Хозяйство и общественный строй славян в VI—IX вв.

Глава восьмая

ЧАСТЬ III. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

 

лениях пражско-корчакской и пражско-пеньковской культур (Бакота, Ьранешты I, Вильховец, Городок, Зеленый Гай, Каветчина, Лопатна, Луг 1, Малинов-цы, остров Мытковский, Незвиско, Одая, Рашков, Раскайцы, Сахновка, Семенки, Ханска и др.). Иссле­дователь восточноевропейских жерновов I тысячеле­тия н. э. Р. С. Минасян утверждает, что в землях к северу от Припяти и Десны в VI—VII вв. еще широко бытовали зернотерки (Минасян Р. С., 1978в, с. 101— 112). Только приблизительно с VIII в. жернова рас­пространяются в Верхнем Поднепровье (древнейшие находки — в Тушемле и Городке на Смоленщине и в Дедиловичах в бассейне Березины) и далее на север (Изборское городище и Камно на Псковщине, Сельцо в Новгородской обл.).

Для выпечки хлеба широко применялись глиняные сковородки, встреченные на многих славянских посе­лениях второй половины I тысячелетия н. э. не толь­ко в южных, но и в северных районах восточносла­вянской территории. Обычно они имели круглую фор­му (диаметр 15—20 см) и были снабжены невысоки­ми бортиками, изредка украшенными пальцевыми вдавлениями по краю. На таких сковородах пекли хлебцы или лепешки, а также готовили различные блюда из несозревших зерен ячменя и пшеницы или пищу из проса (Skruzny L., 1964, s. 370—391). Пекли хлеб или другую пищу в печах. При раскопках сели­ща Одая в бассейне Днестра в печи-каменке одного из полуземляночных жилищ найдена глиняная сково­рода, установленная на поде.

Древние авторы оставили скудные сведения о зем­ледельческих культурах, возделывавшихся славянами накануне образования древнерусского государства. Византийский автор VI в. Маврикий сообщает, что основными культурами у антов и с(к)лавинов были пшеница и просо (Мишулин А. В., 1941, с. 253). Пер­сидский историк X в. Гардизи отмечал, что большая часть посевов славян состояла из проса (Новосель­цев А. П., 1965, с. 390).

О составе культурных растений, возделывавшихся восточными славянами в V—IX вв., полнее можно судить по находкам зерна на поселениях. Находки зерен злаков и отпечатков зерна на глиняной посуде или обмазке при археологических исследованиях па­мятников Днестровско-Прутского междуречья позво­ляют утверждать, что славяне возделывали почти все культуры — просо, мягкую пшеницу, овес, ячмень и др. (Янушевич 3. В., 1976). При раскопках Ново­троицкого городища выявлены обгорелые зерна пше­ницы двух сортов — твердой и мягкой, озимой ржи, ячменя и, вероятно, проса (Ляпушкин И. Я., 1958а, с. 211,212).

Анализ зернового материала, происходящего из различных поселений второй половины I тысячелетия н. э. лесной зоны Восточной Европы, свидетельствует о довольно широком ассортименте земледельческих культур (Кирьянова Н. А., 1979, с. 72—84). Так, на городищах Банцеровщина, Близнаки, Демидовка и Загорцы, относящихся к тушемлинско-банцеровской культуре, найдены зерна мягкой пшеницы, ячменя, проса, овса, бобов, гороха и вики. На городище Камно под Псковом в слоях VIII—X вв. обнаружены зерна мягкой пшеницы, полбы, ячменя, бобов, гороха, овса и конопли. Первые находки озимой ржи датируются IX в. (городище Свила I на Витебщине).

Исследованиями зерновых остатков, полученных при раскопках нижнего слоя Старой Ладоги, показа­но, что основную массу их составляют зерна пшени­цы двузернянки—полбы, меньшая часть принадлежит зернам мягкой пшеницы, овса, ячменя, ржи и проса (Кирьянов А. В., 1959, с. 312-314). В слоях X в. Новгорода среди зерновых находок преобладают зер­на проса, меньше зерен ржи, ячменя и пшеницы (Кирьянов А. В„ 1959, с. 321-324).

Наряду с земледелием большое место в хозяйствен­ной деятельности восточных славян занимало живот­новодство. Костные остатки выявлены при раскопках многих поселений и дают исчерпывающее представ­ление о составе стада. Первое место всюду должно быть отведено крупному рогатому скоту. Кости круп­ного рогатого скота составляют до 50% (а на некото­рых поселениях — и более) остеологического материа­ла, связанного с домашними животными. Очевидно, стада крупного рогатого скота были важнейшим богатством славянской общины. Мясо его употребля­лось в пищу, кроме того, крупный рогатый скот ис­пользовался для получения молока и молочных про­дуктов, а в южных землях восточнославянской тер­ритории, может быть, и как тягловая сила в пашенном земледелии. О значении крупного рогатого скота в жизни восточных славян ярко говорят письменные источники. Прокопий сообщает, что славяне «счита­ют, что один только бог, творец молний, является владыкой над всем, и ему приносят в жертву быков и совершают другие обряды» (Прокопий из Кесарии, с. 297). О почитании быка славянами пишет и Гарди­зи (Новосельцев А. Д., 1965, с. 390). Бык является обязательным элементом всякой скотоводческой братчины — культового общинного пира.

Второе место в остеологической коллекции из восточнославянских поселений второй половины I ты­сячелетия н. э. принадлежит костям свиньи, третье — мелкого рогатого скота, четвертое — лошади. Овцы и козы использовались для получения молочных про­дуктов и шерсти. На поселениях Прутско-Днестров-ского междуречья найдены глиняные сосуды с от­верстиями в придонной части тулова и в днище, предназначенные для приготовления из молока тво­рога.

По всей вероятности, в обычное время мясо лошади не шло в пищу, и это животное служило для хозяйст­венных надобностей. Поэтому костные остатки, яв­ляющиеся главным образом пищевыми отбросами, не определяют места лошади в составе стада. Помимо использования лошади как рабочей силы в хозяйстве и земледелии, ею пользовались для верховой езды. Византийские историки не раз упоминают всадников в славянском войске. Находки удил свидетельствует о широком применении лошади для верховой езды. При раскопках селища Ханска найдена глиняная мо­дель седла, изображающая деревянное седло с дуго­образной передней и круглой задней лукой. Такой тип седел распространился в Восточной Европе после нашествия гуннов.

Древние авторы (Маврикий, Иоанн Эфесский) неоднократно говорят о многочисленных стадах, на­ходившихся во владениях славян и антов. На славян­ских поселениях найдены небольшие глиняные фи­гурки животных, очевидно связанные с ритуалом жертвоприношения, подчеркивающие значение до-

 

ЧАСТЬ III. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

 

на южных, так и на северных поселениях появляют­ся пряслица, вырезанные из мягких пород камня (табл. LXIV, 1-9, 12}.

Для изготовления тканей в лесной зоне Восточной Европы употреблялся вертикальный ткацкий станок. В Старой Ладоге в слоях IX—X вв. найдены глиня­ные диски (табл. LXIV, 10, 16}, служившие грузила­ми таких станков (Штакелъберг Ю. Я., 1962, с. 109— 115). Горизонтальный ткацкий станок здесь появил­ся, по-видимому, в X—XI вв., но материалов для оп­ределения точного времени его распространения нет. Ткани, происходящие из нижних горизонтов культур­ных отложений Старой Ладоги, определенно изготов­лены на вертикальном ткацком станке, о чем свиде­тельствует так называемая третья, или начальная, кромка, вытканная на четырех дощечках с четырьмя отверстиями. Такая кромка заплетается при изготов­лении ткани только на вертикальном станке. Старо­ладожские ткани в основном были шерстяными. Они выполнены в традиционной технике ткачества, рас­пространенной в Северной Европе во второй полови­не I и начале II тысячелетия н. э., т. е. имели сар­жевое переплетение в четыре нитки 2/2. Из 35 иссле­дованных кусков ткани только два выполнены с пе­реплетением в три нитки 2/1 (Нахлик А., 1963, с. 275, 276, 293).

Можно предполагать, что в южнорусских землях славяне второй половины I тысячелетия н. э. уже знали горизонтальный ткацкий стан. Об этом гово­рит, в частности, находка на селище Бранешты I костяного цилиндра-юрка с отверстиями, предназна­ченными для равномерно параллельного распределе­ния нитей при их сучении и сновании. Это деталь именно горизонтального, а не вертикального станка. На некоторых славянских поселениях VI—IX вв. в Прутско-Днестровском междуречье выявлены фрагменты глиняной посуды с отпечатками ткани. Они дают некоторое представление о характере тка­ни, из которой шилась повседневная одежда славян. Это довольно тонкое полотно с прямым переплете­нием (Рафалович И. А., 1972, с. 206, 207).

Металлообработка и прежде всего кузнечное дело характеризуются сложными процессами, требовав­шими специальных знаний и практических навыков. Поэтому металлургические ремесла довольно рано выделились в отдельные отрасли хозяйственной дея­тельности. Ими занимались ремесленники — кузнецы и литейщики.

Остатки железоделательного производства (кри­цы, шлаки, обломки сопел и др.) неоднократно зафик­сированы на восточнославянских поселениях второй половины I тысячелетия н. э. и свидетельствуют о том, что это ремесло занимало значительное место в хозяйстве. Исходным сырьем служили болотные руды, топливом — древесный уголь.

Сыродутный горн восточных славян рассматривае­мого здесь периода представлял собой слабоуглуб­ленную шахтную печь с внутренним диаметром 25— 40 см (табл. LXV, 10}. Археологам известно несколь­ко пунктов со следами железоделательного производ­ства. Наиболее интересный выявлен и исследован на славянском поселении VIII—IX вв. у с. Григоровка в Винницкой обл. (Артамонов М. И., 1955а, с. 100— 117; 19556, с. 26—29). Здесь раскопаны остатки 30 железоплавильных печей. Они представляли собой

усеченноконические ямы с верхним диаметром около 20 см, нижним — около 40 см, устроенные на склоне. Устья печей делались в нижней части ям в виде арочного отверстия размерами 25X20—30 см. Перед устьем сооружались горизонтальные или слегка углубленные рабочие площадки. В стены печей встав­лялись сопла, закрепляемые с помощью глиняной об­мазки.

Внутри поверхность печей обмазывалась глиной. В некоторых печах отмечены следы нескольких под­мазок, что говорит об их многократном использова­нии. Поды печей имели двоякое строение: одни устраивались из глины с небольшим наклоном от устья к задней стенке; другие были выпуклыми, что достигалось с помощью камня, перекрытого глиняной обмазкой. Печи с выгнутыми подами скорее всего служили для выплавки железа. В печах с плоским подом, возможно, производился обжиг руды с целью ее обогащения или обрабатывались крицы.

Большой поселок ремесленников, специализировав­шихся по изготовлению железного сырья, исследован также в с. Гайворон на Южном Буге (Бгдзыя В. /., 1963, с. 123—144). Здесь открыто 25 железоделатель­ных печей, относящихся к VII^VIII вв.

Существование таких центров в южной части вос­точнославянской территории служит показателем растущего разделения труда, появления целых посе­ленческих коллективов с профессиональными навы­ками и расширения рынков сбыта. Продукция же-лезодобычи из таких центров поставлялась, очевид­но, в широких масштабах на значительные террито­рии. На городище Зимно найдены товарные полуфаб­рикаты железа в виде стержней длиной около 14 см, полученные из одного подобного центра.

Сыродутные горны открыты в ряде мест восточно­славянской территории — в частности, при раскопках селища у д. Лебедка в верховьях Окского бассейна (Никольская Т. Я., 1957, с. 178—184), на одном из боршевских городищ близ Воронежа (Ефименко П. П., Третьяков П. Н., 1948, с. 102-109). На поселении Бранешты I в слоях VIII—IX вв. найдено более 500 сопел, используемых в металлургическом процес­се (Рафалович И. А., 1972, с. 178).

Кузнечное дело восточных славян второй полови­ны I тысячелетия н. э. находит яркое отражение в археологических находках. Остатки кузниц исследо­вались в двух пунктах. Кузница, раскопанная на Пастырском городище в слоях VI—VIII вв., была прямоугольной постройкой размерами 7,5X3,75 м, имевшей легкий деревянный каркас, обмазанный глиной (Брайчевская А. Т., 1959, с. 99—103). От печи остались скопления камней и печины. В северо-вос­точной части постройки обнаружен сложенный в куч­ку набор кузнечных инструментов. Это наковальня в форме усеченночетырехгранной пирамиды, тяже­лый молот-кувалда, легкий молоток-ручник, большие и малые кузнечные клещи, зубило и ножницы для резания железа (табл. LXV, 1—3, 5, 6, 8). На Ново­троицком городище зафиксированы отчетливые сле­ды кузнечного дела, раскопками были открыты куз­нечные горны, круглые точила и шлаки (Ляпуш-кин И. И., 1958а, с. 219-221).

Кузнецы работали и на многих других славянских поселениях, о чем говорят находки инструментария. Так, в слоях VIII—IX вв. Изборска обнаружены

 

ЧАСТЬ III. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

 

керамики, которая, нужно полагать, сделана несла­вянскими ремесленниками. Лепная глиняная посуда бытует у восточных славян до X в. включительно, а на окраинах их территории изредка встречается еще в начале XI в.

Лепные горшки, миски и сковороды делались, ве­роятнее всего, в каждой семье. Особых навыков для их изготовления не требовалось, а сырье имелось почти повсеместно.

Вместе с лепной посудой начиная с VIII в. посте­пенно распространяется и вытесняет ее керамика, сделанная на гончарном круге местными, славянски­ми ремесленниками. Иногда можно проследить по­степенный переход от лепки к гончарному кругу. Так, найдены горшки, сделанные от руки, но под­правленные на круге.

Лепную керамику обжигали в домашних печах, но для изготовления посуды с помощью гончарного кру­га понадобились специальные гончарные печи. Изго­товление глиняной посуды перестало быть делом каж­дой семьи, домашним ремеслом, оно сосредоточивает­ся в руках мастеров-ремесленников, снабжавших своей продукцией население целой округи.

Особенности технологии изготовления глиняной по­суды в различных регионах Восточной Европы иссле­довались А. А. Бобринским (Бобринский А. А., 1978).

Сложение наряду с сельским хозяйством, промыс­лами и домашними ремеслами обособленных отрас­лей экономической жизни, таких как железодела­тельное и железообрабатывающее ремесло, ювелир­ное дело и гончарное производство, ставит вопрос о развитии у славян обмена и торговли.

О развитии торговых отношений в восточнославян­ском ареале говорят клады, как монетные, так и ве­щевые. О серии среднеднепровских кладов VII— VIII вв., оставленных антами и их соседями, упоми­налось выше.

Новой стадией в развитии торговых связей было распространение восточных монет (Янин В. Л., 1956, с. 81—85). VIII—IX века характеризуются значитель­ной масштабностью международной торговли. Восточ­ное серебро по Волге и Западной Двине или через Ла­догу распространяется в юго-восточной Прибалтике и Скандинавии. В IX—X вв. начинает активно функ­ционировать Днепровско-Волховский путь, назван­ный в русских летописях путем «из варяг в греки».

Славянские кузнецы, ювелиры, гончары и, вероят­но, некоторые ремесленники иных специальностей предназначали свою продукцию главным образом для населения, занятого сельскохозяйственным трудом. Первоначально ремесленники работали, вероятно, на заказ. Заказчик и ремесленник договаривались об оп­лате, сырье и т. п. Ремесленники жили на тех же по­селениях, где и их заказчики.

Во второй половине I тысячелетия н. э. наряду с работой на заказ ремесленники начинают произво­дить продукцию для рынка, т. е. на продажу, причем заметен рост продукции, изготовленнной на продажу. Это способствовало возникновению специализирован­ных поселений, где жили и работали преимуществен­но ремесленники, работавшие для рынка. Эти посел­ки становились сосредоточием внутренней, а в от­дельных случаях и внешней торговли. В отличие от открытых, лишенных укреплений рядовых поселе­ний или ремесленных пунктов, каким, например, был

Григоровский железоделательный центр, на этих по­седениях сооружаются укрепления.

Одним из ранних укрепленных ремесленных цент­ров восточных славян было уже не раз упоминав­шееся городище Зимно, относящееся к VI—VII вв. (Аулгх В. В., 1972). Обнаруженные здесь следы ре­месленной деятельности свидетельствуют, что на по­селении жили и работали ремесленники-ювелиры и кузнецы, снабжавшие своей продукцией широкую ок­ругу. Найденные изделия (бронзовые и серебряные украшения) позволяют предполагать, что часть про­дукции предназначалась для дружинного сословия, постепенно выделявшегося из общинной среды. По-видимому, такие центры стали пунктами и межпле­менного обмена. Ведь бронзолитейное ремесло нуж­далось в сырье, которого не было в местах восточно­славянского расселения. Отсутствие сырья, несом­ненно, способствовало межплеменному обмену.

Исследователь городища Зимно В. В. Аулих выска­зал предположение, что это поселение было не только ремесленным, но и административным центром не­большого племени и в нем жил племенной князь с дружиной. Это не исключено.

Таким же довольно крупным ремесленным центром было Пастырское городище. Здесь, несомненно, жили и работали кузнецы, ювелиры, гончары, изготавли­вавшие товарную продукцию. Это поселение было не только славянским. По-видимому, здесь со славяна­ми жило тюркоязычное население. Ремесленная про­дукция с городища поступала не только к славянам, но и к их степным соседям.

В Прутско-Днестровском междуречье, на Букови­не, исследовано Добриновское городище VIII—IX вв., которое также было подобным протогородским центром. Раскопками здесь выявлены девять ремес­ленных мастерских, расположенных рядом с жилыми постройками. На поселении было сосредоточено куз­нечное и ювелирное производство, продукцией кото­рого снабжались жители не только самого городища, но и соседних, а может быть, и более отдаленных се­лищ (Тимощук Б. О., 1976, с. 109-113, 152-154).

В лесной полосе восточнославянского ареала к чис­лу наиболее интересных протогородских центров при­надлежит Изборское городище. Как уже отмечалось, оно было основано на рубеже VII и VIII вв. и сразу укреплено. С самого его возникновения здесь жили ремесленники — бронзолитейщики и ювелиры, косто­резы и резчики по камню, по-видимому, была развита обработка железа. Поселок обеспечивал ремесленной продукцией окрестное население, здесь же, очевидно, совершался обмен и с отдаленными землями.

Начало процесса градообразования на Руси, как свидетельствуют археологические материалы и Ле­тописи, определяется IX—X вв. К IX в. относится десять древнейших городов, названных в летописи. Это Киев, Новгород, Полоцк, Смоленск, Изборск, Ладога, Белоозеро, Ростов, Муром и Любеч (кар­та 37).

Раскопки в Новгороде пока не раскрыли конкрет­ной картины возникновения этого города. Однако археологические наблюдения, данные геологического бурения и письменные свидетельства позволили В. Л. Янину и М. X. Алешковскому предположить, что Новгороду предшествовали три разноплеменных поселка (словенский, кривичский и чудской), кото-

 

ЧАСТЬ III. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

 

I!

производственных комплексов (Рафалович И, А., 1972,0.229-231).

В целом третью четверть I тысячелетия н. э. нуж­но считать переходным этапом от семейной общины к территориальной.

И. И. Ляпушкин, обобщая результаты исследова­ний памятников роменской культуры, пришел к за­ключению, что в жилищах на этих поселениях жило по четыре—шесть человек, т. е. малая семья. Быто­вой и хозяйственный инвентарь и запасы продоволь­ствия, обнаруженные в этих жилищах, свидетельст­вуют о том, что этот небольшой коллектив вел инди­видуальную хозяйственную деятельность. Следы коллективного хозяйствования, что могло бы гово­рить о существовании патриархальной общины, сре­ди материалов роменской культуры не наблюдают­ся (Ляпушкин И. И., 1958а, с. 224-226).

Если обратиться к материалам других восточносла­вянских поселений, синхронных роменским, то нигде каких-либо следов большой патриархальной общины мы уже не обнаружим. Исследование жилищ и нахо­док в них как в южной, так и в северной частях во­сточнославянской территории свидетельствует о том, что главной социальной организацией славян была малая семья и территориальная община.

Материалы могильников подтверждают этот тезис. В VIII—IX вв. на смену коллективным погребальным усыпальницам всюду приходят небольшие по разме­рам курганы с индивидуальными (семейными) захо­ронениями.

Трудно ответить на вопрос, когда и как происходил у славян распад болынесемейной общины. Возникно­вение в VI—VII вв. таких поселений, как городища Зимно, Пастырское, или ремесленных центров, подоб­ных Григоровскому, показывает, что патриархальная семья в ряде мест восточнославянского ареала начала распадаться уже в третьей четверти I тысячеле­тия н. э.

Однако погребальные памятники неоспоримо сви­детельствуют о переживании болынесемейной общи­ны в восточнославянской среде вплоть до VIII—IX вв. Очевидно, нужно допустить, что накануне форми­рования классового общества у восточных славян сложилось несколько форм общественных организа­ций. Наряду с малыми семьями, входившими в терри­ториальную общину, в ряде мест существовали боль­шие семейные коллективы, ведущие хозяйственную деятельность общими усилиями. В северной полосе Восточной Европы распад таких коллективов был за­держан условиями жизни, связанными с переселе­ниями, необходимостью осваивать лес. под пашню и т. п.

Повесть временных лет сообщает о родовых груп­пировках у восточных славян в VIII—IX вв. и назы­вает их термином «род»: «Полем [полянам] же жив-шемъ особе и володеющемъ роды своими, иже и до сее братье бяху поляне, и живяху кождо съ своимъ родомъ и на своихъ местехъ, владеюще кождо родомъ своимъ» (ПВЛ, I, с. 12). Эта социальная организация у восточных славян упоминается летописью и в дру­гих рассказах о событиях VIII—IX вв., в частности об усобице «родов» у словен новгородских, «роде кня­зя Вятка», «роде» Кия и его братьев, плативших дань хазарам, и т. п. Однако анализ этого термина показы­вает, что за ним скрывается не хозяйственная, произ-

водственная единица, а общественная форма, связан­ная родством и браком и выполняющая в основном административные функции (Щапов Я. II., 1972, с. 181—186). Таким образом, это были общественные единицы, выполняющие те же функции, что и сосед­ские (территориальные) общины.

Сельская община постепенно становилась основной социальной организацией восточнославянского обще­ства. Она объединяла людей не на основе родственных отношений, а по территориально-хозяйственному принципу, хотя в ее состав, очевидно, входили преж­де всего близкие родственники.

Значительную роль в жизни л деятельности чле­нов территориальной общины играет развивающаяся частная собственность на землю, орудия производства и бытовой инвентарь и продукты потребления. Раз­витие частной собственности, естественно, способство­вало возникновению экономического неравенства.

Долгое время в общине сохраняется еще коллек­тивная собственность на землю. На первых норах па­хотная земля подвергалась периодическим переде­лам, а со временем была поделена навсегда. В общин­ном пользовании остались сенокосы, луга и лесные угодья.

Возникновение экономического неравенства на ма­териалах исследованных археологами поселений выя­вить невозможно. Кажется, нет отчетливых следов имущественной дифференциации славянского обще­ства и в могильных памятниках VI—VIII вв. Однако это обусловлено прежде всего славянским погребаль­ным ритуалом (у славян-язычников не принято было класть в могилу вещевой инвентарь), а не отсутстви­ем неравенства в славянском обществе.

Византийские авторы вполне определенно говорят о рабах в составе славянского общества. Об этом пи­шут Маврикий, Менандр, Прокопий и другие. В VI— IX вв. рабство у славян имело источником преиму­щественно захват пленных и носило патриархальный характер. Прокопий Кесарийский, в частности, сооб­щает, что сначала славяне уничтожали жителей в земле врагов, а «теперь же они... стали некоторых из попадавшихся им брать в плен, и поэтому все уходи­ли домой, уводя с собой многие десятки тысяч плен­ных» (Прокопий из Кесарии, с. 366). В то же время «находящихся у них в плену они не держат в рабст­ве, как прочие племена, в течение неограниченного времени,— пишет Маврикий,—но ограничивая (срок рабства) определенным временем, предлагают им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвра­титься восвояси или остаться там (где они находят­ся) на положении свободных и друзей» (Мишу­лин А. В., 1941, с. 253).

Сведения о применении рабов немногочисленны. Очевидно, в земледельческом труде у восточных сла­вян рабы не использовались. В основном это были слуги, иногда рабыни-наложницы.

Таким образом, рабовладельческой формации у восточных славян не было. В эпоху разложения пер­вобытнообщинного строя существовал лишь рабовла-

Карта 37. Распространение укрепленных поселений восточ­ных славян в VII—IX вв.

а — городища с отложениями, содержащими лепную кера­мику; б — города, упоминаемые в летописях в IX в.; в — про-тогородские поселения; г — дружинные курганы

 

ГЛАВА 8. ХОЗЯЙСТВО И ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ СЛАВЯН В VI-IX ВВ.

 

 

 

16*

 

ЧАСТЬ III. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

 

 

Рис. 14. Феодальный замок-усадьба Воищина на Смоленщине (реконструкция Г. В. Борисевича)

дельческий уклад, не ставший основой экономической жизни общества, но способствовавший выделению и усилению знати.

О том, что какая-то часть славянского населения выделилась в экономическом отношении из остальной массы, ярко свидетельствуют клады, сосредоточенные преимущественно в южных районах восточнославян­ского ареала. Эти клады оставлены не рядовыми чле­нами общества, они принадлежали знати.

Возникновению экономического неравенства в сла­вянском обществе способствовали и развитие межпле­менного обмена, и торговые связи с кочевыми соседя­ми, Византией и Хазарией, и военные столкнове­ния.

Славянам VI—IX вв. была известна социальная ка­тегория племенной знати. Так, у хорутанских славян выделялся знатный род, возглавляемый в середине VIII в. Борутом. Из этого рода выбирали князя, кото­рого утверждало после установления государствен­ной власти вече, а до этого, очевидно,— племенное собрание.

Византийские источники VI—VII вв. неоднократно называют славянских племенных вождей-предводите­лей (латин. rex). Из описаний походов славян на Ви­зантию известны и некоторые имена таких вождей — Ардагаст, Мусокий, Пирагаст. Маврикий сообщает, что обычно у славян было по нескольку таких пред­водителей и между ними иногда не было согласия.

К более раннему времени относится известие гот­ского историка Иордана о знати в антском общест­ве—о князе Боже с сыновьями и семьюдесятью ста­рейшинами, стоявшими во главе антов (Иордан, с. 115).

О племенной знати в славянском обществе, кроме кладов, косвенно свидетельствуют и другие археоло­гические материалы. Так, городище Хотомель — один из ранних укрепленных пунктов на Волыни — выде­ляется среди синхронных рядовых поселений наход­ками предметов вооружения и серебряных украше­ний. Очевидно, здесь наряду с рядовыми жителями жили воины, участвовавшие в военных подходах. А основано оно было, судя по названию, происходяще­му от типично славянского двучленного антропони­ма, племенным князем, возможно предводителем дру­жины. По-видимому, предводителем одной из группи­ровок кривичей основан был на рубеже VII и VIII вв. и Изборск, названный его именем.

Основным элементом военной организации славян VI—VIII вв. было ополчение. В случае нападения неприятеля всякий мужчина, способный носить ору­жие, становился воином и участвовал в сражениях. Очевидно, с таким всеобщим ополчением столкнулись солдаты византийского императора Маврикия, во­евавшие со славянами за Дунаем. Маврикий сетовал на «непобедимое мужество» и «несметное множест­во» славян.

 

ЧАСТЬ III. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

 

имелось клеймо русского мастера: на одной стороне — надпись, выполненная инкрустированной проволокой: «коваль»; на другой — имя мастера: «Людоша» (Кир- пичников А. Я., 1966в, с. 269-271).

Распространенными наконечниками стрел были ромбовидные так называемого гнездовского типа (табл. LXX,7). Наконечники копий чаще всего тоже ромбовидные, но есть и ланцетовидные (табл. LXVIII, S). В X в. в древней Руси получают распространение кольчужные рубашки, шлемы. Они также найдены в Гнездовских дружинных курганах. Неоднократно встречены здесь боевые топоры с характерной полу­круглой выемкой в нижней части лезвия. Часты ледо­ходные шипы (табл. LXX, 2—5), лодейные заклепки (табл. LXX, 19, 20).

Среди бытовых предметов имеются калачевидные кресала (табл. LXX, 6), пружинные ножницы (табл. LXVIII, 7), ножи, бритва, встречены гирьки и весы. Гирьки — 14-гранные или бочонковидные — сделаны из железа и покрыты тонкой бронзовой обо-тточкой. Специальными значками обозначен их вес. В Гнездовских и других дружинных курганах найде­ны складные весы с коромыслом. Верхняя часть коро­мысла таких весов изображена в табл. LXX, 17. Встречаются в курганах также арабские монеты — дирхемы.

Значительный интерес представляют разнообраз­ные украшения. Среди височных украшений имеются проволочное кольцо средних размеров с завязанными концами и с надетыми бусинами (табл. LXVIII, 3) и небольшое проволочное кольцо с концом, завернутым в спираль (табл. LXX, 21). Довольно многочисленны бусы: стеклянные — преимущественно синего цвета, но известны и иной окраски; настовые с различными узорами; сердоликовые призматические и многогран­ные (табл. LXX, 22, 23), а также металлические. Сре­ди них известны сканые высокохудожественные (табл. LXVIII, 5,12) и плетеные из серебряной кани­тели (табл. LXX, 15, 16). Нагрудные украшения представлены лунницами и разнообразными привес­ками, в том числе со сканым узором. Серебряные художественные изделия, украшенные зернью, встре­чены неоднократно, а золотые очень редки. Интерес­на золотая бляха с изображением свернувшегося дракона.

В Гнездовских курганах найдены поясные пряжки и разнообразные бляшки, в том числе с орнаментом, выполненным в черневой технике. Узоры на них звездчатые, сердцевидные или в виде завитков.

Часть украшений из дружинных курганов принад­лежит к скандинавским типам (Пушкина Т. А., 1972, с. 92—94). Таковы скорлупообразные фибулы оваль­ной или круглой формы с рельефным орнаментом в скандинавском стиле (Дедюхина В. С., 1967, с. 191— 206). Они были непременной деталью скандинавского женского костюма. При помощи скорлупообразных фибул закреплялись на груди бретели женской одеж­ды, поэтому в скандинавских захоронениях обычно находят по две фибулы. В Гнездовском могильнике раскопано более двух десятков погребений со скор-лупообразными фибулами. В 16 курганах встречено по одной фибуле, в остальных — по две, а в одном случае — четыре.

К скандинавским украшениям принадлежат также железные шейные гривны с топоровидными приве-

сками, называемыми молоточками скандинавского бога Тора (табл. LXVIII, 11).

Некоторые курганы в Гнездове содержали привоз­ные вещи. Из кургана 13, раскопанного Д. А. Авду-синым, происходит амфоровидный глиняный сосуд-корчага с процарапанной надписью: «гороуща» или «гороушна». Под этим словом понималась горькая пряность, скорее всего перец — одна из самых дорогих пряностей раннего средневековья. Это — древнейшая русская надпись, датируемая серединой X в. (Авду-син Д. А., Тихомиров М. Я., 1950, с. 71-79). Надпись на корчаге, видимо, сделана торговцем, ку­пившим в Киеве дли, может быть, где-то в Средизем­номорье ценную пряность.

К импортным изделиям принадлежат бронзовая лампочка в вид© женской головы, сделанная в Ира­не, и поливное блюдо с изображением иранского бо­жества Сэнмурва, известного на Руси под именем Си-маргла. В некоторых курганах встречены поясные бляшки восточного происхождения. По-видимому, из Херсонеса привезен бронзовый энколпион.

По соседству с Гнездовским курганным могиль­ником находится селище, выделяющееся среди син­хронных поселений размерами. Его площадь превы­шает 15 га. На селище раскопками вскрыт участок, занятый остатками ремесленных мастерских и хо­зяйственных построек. Найдены шлаки, тигли, литей­ные формы и незаконченные изделия. В стороне от этого участка находилась жилая часть поселения с наземными жилищами.

С поселением связаны находки нескольких кла­дов—монетных и вещевых (Гущин А. С., 1936, с. 53-57, рис. 11—15, табл. I—IV; Корзухина Г. Ф., 1954, с. 87—89). Выделяется клад, найденный в 1868 г., который содержал большое количество се­ребряных украшений — шейных гривн, бус, привесок со скандинавским орнаментом, зерненых лунниц (рис. 15; табл. LXVIII, 1, 2, 4, 6, 9, 13, 14), а также скандинавские фибулы, дирхемы, капторгу и меч. Очевидно, он принадлежал богатому купцу.

Гнездовский комплекс памятников — курганы и поселения — датируется IX — началом XI в. Впрочем, поселения в Гнездове продолжали существовать и позднее. Датировка Гнездовских курганов IX —на­чалом XI в. была предложена еще В. И. Сизовым и поддержана А. А. Спицыным (Сизов В. И., 19026, с. 125; Спицын А. А., 19056, с. 7). Первоначально такой хронологии придерживался и Д. А. Авдусин, но в последнее время он определяет время Гнездов­ских курганов более узко—X—началом XI в. (Авду­син Д. А., 1967, с. 21-25; 1972, с. 161-163). Однако имеются бесспорные материалы, позволяющие да'ти-ровать наиболее ранние курганные насыпи этого могильника IX столетием (Вулкин В. А., Назарен-ко В. А., 1971, с. 13—16). На селище при Большом Гнездовском могильнике встречены многочисленные фрагменты лепной керамики, которые не оставляют сомнений в том, что оно возникло не позже начала IX в. (Ляпушкин И. Я., 1968а, с. 43, 44).

Интересна попытка хронологической периодизации Гнездовских курганов, содержащих датирующие ве­щи, которая предпринята В. Л. Булкиным. К числу ранних (IX—начало X в.) принадлежат 6% таких курганов, на долю второй стадии (середина X в.) приходится 57%, к третьей стадии (последняя чет-

 

ГЛАВА 9. ДРУЖИННЫЕ КУРГАНЫ

 

верть X и самое начало XI в.) относятся 30% насы­пей. Последнюю, четвертую, стадию составляют кур­ганы с трупоположениями — 7 % (конец X — первая половина XI в.).

О занятиях людей, живших в Гнездове и похоро­ненных в курганах, говорят вещевые находки. По под­счетам В. И. Сизова, погребения с оружием в Гнез-довском могильнике составляли примерно 10—12%. Очевидно, сюда входят и захоронения профессиональ­ных дружинников, и погребения людей, привлеченных к военным походам. Курганы привилегированной верхушки выделяются но специфическому погребаль-ному обряду в больших насыпях. Это, очевидно, за­хоронения членов господствующей группы населения, стоявших во главе военных отрядов.

Часть курганов с оружием могла принадлежать и богатым купцам. О погребениях купцов в Гнездов-ском могильнике свидетельствуют находки складных весов для взвешивания серебра, весовых гирек, а так­же импортных изделий.

* Среди обычных курганов, составляющих основную часть Гнездовских могильников, по находкам орудий труда (молотки, напильники, резцы, долота) выделя­ются насыпи с захоронениями ремесленников. Мно­гие вещи, находимые в курганах, делались гнездов-скими мастерами. Техника обработки железных из­делий говорит об обособившемся кузнечном ремес­ле. Местные ювелиры делали многочисленные пояс­ные бляшки, украшения и т. п. Здесь же в X в. раз­вивается гончарное производство.

Таким образом, Гнездово является памятником од­ного из торгово-военных и ремесленных центров древней Руси IX— начала XI в. Его образование здесь далеко не случайно. На Днепре в Гнездове на­ходился узел путей, ра