна массовых выступлений фермеров. На новую ступень поднялось забастовочное движение рабочих. В профсоюзах, численность которых быстро росла, усиливались позиции тех, кто требовал более решительных действий по защите интересов трудящихся. Официальное руководство крупнейшего профцентра АФТ подвергалось массированной критике за «мягкотелость» в отношениях с предпринимателями. Усилилось давление профсоюзов на Белый дом: лидеры тред-юнионов требовали от администрации принятия целого ряда законов, расширявших права профсоюзов, усиливавших социальную защищенность низов общества. Росла тяга к независимым политическим действиям, вне рамок двухпартийной системы.

Одновременно и большой бизнес, уверовав, что худшие времена позади, стал высказывать все большее раздражение по поводу чрезмерного вмешательства федерального правительства в прерогативы предпринимателей. Они требовали подавления забастовочного движения и «ограничения всевластия профсоюзов».

Непростым было положение и в правящей демократической партии. Далеко не все демократы относились к числу убежденных сторонников либеральных реформ. Ф. Рузвельт не мог с этим не считаться. Он умело лавировал между различными фракциями демократов, стремясь укрепить единство партии и свое лидерство в ней.

Трения в правящей партии не были секретом для оппозиции. Уже на промежуточных выборах 1934 г. она попыталась дать бой ньюдилерам. Однако их надеждам не суждено было сбыться. На сей раз страна явно не хотела возвращаться «назад к нормальным временам», и это отразили результаты голосования - демократы одержали уверенную победу. Но выборы продемонстрировали и другое: на левом фланге демократической партии заметно усилилось недовольство нерешительностью и непоследовательностью президента в проведении реформ. Возникла реальная угроза того, что на президентских выборах 1936 г. значительные группы электората выйдут из-под контроля демократов и пойдут за радикалами, готовыми создать третью партию.

Для нейтрализации этой крайне опасной и для социальной стабильности общества, и для процесса реформ, и для самой демократической партии тенденции Рузвельт решился на ряд смелых политических шагов. Летом 1935 г. он выступил с новой программой реформ, предусматривавшей резкое увеличение ассигнований на общественные работы и помощь низкодоходным группам сельского населения. Предполагалось ввести систему социального обеспечения, включавшую в себя страхование по старости и безработице. Президент высказался в пользу изменения системы налогообложения за счет увеличения доли лиц с высокими доходами и корпораций в общем фонде налоговых поступлений. Он одобрил идею ограничения деятельности холдинг-компаний в сфере коммунального обслуживания. Наконец, Рузвельт решил поддержать билль сенатора Вагнера, санкционировавший коллективно-договорную практику. В политике президента наметился явный сдвиг влево.

Отличительная черта всех мероприятий «нового курса» - резкое повышение роли федерального правительства в регулировании социально-экономических отношений.

Форсированное вторжение государства в эту сферу заметно повлияло на все стороны жизни американского общества. Естественно, в разных областях общественной жизни это влияние проявилось в разной мере. Прежде всего и в наибольшей степени новые подходы к решению кардинальных вопросов общественного развития повлияли на характер политического процесса.

Либерально-этатистский подход к основным проблемам, связанным с выводом страны из кризиса, позволил демократической партии прочно интегрировать в свою структуру новые, весьма важные с точки зрения электоратной стратегии, контингенты избирателей. К важнейшему сдвигу в этой сфере следует отнести переход подавляющего большинства рабочих на сторону демократов. В их сознании облик этой партии стал неразрывно ассоциироваться с законом Вагнера (Национальный акт о трудовых отношениях), который либеральная пресса окрестила «великой хартией вольностей» рабочих. Именно с этого момента профсоюзы начали активно и решительно выступать в пользу переизбрания в 1936 г. Рузвельта. Вторым по значимости сдвигом в симпатиях электората следует признать начавшийся бурный отток от республиканцев негритянских избирателей и переход их в лоно партии Рузвельта. В результате сложилась парадоксальная ситуация: в одной партии оказались и негры, и белые южане, у которых расизм был в крови. Наконец, важным элементом избирательной коалиции, поддерживавшей Ф. Рузвельта, стала еврейская община. Не столь уж многочисленная, она тем не менее стала играть весьма заметную роль в формировании идеологических установок партии, обеспечивая ей надежные каналы связи в финансовых кругах и информационном бизнесе.

Сдвиг влево в политике правящей партии вызвал непривычную для двухпартийной системы поляризацию партий, и это отчетливо проявилось в ходе избирательной кампании 1936 г., когда решался принципиальный вопрос о выборе дальнейших путей развития американского общества. В стане демократов, за исключением небольшой группы ультраконсерваторов, ушедших еще в 1934 г. в Лигу свободы, все партийные активисты практически единодушно поддержали Ф. Рузвельта. Поддержали они (многие, правда, вынужденно) и ту платформу, на базе которой тот собирался вести свою кампанию. По настоянию Рузвельта ее подготовка была доверена комитету, которым руководил известный ньюдилер, сенатор Р. Вагнер. Избирательная платформа демократов в 1936 г. не оставляла сомнений, что основой партийной идеологии прочно стал либеральный этатизм.

Республиканцы остановили свой выбор на губернаторе Канзаса А. Лэндоне, который шел на выборы под лозунгами категорического неприятия «нового курса» и либерального этатизма в целом. Вся избирательная кампания республиканцев продемонстрировала, что их руководство абсолютно неадекватно реагировало на те огромные по своей исторической значимости процессы, которые разворачивались в 30-е годы в американском обществе: оно решительно вступило в принципиально новую фазу развития. Непонимание этого, стремление повернуть вспять колесо истории обернулось для республиканцев катастрофическим поражением. За Ф. Рузвельта проголосовало более 60% избирателей, он победил в 46 (из 48) штатов, что дало ему 523 голоса в коллегии выборщиков. Лэндон собрал около 35% голосов, победив лишь в 2-х штатах, что дало ему только 8 голосов выборщиков. Столь же уверенно чувствовали себя демократы и на выборах в Конгресс, и на выборах губернаторов штатов.

Подводя итоги выборов, даже консервативные обозреватели вынуждены были признать, что «основополагающие принципы нового курса теперь получат дальнейшее развитие, что их будут проводить в жизнь те же люди, что и раньше, под руководством прежнего президента».

Ньюдилеры вступили в новое четырехлетие в самом радужном настроении: им казалось, что все препятствия на пути углубления реформ устранены и они могут спокойно проводить в жизнь свои планы. Однако действительность оказалась сложнее. Вскоре борьба сторонников и противников реформ вспыхнула с новой силой. Ее исходной точкой стало предложение Ф. Рузвельта о реформе Верховного суда (февраль 1937 г.). В ходе обсуждения этого билля коалиция, приведшая Ф. Рузвельта к власти, дала глубокую трещину. В процессе обсуждения этого законопроекта сложилась двухпартийная консервативная коалиция, которая погасила чрезмерное преимущество либеральных демократов в политическом процессе. Ее усилиями предложение президента было провалено. Правда, и Верховный суд начал менять свою позицию: он стал склоняться к признанию конституционными тех принципов, которые были положены в основу важнейших законодательных актов «нового курса».

Осенью 1937 г. начался очередной экономический кризис. Он, безусловно, не был столь глубоким, как кризис 1929-1933 гг., но все же позволил оппонентам Ф. Рузвельта поставить под сомнение эффективность рецептов, которые тот предлагал для оздоровления страны. Кризис вызвал новый взрыв в полемике о дефицитном финансировании, являвшемся стержнем всей социальной политики «нового курса». Несмотря на то, что обстановка складывалась не в их пользу, ньюдилеры не собирались отказываться от своих планов. В центре их законодательной программы на 1938 г. находились следующие предложения: билли «О справедливых условиях труда», «О федеральном финансировании жилищного строительства для семей с низким уровнем доходов», «О реорганизации исполнительных органов власти» и билль Вагнера-Костигана об усилении ответственности за линчевание. Однако провести в жизнь им удалось лишь «Закон о справедливых условиях труда» да добиться продолжения ассигнований на общественные работы.

Неудачей закончилась и попытка Ф. Рузвельта осуществить «партийную чистку»: большинство тех, от кого он собирался избавиться, были переизбраны в Конгресс в ходе промежуточных выборов 1938 г. Все это свидетельствовало о серьезных изменениях в политическом климате США. Менялась ситуация и во внешнем мире. Надвигалась угроза новой мировой войны, и хотя США стремились не связывать себя никакими обязательствами на международной арене, игнорировать тревожные реалии они не могли. А это заставляло уделять все большее внимание проблемам национальной безопасности. Рузвельт, чутко реагировавший на все колебания в состоянии общественного мнения, стал склоняться к мысли, что в политический курс правящей партии надо вносить коррективы. Не углублять реформы, создавая все новые и новые ведомства, а отрабатывать и совершенствовать деятельность уже созданных механизмов, укреплять то правовое поле, в котором они функционировали, - такими виделись ему задачи реформаторов на новом этапе.

Эти идеи получили отражение в традиционном послании «О положении в стране», обнародованном в январе 1939 г. В нем президент заявил: «Мы завершили период внутренних конфликтов в осуществлении нашей программы социальных реформ. Теперь все силы могут быть направлены на ускорение экономического восстановления в целях консолидации реформ». Эта декларация отнюдь не означала демонтажа той разветвленной социальной инфраструктуры, которая была создана в годы «нового курса». Наоборот, новые подходы к решению всего комплекса социально-экономических проблем прочно вошли в организм американского общества, что значительно повышало эффективность всей «американской системы».