Глава 4. В руководстве Кавказского союза рсдрп

 

Возвращение

 

В 1904 г. Сибирская железная дорога с востока на запад шла до Челябинска. Отсюда одна ветка уходила на север: Челябинск — Екатеринбург — Пермь — Вятка — Котлас, другая — на запад до Сызрани, где она снова раздваивалась: один путь шел на северо-запад до Рязани и далее до Москвы, другой — на юго-запад до Ртищева, здесь тоже существовала железнодорожная развилка, а затем шла уже целая паутина дорог1.

Независимо от того, как добирался на Кавказ бежавший из ссылки И. В. Джугашвили, по железной дороге он не мог миновать Ростов-на-Дону и Баку. Весь путь от Новой Уды требовал не менее 10 дней. Поэтому в Тифлисе он появился не ранее 15 января 1904 г.2.

Имеются сведения, что здесь по возвращении он познакомился с Львом Борисовичем Розенфельдом, получившим позднее известность под фамилией Каменев, который нашел ему убежище на квартире рабочего Морочкова3.

Л. Б. Розенфельд был сыном потомственного почетного гражданина инженера Бориса Ивановича (Иоахимовича) Розенфельда и родился 22 июля 1883 г., по одним данным, в Вильно, по другим — в Москве. В 1896 г. он был принят в 4-й класс Второй тифлисской гимназии, в которой обучался вместе с сыном Г. Е. Церетели Ираклием, ставшим позднее известным меньшевиком, и сыном Спандиара Спандаряна Суреном, который уже упоминался ранее4. Закончив гимназию, в 1901 г. Л. Б. Розенфельд поступил в Московский университет5. Осенью 1902 г. он побывал за границей, где на праздновании юбилея «Бунда» познакомился с Ольгой Давидовной Бронштейн (позднее она стала его женой), брат которой Лев в это время активно сотрудничал в газете «Искра» и был известен в партийных кругах под фамилией Троцкий6.

Поскольку 30 января 1904 г. Л. Б. Розенфельд уже находился в Москве7, его встреча с И. В. Джугашвили могла произойти не ранее 15 — не позднее 25 января.

К этому времени в Тифлисе прошли крупные аресты в ночь с 5 на 6, 13 и 20 января. «На Кавказе, — сообщала 20 января Н. К. Крупская в своем письме Л. М. Книпович, — взято около 150 человек»8. Когда И. Джугашвили появился в Тифлисе, многие его товарищи и знакомые находились в ссылке или в тюрьме, многие вынуждены были покинуть Тифлис и переселиться в другие города Кавказа или же уехать за его пределы, в том числе за границу. В частности, его бывший школьный товарищ Миха Давиташвили к этому времени находился в Лейпциге. Одним из немногих, кого И. В. Джугашвили застал в Тифлисе, был Миха Бочаридзе9. Именно у него в начале 1904 г. он познакомился с рабочим С. Я. Аллилуевым, который позднее, в 1918 г., стал его тестем10.

Оставаться в Тифлисе было небезопасно, и И. Джугашвили решил вернуться в Батум. «Мы, — вспоминал батумский рабочий Федор Гогоберидзе, — получили письмо, нам сообщили, что Сталину удалось сбежать из ссылки и что ему необходимы деньги на дорогу. Мы, все рабочие, с радостью собрали нужную сумму и отослали ее, а через некоторое время Сталин приехал к нам»11.

Одна из первых семей, которую он посетил в Батуме и где нашел убежище, была семья Натальи Киртава-Сихарулидзе. «На второй день, — вспоминала она, — Сосо дал знать комитету о своем приезде и желании продолжать работу»12.

По свидетельству И. Цивцивадзе, данный вопрос действительно обсуждался на заседании Батумского комитета РСДРП13. Казалось бы, комитет должен был сразу ухватиться за это предложение, поскольку И. В. Джугашвили хорошо знал город и имел широкие связи среди рабочих. Вопреки этому комитет, возглавляемый И. Рамишвили, не только отклонил сделанное ему предложение, но и постановил не допускать И. В. Джугашвили к партийной работе14.

Более того, «меня же, — вспоминала Н. Киртава-Сихарулидзе, — Рамишвили вызвал в комитет и стал кричать: „У тебя остановился Джугашвили?“ — „Да“, — отвечаю. „Должна прогнать из дома, в противном случае исключим тебя из наших рядов“»15.

Реакция, которая не может не вызвать удивления.

Когда Наталья сообщила о своем разговоре с И. Рамишвили, И. В. Джугашвили оставил ее квартиру, сказав, что уходит к Лаврентию Чичинадзе16. К сожалению, восстановить полную картину его перемещений по Батуму в начале 1904 г. пока удалось только фрагментарно. Известно, что И. В. Джугашвили обращался с просьбой подыскать ему квартиру к бывшему рабочему завода Манташева Владимиру Максимовичу Джибути. «Так как моя квартира находилась на примете у полиции, — вспоминал В. М. Джибути, — я устроил тов. Сосо у Трифона Джибладзе, проживавшего по Тбилисской улице в доме Тер-Акопова. Он некоторое время жил у Джибладзе, а оттуда его перевели к Димитрию Джибути (помощнику врача…)»17. Имеются сведения, что И. В. Джугашвили жил также у С. Джибути. Позднее С. Джибути вспоминал: «И. Рамишвили три раза приходил ко мне и требовал, чтобы я не укрывал тов. Сосо»18. По воспоминаниям Косты Осепашвили, несколько Дней И. В. Джугашвили провел у него. «В 1904 г., — вспоминал он, — тов. Сосо опять приехал в Батум. Одно время был у меня, затем я перевел его в дом Коли Габуния (ул. Шаумяна, № 44)»19.

Однако, как писала Н. Киртава-Сихарулидзе, «там же стали выслеживать его», и он вынужден был снова обратиться к ней, на этот раз с просьбой не только дать убежище, но помочь вернуться в Тифлис. Нужны были деньги. Речь шла всего лишь о полутора рублях, но и эту небольшую сумму оказалось достать непросто. Так, когда она обратилась с подобной просьбой к Владимиру Джибладзе, тот отказался помочь20. Уехать из Батума И. В. Джугашвили удалось только с помощью Ермиле Джавахидзе21.

Факт пребывания И. Джугашвили на квартире Е. Джавахидзе подтверждала его жена Вера (урожденная Ломджария). «Я, — писала она в своих воспоминаниях об И. В. Сталине, — снова увидела его в 1904 г. Он бежал из ссылки. У нас товарищ Сталин появился в солдатской одежде… Товарищ Сталин прожил у нас несколько дней». Из других воспоминаний Веры Ломджария-Джавахидзе: «Тов. Сосо до отъезда в Тбилиси две недели прятался в нашей квартире. Затем мой муж в своем вагоне довез его до Тбилиси»22.

Не исключено, что помощь Е. Джавахидзе заключалась в том, что он передал его другому кондуктору, своему знакомому И. Мшвидабадзе. «В 1904 г., — вспоминал тот, — я видел тов. Сталина у Григория Джибладзе в Безымянном переулке… После совещания я надел на него железнодорожную форму и привез в Тифлис»23.

Получается, что И. В. Джугашвили провел в Батуме не более месяца и за это время сменил как минимум восемь квартир. А затем ему было отказано даже в мизерной денежной помощи. В чем же дело? Почему Батумская организация так неприветливо встретила своего недавнего организатора и руководителя?

Ответ на этот вопрос частично содержится в черновике одной из статей Ф. Махарадзе, который отмечал: «Чтобы оправдать перед рабочими такое отношение к т. Сталину, по наущению Рамишвили пустили самые нелепые и вместе с тем возмутительные слухи про него. Ввиду этого т. Сталин вынужден был покинуть Батум»24.

Ф. Махарадзе не уточнял, что это были за слухи. Однако показательно, что по времени возвращение И. В. Джугашвили в Батум совпало с появлением в организации слухов о провокации. «Распространились слухи, — вспоминал Ной Богучава, — что среди нас есть провокатор»25.

Есть основания думать, что ни батумские, ни тифлисские товарищи не имели отношения к организации побега И. В. Джугашвили из ссылки. А между тем некоторые его обстоятельства не могли не вызвать подозрений. С одной стороны, у И. В. Джугашвили не было денег для переезда из Тифлиса в Батум, он не мог наскрести даже полутора рублей для отъезда из Батума, с другой стороны, в его распоряжении оказались средства, позволившие ему из Сибири добраться до Кавказа.

Чтобы иметь представление, о каких суммах идет речь, проделаем следующий расчет. В 1904 г. в Иркутской губернии проезд гужевым транспортом оценивался в 3 коп. за лошадь на одну версту26. Если исходить из того, что путь от Новой Уды до станции Тыреть составлял не менее 150 верст27, то даже при нормальных условиях дорога стоила не менее 4 руб. 50 коп. А так как И. В. Джугашвили ехал один и должен был уплатить за дорогу в оба конца, этот показатель следует увеличить как минимум до 9 руб. Если же учесть, что в дальний путь обычно запрягали пару, а то и тройку лошадей и что в плату необходимо включить цену за риск, то дорога от Новой Уды до станции Тыреть должна была бы обойтись И. В. Джугашвили не менее чем в 18–20 руб. От станции Тыреть до Иркутска самый дешевый билет третьего класса стоил 2 руб. 71 коп., от Иркутска до Самары — 22 руб. 40 коп.28, от Самары до Тифлиса — не менее 15 руб.29 Следовательно, только дорога требовала более 50 руб. К этому нужно добавить расходы, связанные с приобретением зимней одежды и документов, а также на питание в пути. Поэтому «стоимость» побега из Сибири составляла около 100 руб.

Первый же вопрос, который должен был возникнуть у руководителей Батумской организации РСДРП, каким образом И. В. Джугашвили удалось раздобыть подобные средства и так просто оказаться на воле. Мы не знаем, как он отвечал, но его объяснения, вероятно, были встречены с подозрением.

Пищу для подобных подозрений могли дать и рассказы И. В. Джугашвили о некоторых обстоятельствах побега.

Вот один из них, который в 1936 г. со слов рабочего Д. Вадачкория записал художник М. Успенский. «Он, — вспоминал Д. Вадачкория об И. В. Сталине, — мне рассказывал, живя у меня, как он бежал из ссылки. Сделав себе поддельное удостоверение, что он является якобы агентом, он направился в Россию. В пути он заметил шпика, который стал следить за ним. Видя, что положение ухудшается, Сталин обратился на одной из станций к жандарму, показал ему свое удостоверение и указал на шпика как якобы подозрительное лицо, последний был снят с поезда и арестован. Сталин продолжал путь»30.

Сохранились и воспоминания самого Д. Вадачкории31, которые в 1937 г. были опубликованы на страницах сборника «Батумская демонстрация 1902 г.» и полностью соответствуют их оригиналу32.

ПубликацияОригинал«Помню рассказ товарища Сосо о его побеге из ссылки. Перед побегом товарищ Сосо сфабриковал удостоверение на имя агента при одном из сибирских исправников»[33]. (Батумская демонстрация [2-е изд.], М., 1937. С. 112).«Товарищ Сталин рассказал нам, как он бежал из ссылки: товарищ Сталин заготовил подложный документ, подписанный одним из сибирских исправников, удостоверяющий… что он якобы агент исправника» (ГФ ИМЛ. Ф. 8. Оп. 2. Ч. 1. Д. 7. Л. 21).Что это было за удостоверение, мы не знаем. До сих пор ни одного факта выдачи подобных удостоверений не известно. Мог ли его И. В. Джугашвили изготовить сам? Выписать его от руки было нетрудно. Но для того чтобы оно приобрело хоть какую-то значимость, его обязательно должна была скреплять печать уездного полицейского исправника. Сделать это без помощи гравера или же мастера резьбы по дереву И. В. Джугашвили не мог. Маловероятно, чтобы такой мастер проживал в Новой Уде. Следовательно, если подобное удостоверение действительно существовало, оно или было подделано где-то в другом месте, или же на нем должен был быть оттиск настоящей печати.

Как бы там ни было, история с подложным удостоверением тоже могла вызвать подозрения в отношении рассказчика.

Покинув Батум, И. Джугашвили вернулся в Тифлис. Где он поселился и на какие средства жил, можно только предполагать. Но он не бедствовал. Об этом свидетельствуют воспоминания Н. Киртава-Сихарулидзе, из которых явствует, что через некоторое время он прислал ей письмо, в котором приглашал ее переселиться к нему в Тифлис. Она не приняла это приглашение33.

Между тем 1 марта 1904 г. в Батуме произошла демонстрация, за которой последовали аресты34. Был разгромлен почти весь прежний комитет35. Во главе нового комитета встал Г. С. Согорошвили36, который находился в близких отношениях с погибшим к этому времени в тюрьме Ладо Кецховели37. Изменился и состав комитета38.

Узнав об этом, И. В. Джугашвили снова отправился в Батум[34]. Одним из первых, кого он встретил здесь, был Георгий Кобулашвили, который устроил его к Ною Чхеидзе39, затем И. В. Джугашвили перебрался к Доментию Вадачкории. «Жил у меня он около месяца… — вспоминал Д. Вадачкория. — Он ходил в черном тулупе и длинной шерстяной папахе»40.

В нашем распоряжении нет сведений о том, что на этот раз И. В. Джугашвили был допущен к партийной работе, однако новый комитет, судя по всему, отказался от того бойкота, которому он был подвергнут первоначально. Более того, имеются данные, что, находясь весной 1904 г. в Батуме, И. В. Джугашвили участвовал в нескольких партийных собраниях41. Во время одного из них в доме Илико Шарамадзе к нему подошла Н. Киртава-Сихарулидзе, «но, увидя меня, — вспоминала она, — он крикнул с озлоблением: „Уйди от меня“»42. Видимо, ее отказ перебраться к нему в Тифлис был воспринят им как смертельная обида.

18 апреля / 1 мая 1904 г. батумские социал-демократы решили отметить Первое мая на море. В этой маевке принял участие и И. В. Джугашвили. В море среди ее участников произошла ссора, закончившаяся дракой на берегу. И. В. Джугашвили был серьезно избит43.

После этого, совершенно неожиданно для хозяина квартиры, И. В. Джугашвили исчез из Батума44. Не исключено, что и на этот раз ему помог кондуктор И. Мшвидабадзе и, вполне возможно, что именно к этому времени относятся его воспоминания о том, как он вывез И. В. Джугашвили из Батума в запломбированном товарном вагоне45.

Куда мог бежать избитый и по кавказским обычаям опозоренный И. В. Джугашвили? В Тифлисе его никто не ждал. Более того, там ему пришлось бы давать объяснение произошедшему. Поэтому из Батума он направился домой, в Гори. Его появление у матери могло привлечь к себе внимание полиции. Поэтому, по воспоминаниям Марии Зааловны Катиашвили (урожденной Хабелашвили), убежище он нашел в доме своего дяди Глаха Геладзе46.

Пребывание И. Джугашвили весной 1904 г. в Гори подтверждается воспоминаниями В. Кецховели. «Покинув Батум, И. В. Джугашвили приехал в Гори, — писал В. Кецховели и уточнял: — В апреле 1904 г. я вторично встретился с т. Сосо в Гори». Сообщая об этой встрече, В. Кецховели отмечал, что И. Джугашвили был болен и оставался дома, пока не поправился47.

Оказавшись не у дел и понимая, что порочащие его слухи делают невозможным дальнейшее его участие в революционной деятельности, И. В. Джугашвили решил апеллировать к тому органу, который стоял во главе всех социал-демократических организаций на Кавказе. Дело в том, что в 1903 г., когда И. В. Джугашвили находился в тюрьме, состоялся Первый съезд социал-демократических организаций Кавказа, на котором было принято решение об их объединении в Кавкавказский союз РСДРП и избран единый руководящий орган — Союзный комитет. Старейшим по возрасту. и революционному стажу в нем был М. Г. Цхакая. К нему через недавно вышедшего из тюрьмы Арчила Долидзе и апеллировал И. В. Джугашвили48.

«В 1904 г., во время Русско-японской войны, — вспоминал М. Г. Цхакая, — один из моих старых знакомых товарищей (по кружку, где я занимался), незабвенный т. Ростом (Арчил Долидзе), легально сотрудничавший в одной тифлисской газете, написал мне конспиративное письмо в мое тогдашнее глубокое подполье… В письме он мне сообщил, что вот уже чуть не несколько месяцев и в Батуме, и здесь, в Тифлисе, разыскивает меня и хочет во что бы то ни стало лично видеться бежавший из Сибири т. Сосо, он же Коба (Джугашвили). Я назначил место и время свидания»49.

Встреча состоялась. «Он, — читаем мы в воспоминаниях М. Г. Цхакаи об И. В. Сталине далее, — мне рассказал тогда всю свою эпопею работы и борьбы в Тифлисе, в Батуме и в тюрьмах, а Равно подробно остановился на удачной попытке побега с места ссылки, затем рассказал о своем пребывании в Батуме, где надеялся найти старых знакомых работников, и вместо этого столкнулся с будущими меньшевиками (Рамишвили, Чхиквишвили, Хомерики и К) <…>. И, наконец, заявил о своем решении начать сверху, с Кавказского союзного комитета (тогдашний краевой комитет партии) для будущей более продуктивной конспиративной работы. Вот почему он хотел видеть меня <…>. И не ошибся. Я ему посоветовал немного отдохнуть в Тифлисе и за это время познакомиться с новой нелегальной литературой о II съезде партии и пр. <…>. Для облегчения ему занятия я познакомил его с двумя товарищами — Ниной Аладжаловой и Датушем Шавердовым… и попросил их оказать ему всяческое содействие»50.

Получается, что после встречи с И. В. Джугашвили М. Цхакая не решился сразу же допустить его к партийной работе. И это в условиях, когда после январских арестов социал-демократическое движение Грузии лишилось многих своих активных работников. Если верить словам М. Цхакаи, получается, что сделанная им пауза была вызвана заботой об И. В. Джугашвили: «Я посоветовал ему немного отдохнуть». Между тем ему не могло не быть известно, что, после побега из ссылки И. В. Джугашвили «отдыхал» уже более трех месяцев. Поэтому причину сделанной паузы нужно искать в чем-то другом.

Ничего на этот счет не писала и Н. Н. Аладжалова, которая оставила воспоминания о своем революционном прошлом. Причем, несмотря на то что они были написаны еще при жизни Сталина, она предпочла обойти стороной обстоятельства своего знакомства с вождем51.

М. Цхакая не спешил с использованием И. В. Джугашвили как профессионального революционера. «На одьом из следующих свиданий, — вспоминал он, — познакомил его с характером при-. нятых II съездом программы и устава, а равно с произошедшим расколом партии на меньшинство и большинство <…>. Я его попросил написать свое credo… Он это сделал через несколько дней. Я посоветовал ему <…> написать статью, хотя бы по параграфу 9 программы партии по национальному вопросу <…>. Через месяц он принес довольно объемистую тетрадь»52. В своих воспоминаниях М. Г. Цхакая, по всей видимости, допустил ошибку. Написанная И. В. Джугашвили в это время статья по национальному вопросу, опубликованная в 1904 г. на страницах «Борьбы пролетариата», была невелика по объему53. Поэтому, вероятнее всего, он имел в виду то самое «Кредо», которое разыскивал И. В. Сталин в 1925 г.54.

Но и после этого И. В. Джугашвили продолжал оставаться не У дел. Только «через другой месяц, — писал М. Цхакая, — я отправил т. Сосо в Кутаисский район в Имеретино-Мингрельский комитет»55.

Это значит, что между обращением И. В. Джугашвили к М. Г. Цхакаи через А. Долидзе и его возвращением к партийной работе прошло более двух месяцев. Что же удерживало М. Цхакаю от направления И. Джугашвили на партийную работу?

Вероятнее всего, взятая им пауза была связана с тем, что Союзный комитет проверял те самые «порочащие» слухи, которые заставили И. Джугашвили покинуть Батум. Если учесть, что, покинув 18 апреля Батум, он некоторое время провел в Гори, а затем более двух месяцев томился в Тифлисе, то к партийной работе мог вернуться не ранее июля 1904 г., т. е. только через полгода после побега из ссылки.

Эта датировка подтверждается воспоминаниями члена Имеретино-Мингрельского комитета Сергея Ивановича Кавтарадзе[35]. «Не то в конце июля, не то в начале августа 1904 г., — вспоминал он, — в Кутаис приехал представитель Кавказского союзного комитета Сосо Джугашвили. Он взял кличку Коба»56. Сразу же было решено обновить Имеретино-Мингрельский комитет, в состав которого, по свидетельству С. И. Кавтарадзе, кроме него и И. В. Джугашвили вошли Б. Бибинейшвили, Н. Карцивадзе, С. Киладзе57.

О том, что свою деятельность в Кутаиси И. В. Джугашвили начал с реорганизации Имеретино-Мингрельского комитета РСДРП, писал и Б. Бибинейшвили: «Для руководства работой к нам приехал товарищ Сталин. Состав комитета был обновлен. В него вошли Сосо Джугашвили, С. Кавтарадзе, Н. Карцивадзе и члены Союзного комитета Саша Цулукидзе и Миша Окуджава»58.

Обновленный комитет начал с организации типографии, которая была размещена в доме Васо Гогиладзе и находилась в нем до февраля 1906 г.59 Одновременно, как вспоминал В. Бибинейшвили, «во второй половине 1904 г.» усилилась «революционная работа по деревням», и вскоре «вся Кутаисская губерния покрылась нелегальными революционными организациями»60.

 

В преддверии 1905 года

 

Первые же практические действия И. В. Джугашвили в качестве члена Имеретино-Мингрельского комитета РСДРП обратили на себя внимание его товарищей по партии и способствовали его Дальнейшей политической карьере.

«После одного из моих подпольных объездов России (Баку, Смоленск, Орел — места тогдашних общепартийных центров), — вспоминал М. Цхакая, — вернувшись в Тифлис, я оказался единственным (оставшимся) членом краевого комитета — все члены комитета оказались за решеткой. Тогда я один кооптировал немедленно моих близких соратников, которым я доверял <…>. В числе их были т. Коба и т. Каменев»1.

Так И. В. Джугашвили поднялся еще на одну ступеньку партийной иерархии и вошел в число лидеров социал-демократического движения на Кавказе.

Когда именно это произошло, М. Цхакая не указывал, но датировал свою поездку летом 1904 г.2 Для более точного определения времени включения И. В. Джугашвили в состав Союзного комитета немаловажное значение имеет упоминание фамилии Л. Б. Каменева.

После знакомства с И. В. Джугашвили Л. Б. Каменев вернулся в Москву и здесь 15 февраля был арестован. Летом того же года его выслали на Кавказ. Прибыв 1 августа в Тифлис, он испросил разрешение на поступление в Юрьевский университет и, получив его, почти сразу же отправился туда, но принят в университет не был, после чего 4 сентября выехал из Юрьева в Тифлис3. Это значит, что в состав Союзного комитета он мог войти не ранее начала сентября 1904 г.

В связи с этим обращают на себя внимание воспоминания Ц. С. Зеликсон. Около 1/14 августа 1904 г. она была направлена из-за границы в Россию4. «Приехала я в Тифлис из Швейцарии, — вспоминала Ц. С. Зеликсон, — будучи послана Лениным на работу в распоряжение Кавказского союзного комитета. В день моего приезда туда меня известили, что чуть ли не накануне или два дня тому назад в Тифлисе был огромный провал. Тут же я узнала, что сегодня… произойдет партийное совещание»5. По ее словам, на совещании присутствовали 7–8 человек, из числа которых она запомнила В. С. Бобровского (ставшего позднее ее мужем), М. Цхакая, А. Цулукидзе и И. В. Джугашвили, но не назвала Л. Б. Каменева. Свой приезд Ц. С. Зеликсон датировала осторожно: «приблизительно в августе»6.

Это дает основание предполагать, что И. Джугашвили стал членом Кавказского союзного комитета не позднее конца августа — начала сентября 1904 г.

О том, что в августе 1904 г. он действительно находился в Тифлисе, свидетельствуют воспоминания Г. Бердзеношвили, который «в июле или начале августа» этого года приехал в Тифлис, поселился на Михайловском проспекте у своего родственника И. Хаситашвили и жил здесь до сентября. Ему запомнилось, что в это время рядом с ними снимал комнату И. В. Джугашвили7.

Правда, прожил здесь он недолго. Вскоре к нему нагрянули: жандармы и, не застав его, оставили в его комнате засаду. Арест, казалось, был неизбежен. Однако визит жандармов заметили соседи, поэтому, когда И. В. Джугашвили возвращался домой, из квартиры И. Хаситашвили ему был дан предупреждающий знак. И. В. Джугашвили вовремя повернул обратно и успел ускользнуть от преследования8.

По всей видимости, после этого Н. Аладжалова отвела И. В. Джугашвили к учителю Ашоту Оганезовичу Туманяну на Авчальскую улицу, дом 299, а затем Коба уехал в Баку, где 7 сентября должно было состояться заседание комитета РСДРП10.

С этого момента до осени 1905 г. мы видим И. В. Джугашвили в постоянных разъездах, хронология и география которых до сих пор остаются не восстановленными.

Из Баку он уехал в Кутаисскую губернию, где провел некоторое время, разъезжая по отдельным селениям и, видимо, участвуя в создании тех самых местных организаций, которыми, как утверждал Б. Бибинейшвили, во второй половине 1904 г. покрылась вся Кутаисская губерния.

«В начале сентября 1904 г., — вспоминал Г. Такоишвили, — я сопровождал тов. Кобу в селение Джихаиши для создания организации. В Джихаиши мы останавливались в доме Алексея Хацава»11. Сохранились и воспоминания Алексея Максимовича Хацавы, подтверждающие данный факт12. По воспоминаниям Иллариона Вачарадзе, осенью 1904 г. И. В. Джугашвили приезжал в Хони и провел там около двух недель13. Тогда же, по свидетельству И. Мшвидабадзе, он посетил селение Кобулети, находящееся недалеко от Батума.

Во время этой поездки И. В. Джугашвили снова едва не оказался в руках жандармов. Незадолго до его приезда в Кобулети произошло убийство, на ноги была поднята местная полиция. Собрание, на котором планировалось выступление И. В. Джугашвили, пришлось отменить. Об этом он узнал только по прибытии. До отъезда обратно оставалось много времени, и он вместе с И. Мшвидабадзе пошел к морю. Здесь они привлекли к себе внимание пограничников. «Так как мы не были похожи на местных жителей, — вспоминал И. Мшвидабадзе, — то один из патрулей арестовал нас и повел в местечко Цихисдзири к своему начальству». Однако, как утверждал И. Мшвидабадзе, им удалось убедить пограничников, что они приехали в Кобулети на рыбалку, после чего их отпустили14.

И. В. Джугашвили вернулся к нелегальной работе, когда в стране назревал политический кризис, а внутри РСДРП развернулась острая борьба между двумя фракциями, возникшими летом 1903 г. на II съезде партии: большевиками и меньшевиками. Важное значение в этой борьбе имело совещание, состоявшееся во второй половине июля под Женевой. На нем было принято воззвание о необходимости созыва нового партийного съезда. Воззвание подписали 22 человека: А. А. Богданов, В. Д. Бонч-Бруевич, В. М. Величкина, Е. В. Голикова, Р. С. Землячка, Н. К. Крупская, В. И. Ленин, М. Лядов (Мандельштам), М. С. Ольминский и др.15 ЦК РСДРП признал созыв нового съезда несвоевременным и тогда же, в июле, печатно выступил с соответствующим заявлением16. В результате во второй половине 1904 г. — начале 1905 г. вокруг вопроса о созыве съезда развернулась острая борьба, в которую оказался втянутым и Кавказский союз РСДРП.

Посетившему Кавказ представителю ЦК РСДРП И. Ф. Дубровинскому удалось убедить Совет Кавказского союза, Тифлисский и Имеретино-Мингрельский комитеты присоединиться к июльскому заявлению ЦК17. Однако после того как здесь побывали посланцы Бюро комитета большинства Р. С. Землячка и Ц. С. Зеликсон, начался переход некоторых партийных организаций в оппозицию к ЦК РСДРП18.

Первым это сделал Имеретино-Мингрельский комитет, который в значительной степени под влиянием И. В. Джугашвили пересмотрел свое первоначальное решение и высказался за созыв съезда19. Не позднее 3 (16) сентября из Тифлиса было получено письмо В. С. Бобровского об отрицательном отношении к заявлению ЦК РСДРП со стороны Союзного комитета20, а 26 сентября (9 октября) — от Р. С. Землячки «с известием, что Кавказский союз весь присоединился к воззванию 22-х»21.

К этому времени И. В. Джугашвили удалось получить адрес находившегося в Лейпциге М. Давиташвили, и он вступил с ним в переписку. Первое известное нам письмо было направлено из Кутаиса на имя М. Давиташвили не позднее 30 сентября 1904 г. В этом письме И. В. Джугашвили критиковал позицию Г. В. Плеханова как лидера меньшевиков и писал: «Здесь был один приехавший из ваших краев, взял с собой резолюцию кавказских комитетов в пользу экстренного съезда. Напрасно смотришь на дело безнадежно: колебался только Кутаисский комитет, но мне удалось убедить их»22.

Это письмо представляет интерес в двух отношениях. С одной стороны, оно свидетельствует о первых известных нам контактах И. В. Джугашвили с эмиграцией, с другой стороны, интересно тем, что стало известно В. И. Ленину, и таким образом произошло их заочное знакомство23. Позднее И. В. Сталин сдвинул этот эпизод на год вперед, живописав, как непосредственно обратился к В. И. Ленину с письмом из сибирской ссылки и получил от него ответ24.

Осенью 1904 г. И. В. Джугашвили снова появился в Тифлисе. По всей видимости, на этот раз он поселился на квартире Артема Торозова, который позднее писал: «Тов. Коба оста[ва]лся у нас две недели, <…> в продолжение этого времени он редко выходил <…>. К нему приходили Камо, М. Бочаридзе, и они совещались»25. Точная дата приезда И. В. Джугашвили неизвестна, но ориентировочно определить ее можно. Дело в том, что в 1904 г. С. А. Тер-Петросян (Камо) был арестован, некоторое время провел в батумской тюрьме, сумел бежать из нее и возвратился в Тифлис 1 октября26. Это значит, что И. В. Джугашвили снова обосновался в Тифлисе не ранее этой даты.

В конце ноября 1904 г. в Тифлисе в столярной мастерской М. Чодришвили состоялась партийная конференция Кавказского союза РСДРП. В ней приняли участие 12 человек: шесть — с решающим голосом, шесть — с совещательным (М. З. Бочаридзе, И. В. Джугашвили, Л. Б. Каменев, Г. С. Согоров, В. К. Таратута, А. Г. Цулукидзе, М. Г. Цхакая, З. Чодришвили, С. Г. Шаумян и др.)27.

На конференции обсуждались следующие вопросы: «об отношении к партийным центрам», «о съезде», «о Бюро», «о литературе большинства», «о настоящем историческом моменте», «о либералах», «о бюджете Бюро», «об изменениях в Уставе Кавказского союза», «о брошюрном издании», «о листках», «о бюллетенях», «о листке и органе», «об использовании для переводов статей из „Социал-демократа“» и «о националистах». Среди этих вопросов особое значение имели два: отношение к созыву III съезда РСДРП и к так называемой земской кампании28.

Ноябрьская конференция создала специальный орган — Кавказское бюро, перед которым была поставлена задача «принять все необходимые, по его мнению, меры по подготовке съезда»29. Персональный состав Бюро неизвестен, но есть основание предполагать, что одним из его членов был И. В. Джугашвили.

Конференция закончилась 29 ноября30, в тот же день ее участники стали разъезжаться31. Видимо, именно тогда И. В. Джугашвили совершил поездку в Чиатуры, где останавливался в доме марганцепромышленника Бартоломе Кекелидзе32 и, по свидетельству Виктора Бакрадзе, пробыл здесь два дня33, после чего вернулся в Тифлис, а оттуда сразу же выехал в Баку.

5 декабря там началась забастовка некоторых нефтепромышленных предприятий34, инициатором которой являлась «Балахано-Биби-Эйбатская группа», группа рабочих, во главе которых стояли братья Шендриковы. Между тем Бакинский комитет РСДРП считал стачку несвоевременной35.

Как вспоминал рабочий П. И. Бочаров, для обсуждения этого вопроса не позднее 9 декабря был созван митинг, на котором присутствовал И. В. Джугашвили. Еще до принятия митингом решения появилась полиция. Многие были арестованы, среди них и автор воспоминаний. Через два дня (не позднее 11 декабря) он был освобожден, после чего (не позднее 12-го) состоялся новый митинг, который и принял решение о поддержке начавшейся забастовки и превращении ее во всеобщую36.

Для руководства стачкой был создан забастовочный комитет, в который вошли: от большевиков — П. А. Джапаридзе, А. М. Стопани, И. Фиалетов, от меньшевиков — Илья и Лев Шендриковы, Тарас, от партии «Гнчак» — Тигран Арутюнян, Овсен Тер-Вартанян, Давид Тер-Даниэлян37.

«Забастовка рабочих в Балаханах началась в 6 часов утра 13 декабря с завода Каспийско-Черноморского нефтяного общества, затем перешла на промыслы Нобеля и Манташева и, наконец, весьма быстро распространилась по всем промыслам». «На Биби-Эйбатских нефтяных промыслах забастовка началась… около 9 часов утра, когда на промысле „Олеум“ был дан тревожный свисток… Таким образом, были прекращены работы на промыслах Манташева, Тифлисского товарищества, Борн, Шибаева…»38.

Полиция вмешалась в ход событий только 23 декабря39. Начались аресты. 3 января забастовка прекратилась40, но завершилась подписанием первого в истории России коллективного договора между рабочими и предпринимателями41.

О том, где в это время находился И. Джугашвили и какую роль он играл в стачке, имеются две версии. Обе исходят от Ц. С. Зеликсон-Бобровской. В опубликованном тексте ее воспоминаний говорится: «На следующий день после начала забастовки (т. е. 14 декабря. — А.О.) приехал в Баку тов. Сталин. Он здесь оставался в течение 10 дней, руководил забастовкой»42. В неопубликованном тексте воспоминаний утверждается, что И. В. Джугашвили во время забастовки бывал в Баку только наездами и по этой причине не мог руководить ею43. Причем Ц. С. Зеликсон-Бобровская прямо писала о том, что опубликованная версия была навязана ей Е. Ярославским44.

По свидетельству Ц. С. Зеликсон-Бобровской, во время забастовки И. Джугашвили приезжал в Баку несколько раз и встречался как с членами забастовочного комитета45, так и с находившимся здесь членом ЦК РСДРП В. А. Носковым46.

Одна из причин, по которой в декабре 1904 г. И. В. Джугашвили вынужден был разрываться между Баку и Тифлисом, заключалась в том, что в это же время в Тифлисе тоже назревали важные события.

После того как 26 августа 1904 г. новым министром внутренних дел стал князь П. Д. Святополк-Мирский47, кратковременное пребывание которого у власти получило название «либеральной весны»48, оппозиция выступила с требованием реформ49. 20 ноября в Петербурге в доме Павловой состоялся банкет, на котором была принята петиция50, положившая начало так называемой банкетной, или петиционной, кампании. Она захватила более 30 городов России и вылилась более чем в 120 собраний51.

В начале декабря в Тифлисе тоже состоялось собрание, 12-го числа прошло заседание городской думы, 20 декабря состоялся многолюдный митинг, а на 31 декабря в здании Артистического общества был назначен банкет52.

Первоначально планировалось, что вход в здание Артистического общества будет открыт только по пригласительным билетам. Однако в самую последнюю минуту один из организаторов банкета, Н. А. Худадов, распорядился отменить этот порядок и открыть двери для всех желающих, поэтому когда организаторами банкета была оглашена заранее заготовленная петиция с либерально-оппозиционными требования, на трибуне появились социал-демократы, которые огласили свою резолюцию. Зазвучали революционные речи и революционные песни, банкет стал превращаться в митинг53. По воспоминаниям, И. В. Джугашвили тоже участвовал в этом собрании и вместе со всеми пел «Варшавянку»54.

Когда было предложено подписываться под оглашенной организаторами банкета петицией, она собрала 240 подписей. В ней содержались такие требования, как объявление политических свобод, отмена сословных, национальных и вероисповедных ограничений, введение народного представительства на основе всеобщих выборов, объявление политической амнистии. Вопрос о форме правления предлагалось решить Учредительному собранию55.

Так Тифлис встретил 1905 г.

 

Раскол Кавказского союза

 

9 января тысячи рабочих Петербурга направились к Зимнему дворцу, чтобы вручить царю петицию со своими требованиями. Однако на улицах города их встретили войска, открывшие по ним огонь. Несколько сот человек было убито, более тысячи ранено. Этот день вошел в историю как Кровавое воскресенье, а Николай II, отдавший приказ о стрельбе и, видимо, поэтому возведенный церковью в ранг святых, еще раз продемонстрировал, что неслучайно получил в народе прозвище Николай Кровавый1. После 9 января по всей стране прокатилась волна забастовок протеста. Брожение охватило и города Кавказа.

Где именно в это время находился И. В. Джугашвили и чем был занят, еще требует выяснения. Известно лишь, что после Нового года он из Тифлиса отправился в Баку. Было очевидно, что петербургские события представляют собой важную веху в развитии революционного движения. В новых условиях вопрос о единстве действий и, следовательно, о созыве нового партийного съезда приобретал особое значение.

Еще в конце ноября 1904 г. собравшиеся на одно из своих первых заседаний члены Кавказского бюро по подготовке к созыву III съезда РСДРП выступили с воззванием, в котором заявили о недоверии заграничным центрам и призвали местные организации взять подготовку съезда в свои руки. Это означало недоверие не только редакции «Искры», перешедшей после II съезда в Руки меньшевиков, но и редакции возникшей к этому времени большевистской газеты «Вперед», во главе которой стоял В. И. Ленин. Когда подобный смысл воззвания Кавказским бюро был Дознан, оно дезавуировало его. Не позднее 6 января 1905 г. И. В. Джугашвили поставил в известность об этом редакцию газеты «Вперед»2.

15 января из Баку он обратился к редакции газеты «Вперед» с новым письмом:

<