Фекла, Лукерья и няня Василиса.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Даша, Семен и потом Лиза.

Семен. Ну, думал ли я, скакав по почте, как угорелый, за 700 верст от Москвы наехать дорогую мою Дашу?

Даша. Ну, чаяла ли я увидеться так скоро с любезным моим Семеном?

Семен. Да как тебя занесло в такую глушь?

Даша. Да тебя куда это нелегкая мчит?

Семен. Как ты здесь?

Даша. Что ты здесь?

Семен. Ведь ты оставалась в Москве?..

Даша. Ведь ты поехал было в Петербург?..

Семен. Где ж ты после была?

Даша. Что с тобою сделалось?

Семен. Постои, постой, Даша, постой! Мы эдак ничего не узнаем до завтра; надобно, чтоб сперва из нас один, а там другой рассказал свое похождение, с тех самых пор, как мы с тобой в Москве разочли, что нам, несмотря на то, что мы, кажется, люди вольные и промышленные, а нечем жениться, и пустились каждый в свою сторону добывать денег. — Мы увидим, кто из нас был проворнее, а потом посмотрим, тянут ли наши кошельки столько, чтоб нам возможно было вступить в почтенное супружеское состояние. Итак, если хочешь, я начну...

Даша. Пожалуй, хоть я сперва тебе расскажу — я в Москве...

Семен. Ты чудеса услышишь — я из Москвы...

Даша. То-то ты удивишься, — я в Москве...

Семен. Постой же, уж я кончу — выехавши из Москвы...

Даша. Да выслушай меня; оставшись в Москве...

Семен. Мне очень хочется подробно...

Даша. Ну вот, так и горю, как на огне, рассказать тебе...

Семен. Тьфу, пропасть! Даша, у тебя во рту не язык, а маятник, не дашь слова выговорить. — Ну, рассказывай, коли уж тебе не терпится!

Даша. Вот еще какой! да, пожалуй, болтай себе, коли охота пришла...

Семен. Ох! зачинай, пожалуйста, я слушаю.

Даша. Сам зачинай... видишь какой!

Семен. Ну, ну! полно гневаться, мой ангел, неужли тебе это слаще, нежели говорить?

Даша. Я не гневаюсь. Говори.

Семен. Ладно, так слушай же обоими ушами; ты ахнешь, как порасскажу я тебе все чудеса...

Лиза. (выглядывая из другой комнаты.). Даша! Даша! господа идут с гулянья.

Даша. Ну вот дельно! много мы с тобой узнали.

Семен. Кто ж виноват?

Даша. Послушай, по этой лестнице...

Лиза. (показываясь.). Даша! господа поворотили на птичий двор.

Даша. Не прогляди ж, как они воротятся.

Лиза. Не бойся, разве это впервой?.. (Уходит.)

Семен. (почесывая лоб.) Так это не впервой у тебя отводные-то караулы расставлены? Даша, что это значит?

Даша. То, что ты глуп. Мы опять потеряем время по-пустому: они тотчас воротятся. Ну рассказывай свое похождение!

Семен. Ты знаешь, что я, в Москве принявшись к Честову, поехал с ним в Петербург. Там любовь и карты выцедили кошелек его до дна, и мы, благодаря им, теперь на самом легком ходу едем в армию бить бусурманов. Здесь остановились было переменить лошадей, но барин с дороги несколько занемог и едва ль не останется до завтра. Он лег заснуть, а я, ходя по деревне, увидел тебя под окном и бросился сюда, — вот и все тут!

Даша. Только всего и чудес?

Семен. А разве это не чудо, Дашенька, что меня на всем скаку сонного сбрасывало с облучка раз десять, и я еще ни руки, ни ноги себе не вывихнул? Ну-тка, что ты лучше расскажешь?

Даша. После твоего отъезда, принялась я к теперешним своим господам Велькаровым, и мы поехали в эту деревню, — вот и все тут!

Семен. Даша! Коли тебя с облучка не сбрасывало, так у тебя чудес-то еще меньше моего. Да обрадуй меня хоть одним чудом! Есть ли у тебя деньги?

Даша. А у тебя?

Семен. В моих карманах хоть выспись — такой простор.

Даша. Ну, Семенушка, и мне не более твоего посчастливилось, — так свадьба наша опять затянулась. Горе да и все тут, — сколько золотых дней потеряно!

Семен. Эх! Дашенька! дни-то бы ничего, да и ты не изворотлива; ведь люди богатеют же как-нибудь...

Даша. Да неужли-таки твой барин...

Семен. Мой барин? его теперь хоть в жом, так рубля из него не выдавишь. А твои господа?

Даша. О! в городе мои барышни были бы клад; они с утра до вечера разъезжают по модным лавкам, то закупают, другое заказывают; что день, то новая шляпка; что бал, то новое платье; а как меня часто за уборами посылают, то бы мне от них и от мадамов что-нибудь перепало...

Семен. Что-нибудь, шутишь ты, Даша! Да такие барышни для расторопной горничной подлинно клад. Дождись только зимы, а коли будешь умна, так мы будущею же весною домком заживем!

Даша. Ох, Семенушка, то-то и беды, что чуть ли нам здесь не зимовать!

Семен. Как?

Даша. Да так! Видишь ли что? барышни мои были воспитаны у их тетки на последний манер. Отец их со службы приехал, наконец, в Москву и захотел взять к себе дочек — чтоб до замужества ими полюбоваться. Ну, правду сказать, утешили же они старика! Лишь вошли к батюшке, то поставили дом вверх дном; всю его родню и старых знакомых отвадили грубостями и насмешками. Барин не знает языков, а они накликали в дом таких нерусей, между которых бедный старик шатался, как около Вавилонской башни, не понимая ни слова, что говорят и чему хохочут. Вышедши, наконец, из терпения от их проказ и дурачеств, он увез дочек сюда на покаяние, — и отгадай, как вздумал наказать их за все грубости, непочтение и досады, которые в городе от них вытерпел?

Семен. Ахти! никак заставил модниц учиться деревенскому хозяйству?

Даша. Хуже!

Семен. Что ж? посадил за книги да за пяльцы?

Даша. Хуже!

Семен. Тьфу пропасть! Неужли вздумал изнурять их модную плоть хлебом да водою?

Даша. И того хуже!

Семен. Ах, он варвар! неужли?.. (Делает знак, будто хочет дать пощечину.)

Даша. И это бы легче: а то гораздо хуже.

Семен. Чорт же знает, Даша, я уж хуже побой ничего не придумаю!

Даша. Он запретил им говорить по-французски! (Семен хохочет.) Смейся, смейся, а бедные барышни без французского языка, как без хлеба, сохнут. Да этого мало: немилосердый старик сделал в своем доме закон, чтоб здесь никто, даже и гости, иначе не говорили, как по-русски; а так как он в уезде всех богате и старе, то и немудрено ему поставить на своем.

Семен. Бедные барышни! то-то, чай, натерпелись они русского-то языка!..

Даша. Это еще не конец. Чтоб и между собой не говорили они иначе, как по-русски, то приставил к ним старую няню, Василису, которая должна, ходя за ними по пятам, строго это наблюдать; а если заупрямятся, то докладывать ему. Они было спервa этим пошутили, да как няня Василиса доложила, то увидели, что старик до шуток не охотник. И теперь, куда ни пойдут, а няня Василиса с ними; что слово скажут не по-русски, а няня Василиса тут с носом, так что от няни Василисы приходит хоть в петлю.

Семен. Да неужли в них такая страсть к иностранному?

Даша. А вот она какова, что они бы теперь вынули последнюю сережку из ушка, лишь бы только посмотреть на француза.

Семен. Да щедры ли твои барышни? скажи-тка, вот, — как бы тебя спросить — легко ли их разжалобить?

Даша. Легко, только не русскими слезами; в Москве у них иностранцы пропасть денег выманивают.

Семен. (в задумчивости.). Деньги — палки, палки — деньги, как будто вижу и то и другое! Чорт знает, как быть; и надежда манит и страх берет.

Даша. Семен, что ты за горячку несешь?

Семен. Славно! божественно! прекрасно! Даша! жизнь моя!..

Даша. Семен! Семен! с ума ты сошел!

Семен. Послушай, как скоро барышни воротятся...

Лиза. (показываясь.) Даша, Даша! господа идут, — уж на крыльце. (Уходит.)

Даша. Сбеги по этой лестнице.

Семен. Прости, сокровище! прости, жизненок! прости, ангел! ты будешь моя! Жди меня через пять минут! (Убегает.)

Даша. Ну, право, он в уме помешался! (Садится за шитье.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Фекла, Лукерья, Даша и няня Василиса, которая
становит стул и, на нем сидя, вяжет чулок, вслушиваясь в разговоры барышень.

Фекла. Да отвяжешься ли ты от нас, няня Василиса?

Лукерья. Няня Василиса, да провались ты сквозь землю!

Няня Василиса. С нами бог, матушки! Вить я господскую волю исполняю. Да и вы, красавицы мои барышни, что вам за прибыль батюшку гневить, — неужли у вас язычок болит говорить по-русски?

Лукерья. Это несносно! сестрица, я выхожу из терпения!

Фекла. Мучительно! убивственно! оторвать нас ото всего, что есть милого, любезного, занимательного, и завезти в деревню, в пустыню...

Лукерья. Будто мы на то воспитаны, чтоб знать, как хлеб сеют!

Даша. (особо.) Небось, для того, чтоб знать, как его едят.

Лукерья. Что ты бормочешь, Даша?

Даша. Не угодно ль вам взглянуть на платье?

Фекла. (подходя.) Сестрица миленькая, по правда ли, что оно будет очень-хорошо?

Лукерья. И, мой ангел! будто оно может быть сносно!.. Мы уж три месяца из Москвы, а там, еще при нас, понемножку стали грудь и спину открывать.

Фекла. Ах, это правда! Ну вот, есть ли способ нам здесь по-людски одеться? В три месяца бог знает как низко выкройка спустилась. Нет, нет! Даша, поди, кинь это платье! Я до Москвы ничего делать себе не намерена.

Даша. (уходя, особо.) Я приберу его для себя в приданое.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Велькаров, Лукерья и Фекла.

Велькаров. А вы, сударыни, будьте готовы принять ласково и вежливо двух гостей, Хопрова и Танина, которые через час сюда будут. Вы уж их видели несколько раз; они люди достойные, рассудительные, степенные и притом богаты; словом, это весьма выгодное для вас замужество... Да покиньте хоть на час свое кривлянье, жеманство, мяукание в разговорах, кусанье и облизывание губ, полусонные глазки, журавлиные шейки — одним словом, всю эту дурь, — и походите хоть немножко на людей!

Лукерья. Я, право, не знаю, сударь, на каких людей хочется вам, чтоб мы походили? С тех пор, как тетушка стала нас вывозить, мы сами служим образцом!

Фекла. Кажется, мадам Григри, которая была у тетушки нашею гувернанткою, ничего не упустила для нашего воспитания.

Лукерья. Уж коли тетушка об нас не пеклась, сударь!.. Она выписала мадам Григри прямо из Парижа.

Фекла. Мадам Григри сама признавалась, что ее родные дочери не лучше нашего воспитаны.

Лукерья. А они, сударь, на Лионском театре первые певицы, и весь партер ими не нахвалится.

Фекла. Кажется, мадам Григри всему нас научила.

Лукерья. Мы, кажется, знаем все, что мадам Григри сама знает.

Велькаров. (Лyкeрье.) Мое терпение...

Фекла. Воля ваша, да я готова сейчас на суд, хоть в самый Париж!

Велькаров. (Фекле.) Знаешь ли ты...

Лукерья. Да сколько раз, сестрица, в магазинах принимали нас за природных француженок!

Велькаров. (Лукерье.) Добьюсь ли я?..

Фекла. А помнишь ли ты этого пригожего эмигранта, с которым встретились мы в лавке у Дюшеньши, он и верить не хотел, чтоб мы были русские!

Велькаров. (Фекле.) Позволишь ли ты?..

Лукерья. Да вить до какой глупости, что уверял клятвою, будто видел нас в Париже, в Пале-Ройяль, и неотменно хотел проводить до дому.

Велькаров. (Лукерье.) Будет ли конец?..

Фекла. Стало, благодаря мадам Григри, наши манеры и наше воспитание не так-то дурны, как...

Велькаров. (схватя их обеих за руки.) Молчать! молчать! молчать! тысячу раз молчать! — Вот воспитание, что отцу не дадут слова вымолвить! Чем более я вас слушаю, тем более сожалею, что вверил вас любезной моей сестрице. Стыдно, сударыни, стыдно! — Девушки, вы уж давно невесты, а еще ни голова ваша, ни сердце не запасено ничем, что бы могло сделать счастие честного человека. Все ваше остроумие в том, чтоб перецыганивать и пересмеивать людей, часто почтеннее себя; вся ваша ловкость, чтоб не уважать ни летами, ни достоинствами человека и делать грубости тем, кто вас старее. В чем ваше знание? — Как одеться или, лучше сказать, как раздеться, и над которой бровью поманернее развесить волосы. Какие ваши дарования? — Несколько песенок из модных опер, несколько рисунков учителевой работы и неутомимость прыгать и кружиться на балах! А самое-то главное ваше достоинство то, что вы болтаете по-французски; да только уж что болтаете, того не приведи бог рассудительному человеку ни на каком языке слышать!

Фекла. В городе, сударь, нас иначе чувствуют; и когда мы ни говорим, то всякий раз около нас кружок собирается.

Лукерья. Уж кузинки ли наши, Маетниковы, не говоруньи, а и тем не досталось при нас слова сказать!

Велькаров. Да, да! смотрите, и при гостях-то уж пощеголяйте таким болтаньем, это бы уж были не первые женишки, которых вы язычком своим отпугали!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Фекла, Лукерья, Даша, няня Василиса,
Велькаров и Семен во фрачке.

Велькаров. Хоть, кажется, у нас смирно и никаких грабежей не слыхать, но ничего нет невозможного. Мы тотчас дадим знать, куда должно, и все способы будут употреблены сыскать норов и возвратить вам ваши вещи и ваши бумаги. Вы, между тем, останьтесь у меня, отдохните, и потом, коли время не терпит, отправьтесь в ваш путь. Вы не будете раскаиваться, что ко мне зашли. Но помните твердо наше условие: ни слова по-французски.

Даша. (особо.) Да он ни бельмеса и не знает!

Семен. Милостивий государь, я стану сохранять ваше повеление так свиято, как будто б я ни слова не умел по-франсузски, тем более, што, живши прежде время долго в России, я довольно изрядно говорю по-русски, хотя теперь я и прямо из Парижа.

Даша. О плут!

Фекла. Боже мой, сестрица! Он по-русски умеет!

Лукерья. Надо быть нашему несчастию! Я думаю, на зло нам, судьба всех французов по-русски переучит!

Велькаров. Оставьте излишние церемонии! мы здесь в деревне. Вот мои дочери; останьтесь пока с ними, а я пойду и прикажу для вас комнату очистить; да только помните: ни слова по-французски!

Семен. Я не выступлю из воли вашей. (Особо.) Хоть бы и хотел, да не могу. (Откланивается очень учтиво Велькарову.)

Фекла. (тихо сестре.) Сестрица душенька! видно, в Париже теперь учтивы: присядем пониже.

Приседают очень низко и перекланиваются с Семеном.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Фекла, Лукерья, Даша, няня Василиса и
Семен.

Семен. Милостивия государини, ви видите пред собою утифительного маркиза, которого злополушния нешасия, и нешастния горести, соправшияся наподобие, когда великие туши с приткою молниею несносные для всякого шувствительного серса, которое серса подобно большой шлюпке на морских волнах катается, кидается и бросается из педы на горе, из горя на нешасие, из нешасия на погибель, из погибели... ошень, ошень жалко, сударини, што не могу я вам этого рассказать по-французски.

Фекла. Ах, маркиз! мы просим у вас прощения за батюшку.

Лукерья. Извините нас, если вы видите в нем еще остаток варварского века!

Фекла. Он для того не позволяет говорить по-французски, что воспитан на старинный манер.

Лукерья. И по-французски не знает!

Семен. Не снает! Боже мои! это ужасно, непростительно, не благородно! Так и ви, сударини, говорите только по-русски?

Фекла. Ах, нет, нет! мы клянемся вам, что до самого приезда сюда иначе не говорили мы, как по-французски, даже до того, что по-русски худо знаем. О! мадам Григри за этим очень смотрела!

Лукерья. Не в похвалу себе скажу, маркиз, только я, право, двух строк по-русски без двадцати ошибок не напишу; зато по-французски...

Семен. Это похвально, ошень похвально! и я жалею, што ви имеете такого батюшку, который...

Лукерья. Если бы чувствовали, как нам стыдно, что он так странен!

Семен. Не знать по-французски, я вообразить этого не могу! я бы умер!

Лукерья. Нам, право, даже совестно перед вами, что мы его дочери!

Фекла. (приседая.) Ах, маркиз, извините нас в этом!

Семен. Нишего, судариня, нишего, я охотно верю, што ви этому не виновати; но позвольте мне хотя по-русски пересказать вам свои обстоятельства; я имею надежду, што ваша щедрость и ваше доброе серсе...

Фекла. Мы жадно хотим их слушать. Даша! подвинь креслы маркизу.

Даша исполняет приказание.

Семен. (садясь.) Милостивия государини, всякому, конешно, странно будет видеть знатного шеловека, каков я, пешком; видеть, што знатный шеловек, каков я, имеет крайную нужду в деньгах; но когда вы узнаете мои обстоятельства...

Фекла. Так вы недавно из Франции? Я думаю, там хорошо, как в раю; не правда ли, маркиз, что когда вы сравните ее с нашею варварскою землею?..

Семен. Какое зравнение, сударини! какое зравнение! Слези из меня текут всякий раз, когда вспомню о Франции! Я вам скажу только одну безделису, но любопитно видеть, точно любопитно, совершенно любопитно, — поверите ли ви, што там все большие города вистроени на больших дорогах?

Лукерья. Ах, боже мой!

Фекла. Ах, сестрица! как это должно быть весело!

Семен. Я вам после подробнее об этом расскажу, а теперь позвольте мне о моих обстоятельствах...

Лукерья. Сестрица, маркизу низко. Даша! подай лучше стул.

Даша исполняет приказание.

Семен. (пересаживаясь с поклонами.) Мне ошень приятно видеть ваше мягкое серсе, сударини, и я надеюсь, што мои обстоятельства...

Лукерья. А в самом-то Париже сколько удовольствий! сколько забав!

Фекла. Я думаю, там время ужасно коротко.

Лукерья. А особливо против нашего; здесь, право, не знаешь, когда сутки кончатся; а там, маркиз, не правда ли?

Семен. Это правда ваша. Там зутки по крайней мере шестью шасами короше, нежели в России.

Фекла. Вы чудеса нам рассказываете!

Семен. О ето еше безделиса; но позвольте, штоб теперь изъяснил я вам мои жалкие обстоятельства!

Лукерья. Как это приятно, что, живши там, можно получать несравненно скорее, нежели здесь, все новые романы и песенки; скажите, маркиз, кого там теперь более читают?

Семен. Фи! фи! как это неблагородно! Ми все, кто познатнее, никого не читаем.

Фекла. Ну вот, сестрица, а батюшка вечно гневается, что мы мало сидим за книгами. Видишь ли, что и в Париже по-французски только говорят, а не читают.

Семен. Мало ли есть прекрасних упрашнений, кроме книг, для молодого, знатного шеловека. Например: можно нишего не делать, можно гулять, можно петь, можно играть комедию. Я вам после обо всем расскажу; теперь позвольте представить вам мои жалкие обстоятельства...

Лукерья. Сестрица, маркизу жестко! Даша, подай подушку!

Даша. (исполнял приказание.) Усядется ли мой маркиз?

Семен. (пересаживаясь.) Покорно благодарствую, сударини! Ви не поверите, как приятно иметь дело с простими душами, как ваши; но согласитесь, ради бога, изъяснить вам мои обстоятельства! — Выслушайте меня!

Фекла. Мы слушаем, маркиз.

Семен. Нешасия мои такови, што, слушая их, можно утонуть в слезах.

Лукерья. Бедный маркиз!

Семен. Мои жалкие приклюшения достойны...

Даша. Несчастный маркиз! Ах! ах!

Семен. Ах, боже мой! дозвольте только, штоб я изъяснил вам...

Лукерья. Злополучный маркиз! Ах! ах!

Семен. Если ви сжалитесь?..

Фекла. Ах, сестрица! ах, Даша! какая жалость! Ах! ах! ах!

Семен. Если вы хотя несколько имеете шеловешества...

Лукерья. Ах, Даша! ах, сестрица, можно ль не терзаться? хи! хи!

Даша. Ах, сударыни, подлинно жалко! ох! ох! ох! (Все плачут около маркиза.)

Няня Василиса. (которая все глядела на них, вдруг плачет навзрыд.) О! о! хо! хо! хо! согрешила я, окаянная, по грехам моим меня бог наказывает!

Лукерья. Ну ты что развылась, няня Василиса?

Няня Василиса. (со слезами.) Так, золотые мои, глядела на вас, глядела, индо меня горе разобрало: я вспомнила про внука Егорку, которого за пьянство в рекруты отдали; ну такой же был статный, как его милость!

Фекла. Куда ты глупа, няня Василиса!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Фекла, Лукерья, Даша, няня Василиса и
Сидорка (несет платье).

Сидорка. Петровна! какой у нас француз, который по-русски говорит?

Няня Василиса. (указывая на Семена.) Вот он, мой батюшка!

Лукерья. Неуч! да говори вежливее!

Фекла. Извините его, маркиз! Куда ты глуп, Сидорка! ну простительно ли говорить так грубо: француз! француз! не мог ты сказать учтивее?

Сидорка. Виноват, сударыня, я не знал, что это бранное слово; только, воля ваша, барин не в брань изволил его сказать, а, напротив того, он хочет уже показывать, как чудо, француза, который по-русски говорит почти так чисто, как наш брат, крещеный, и для того прислал к нему с своего плеча новую пару платья, да 200 рублей денег, и велел, чтоб он неотменно теперь же оделся.

Даша. (особо.) Помоги, любовь, моему маркизу!

Семен. (особо.) Ура! маркиз! (Сидорке.) Скажи, мой друг, своему господину, што маркиз его благодарит.

Лукерья. Ах боже мой! что это значит? право, батюшка выходит из благопристойности! взгляните, маркиз, что за кафтан, я думаю, на нем одних галунов полпуда! — Поди, поди вон с платьем!

Семен. Полпуда! нет, нет, надобно иногда угождать старим людям.

Фекла. Нет, маркиз, коли в батюшке нет человечества, так по крайней мере мы жить умеем. — Поди, Сидорка, вон с платьем! Оно вас задавит!

Семен. Нет, нет, постой, слуга! — О мучительницы, они грабят меня.

Лукерья. Вы шутите, маркиз! Это бы было убийство!

Фекла. Это грех, беззаконие! — Поди, Сидорка, вон!

Семен. (схватя за платье.) Позвольте мне, сударыня, этот грех на себя взять! (Берет платье.)

Даша. И подлинно, сударыни, неровно батюшка прогневается! Войдите, маркиз, в эту боковую комнату, вы тут можете одеться.

Лукерья. Право, нам стыдно, маркиз!

Семен. Вы увидите, сударини, што я во всяком кафтане тот же я. (Сидорке.) Пойдем, слуга! Голубчик кафтанчик, чуть было нас не разлучили!

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Даша, потом Семен, разряженный в Велькарова кафтан и
распудренный, и Сидорка.

Семен. Ну да, приятель, ты и в расходную свою книгу запишешь, что 200 рублей изволил принять маркиз, то есть я. Скажи, девушка, где твои барышни?

Даша. Тотчас выйдут, маркиз! Они просят, чтоб вы их подождали.

Сидорка. Ну да коли маркиз то чин, так как же прозванье-то ваше? вить мне надо толком записать и показать барину, а он и так ворчит, что я не умею порядком в расход занести.

Семен. Мое прозвание! прозвание... Послушай, девушка! (Тихо.) Даша, не помнишь ли ты какого-нибудь французского прозвания? Злодей мучит меня уже час, а на ветер сказать боюсь, чтоб старику себя не оболтать.

Даша. Хоть убей, право, ни одного не помню! Смотри, Семен, не напутай на себя!

Сидорка. Так, уже ничего не видя, и к девкам нашим изволит подлипать! Что ж, сударь, мусье маркиз, как ваше прозвание?

Семен. Прозвание? стало, это надобно? (Тихо.) Дай бог памяти! Даша, да помоги!

Даша. Будто я знакома с маркизами? Кроме похождения маркиза Глаголь, которого 3-й том у меня в сундуке валяется, я ни одного маркиза не знаю.

Семен. Славно! чего этого лучше? (Громко.) Так ты, миленькая девушка, будешь чинить мои маншети?

Сидорка. (особо.) Вот дурака нашел! чинить манжеты! Мне, сударь, право, некогда; скажите, как вас зовут?

Семен. (гордо.) Меня как зовут? Изволь, мой друг: меня зовут маркиз Глаголь!

Сидорка. Маркиз Глаголь!

Дaшa. С ума ты сошел!

Семен. (Даше.) Коль есть печатный маркиз Глаголь, для чего не быть живому? Да, да, маркиз Глаголь, не забудь, приятель, и запиши, что деньги изволил полушить маркиз Глаголь.

Сидорка. Маркиз Глаголь! слушаю! Глаголь... Право, чудно... Маркиз Глаголь!.. Ахти, мои батюшки, ну ни дать, ни взять, будто из русской азбуки!

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Даша и Семен, хохочут.

Даша. Ну, мой бесценный маркиз Глаголь!

Семен. Ну, моя маркизша!

Даша. Не свербит ли у маркиза спина?

Семен. Смелым бог владеет, королева моя! Нет... да полюбуйся-ка. (Расхаживает.) Посмотри-кась! Какова выступка? каков вид? Чем не барин? Чем не маркиз? Что, каково меня одели?

Даша. Прекрасно! только каково-то тебя раздевать будут.

Семен. Пустого ты боишься.

Даша. Надобно быть твоему бесстыдству и дерзости, чтоб назваться французом, не зная ни слова по-французски.

Семен. Ничего, ничего; барышни твои точно таковы, как мне надобно; им бы хоть уж имя не русское, далее они не смотрят. Что до старика, то я знал наперед с твоих же слов, что он запретит мне говорить по-французски, как скоро услышит, что я по-русски говорю; а без него надежда моя на премудрую няню Василису. Видишь ли, как я дело-то со всех сторон кругло расчел!

Даша. Это правда, только я все что-то боюсь!

Семен. Вздор, посмотри-ко! 200 рублей уж тут, и комедия почти к концу; еще бы столько же, или на столько же хоть выманить от красавиц, то к вечеру сложу маркизство, с барином своим распрощаюсь, чин чином, и завтра ж летим в Москву! Я уж придумал, как и делу быть: открою или цирюльню, или лавочку с пудрой, помадой и духами.

Даша. (приседая важно.) Не позабудьте, маркиз, одной безделицы, прежде нежели изволите отправиться в Москву открыть лавочку.

Семен. (с комическою важностью.) Что, душа моя?

Даша. (приседая важно.) Со мной здесь же обвенчаться; а то вы, знатные, иногда очень забывчивы.

Семен. (с комическою важностью.) Я надеюсь, что вы мне об этом припомните!

Даша. (приседая.) Не премину, конечно, маркиз! Тс! идут. А, это барышни! Боже мой, и без няни Василисы! пропал ты...

Семен. Худо, Даша!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Фекла, Лукерья и Семен.

Семен. (особо.) Ну, до меня дело доходит! Попытаемся как-нибудь отыграться. (Им.) Как ви прекрасни, сударини! верите ли, што, глядя на вас, я забываю мои нешасия; здесь я стал совсем иной шеловек. Смотря на вас, не могу я быть сериозен, — это волшебство! настоящее волшебство! Я думал, што я буду плакать, а вы делаете, што я не могу не смеяться.

Лукерья. Ecoutez, cher marquis... ⁸

Семен. Боже мой! што вы хотите делать? Я дал батюшке вашему слово не говорить по-франсузски.

Фекла. Il ne saura pas ⁹.

Семен. Невозможно! невозможно! никак невозможно — услишат.

Лукерья. Mais de grâce... ¹⁰

Семен. (убегая от них на другую сторону театра.) По-русски, по-русски, ради бога по-русски! — О, няня Василиса!

Фекла. (гоняясь за ним.) Je vous en prie... ¹¹

Лукерья. Je vous supplie... ¹²

Семен. (убегая.) Ни одного слова, ни полслова, ни шетверть слова. (Особо.) Совершенная беда!

Лукерья. (гоняясь.) Barbare! ¹³

Семен. (убегая.) Не слишу!

Фекла. (гоняясь.) Не понимаю!

Лукерья. (гоняясь.) Impitoуable! ¹⁴

Семен. (убегая.) Не разумею.

Фекла. Ingrat! ¹⁵

Семен. (убегая.) Напрасно! напрасно! — О няня Василиса!

Лукерья. (гоняясь.) Cruel! ¹⁶

Семен. (убегая, и, выбившись из сил, падает в кресла.) Не могу, совершенно не могу!

Лукерья. (придерживая его.) Ah! — Vous parlerez... ¹⁷

Фекла. (так же.) Ah! le petit traitre! ¹⁸

Семен. (барахтаясь.) Не понимаю, не разумею, не чувствую! (Особо.) Ах! где ты, няня Василиса?

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Прежние, Велькаров и Даша.

Даша. Я божусь вам, сударь, что я не знала ни намерения барышень, ни того, что на письме написано; они сами это скажут.

Велькаров. Бесстыдные! безумные! долго ли вам мучить меня своими дурачествами? Что значат эти письма, которые взял я у ней (указывая на Дашу) и в которых вы изволите так грубо Хопрову и Танину запрещать ездить ко мне в дом?

Лукерья. Воля ваша, батюшка, мы не хотим, чтоб они и надежду имели на нас жениться.

Фекла. Ах, не унижайте нас!

Велькаров. Что, что вы, сумасшедшие! да они благородные, молодые и достойные люди.

Лукерья. Ах, сударь, если б они были люди, они бы хоть немножко походили на маркиза.

Велькаров. Это что еще?

Фекла. (на коленях.) Не будьте так жестоки, не заглушайте в нас благородных чувств; и если уж одна из нас должна носить русское имя, то позвольте хотя другой надеяться лучшего счастия.

Лукерья. (на коленях.) Не будьте неумолимы! ужели для вас не привлекательно иметь родню в самом Париже?

Велькаров. Встаньте, встаньте! Боже мой, какое мученье! вас точно надо запереть. (Особо.) Мой дорогой гость успел вскружить им голову. Я вас проучу!

ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ

Фекла, Лукерья, Велькаров, Даша, Семен,
няня Василиса и Сидорка.

Сидорка. Деньги, сударь, в расход занес. (Семену.) Маркиз Глаголь, ваша комната готова.

Велькаров. Маркиз Глаголь!

Фекла. Опомнись, Сидорка!

Лукерья. Вот наши русские порядочного имя не могут затвердить.

Сидорка. Да помилуйте, я ль ему дал имя? Его милость давича приказал и в книгу себя занести так. Даша, вить при тебе?

Даша. (в смущении.) Я? когда? давича? я что-то не помню!

Велькаров. (особо.) Ба, и Даша в замешательстве! Тут, верно, есть обман! Так вас называют маркиз Глаголь?

Семен. Милостивий государь, я удивляюсь, што это вас удивляет.

Велькаров. Господин маркиз Глаголь, ты плут!

Семен. Я не смею спорить с вашей почтенной фигурой.

Лукерья. Батюшка, можно ли так обижать знатного человека!

Фекла. Помилуйте, вы обесславите себя по всей Франции.

Велькаров. Мы посмотрим его на первом опыте. Господин маркиз, я позволяю или, лучше сказать, я требую, чтоб ты дочерям моим при мне рассказал по-французски жалкое приключение, как тебя в лесу ограбили.

Даша. (особо.) Прощай, маркизство!

Лукерья. Ах, какое счастие!

Семен. Милостивый государь!..

Велькаров. Посмотри-ко, ты уже чище по-русски стал выговаривать, скоренько научился!

Семен. Милостивый государь...

Фекла. Ах! говорите, говорите, маркиз!

Велькаров. Ну, говори ж, маркиз Глаголь!

Семен. (на коленях.) Ах, сударь!

Велькаров. Полно, полно! не стыдно ль знатному человеку так унижаться! Изволь рассказывать, пусть дочери мои послушают французского языка.

Няня Василиса. (подходя к Семену.) Уже, мой батюшка, позволь и мне послушать, куды давно хотелось.

Семен. Ах! простите кающегося грешника. Я, сударь... ах! я не маркиз, я, сударь... ах! я и не француз, а просто вольный человек, служу у господина, который, проездом в армию, остановился в вашей деревне, и зовут меня Сенькой!

Лукерья. Бездельник! и ты мог...

Семен. Виноват, сударь, страстная любовь сделала меня маркизом.

Даша. (на коленях.) Простите нас, сударь!

Велькаров. А ты, Даша, тут же?

Семен. Ах, сударь, мы уже давно любим друг друга, и нам не на что жениться. Не могши ничего достать с русским именем, употребил я невинную хитрость и назвался маркизом; но я, право, не участник в отказе, который барышни сделали своим женихам.

Велькаров. Нет, нет, твоя спина дорого мне за это заплатит! Вот, госпожи дочки, следствие вашего ослепления ко всему, что только иностранное! Кто меня уверит, чтоб и в городе, в ваших прелестных обществах, не было маркизов такого же покрою, от которых вы набираетесь и ума, и правил?

Семен. Милостивый государь, простите нас!

Даша. Сжальтесь над верными любовниками!

Велькаров. (особо.) Однако, право, мне и досадна и смешна выдумка этого плута. Господин маркиз Глаголь, ты бы стоил доброго увещания, но я прощаю тебя за то, что сегодняшним примером дал ты моим дочкам урок. Встань, возьми свою Дашу, и поезжайте с ней куда хотите. Сидорка, разочтись с ней; ужо и на дорогу прикажу вам дать.

Даша. Ах, сударь, вы нас оживили!

Семен. Уф, как гора с плеч свалилась! Пойдем, Даша! И другу и недругу закажу маркизом называться! (Уходит с Дашей; за ними Сидорка.)

Велькаров. А вы, сударыни, я вас научу грубить добрым людям, я выгоню из вас желание сделаться маркизшами! Два года, три года, десять лет останусь здесь, в деревне, пока не бросите вы все вздоры, которыми набила вам голову ваша любезная мадам Григри; пока не отвыкнете восхищаться всем, что только носит нерусское имя, пока не научитесь скромности, вежливости и кротости, о которых, видно, мадам Григри вам совсем не толковала, и пока в глупом своем чванстве не перестанете морщиться от русского языка! Няня Василиса! поди, не отходи от них! (Уходит.)

Няня Василиса. (вслед.) Слушаю, государь!

Лукерья. (отходя) Ah! ma soeur! ¹⁹

Фекла. (отходя.) Ah! quelle leçon! ²⁰

Няня Василиса. (отходя за ними.) Матушки барышни, извольте кручиниться по-русски?

Конец

¹ Ну что, сестра... (франц.)

² Ах! Если когда-нибудь мне придется... (франц.)

³ Вы дура (франц.)

⁴ Ах! мой дорогой друг! (франц.)

⁵ Увы! (франц.)

⁶ Я не могу выразить (франц.)

⁷ Дорогой друг, надо сперва... (франц.)

⁸ Послушайте, дорогой маркиз... (франц.)

⁹ Он не узнает (франц.)

¹⁰ Пожалуйста... (франц.)

¹¹ Я вас прошу... (франц.)

¹² Я вас умоляю... (франц.)

¹³ Жестокий! (франц.)

¹⁴ Неумолимый! (франц.)

¹⁵ Неблагодарный! (франц.)

¹⁶ Жестокий! (франц.)

¹⁷ Ах! - Вы будете говорить... (франц.)

¹⁸ Ах! Изменник! (франц.)

¹⁹ Ах! сестра! (франц.)

²⁰ Ах! какой урок! (франц.)

 

Примечания

«УРОК ДОЧКАМ»

Комедия в одном действии. Напечатана в 1807 году, второе издание в 1816 году.

Мы даем текст по первому изданию, опуская список актеров.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Даша, Семен и потом Лиза.

Семен. Ну, думал ли я, скакав по почте, как угорелый, за 700 верст от Москвы наехать дорогую мою Дашу?

Даша. Ну, чаяла ли я увидеться так скоро с любезным моим Семеном?

Семен. Да как тебя занесло в такую глушь?

Даша. Да тебя куда это нелегкая м