Глава девятая Дружинные курганы

Среди огромной массы древнерусских курганов, оставленных рядовым (в XI—XIII вв.— преимущест­венно сельским) населением, выделяются сравнитель­но немногочисленные погребальные насыпи русских дружинников. Они встречаются лишь в единичных могильниках, расположенных поблизости от древней­ших русских городов или на торговых путях.

Наиболее известен из них Гнездовский могильный комплекс, расположенный на Днепре, недалеко от Смоленска. Это самое крупное скопление курганов древней Руси, включающее 10 могильников и насчи­тывающее около 3 тыс. насыпей. Его раскопками за­нимались многие исследователи. Наиболее крупные раскопки принадлежат М. Ф. Кусцинскому (Кусцин-ский М. Ф., 1881, с. 5), В. И. Сизову (Сизов В. И., 19026), С. И. Сергееву (СпицынА. А., 19056, с. 6-70), И. С. Абрамову (Спицын А. А., 19066, с. 185-192) и Д. А. Авдусину (Авдусин Д. А., 1951, с. 72-81; 1952а, с. 93-104; 19526, с. 311-367; 1957, с. 113-183; 1970,с.236-286).

Краткая, но обстоятельная характеристика Гнез-довских курганов выполнена В. А. Булкиным (Бул-кин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г, С., 1978, с. 25-51).

Основная масса Гнездовских курганов не содержит оружия. Очевидно, погребенные в них люди не были дружинниками, т. е. представителями организованной силы феодализирующейся власти. В основном в Гнез­довских могильниках хоронило умерших местное кри-вичское население, находившееся в разной степени зависимости от феодалов. Но Гнездово было кладби­щем не рядовых сельских поселений, а торгово-ремес-ленного центра. Обычные Гнездовские курганы по форме не отличимы от остальных погребальных насы­пей кривичского региона. Это круглые в плане, полу­сферические насыпи высотой от 0,4 до 1,8 м. Раскоп­ками в них обнаружены остатки трупосожжений. Значительная часть насыпей содержала захоронения без вещей. Кремация умерших совершалась на сторо­не, а собранные с погребального костра остатки трупосожжения помещались в верху курганов. В этих насыпях встречаются и урновые захоронения. В ка­честве урн использовались обычные глиняные горш­ки — лепные, а в более позднее время — гончарные (табл. LXVIT, 4, 7).

Очевидно, к этому типу погребальных насыпей при­надлежат и пустые курганы, на долю которых из исследованных в Гнездове приходится более 35%. В основаниях пустых курганов обычно фиксируется зольный слой, а в верхних горизонтах — вкрапления золы и углей, изредка — фрагменты керамики или от­дельные вещи. Уже В. И. Сизов высказал предполо­жение, что пустые курганы содержали в верхней части (на глубине до 20—25 см от вершины) остатки трупосожжения, которые оказались уничтоженными.

Другая часть Гнездовских курганов характеризует­ся иным погребальным обрядом. На площадке, выб­ранной для сооружения насыпи, устраивали костер и

на него клали умершего, одетого в лучшие одежды и в сопровождении вещей, которые, по мнению его современников, могли ему пригодиться в загробном мире: утварь, орудия труда, предметы вооружения, пищу. После того как костер прогорал, кальциниро­ванные кости собирали в глиняный горшок-урну, ко­торый ставили в центре кострища, а затем к урне сгребали и остатки костра. По завершении погребаль­ного ритуала насыпали курган. Землю при этом бра­ли вокруг погребального кострища, отчего образовы­вались кольцевые ровики.

Среди Гнездовских курганов выделяются большие погребальные насыпи, которые отличаются от малых не только по величине, но и по характеру погребаль­ного обряда (Булкин В. А., 1975а, с. 134—156).

Таков, в частности, курган 7 из раскопок С. И. Сер­геева (Булкин В. А., 19756, с. 81—84). Насыпь его имела круглую в плане форму высотой 1,8 м и диа­метром 27,5 м. Верх кургана — ровная площадка диаметром около 25,5 м. Склоны насыпи крутые, в ос­новании был кольцевой ровик.

Первоначально на площадке, выбранной для со­оружения кургана, была сделана подсыпка высотой 0,7—0,8 м. Грунт для нее брали вокруг основания, вследствие чего образовался кольцевой ровик, окон-туривавший погребальную площадку.

Кремация умерших была совершена в ладье, о чем свидетельствуют заклепки, на погребальной пло­щадке. Размеры огнища 17X10,5 м. Судя по находкам, сожжены были мужчина и женщина. Здесь обнару­жены топор, ледоходные шипы, конская упряжь, ве­сы, гирька, ларец, бусы, нагрудная цепь, привески, овальная фибула, шиферное пряслице, гребень, оселки.

После того как погребальный костер прогорел, на месте кремации был зарезан баран, голову и конечно­сти которого поместили в котел. Котел поставили на огнище и рядом с ним установили три глиняные урны с пережженными костями. В жертву была принесена еще какая-то птица и брошены разломанная желез­ная гривна и фрагменты глиняных сосудов. По вы­полнении всей ритуальной церемонии была возве­дена насыпь с горизонтальной площадкой на верши­не. Дата кургана — вторая половина X — начало XI в.

Близки по строению и погребальному ритуалу и другие большие курганы Гнездова. Один из крупней­ших (курган 24-Оль. 1) раскапывали несколько ис­следователей: В. И. Сизов — в 1896 г., И. С. Абрамов — в 1905 г. и Д. А. Авдусин — в 1950 г. Его высота 7—8 м, диаметр основания 30—35 м. Сначала была сооружена подсыпка высотой 1—1,2 м. На ней и совершили кремацию. В пределах кострища найдены три глиняные урны и котел с остатками сожжения и кусками кольчуги. Около котла обнаружены кости птиц и барана.

Раскопки Гнездовских дружинных курганов дали большую коллекцию оружия. Найденные в них мечи длинные — около 1 м, имеют широкое лезвие с про-

 

ГЛАВА 9. ДРУЖИННЫЕ КУРГАНЫ

 

 

Рис. 15. Некоторые вещи из Гнездовского клада 1868 г.

дольной ложбинкой посредине и закругленным кон­цом. У массивных рукоятей — широкое перекрестие, а навершие образовано из двух частей: нижняя — прямая; верхняя разделена на три — пять долей

(табл. LXVIII, 10; LXX, 18). Навершие часто укра­шено золотом или серебром. Эти мечи получили на­звание каролингских, распространены они по всей Ев­ропе. Основным центром изготовления их были ма­стерские на Рейне, о чем говорят клейма на лезвиях. Однако делали такие мечи и на Руси. Так, на лезвии меча, обнаруженного в Фощеватой на Полтавщине,

 

ЧАСТЬ III. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

 

имелось клеймо русского мастера: на одной стороне — надпись, выполненная инкрустированной проволокой: «коваль»; на другой — имя мастера: «Людоша» (Кир- пичников А. Я., 1966в, с. 269-271).

Распространенными наконечниками стрел были ромбовидные так называемого гнездовского типа (табл. LXX,7). Наконечники копий чаще всего тоже ромбовидные, но есть и ланцетовидные (табл. LXVIII, S). В X в. в древней Руси получают распространение кольчужные рубашки, шлемы. Они также найдены в Гнездовских дружинных курганах. Неоднократно встречены здесь боевые топоры с характерной полу­круглой выемкой в нижней части лезвия. Часты ледо­ходные шипы (табл. LXX, 2—5), лодейные заклепки (табл. LXX, 19, 20).

Среди бытовых предметов имеются калачевидные кресала (табл. LXX, 6), пружинные ножницы (табл. LXVIII, 7), ножи, бритва, встречены гирьки и весы. Гирьки — 14-гранные или бочонковидные — сделаны из железа и покрыты тонкой бронзовой обо-тточкой. Специальными значками обозначен их вес. В Гнездовских и других дружинных курганах найде­ны складные весы с коромыслом. Верхняя часть коро­мысла таких весов изображена в табл. LXX, 17. Встречаются в курганах также арабские монеты — дирхемы.

Значительный интерес представляют разнообраз­ные украшения. Среди височных украшений имеются проволочное кольцо средних размеров с завязанными концами и с надетыми бусинами (табл. LXVIII, 3) и небольшое проволочное кольцо с концом, завернутым в спираль (табл. LXX, 21). Довольно многочисленны бусы: стеклянные — преимущественно синего цвета, но известны и иной окраски; настовые с различными узорами; сердоликовые призматические и многогран­ные (табл. LXX, 22, 23), а также металлические. Сре­ди них известны сканые высокохудожественные (табл. LXVIII, 5,12) и плетеные из серебряной кани­тели (табл. LXX, 15, 16). Нагрудные украшения представлены лунницами и разнообразными привес­ками, в том числе со сканым узором. Серебряные художественные изделия, украшенные зернью, встре­чены неоднократно, а золотые очень редки. Интерес­на золотая бляха с изображением свернувшегося дракона.

В Гнездовских курганах найдены поясные пряжки и разнообразные бляшки, в том числе с орнаментом, выполненным в черневой технике. Узоры на них звездчатые, сердцевидные или в виде завитков.

Часть украшений из дружинных курганов принад­лежит к скандинавским типам (Пушкина Т. А., 1972, с. 92—94). Таковы скорлупообразные фибулы оваль­ной или круглой формы с рельефным орнаментом в скандинавском стиле (Дедюхина В. С., 1967, с. 191— 206). Они были непременной деталью скандинавского женского костюма. При помощи скорлупообразных фибул закреплялись на груди бретели женской одеж­ды, поэтому в скандинавских захоронениях обычно находят по две фибулы. В Гнездовском могильнике раскопано более двух десятков погребений со скор-лупообразными фибулами. В 16 курганах встречено по одной фибуле, в остальных — по две, а в одном случае — четыре.

К скандинавским украшениям принадлежат также железные шейные гривны с топоровидными приве-

сками, называемыми молоточками скандинавского бога Тора (табл. LXVIII, 11).

Некоторые курганы в Гнездове содержали привоз­ные вещи. Из кургана 13, раскопанного Д. А. Авду-синым, происходит амфоровидный глиняный сосуд-корчага с процарапанной надписью: «гороуща» или «гороушна». Под этим словом понималась горькая пряность, скорее всего перец — одна из самых дорогих пряностей раннего средневековья. Это — древнейшая русская надпись, датируемая серединой X в. (Авду-син Д. А., Тихомиров М. Я., 1950, с. 71-79). Надпись на корчаге, видимо, сделана торговцем, ку­пившим в Киеве дли, может быть, где-то в Средизем­номорье ценную пряность.

К импортным изделиям принадлежат бронзовая лампочка в вид© женской головы, сделанная в Ира­не, и поливное блюдо с изображением иранского бо­жества Сэнмурва, известного на Руси под именем Си-маргла. В некоторых курганах встречены поясные бляшки восточного происхождения. По-видимому, из Херсонеса привезен бронзовый энколпион.

По соседству с Гнездовским курганным могиль­ником находится селище, выделяющееся среди син­хронных поселений размерами. Его площадь превы­шает 15 га. На селище раскопками вскрыт участок, занятый остатками ремесленных мастерских и хо­зяйственных построек. Найдены шлаки, тигли, литей­ные формы и незаконченные изделия. В стороне от этого участка находилась жилая часть поселения с наземными жилищами.

С поселением связаны находки нескольких кла­дов—монетных и вещевых (Гущин А. С., 1936, с. 53-57, рис. 11—15, табл. I—IV; Корзухина Г. Ф., 1954, с. 87—89). Выделяется клад, найденный в 1868 г., который содержал большое количество се­ребряных украшений — шейных гривн, бус, привесок со скандинавским орнаментом, зерненых лунниц (рис. 15; табл. LXVIII, 1, 2, 4, 6, 9, 13, 14), а также скандинавские фибулы, дирхемы, капторгу и меч. Очевидно, он принадлежал богатому купцу.

Гнездовский комплекс памятников — курганы и поселения — датируется IX — началом XI в. Впрочем, поселения в Гнездове продолжали существовать и позднее. Датировка Гнездовских курганов IX —на­чалом XI в. была предложена еще В. И. Сизовым и поддержана А. А. Спицыным (Сизов В. И., 19026, с. 125; Спицын А. А., 19056, с. 7). Первоначально такой хронологии придерживался и Д. А. Авдусин, но в последнее время он определяет время Гнездов­ских курганов более узко—X—началом XI в. (Авду­син Д. А., 1967, с. 21-25; 1972, с. 161-163). Однако имеются бесспорные материалы, позволяющие да'ти-ровать наиболее ранние курганные насыпи этого могильника IX столетием (Вулкин В. А., Назарен-ко В. А., 1971, с. 13—16). На селище при Большом Гнездовском могильнике встречены многочисленные фрагменты лепной керамики, которые не оставляют сомнений в том, что оно возникло не позже начала IX в. (Ляпушкин И. Я., 1968а, с. 43, 44).

Интересна попытка хронологической периодизации Гнездовских курганов, содержащих датирующие ве­щи, которая предпринята В. Л. Булкиным. К числу ранних (IX—начало X в.) принадлежат 6% таких курганов, на долю второй стадии (середина X в.) приходится 57%, к третьей стадии (последняя чет-

 

ГЛАВА 9. ДРУЖИННЫЕ КУРГАНЫ

 

верть X и самое начало XI в.) относятся 30% насы­пей. Последнюю, четвертую, стадию составляют кур­ганы с трупоположениями — 7 % (конец X — первая половина XI в.).

О занятиях людей, живших в Гнездове и похоро­ненных в курганах, говорят вещевые находки. По под­счетам В. И. Сизова, погребения с оружием в Гнез-довском могильнике составляли примерно 10—12%. Очевидно, сюда входят и захоронения профессиональ­ных дружинников, и погребения людей, привлеченных к военным походам. Курганы привилегированной верхушки выделяются но специфическому погребаль-ному обряду в больших насыпях. Это, очевидно, за­хоронения членов господствующей группы населения, стоявших во главе военных отрядов.

Часть курганов с оружием могла принадлежать и богатым купцам. О погребениях купцов в Гнездов-ском могильнике свидетельствуют находки складных весов для взвешивания серебра, весовых гирек, а так­же импортных изделий.

* Среди обычных курганов, составляющих основную часть Гнездовских могильников, по находкам орудий труда (молотки, напильники, резцы, долота) выделя­ются насыпи с захоронениями ремесленников. Мно­гие вещи, находимые в курганах, делались гнездов-скими мастерами. Техника обработки железных из­делий говорит об обособившемся кузнечном ремес­ле. Местные ювелиры делали многочисленные пояс­ные бляшки, украшения и т. п. Здесь же в X в. раз­вивается гончарное производство.

Таким образом, Гнездово является памятником од­ного из торгово-военных и ремесленных центров древней Руси IX— начала XI в. Его образование здесь далеко не случайно. На Днепре в Гнездове на­ходился узел путей, расходящихся в разных направ­лениях: на юг — по Днепру, на север — через Ловать и Волхов к Ладоге и далее в Балтийское море (лето­писный путь «из варяг в греки»), а также на за­пад — по Западной Двине — и на восток, где вскоре начинался Волжский путь. По территории Гнездов­ского комплекса памятников течет р. Ольшанка, впа­дающая в Днепр. Это было начало пути из Днепра в Двину посредством системы волоков (Лебе­дев Г. С., Булкип В. А., Назаренко В. А., 1975, с. 166—170). Следовательно, Гнездово занимало выгод­ное географическое положение, являясь связующим звеном на торговых путях между странами Восточ­ной, Северной и Западной Европы с Византией и Востоком.

Начало функционирования пути «из варяг в гре­ки», связавшего Северную Европу с Причерноморьем тт Восточным Средиземноморьем, относится к IX в. Уже в VIII в. в начале пути в низовьях Волхова (Ладога) и у его истоков (Рюриково городище) воз­никают протогородские поселения. К началу IX в. относится и возникновение Гнездовского поселения. Интересно, что из десяти древнейших русских горо­дов, названных в летописях в связи с событиями ТХ в., пять (Ладога, Новгород, Смоленск, Любеч и Киев) находились на Днепровско-Волховском пути. Византиец Константин Багрянородный в трактате об управлении империей называет города Немогардас ^Новгород), Милиниска (Смоленск), Телюцы (Лю­беч). Выптеград (Вышгород), Витачев и Чернигога (Чернигов).

С X в. Днепровско-Волховский путь становится оживленной магистралью внутренней и международ­ной торговли. Византийские товары и монеты этим путем достигают Северной Европы (юго-восточная Прибалтика, земли поморских славян, Фенно-Скан-динавия). Наоборот, с севера на юг этим путем в древнерусские земли доставляются скандинавские вещи и продукция западноевропейских ремесленни­ков. Для молодого древнерусского государства это был основной путь сообщения, который связывал се­верные земли с Киевским Поднепровьем и, таким образом, объединял все области восточнославянских племен. Одновременно этот путь стал торной тропой для славянских дружин и варяжских наемников, рвущихся за богатой добычей в Византию.

Не вызывает сомнения смешанный этнический сос­тав населения Гнездова в IX—X вв. Уже В. И. Си­зов утверждал, что население здесь было разнопле­менным, но в нем преобладали кривичи. Об этом свидетельствуют и абсолютное тождество многих Гнездовских курганов с синхронными кривичскими погребальными насыпями Смоленского Поднепровья, и распространенность исключительно славянской глиняной посуды в курганах Гнездова. Смоленские кривичи, как отмечалось выше, сформировались в ус­ловиях взаимодействия расселившихся здесь славян с местным балтоязычным населением. Поэтому впол­не объяснимы в некоторых Гнездовских курганах балтские культурные особенности. Не исключено, что среди курганных захоронений есть и собственно балт­ские, поскольку в IX—X вв. процесс славянизации местного населения еще не был завершен (Шмидт Е. А., 1970в, с. 102-108).

В составе гнездовского населения имелась еще третья этническая группировка — выходцы из Скан­динавии. В конце XIX и в первой половине XX в. в научной литературе по вопросу о роли норманнов в истории древней Руси высказывались две противопо­ложные точки зрения. Одна группа ученых — норма-нисты, в числе которых были такие крупные ученые, как Т. Арне и А. А. Спицын, утверждали, что Гнез-довский могильник, как и подобные ему древнерус­ские кладбища со скандинавскими элементами, сви­детельствуют о размещении на восточнославянской территории варяжских колоний. На этом основании делались выводы о сильном скандинавском воздей­ствии на культуру и ремесленное производство, а также на развитие торговли и экономики древней Руси, и о создании норманнами самой русской госу­дарственности. Другая группа исследователей, в чис­ле которых находилось большинство советских архео­логов, высказывала и пыталась обосновать антинор-манистские взгляды.

В последние десятилетия дискуссия вокруг пробле­мы варягов в истории древней Руси приняла спокой­ный характер, поскольку археология накопила ог-тюмное число фактов для разрешения этой темы. Исследования Б. А. Рыбакова и его последователей в области древнерусского ремесла, научный анализ всех сторон многогранной культуры восточного сла­вянства убедительно показали, что формирование и эволюция культуры, ремесла и экономики древней Руси обусловлены внутренним развитием общества и независимы от инфильтрации скандинавов в Вос­точную Европу.

 

ЧАСТЬ III. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

 

 

Рис. 16. Деталь оковки турьего рога из Черной Могилы

Археологические материалы показывают, что на ьосточпославянской территории не было ни одного крупного поселения, основанного выходцами из Скан­динавии. Во всех случаях последние оседали на уже существующих поселениях, принадлежащих местно­му населению. Постепенно норманны растворялись в его среде. Так было и в Гнездове.

Скандинавским ритуалом было погребение в ладье, помещение железной гривны с молоточками Тора на остатки погребального костра или на урну с остат­ками трупосожжения, обычай втыкать оружие в ос­татки кремации, а также захоронение в племенном убранстве с парой скорлупообразных фибул. Такие погребения имеются в некоторых Гиездовских курга­нах.

Д. А. Авдусин полагает, что из 950 курганов, рас­копанных в Гнездовском могильнике, около 50 можно считать скандинавскими. Иными словами, ва­ряги составляли около 5% населения Гпездова.

В. А. Булкин попытался выяснить некоторые за­кономерности эволюции этнических черт скандина­вов в условиях их совместной жизни с восточноевро­пейскими племенами. Ему удалось показать, что только два из наиболее ранних больших курганов Гнездова характеризуются сожжением в ладье, ори­ентировкой се по линии север — юг, железной грив­ной с молоточками Тора и набором скандинавских фибул, т. е. комплексом норманских особенностей. На следующей стадии от скандинавского обряда в больших курганах остаются сожжение в ладье и на­бор женских украшений. Ориентированы;>тп погре­бения и с севера на юг и с запада на восток. На последней стадии сожжение в ладье становится не

обязательным, господствует ориентировка с запада на восток, скандинавские украшения отсутствуют. Таким образом, происходит постепенное стирание норман­ских этнических признаков, что, безусловно, отража­ет неуклонную ассимиляцию выходцев из Скандина­вии в восточнославянской среде (Булкин В. А., 1975а, с. 134-145).

Этот же исследователь показал, что во второй по­ловине X в. обряд трупосожжения в ладье из этни­ческого (норманского) превращается в социальный -он становится привилегией высшего слоя гнездов-ского населения и не зависит уже от племенного происхождения погребенного. Параллельно происхо­дит процесс смешения разпоэтничных признаков в погребальной обрядности, получают распространение так называемые вещи-гибриды, сочетающие в себе скандинавские и местные элементы. Все это делает неразличимыми индивидуальные племенные черты погребенных в курганах, и характеристика варяж­ского элемента в Гнездове в числовых выражениях оказывается гипотетичной.

Не исключено, что Гнездовские поселения и могиль­ники при нем возникли как племенной центр смо­ленских кривичей, а первые воины, погребенные в этих курганах, были представителями племенной дру­жины. Русские летописи упоминают о таких племен­ных дружинах, входивших в состав войска Киевской Руси. Известны и случаи, когда племенные дружины противостояли киевскому войску. Так было в период столкновений Игоря и Ольги с древлянами, когда войску киевских князей противостояла организован­ная сила — племенная дружина во главе с местным князем Малом.

Расположенное на одной из крупнейших водных магистралей, ГнездовО очень скоро оказалось втяну­тым в систему европейских торговых и военных свя-

 

ГЛАВА 9. ДРУЖИННЫЕ КУРГАНЫ

 

зей. В X в. Гнездово было уже не племенным цент­ром, а одним из древнерусских дружинных пунктов.

Из других дружинных кладбищ древней Руси IX—X вв. наибольший интерес представляют черни­говские курганы, и среди них на первом месте стоит Черная Могила. Этот огромный курган находился непосредственно за валами древнейшей части Чер­нигова. Раскопан он был еще в 1872 и 1873 гг. Д. Я. Самоквасовым. Обстоятельный научный анализ материалов этих раскопок и реконструкция деталей погребальной обрядности мастерски выполнены Б. А. Рыбаковым (Рыбаков В. А., 1949а, с. 24—51).

Высота кургана Черная Могила около 11 м, диа­метр основания около 40 м. Процесс сооружения на­сыпи и последовательность исполнения похоронного ритуала, по Б. А. Рыбакову, представляются следу­ющим образом. Первоначально была сооружена пес­чаная подсыпка в виде усеченного конуса высотой 1—1,5 м и диаметром 10—15 м. Сожжение на под­сыпке было обычным для Черниговской округи; под­сыпка давала свободный доступ воздуху и тем самым способствовала горению погребального костра. На горизонтальной площадке подсыпки был сооружен бревенчатый «дом мертвых», а место, предназначен­ное для курганной насыпи, возможно, было обнесе­но легкой оградой (табл. LXXI, 16).

Исследования погребального кострища и вещевых находок в нем (табл. LXXI, 17) позволили Б. А. Ры­бакову заключить, что в «дом мертвых» было поме­щено три покойника; два воина — взрослый и юно­ша—и женщина. Об этом отчетливо свидетельству­ют двойной комплект вооружения, удвоенность большей части инвентаря и женские украшения.

Погребальная домовина после помещения в нее трупов была доверху заложена хворостом. Ее обло­жили хворостом и снаружи и зажгли все сооружение. Когда костер догорел, родственники умершего изъя­ли из кострища шлем с остатками черепа и кольчугу с прикипевшими к ней сожженными костями. Затем была сооружена огромная насыпь высотой около 7 м с несколько уплощенной вершиной площадью около 1000 кв. м (табл. LXXI, 15). При ее сооруже­нии использовали грунт вокруг, и в результате око­ло насыпи образовался кольцевой ровик шириной 7м.

На вершине насыпи в центре уложили останки умершего вместе с доспехами, снятые с погребально­го кострища. Здесь справлялась тризна — состязание и военные игры в честь умершего воина, поэтому площадка вокруг останков с доспехами оказалась сильно утрамбованной.

Вслед за этими торжествами курганная насыпь была досыпана до высоты 11 м. Б. А. Рыбаков пред­полагает, что на вершине окончательно насыпанного кургана был поставлен столб (табл. LXXI, 14). Трехступенчатая последовательность сооружения кургана очевидна из его разреза (табл. LXXI, 13).

Среди предметов, обнаруженных в пепелище пог­ребального костра, имелись два меча; два шлема; две кольчуги; сабля; десять наконечников копий; нако­нечники стрел; топор; пять ножей, некоторые — с костяными рукоятками; оселки; остатки щитов, ве­роятно деревянных, обшитых бронзовым листом при помощи железных заклепок; два жертвенных ножа; стремена с округлой профилированной подножкой и

Рис. 17. Деталь оковки турьего рога из Черной Могилы

ушком; поясные кольца и бронзовые наконечники пояса; серебряная круглая фибула для плаща.

Один из мечей, по всей вероятности принадлежав­ший старшему из погребенных, имел длину около 105 см (табл. LXVI, 6"). Рукоять его украшена позо­лоченным серебром с гравированным узором. Пере­крестие меча изогнуто дугообразно, что позволяло сражаться им и в пешем, и в конном бою.

Второй меч, очевидно принадлежавший юноше, достигал в длину 82 см и имел прямое перекрестие. Навершие и перекрестие украшены ромбической се­ребряной насечкой (табл. LXXI, 5).

Сабля из Черной Могилы характеризуется еще слабым изгибом и коленчатой рукоятью (табл. LXXI, 7). Топор — небольших размеров (табл. LXXI, 10), и поэтому может быть отнесен к оружию. Наконеч­ники стрел — ромбические, узкие трехгранные или двурогие. Шлем был склепан из нескольких желез­ных пластин и обтянут медным листом, покрытым позолотой (табл. LXXI, 4). Места склепки пластин оформлены волнообразно. Сзади прикреплялась кольчужная бармица. По бокам шлема имелись две квадратные бляшки с горизонтально поставленными остриями.

На остатках погребального кострища Черной Мо­гилы был поставлен большой железный котел, на-полненый пережженными бараньими и птичьими костями и клочьями бараньей шерсти, поверх кото­рых лежала голова барана. Около котла находились два жертвенных ножа — скрамасакса (табл. LXXI, 8,9).

К числу женских вещей относятся височные коль­ца (табл. LXXI, 1—3), слитки серебра, золота и стек­ла от расплавившихся украшений, обломки костяных гребней, глиняное пряслице, бронзовая и костяная проколки.

На кострище найдены и орудия труда — десять же­лезных серпов (у ног женщины), долота, скобель. У изголовья покойников обнаружены остатки около

 

ЧАСТЬ III. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

 

полутора десятков деревянных ведер. Вероятно, они были поставлены с напитками (мед, вино, пиво). Здесь же находились два глиняных горшка, изготов­ленных на гончарном круге и украшенных линейным орнаментом.

Большой интерес представляет находка более сот­ни бабок и бронзовой битки к ним, предназначенных для игры, а также полусферических костяных фигу­рок с шариком наверху, тоже служивших для какой-то игры. К этой же категории находок принадлежат костяные брусочки, помеченные очками от одного до шести.

Вместе с жертвенным котлом на погребальное кострище были положены два турьих рога. Это были сосуды для питья — ритоны, имевшие ритуальное значение. Они тесно связаны со славянским языче­ским культом и были атрибутами языческих богов (например, Святовита, изображенного на Збручском идоле) и принадлежностью ритуальных пиров. Оба рога были помещены в курган уже после того как до­горел погребальный костер.

Турьи рога-ритоны из Черной Могилы окованы серебром вокруг устья и украшены квадратными накладками в средней части (рис. 16; 17). Оковка меньшего из рогов (длина 54 см) орнаментирована растительным узором, переплетенным в гирлянды (табл. LXXII, 4). Другой турий рог (длина 67 см) украшен сложнее — на оковке вычеканен интерес­нейший фриз из разнообразных чудовищ, птиц и лю­дей (табл. LXXII, 1-3).

Центральное место в орнаментальной композиции занимает изображение двух человеческих фигурок и орла, обращенное непосредственно к лицу, пьющему из ритона. Композиция давно привлекала внимание ученых и толковалась по-разному. Б. А. Рыбаков сопоставил это место изображения на оправе турье­го рога с черниговской былиной об Иване Годинови-че и убедительно показал, что оно является иллюст­рацией былинного сюжета.

В былине рассказывается о том, как молодой ки­евский дружинник Иван Годинович приезжает в Чернигов за понравившейся ему дочерью чернигов­ского гостя и увозит ее. По дороге в Киев его встре­чает Кащей Бессмертный, побеждает и привязывает к дубу. В этот момент прилетает птица-ворон и чело­веческим голосом прорицает — владеть невестой не Кащею, а Ивану Годиновичу. Кащей стреляет в птицу из лука, но выпущенные им стрелы возвраща­ются и поражают в голову самого Кащея.

На турьем роге и иллюстрирован последний сю­жет. Бородатый мужчина в длинной рубахе, только что спустивший тетиву лука,— Кащей Бессмертный. В вещую птицу пущены три стрелы, и все они изоб­ражены за спиной Кащея. Сам ворон с распростер­тыми крыльями уже собирается улететь. Между ни­ми помещена черниговская девица с длинными коса­ми и с луком в левой руке.

Заканчивая обзор находок из кургана Черная Мо­гила, нужно упомянуть о небольшом бронзовом идольчике — сидящей человеческой фигурке с каким-то предметом в руках. Фигурка была положена ря­дом с доспехами на вершине насыпи во время совер­шения тризны.

Датируется курган Черная Могила золотой визан­тийской монетой 945—959 гг. и другими вещами вто-

рой половиной X в. Б. А. Рыбаков полагает, что в кургане был похоронен не просто знатный и богатый военачальник, а князь, поскольку в состав инвента­ря входят не только оружие и доспехи, но и предме­ты, связанные с языческим культом (идол, жертвен­ные ножи и священные ритоны). Сочетать же обя­занности воина и жреца мог только князь. Вторым погребенным в кургане был юноша-воин — очевидно, близкий родственник старшего. Женщину, которая должна была сопровождать князя в потусторонний мир, вряд ли следует считать рабыней.

Другой черниговский курган, известный под на­званием Гульбище, очевидно, принадлежал одному из местных бояр-дружинников. На остатках погребаль­ного кострища в беспорядочном состоянии найдены шлем, меч, щит, два наконечника копья, стрела, об­ломки топора, две пары стремян и др.

Меч из этого кургана — самый крупный из древ­нерусских мечей. Его прямое перекрестие и навер-шие орнаментированы при помощи отверстий (табл. LXIX, 8). Ножны меча имели наконечник с изобра­жением извивающегося дракона.

Шлем склепан из нескольких пластин и спереди украшен полукруглой медной набивкой. Он сильно поврежден. В табл. LXIX, 3 изображена его рекон­струкция. Наверху шлема имелась втулка для плю­мажа, а сзади прикреплялась кольчужная бармица. Стремена отличались большими размерами и имели дугообразную подножку (табл. LXIX, 10}. Кроме того, найдено кресало овальнопрямоугольной фор­мы с щелевидной прорезью (табл. LXIX, 6).

Воин, погребенный в этом кургане, очевидно, но­сил плащ, который застегивался подковообразной фибулой. Под плащом была верхняя одежда типа кафтана, от которой сохранилось лишь пять пар мас­сивных серебряных с позолотой застежек с узорами из крестообразно расположенных кринов (табл. LXIX, 11). Пояс состоял из наборных бляшек (табл. LXIX, 7, 2, 7) и наконечника с тамгообразными узорами. К одежде принадлежат и костяные плоско­выпуклые пуговицы с геометрическим орнаментом (табл. LXIX, 4, 5, 9), и обычные мелкие бронзовые пуговицы с позолотой (табл. LXIX, 13).

Вместе с мужчиной была сожжена женщина. Со­хранилось после кремации небольшое количество стеклянных бус (табл. LXIX, 12). Кроме того, най­дено около двух сотен слитков стекла, серебра и зо­лота. У ног погребенной лежали зерна ржи, пшени­цы и ячменя.

На кострище был обнаружен дирхем конца IX в., поэтому погребение датируется обычно началом X в.

Черниговские курганы IX—X вв. образуют не­сколько отдельных групп, разбросанных на знйчи-тельном пространстве. В каждой курганной группе имеется много обычных невысоких насыпей и не­сколько крупных, принадлежавших воинам-дружин­никам. В числе последних выделяются особенно большие курганы с богатым инвентарем, в которых погребены бояре-военачальники. Очевидно, в распо­ряжении черниговского князя были сотни дружин­ников. Рассредоточенность дружинных погребений, по всей вероятности, обусловлена появлением у дру­жинников земельных владений вокруг Чернигова.

В 18 км от Чернигова ниже по Десне расположе­но еще одно крупное дружинное кладбище -- Шесто-

 

ГЛАВА 9. ДРУЖИННЫЕ КУРГАНЫ

 

вицы (Блiфелъд Д. I., 1977). В обряде погребения этого курганного могильника обнаруживаются сле­ды имущественной и социальной дифференциации древнерусского населения X — самого начала XI в. Значительную часть могильника составляют небога­тые захоронения, оставленные рядовым населением. Среди них выделяются дружинные курганы с пред­метами вооружения и богатым инвентарем.

Д. И. Блифельд разделяет курганы дружинников на четыре группы.

1. Насыпи с погребением одного воина (при нем находятся стрелы, топоры, копья и изредка мечи). Захоронения совершались по обряду трупосожжения или по обряду ингумации в могильных ямах с впу­щенными в них срубами.

2. Насыпи с парными захоронениями — воина с женщиной. Эти захоронения характеризуются более богатым инвентарем.

3. Курганы с захоронением дружинника с конем. Обычно погребения по обряду ингумации совершены в подкурганных могильных ямах.

4. Курганы с парными трупоположениями и с ко­нем. Захоронения совершены в больших ямах с де­ревянными камерами. На дно клали трупы воина и его жены, а в ногах погребали взнузданного и осед­ланного коня.

Очевидно, эта дифференциация дружинных кур­ганов отражает в какой-то степени иерархию фео­дального общества древней Руси. Материалы Шесто-вицкого могильника показывают, что древнерусская дружина формировалась в основном за счет славян­ского населения. Некоторое количество вещей скан­динавского происхождения, встреченных в курганах этого кладбища, а также погребения с конем говорят о сложном этническом составе русского войска. В древнерусской дружине было и какое-то количество варяжских воинов, и, возможно, представителей иных восточноевропейских племен.

Курганные погребения дружинников имеются также в некрополях Киева, Пскова и других древне­русских городов.

Известны и небольшие курганные могильники, включающие дружинные захоронения. По местопо­ложению они обычно связаны с магистральными вод­ными путями, которые, как отмечалось, в IX—X вв. имели не только торговое, но -и военно-политическое значение. Однако дружинные кладбища бывают и в стороне от таких путей, и это, очевидно, показывает, что высшие слои древнерусского общества получали земельные пожалования и вместе со своими дружин­никами оседали в селах. Одним из таких вотчинных могильников является Новоселковский, расположен­ный в нескольких километрах от Смоленска (Ши-ринский С. С., 1970, с. 114-116).

В заключение обзора дружинных древностей IX— X вв. нельзя не упомянуть два крупных региона кон­центрации курганов с захоронениями воинов-дружин­ников на северо-восточной окраине восточнославян­ской территории того времени. Оба региона наход