Защитные механизмы нашего «я»

Мы уже говорили о том, что наша человеческая природа весьма изобретательна в отношении механизмов самозащиты. Эта изобретательность нигде не проявляется столь наглядно, как в способах, которыми наше «я» защищается от комплексов беспокойства, вины и неполноценности. Для того чтобы как-нибудь скрыть наше «я», которое нам представляется неполноценным и даже безобразным, мы инстинктивно возводим вокруг себя прочную стену. В этом случае мы поступаем диаметрально противоположно совету Роберта Фроста, который рекомендует не возводить стен до тех пор, пока мы хорошенько не поймем, что мы хотим загородить и от чего отгородиться. Чем больше в нашей душе шрамов, следов от беспокойства, вины или ощущения неполноценности, тем больше мы поддаемся искушению надеть на себя те или иные маски, играть ту или иную роль. Мы не верим в самих себя и не принимаем самих себя настолько, чтобы позволить себе быть самими собою. Эти стены и маски - способы самозащиты, и мы будем жить за этими стенами и носить эти маски до тех пор, пока они будут казаться нам необходимыми.

Несмотря на то, что жизнь за таким засовом кажется надежней, она в то же время становится одинокой. Мы теряем аутентичность, то есть перестаем быть сами собой и как личность начинаем погибать голодной смертью. Самое печальное следствие жизни под маской заключается, однако, в том, что мы лишаем самих себя настоящего, подлинного контакта с реальным миром и с другими людьми, в руках которых находятся ключи к достижению нами большей зрелости и полноты жизни. Когда человек в жизни прибегает к исполнению какой-то сложной роли или надевает ту или иную маску, он тем самым лишает себя возможности возрастания как личности. Мы просто перестаем быть теми, кто мы есть, и лишаем себя атмосферы, необходимой для роста. Мы просто исполняем некую роль на сцене. И когда занавес опускается после очередного данного нами представления, становится очевидно, что мы ничуть не стали взрослее, а остались такими же, какими были в начале действия.

Маски, которые мы надеваем, очень часто бывают претенциозными или отталкивающими. Мальчуган, идущий в полночь через темное кладбище, насвистывает песенку, чтобы убедить самого себя и своих товарищей, что он нисколько не трусит. Это так и называется - «свистеть в темноте». Мы-то понимаем, конечно, что этот мальчуган, возможно, мечтающий стать звездой баскетбола, идет на цыпочках, одновременно всеми силами стремясь казаться таким, каким он, к его огромному огорчению, еще не стал. Однако гораздо хуже, когда приходится иметь дело с человеком, прячущим когти под маской дружелюбия (самонадеянности). В конце концов зрители такого спектакля начинают принимать актера за настоящего героя.

В самом деле, искушение судить о людях исключительно на основании этих исполняемых ролей и носимых ими масок всегда оказывается необычайно сильным. Крайне редко мы оказываемся в состоянии увидеть за притворной и претенциозной маской беззащитное или ранимое сердце, которое с помощью этих приемов лишь защищает себя от еще больших ранений. Гораздо чаще мы пользуемся плетьми критики и сарказма или с яростным гневом стремимся сорвать с нашего собрата эту защитную маску. Мы никак не можем понять, что все эти маски носятся лишь до тех пор, пока в них есть необходимость. Только уверенность в понимающей и принимающей любви может выманить этих одержимых беспокойством, ложным страхом и постоянным ощущением вины людей из-за воздвигнутых ими заграждений. Очень может быть, что мы сами точно так же скрываемся за такими же масками и стенами, в результате чего по-настоящему человеческие контакты и связи между нами как личностями становятся крайне редкими… Только маски, встречающиеся с масками, и стены, встречающиеся со стенами.

В общем и целом мы все же в состоянии распознавать сущность тех или иных масок. Мы чувствуем, что наш ближний не таков, каким кажется, чувствуем его претензию на нечто большее и называем его лицемером. Нам не нравится маска воинственности и обижает молчаливая маска сфинкса. Мы стараемся так или иначе дискредитировать самодовольную маску дерзости и самонадеянности у молодежи или маску надменности и высокомерия у стариков. Мы не понимаем, что за этими благополучными фасадами скрыты крики боли и жажда быть понятыми и любимыми. Большинство неприятных качеств, которые мы видим в других, являются результатом самозащиты - той или иной формы защитной обращенности исключительно на самого себя. Мы же в свою очередь открыто негодуем на такую позицию, занимаемую другим. Вместо этого нам следовало бы вспомнить уже упоминавшийся вопрос психиатра: «О чем вы думаете, когда у вас болит зуб?» Нам следует научиться видеть то, что стоит за притворством и претензией наших собратьев, с тем, чтобы по возможности облегчить боль и одиночество, которые и возводят эти защитные стены. Прямые атаки на оборонительные сооружения приводят лишь к необходимости еще большего укрепления их.

Подсознательное

Психологи говорят нам о двух уровнях человеческого мышления - сознательном и подсознательном. Из самих этих терминов видно, что о содержании того, что находится на уровне сознания, мы знаем, а содержание подсознательного нам остается неизвестным. Эти два уровня нашего мышления, или нашего сознания, можно сравнить с жилым и подвальным помещениями дома. Когда что-то из нашей мебели ломается, становится негодным, ободранным, мы предпочитаем убрать это с глаз долой, пока не придет время заняться этим, - переносим в подвал (другая аналогия - «на чердак». - прим. пер.) Так же обстоит дело с нашим сознанием. Когда мы не можем находиться лицом к лицу с теми или иными нашими побуждениями или с той или иной реальностью, мы вытесняем эти побуждения и реальность в область нашего подсознания. Когда мы хотим забыть некоторые события нашей жизни и умышленно скрываем их в темнице бессознательного, то такой процесс называется супрессией. Когда мы вдруг обнаруживаем в себе те или иные побуждения или эмоциональные реакции, которые представляются нам совершенно неподобающими и вследствие этого устраняются нами из поля зрения в подсознательное, то такой процесс называется репрессией.

В конце концов, когда наше подсознание окажется слишком перегруженным, мы начинаем чувствовать себя очень неуютно. Мы не в состоянии точно определить источник нашего беспокойства именно потому, что реальный конфликт погребен в нашем подсознании. То, что мы в нем похоронили, на самом деле вовсе не умерло, а продолжает жить. Иногда мы пытаемся возложить вину за наше беспокойство на тот или иной момент в нашей сегодняшней жизненной ситуации, на самом же деле действительный источник нашей боли может быть обнаружен только в сфере бессознательного.

Например, когда родители недостаточно любят ребенка и у него не формируется вследствие этого ощущение ценности себя, своей личности, ощущение того, что он для кого-то дорог, то ребенок может реагировать на такую ситуацию двояко: он может пойти либо по пути внешнего конформизма, либо по пути внешнего бунта. У ребенка так или иначе навсегда останется чувство обиды из-за того, что его психологические потребности, его душевные запросы остались без ответа. Однако наше общество и наша культура не позволяют нам выражать это чувство обиды так, как нам этого хотелось бы. Когда ребенок пытается излить свою обиду родителям, то те с негодованием отвечают ему, что они - его родители и его обязанность - любить их. Дело, однако, в том, что они сами могут оказаться неспособными к проявлению любви, и их настоятельные требования, чтобы их любили, могут вызвать у ребенка тяжелый эмоциональный конфликт. Родители, проявляющие железную твердость в отстаивании пятой заповеди, согласно которой дитя должно чтить отца своего и мать свою, должны, как нам кажется, прилагать такие же усилия к тому, чтобы быть достойными этого уважения.

Ребенок, в котором непрерывно растет обида, обычно не имеет возможности ее выразить, и у него воспитывается чувство, что такая обида - вещь очень нехорошая. Если даже он попытается рассказать об этом кому-либо за пределами его семьи, он также может быть обвинен в неблагодарности, ему скажут, что у него нет стыда, ибо он плохо относится к своим родителям.

Перед нами будет состояние, которое мы назвали репрессией. Не зная, что же делать со своей обидой, ребенок запрячет ее в подвал бессознательного. Она станет чем-то вроде занозы, ушедшей глубоко под кожу, где она не перестает, однако, причинять боль при каждом движении. Обида ребенка, которого не любили, станет источником многих страданий. Навсегда останется вероятность того, что обиды, накопившиеся в бессознательном в слишком большом количестве, могут, вскипев, дать выход в виде актов насилия и вандализма, и те люди, которые покажутся такому человеку в чем-то неправыми и виновными, могут стать главными объектами взрыва этих скрытых или репрессированных обид.

Другим распространенным примером репрессии является репрессия потребности в нежности и любви. Очень часто в нашей культуре такие потребности не признаются или не могут быть выражены. Они не сочетаются с образцом независимого мужества, в ценности которого нас уверило наше общество и наша культура. В результате тот, кто подавил, репрессировал в себе потребность в нежности и любви, будет искать их удовлетворения с помощью кривых и опасных путей, нередко обманывая даже самого себя.

Надо сказать, что спиртные напитки, снимая защитный слой в поведении человека, нередко приоткрывают завесу и позволяют увидеть оттесненные в подсознание репрессированные чувства. Так, человек, становящийся под влиянием небольшой дозы спиртного спорщиком и задирой, скорее всего даст выход своей репрессированной (подавленной) враждебности. Другой в этом же состоянии лезет обниматься со всеми людьми, оказавшимися поблизости, обнаруживая, вероятнее всего, репрессированную потребность быть любимым. Вспомним пьесу Т.Е. Элиота «Вечер с коктейлями», в которой автор изображает подвыпившего человека, доверительно беседующего с психиатром на вечеринке с коктейлями. Он говорит психиатру о своем самом заветном желании: «Пожалуйста, помогите мне обрести чувство собственного достоинства».

Все это относится к области психоанализа. Психоаналитик, вскрывая содержание бессознательного, помогает пациенту понять, в чем именно состоят его проблемы, и старается помочь ему ужиться с ними. Несмотря на то, что в психоанализе иногда пользуются гипнозом и наркотиками, самым распространенным остается все же метод так называемых свободных ассоциаций. С помощью психоанализа пациент ищет связи между своими сегодняшними мыслями и воспоминаниями о своем прошлом, некоторые события в котором могли оказать серьезное влияние на чувства, испытываемые им в настоящее время. Психоаналитик также стремится к правильной интерпретации сновидений пациента, так как их материалом в основном служит содержание бессознательного, поскольку сознательная часть мышления в течение сна остается неактивной.

Само собой разумеется, что психоанализ должен проводиться лишь профессионально подготовленными людьми. Здесь же мы говорим о нем с целью показать реальность подсознательного мышления и подчеркнуть тот факт, что мы очень часто не понимаем мотивы наших поступков и те глубокие причины, которые вызывают наше беспокойство.

Перенос

В нашей жизни мы очень часто испытываем давление всевозможных желаний, таящихся в нашем подсознании. Желание быть любимым, значительным, желание быть в согласии с самим собой очень часто может оказывать глубокое влияние на наше поведение и на взаимоотношения с другими людьми, даже тогда, когда эти желания нами совершенно не осознаны. Перенос в том смысле, в котором мы употребляем это слово здесь, всегда представляет собой подсознательный процесс переноса на других наших собственных нужд. Например, если мы хотим чувствовать себя более значительными, то мы будем стремиться к доминированию, к господству над другими. Если бы нас спросили о причинах нашего такого поведения, то мы совершенно искренне и чистосердечно настаивали бы на том, что эти другие люди нуждаются именно в таком обращении с ними, ибо это делается для их же собственного блага. В действительности же мы переносим на отношения с окружающими нашу собственную подсознательную потребность. Другой пример: молодой человек избирает путь активного альтруизма, объясняя это стремлением внести свой вклад в дело служения людям, их нуждам и проблемам. Возможно, что истинная причина заключается именно в этом, но бывает и так, что им движет подсознательное стремление быть кому-то нужным.

Очень часто бывает так, что когда отец или мать слишком пекутся о своих детях, якобы стремясь оградить их от возможных неприятностей и опасностей, то в действительности происходит перенесение их собственного желания держать детей в состоянии зависимости от родительской опеки. Они просто не хотят, чтобы дети взрослели. В то время как осознание возможности того, что под прикрытием альтруизма и любви к ближнему мы на самом деле будем искать собственных выгод, то есть осознание возможности перенесения, само по себе представляется весьма положительным, часто все же оказывается невозможным вскрыть всю путаницу мотивов человеческого поведения или исследовать до конца все устремления нашего собственного подсознания. Самым эффективным в этом отношении будет стремление обновлять мотивы наших поступков и перемещать фокус нашего сознания на нужды тех, кому мы хотим помогать. Если мы будем в состоянии это делать, то мы постепенно овладеем таким поведением, которое называется - любовь.