Глава 22. Новый взгляд на привычные вещи.

 

Нелепо. Смешно. Безрассудно.

И совсем не волшебно. Тыква так и не стала каретой, мыши – лошадьми, готичный наряд – подвенечным платьем, а высокие кеды – хрустальными туфельками. Прекрасный принц не торопился к ней с предложением руки и сердца, и больше напоминал героя иной сказки, той, что повествовала о жизни в ледяном королевстве. Он – Кай, а она, увы и ах, не его Герда. Её слезы не растопят его оледеневшее сердце. До ушей его не долетят её мольбы, он останется глух и невосприимчив к ним. Он навсегда останется пленником прошлых отношений, чей призрак преследует его во сне и наяву.

Аманда сидела в саду, в беседке, прижав колени к груди. И чувствовала, что её понемногу отпускает тот страх, что был верным спутником на протяжении всего вечера.

На столе дымилась чашка с горячим чаем. Девушка так к нему и не прикоснулась. Её трясло и колотило, несмотря на теплую погоду и кожаную куртку, небрежно наброшенную на плечи. У Аманды зуб на зуб не попадал, но виной тому был не холод. Все тот же неизменный страх. Теперь уже не перед неизвестностью, как раньше, а перед плачевным исходом дела. Она понимала: перспективы открываются не радужные. Она рискнула, пошла ва-банк. Есть время разбрасывать камни, есть время – собирать. Сейчас она перешла из первой категории во вторую. Собирательница камней. Только почему-то они все оказались не драгоценными. Стекляшки, разбросанные по земле, от которых никакого толка. Обманчивый внешний вид. Бросишься к ним, возьмешь в руки, переполненный надеждами на лучшее будущее, а в итоге окажется, что зря тратил время. Никакой награды не последовало.

Вот такими осколками битых разноцветных стекол были для нее встречи с Ланцем. И эта, последняя, особенная. Которая, казалось, перевернула всю жизнь. Грант до сих пор корила себя за свой поступок, но вместе с тем чувствовала невероятное облегчение. Теперь она ничего не скрывала. У нее не осталось секретов. Она честно призналась Дитриху в своих чувствах, сама их приняла, перестала убегать от того назойливого голоса, время от времени звучавшего в голове, что говорил одно и то же: «Признайся ему». Было время, когда девушка убегала от себя, отказываясь от этих чувств. На ум неизменно приходило пафосное сравнение «преступная страсть». Преступление против самой себя, считавшей, что любить не умеет. Но, как известно, в любовь все скептики не верят лишь до первого приступа. Испытав его, даже самые отъявленные скептики меняют свое мнение на противоположное. И нет больше той уверенности в призрачности чувства.

Поведение Дитриха поставило девушку в тупик. Пока Ланц оставался равнодушен к её действиям, у нее получалось держать свои эмоции под контролем. Не всегда, с переменным успехом, но, тем не менее. Сейчас в голове были лишь сумбурные мысли, весь мир разбился на сотни мельчайших кусочков, и собрать его воедино не получалось. Не сейчас. Только не сейчас.

Аманда кусала губы, пытаясь понять, отчего же она так нервничает. Ведь ничего страшного не произошло, жизнь не закончилась. Она просто-напросто поцеловалась с человеком, который ей нравится. И он ответил... От этого ответа она почувствовала себя еще хуже, чем прежде. Дитрих, сам того не понимая, будто дал ей надежду на продолжение отношений. Его равнодушие и холодность раньше говорили сами за себя. Открытым текстом заявляли, что парень никого рядом видеть не желает, но теперь его действия противоречили его заявлениям. Впрочем, могло случиться так, что Дитрих ничего под этим поцелуем не подразумевал, а Аманда сама себе придумала мечту, накрутила себя, вывернула ситуацию в таком свете, в каком сама же и хотела увидеть.

Ничего особенного. Поцелуй. Обычное соприкосновение губами.

Ланц не говорил ей слов любви, даже симпатии не выказывал. Так с чего же она решила, что все у них возможно? Видимо, лишь по той причине, что ей этого хотелось.

Аманда потянулась к чашке, стоявшей на краю стола. Хотела сделать глоток, но руки в самый неподходящий момент задрожали. Она опрокинула чашку, и красно-коричневые потеки побежали по столешнице, тонкими струйками стекали на пол, где образовалась небольшая лужица. Часть попала на руку, обжигая, но девушка этой боли почти не заметила. Только вздрогнула от неожиданности, но ничего не предприняла. Она чувствовала себя выжатым лимоном, ничего не хотелось. Все происходящее вокруг казалось второстепенным, мысли были заняты исключительно размышлениями о поведении Ланца на концерте. Их разговор никак не шел из головы.

Грант запустила пальцы в волосы и ощутимо дернула себя за прядь, стараясь прийти в чувства, да и выбросить, наконец, из мыслей все, что связано с Ланцем. Забыть навсегда. О его существовании, о его поступках, о его голосе. О нем самом. Просто вычеркнуть из памяти, чтобы больше никогда там не появлялся. Иначе она не выдержит этого напряжения. Сойдет с ума от постоянных размышлений на тему возможности или невозможности романа.

Дура. Самая настоящая дура. Вся её сущность заключена в этом коротком, достаточно обидном определении. Но из песни, как известно, слов не выбросишь. Что написано пером, то не вырубишь топором. Все влюбленные люди могут охарактеризовать себя именно так. Стоит только влюбиться, как все остальное теряется на фоне нового чувства.

Она понимала, что стоит только Дитриху позвать её, и она побежит к нему незамедлительно. Времени на раздумья не попросит, сразу же сделает выбор, что кажется ей в данный момент самым верным. Каким он окажется на деле? Грант не могла ответить на этот вопрос. Стоило только зайти разговору о чувствах, как она потерялась. Любовь делала её не только глупой, но и беспомощной. Аманде всегда казалось, что она самостоятельная и самодостаточная личность. Влюбленность от былого мнения камня на камне не оставила, разрушив все теории и опровергнув все аксиомы.

Аманда укоряла себя за свои поступки. Сейчас, оглядываясь назад, видела, как нелепо выглядела со стороны. Как грубо и напористо действовала. Подобное поведение не свойственное девушкам, наверняка, отвратило от нее Дитриха окончательно. Грант невольно сравнивала себя с Люси, вспоминала, какой была её одноклассница. Понимала, что общего у них нет. Лайтвуд была скромной, но скромность эта была не наносной, а природной. Люси была женственной, нежной, заботливой. Идеальная будущая жена и мать, не то, что Аманда.

У Грант не было шансов. Не ей тягаться с призраком. Все равно она знает, что проиграет. Победа окажется в руках у кого-то иного. Лучше ей об этом не знать, и вообще не обращать внимания на Ланца. Не совать нос в его личную жизнь.

Не передать словами, какая волна эмоций накрыла Аманду, когда она увидела Дитриха на концерте вместе с другой девушкой. Это было почти, как удар под дых. Без жалости. Случай, когда о противнике не думаешь. Лучше – сразу нокаут. Вот Аманда и чувствовала себя поверженной, когда увидела Ланца рядом с Эмили. Хотелось устроить скандал прямо на месте, накричать на Дитриха, вцепиться в волосы его девушке. Аманда с трудом удержала себя в рамках дозволенного, смирилась. Сделала вид, что занимает её лишь перепалка на музыкальную тему. Потом, когда оскорбленная Эмили удалилась, позволила немного поострить. Выяснилось, что Грант все неправильно расценила. Она радовалась, что ошиблась относительно отношений Дитриха и «куклы».

Эмили, правда, на куклу была похожа. На Барби. Только не блондинка, а брюнетка. Кажется, крашеная. При желании могла вернуть себе природный цвет волос и с блеском исполнить роль всемирно известной куклы. Ноги от ушей, идеальное лицо, тонкая талия. В ней будто совсем не было изъянов. С такой девушкой даже конкурировать странно. И так понятно, что победа останется за ней.

Тем радостнее было осознать, что они с Ланцем – не пара, и соперничать с идеальной девушкой не придется.

– Легче тебе от этого не стало, – вздохнула Аманда.

Взяв со стола тряпку, она принялась вытирать столешницу от липкой жидкости. Грант не любила чай с сахаром, но в этот вечер отчего-то бросила в чашку пару ложек. Скорее всего, просто по инерции. Задумалась, вот руки и потянулись к сахарнице. Теперь на столе остался противный, липкий след. Аманда монотонно водила тряпкой по столу, потом злобно сплюнула на пол. В последнее время она стала удивительно рассеянной, будто совсем из реальной жизни выпала, переместившись в выдуманный мир, где не было мук первой любви, переживаний на этой почве, да и вообще о слове любовь никто никогда не слышал. Не задумывался, обходил, стараясь не связываться с чувством, что уничтожает личность, превращая железные характеры в податливый пластилин.

Так больше не могло продолжаться. Так не должно было продолжаться. Следовало перестать метаться в этом узком, длинном коридоре. Отбросить сомнения, не раскачиваться, подобно березке на ветру. Вместо этого однажды принять решение, а потом следовать выбранному пути, не опускать руки, а идти к своей цели. И потом сожалеть о том, что сотворила, а не упрекать себя в том, что упустила свой шанс.

«Я подумаю об этом завтра», – мысленно подбодрила себя Аманда.

Утешала её данная фраза по той причине, что давала понять: не одна она сомневается, не умеет молниеносно принимать решения, потому и откладывает все в долгий ящик. Убеждает себя, что обязательно решит свои проблемы потом, но в итоге оттягивает до того момента, пока они сами собой не разрешатся. Тогда ей уже и решений никаких принимать не придется, она смирится со своей судьбой. Все будет в шоколаде.

Утром легче не стало. Мысли остались на месте, да и друзей-подружек с собой привели. Одиночество плохо действовало на Аманду. Оно её угнетало и делало уязвимой. Раньше у девушки была возможность поделиться своими переживаниями с братом, теперь все приходилось держать в себе. С родителями откровенничать Аманда не могла, да и должную поддержку вряд ли обрела бы. Сара до сих пор считала свою дочь слишком маленькой. А у маленьких детей не бывает взрослых проблем. Любовь, разумеется, относится именно к разряду взрослых игр, детям там нечего делать. Они наломают дров, и это само собой разумеющееся. Вот чего-то разумного от них ожидать не приходится. В подростковом возрасте слова «любовь» и «разум» не пересекаются, как две параллельные прямые. Возможно, в далеком будущем все будет разложено по полочкам, но не сейчас...

Прогуливаясь по саду, Аманда чувствовала себя героиней какого-нибудь средневекового романа. Донельзя романтичная обстановка, запах распустившихся цветов, розы в бутонах. Некоторые уже приоткрыты, из-под зелени проглядывают темно-бордовые лепестки, пробивается наружу сладковатый, временами даже приторный аромат. Аманда любила смотреть на розы в период их цветения. Ей нравились именно те цветы, что оставались расти на кустах, а не те, что были срезаны и поставлены в гостиной. Из цветов срезанных выходила жизнь, они теряли свое природное очарование. Им искусственно продлевали срок существования, подслащивая воду, подрезали стебли под особым углом, но это было совсем не то, что прежде. В них не было именно жизни. Красиво, эстетично, но не то...

Розы нравились её и по другой причине. Они были прекрасным примером сочетания несочетаемого. Нежные цветы со сладким запахом, чей аромат покоряет всех и каждого. Редко можно встретить человека, который останется равнодушным к очарованию королевы цветов. Многие отдают свое предпочтение именно розам, другие цветы остаются невостребованными. Но нежность их обманчива, она – отвлекающий маневр, не более того. Стоит только потерять бдительность, как в кожу вонзятся шипы. Быть может, большого вреда они не нанесут, но, тем не менее, настроение будет испорчено. И чувство триумфа слегка потускнеет, омрачится воспоминаниями о досадной мелочи.

Пробегаясь пальцами по шероховатым лепесткам, по гладким, блестящим листьям, Аманда представляла себя на месте той самой средневековой героини, затянутой в тугой корсет, что и вздохнуть полной грудью не позволяет. Пышные юбки тянутся по земле... У девушки всегда было живое воображение. В театральной студии это качество неплохо помогало справляться с ролями.

Прочувствовать героиню? Поставить себя на её место? Проще простого! Нужно только настроиться на нужный лад, посмотреть на привычные вещи новым взглядом, и все будет готово. Получится обязательно, стоит только захотеть.

Сейчас стало смешно от своих мыслей. Она не смогла бы выжить в Средневековом мире. Всегда притворяться – сложно. Снимать и надевать разные маски – возможно, да и то утомляет. Однажды захочется явить миру себя настоящего, и тогда будет сложно адаптироваться к миру заново. Все привыкли к одному, другой личиной могут не проникнуться. Есть риск остаться в одиночестве, и он очень велик. Тот, кто ничего не имел, ничего и не потеряет. Поскольку друзей у Аманды не было, она ничем не рисковала. Могла быть такой, какой хотелось. Жить с тем мироощущением, в котором ей было комфортно. Впрочем, ей давно уже не было уютно в своем мире. Она перестала получать удовольствие от жизни. В голове обретался какой-то сумбур. Ни одной светлой мысли, один мрак. Сплошной. Беспросветный.

Девушка недовольно фыркнула, зацепившись за острый шип. Он пробил кожу, выступило несколько капель крови. Аманда поднесла палец ко рту, слизнула кровь и тут же сплюнула на землю. Когда-то начиталась глупых советов, гласивших, что слюна иногда может играть роль антисептика. Потом узнала, что в слюне достаточно микробов, потому лучше не заниматься самодеятельностью.

Она почувствовала на себе чужой взгляд. Это уже напоминало паранойю. Вряд ли нашелся бы человек, которому интересно наблюдать за её серой жизнью. Вряд ли за ней, действительно, кто-то наблюдает. Скорее, просто воображение в очередной раз разыгралось. Нечего было фантазировать о средневековых декорациях, заговорах, придворных интригах, что являлись в ту пору столь же популярным развлечением, как вечеринки в клубах в настоящем.

Девушка осмотрелась по сторонам, несколько раз моргнула удивленно. Пыталась понять: правда то, что она видит, или же ей все пригрезилось. Но видение не исчезло. Ланц продолжал стоять на месте, рядом с забором. Аманда видела его лицо сквозь кованые решетки ограждения, отделявшего их друг от друга. Он стоит здесь. Сейчас. Можно подойти и заговорить. О чем угодно, и он не будет против. Наоборот, он сам и стал инициатором беседы, раз проявил любопытство, узнал адрес и приехал сюда. Наверняка, он снова будет пытаться вывести её на чистую воду, заставит признаться в своих слабостях, спросит, насколько правдивы слова любви, что она сказала ему в клубе.

За время общения, да и просто наблюдения за Дитрихом Грант успела уяснить для себя простую истину: Ланц относится к породе людей, что привычно именовать франтами. Он любит выделиться из толпы, покрасоваться перед всеми, но сегодня он не особенно утруждал себя выбором наряда. Однако даже в простой белой майке и рваных джинсах он казался Аманде самым привлекательным парнем в мире. Скорее всего, вновь давало знать о себе чувство влюбленности. Ведь, когда человек нравится, его недостатки остаются в тени, видны лишь только достоинства. Все выражено в превосходной степени. Самый лучший, самый красивый, самый... Эпитетов можно подобрать ещё множество.

Девушка в очередной раз стушевалась. Она не знала, с чего начать разговор. Да и стоит ли начинать? К тому же, свой собственный внешний вид её совсем не радовал. Дома она ходила в одних вещах, на улицу выбиралась в других. К тому же макияж и красивая прическа были обязательным элементом программы. Сейчас волосы у нее были схвачены в неаккуратную петлю. Радовало хотя бы то, что с утра она причесалась, более-менее привела себя в порядок, все же воспитание не позволяло ей появляться на улице в неприглядном виде. Но и никакого лоска не было. Ни тайн, ни загадок. Все ясно и понятно. Среднестатистическая девушка с темными кругами под глазами, немного уставшая, да, ко всему прочему, облаченная не в вычурный наряд, коими должна блистать истинная леди из высшего света, а в повседневную футболку с изображением смешного мультипликационного персонажа и джинсовые шорты. Особенно Аманду веселила футболка. На ней был отпечатан портрет кота в сапогах из «Шрека», с неизменным умоляющим взором. Почти так же она смотрит на Дитриха, когда пересекается с ним в городе. Но он не реагирует, предпочитает оставаться себе на уме.

Все это время перед Ланцем она появлялась в образе. Сегодня он увидел её настоящую. Странно, но пока не шарахнулся в сторону. Не испугался.

Высказывание о закомплексованности творческих личностей не казалось Аманде выдумкой. Со своими комплексами она успешно боролась на сцене, в жизни же частенько подвергалась сомнениям, различного рода недовольствам собственной внешностью. Это не мешало жизнь, но иногда действовало на нервы. Почему люди так неидеальны? Почему они не умеют легко находить общий язык с окружающими? Отчего так много чувств существует на свете, и каждое из них настолько запутанно? Ненависть неизменно ходит рядом с любовью, нежность с грубостью, радость с печалью. Они не приходят поодиночке, всегда появляются разом, сплетаясь в тугой узел, который невозможно разрубить. Только вместе. Иногда случается такое, что одно чувство переплавляется в другое. Ненависть становится предвестником любви, любовь превращается в отторжение, человек, которого мечтал носить на руках, сегодня раздражает, уже нет былого восторга, только желание сказать ему как можно больше гадостей. Забыть его. Вычеркнуть из памяти, никогда не вспоминать. Правда, нет гарантии, что уже на следующий день не наступит раскаяние. Настроение человека переменчиво, как весенний ветер. Не каждому по силам уследить за ним, да и не стоит этого делать. Все равно большинство так или иначе обречено на провал. Себя Аманда заранее причисляла к проигравшей команде.

Но сейчас в очередной раз собиралась сыграть заученную досконально роль. Невозмутимость и улыбка победительницы на лице. Даже если идешь на эшафот, нужно делать это с достоинством.

Машинально она протянула руку к распустившейся розе, сломала её, и зашагала к ограждению. Туда, где ждал её Дитрих.

Когда Аманда нервничала, ей нужно было чем-то занять руки. Не важно, чем. Главное, найти какое-то занятие. Она могла чертить непонятные линии на листке или рисовать вполне осмысленные, заранее продуманные изображения. Могла держать в руках чашку или заплетать косички на скатерти, крошить печенье или ощипывать лепестки у цветов. Это немного её успокаивало, хотя являлось проявлением недостаточной зрелости. Аманда сама прекрасно об этом знала.

– Как ты здесь оказался? – произнесла вместо приветствия.

– Хотел кое-что обсудить.

– И?

– Ты не можешь выйти на улицу? Так и будем общаться через ограждение?

– У тебя есть потрясающая возможность показать себя во всей красе и перелезть через забор. Поиграем в лучших традициях сказок, устроим проверку для рыцаря.

Дитрих усмехнулся. Девчонка, на самом деле, была незаурядной личностью, не похожей на всех тех, с кем ему доводилось общаться раньше. Ни под одну категорию невозможно было её подвести. Скромница или светская львица, добродетель или порок, нежность или сдержанность, временами переходящая в грубость, благоразумие или сумасбродство? Аманда каждый день была разной, и каждый образ невозможно было отделить от другого. Их можно было принять или воспротивиться их появлению, но следовало признать, что все это свойственно Аманде. Актрисой она была не только на сцене, но и в жизни. Но на сцене она роль играла, а в повседневности своими ролями жила. Стиль жизни – быть разной, не зацикливаясь на одном амплуа. Довольно занятно, если говорить откровенно.

– Нет, шоу здесь я не собираюсь устраивать, – хмыкнул Ланц. – Не хочешь выходить на улицу, поговорим через забор.

– Ты забываешь об одной важной детали.

– О какой?

– Я у себя дома нахожусь. Могу развернуться, уйти в дом, и разговор снова не состоится.

– Но ты этого не сделаешь, – с уверенностью в голосе ответил Дитрих.

– Кто сказал?

– Никто. Я просто думаю, что тебе самой надоела эта игра в догонялки.

– А тебе она надоела?

– Давно.

– Ясно, – резюмировала Аманда. – Все дело в том, что я сама не знаю, чего хочу, поэтому предпочитаю убегать от ответственности. Так проще жить.

– Не сказал бы.

– Почему?

– Если постоянно убегать от проблем, не решая, их будет становиться все больше и больше, нарастать, как снежный ком, в итоге сойдет лавина. Вряд ли тебе понравятся последствия.

– Я не думаю о прошлом. Я живу настоящим. С некоторых пор боюсь загадывать на будущее, ведь я не могу быть уверена в том, что завтрашний день для меня наступит.

– Ты о том случае с нападением?

Аманда удивленно посмотрела на Ланца. Он что, всю информацию о ней собирал? Видимо, да. Не мог не заинтересоваться её личностью, все же вела она себя экстраординарно. Любой проявил бы интерес к подобному персонажу.

– Знаешь, да?

– Знаю.

– Откуда?

– Интернет просветил.

– А... – протянула она задумчиво. – Помнится, тогда писали об этом, довольно много. Родители подняли шум, набежали журналисты. А мне наоборот не хотелось, чтобы дело придавали огласке. Мне тогда вообще ничего не хотелось. Только мести.

– Знала, кто на тебя напал?

– Знала, конечно. Но сейчас его уже нет в живых. Удивительно, но мне от этого не легче.

– И кто это был?

Изначально Дитрих не собирался обсуждать с Амандой её жизнь, но теперь заинтересовался. Когда не пыталась острить, или же наоборот строить из себя даму высшего света, с ней было интересно, даже приятно общаться. И не было риска напороться на ответ, отбивающий все желание разговаривать, как случалось ранее.

Вообще сегодня Аманда казалась на удивление милым человеком, не то, что раньше. В прошлые их встречи Дитрих посчитал её забавной, в какой-то мере, загадочной личностью, но и не отрицал того факта, девушка временами его раздражает. Теперь былое отторжение испарилось. Закралось подозрение, что это получилось по той простой причине, что Дитрих всегда выступал за честность в общении, а сейчас девушка была честной, ничего не скрывала, не пыталась прыгнуть выше головы, как-то себя зарекомендовать. И не важно, с какой именно стороны. Хоть в выгодном, хоть в невыгодном свете выставить. Она была сама естественность, и этим располагала к себе.

– Парень из нашей школы. Ты вряд ли его знаешь. Он учился в одном классе со мной, а ты никем особо не интересовался, кроме Люси. Алик Эванс его звали. Знаешь?

– Нет.

– Так я и думала.

– Я редко интересуюсь людьми, с которыми не общаюсь. А круг общения у меня достаточно узок.

– И ты не страдаешь от этого?

– Нет. Зачастую люди меня совсем не интересуют.

– Одиночка по собственному выбору?

– Что-то вроде того. Просто не понимаю, отчего все так страдают в одиночестве. Ты же понимаешь, что вся эта теория половинчатости – ерунда. Все созданы цельными личностями, и одиночество не должно тяготить. Стандарт, что люди обязаны разбиваться по парам, навязан обществом, не более того.

– Думаю, под этими словами следует сделать вывод: любовь и дружба – выдумка. Их никогда не существовало, просто однажды кому-то стало скучно, вот он и придумал такое понятие, как чувства. А потом это стало модным. Думать, говорить о чувствах, пытаться ими проникнуться. Как всегда бывает со всеми общественными явлениями, что входят в моду и обретают популярность.

– Я верю в любовь.

– Подозреваю, что случилось это не так давно.

– Ты права.

– Заслуга Люси?

– Только её, – кивнул Дитрих, стараясь сохранять спокойствие.

– А я вот не верю.

– Совсем-совсем?

– Ну, как сказать...

– Как есть, так и говори.

– Мне кажется, что я умею испытывать к людям нечто, что именуется любовью, но, тем не менее, с уверенность сказать, что это именно любовь, не могу. Тебе ещё не надоело меня слушать? – обратилась к Дитриху, наблюдавшему за ней.

Впервые ей было легко общаться с ним. Раньше всегда появлялась некая неловкость, скованность, желание продемонстрировать себя с лучшей стороны. Но все развивалось по стандартному сценарию. Сначала Аманда улыбалась, потом начинала дерзить, говорить то, чего не думала. И это непроизвольно получалось. Она терялась, не зная, как вести себя с человеком, к которому испытывает искреннюю симпатию. Необычные чувства. Противоречивые. Говорит одно, думает другое, совершает третье. Говоря откровенно, она запуталась в паутине своих чувств. Вроде хотелось устроить ловушку другому человеку, очаровать его, в итоге – отталкивала. У нее всегда так плачевно заканчивались истории любви. Не начавшись, они уже начинали чахнуть, как цветы в засушливой пустыне.

– Нет, мне интересно, – ответил он. – Продолжай.

– Не хочешь зайти в гости?

– Снова предлагаешь перелезть через забор?

– Нет, цивилизованно пройти через центральный вход.

– Я удостоился этой чести? За какие заслуги? – усмехнулся Ланц.

Аманда не удержалась и ответила на этот смешок ядовитой ухмылкой.

– Просто я решила, что невежливо держать гостя за воротами. Так как? Зайдешь? Или мне выйти?

– Твои родители не будут возражать против моего присутствия?

– Отец, как всегда, в это время занят своими делами. Играет в гольф со своими друзьями, так что его дома нет. Мама... – Аманда выдержала многозначительную паузу. – Моя мама – это отдельная история, но мне не хотелось бы выносить свои проблемы на всеобщее обозрение. Так что просто скажу, особо возражать она не будет. Скорее, не заметит твоего присутствия.

Дитрих чувствовал себя не в своей тарелке. Он не рассчитывал на долгий разговор. Мыслей о возможном приглашении в дом у него не возникало. Ланц привык, что Аманда постоянно уходит от разговора. Не удивился бы, поступи она так и сегодня. Но девушка вела себя иначе, не так, как прежде. Будто её подменили.

– Вижу, сомневаешься, – заметила Грант. – В принципе, если не хочешь заходить в дом, можем в саду посидеть. Там есть беседка, так что с матерью моей точно не столкнешься.

– Ну, хорошо, – неожиданно согласился Ланц.

В конце концов, он и так задержался здесь дольше, чем планировал. Дома ему нечего было делать, о своей вылазке Лоту он предупредил, так что переживать по поводу отсутствия сына, она вряд ли станет. Тем более она вместе с мужем собиралась в кинотеатр. Очередная романтическая комедия привлекла её внимание, и Якоб, конечно, любимой жене не отказал.

Даже спустя много лет совместной жизни, они не упускали возможности выбираться спонтанно на свидания. Их сына подобное поведение одновременно умиляло и веселило. Мало он видел семей, где любовь рано или поздно не скатывалась в привычку, и его родители были одним из самых ярких примеров, что когда-либо встречались на жизненном пути. Идеальная любовь, временами казавшаяся ему нереальной.

Аманда не стала настаивать на посиделках в доме. Действительно, отвела Дитриха в сад, где была деревянная беседка. На улице стояла жара, а в беседке неожиданно оказалось прохладно. Немного раздражал запах цветов, густой, временами удушающий. В нем смешались ароматы самых разных представителей флоры, но особенно ярко выделялся на общем фоне аромат роз и жасмина. Запах жасмина Дитрих никогда не любил. Но, в целом, это его не расстраивало. Привыкнув через некоторое время, он практически перестал обращать внимание на цветы, сосредоточившись на обдумывании предстоящего разговора.

Поинтересовавшись, хочет ли он чего-либо, Аманда на время удалилась, оставив Дитриха в одиночестве. Вернулась, неся в руках два стакана колы со льдом.

Во внешнем виде её не произошло никаких перемен. Девушка не стала пользоваться случаем и наводить марафет, в попытке сразить своего собеседника наповал. Решила, что раз он увидел её в домашней обстановке, пусть все останется по-прежнему. Только очки вместо ободка нацепила. В саду было солнечно, и от долгого пребывания на солнце начинало темнеть в глазах, а иногда перед ними и красные пятна плясали. Так что очки были предметом первой необходимости, а не попыткой создать иллюзию загадки.

Девушка поставила перед Ланцем стакан, села напротив, отпивая немного из своего стакана.

– Спасибо, – поблагодарил её Дитрих.

– Не за что. Всего-навсего правила гостеприимства, – отозвалась она. – В общем, сейчас я целиком и полностью в твоем распоряжении. Можем поговорить обо всем, что тебя волнует. Но, как я понимаю, тебя интересует только одно – мое поведение на вчерашнем концерте. Причины, по которым я сделала то, что сделала, там, в коридоре. Правильно?

– Стопроцентное попадание.

– Я знала, что ты не пройдешь мимо этого поступка. Ты склонен все тщательно анализировать. Иногда это хорошо. Иногда лучше не лезть в дебри. Так жить проще.

– Я не стал бы анализировать, если бы это не касалось лично меня.

– Разумно, – отозвалась Аманда. – Хочешь знать, что заставило меня признаться тебе в любви? Не знаю, честно. Сама уже несколько раз пыталась проанализировать свой поступок, но пока так ничего умного и не придумала. Я уже говорила, что любовь для меня – понятие удивительное. Даже загадочное. Мне раньше казалось, что я влюбляюсь в человека, проводила с ним время, и понимала, что не люблю его. Одно время я упиваюсь своим чувством, оно мне кажется огромным, необъятным, но потом я вновь смотрю на объект своей страсти и прихожу к выводу, что ничего не чувствую. У Эштона все так же было. Он всегда искренне верил, что с новой девушкой у него будут крепкие, постоянные отношения, но проходила неделя, и он терял интерес к тем девушкам. Я не особо от него отличаюсь, разве что сроки моей влюбленности чуть больше. Месяцы, а то и годы. Сама знаю, что звучит странно, но ничего поделать не могу. Я влюбляюсь, я охладеваю к человеку, в которого влюбилась. Но, может, это закономерно. Никогда не встречала примеров вечной любви, о которой так любят писать, говорить, петь и снимать фильмы.

– Её и нет, – произнес Ланц. – А, может, есть, но я в нее не верю.

Аманда улыбнулась.

Подумала, что сама себя загнала в ловушку, предложив Дитриху зайти к ней в гости, но вместе с тем испытывала облегчение, как камень с души упал. Действительно, глупо было убегать от разговора, пытаться найти ответы на свои вопросы в бегстве. Проблемы не решались, они так и оставались на месте. Сейчас появилась реальная возможность расставить все точки над i, попытаться систематизировать все события.

Она так часто избегала выяснения отношений, что успела отвыкнуть от цивилизованного разговора. Дитрих видел её спину, стоило только начать разговор о чем-то неприятным, а потом силуэт в отдалении, сейчас девушка решилась на откровенный разговор. Было немного неприятно осознавать: в данный момент они начнут по косточкам разбирать всю ситуацию, в итоге все банально скатится в промывание друг другу мозгов, возможно, в конце Аманда не сдержит слез, а Ланц будет беситься, глядя на эти слезы. Отчего-то разговоры по душам неизменно ассоциировались у девушки со слезами, переживаниями, взаимными упреками. То есть, по сути, мирная ситуация грозила перерасти в скандал, стоит только бросить неосторожно пару слов. Пока Аманда надеялась, что все обойдется, и разговор у них получится цивилизованный. Даже, если очень захочется сказать гадость, она прикусит язык и выдаст очередную улыбку.

– Потому и ставишь мои чувства под сомнения?

– А разве ты сама этого не делаешь?

– Делаю, конечно.

Грант тяжело вздохнула. Понимала, что сама же себе противоречит. Признается в любви, потом заявляет, что в любви не склонна к постоянству, и теперь вновь пытается убедить Ланца в силе своей любви. Странно? Естественно, странно. Но чувства всегда оставались для нее загадкой, никто никогда не рассказывал ей о правилах поведения в таких ситуациях. Аманде предстояло всему научиться на собственном опыте, а не на ошибках прошлых поколений.

Сара не уделяла должного внимания своим детям, потому и о муках первой любви никто их не просвещал. Советов от нее можно было ждать вечность, да так и не дождаться. Не может человек, не знающий любви, пояснить, как вести себя в той или иной ситуации, созданной этим чувством. А Сара любви не знала. Совсем. Может, когда-то теплились в её душе зачатки чувства, но потом, невостребованные, так и сгорели без остатка. Одно равнодушие можно было почувствовать с её стороны, иногда холод, а тепла не было. Всего раз в жизни Аманда почувствовала, что её мать – не робот, а живой человек. Не так давно, в день смерти Эштона. А потом снова появилось отторжение, холод, полное отсутствие эмоций, ничего кроме оценивающих взглядов, да редких замечаний о невыдержанном стиле в одежде, либо неаккуратно нанесенном макияже.

Девушка искренне завидовала тем детям, что общаются с родителями, как с друзьями. У них есть общие интересы, темы для разговоров. Матери с дочерьми – лучшие подружки, что могут делиться одеждой, обувью, косметикой. И откровенничают на разные темы, начиная от модных тенденций, заканчивая темой личной жизни. Да, именно так. Есть же случаи, когда дочери легко делятся со своими мамами любовными переживаниями. Но у Аманды такого никогда не было. Она понимала, что Сара не станет её слушать, а, если станет, то потом от нее не совет последует, а чтение нотаций на тему: «Как не стыдно матери подобные вопросы задавать?». Оттого-то она и старалась избегать общения со старшим поколением. У них было разделение, нейтралитет. Она не трогает родителей, родители не обращаются к ней. Живут на одной территории, но обособленно, как чужие люди. По ощущениям, правда, чужие, только фамилия почему-то одна на всех.

Причем, это у них было в порядке вещей. Точно так же складывались отношения в семье, где воспитывался отец Аманды. Никаких родственных чувств, просто проживание в одном доме. В остальном – никакой теплоты и попыток заботиться о своих близких. Говорят, что все закладывается в детстве. Как воспитывают ребенка, так же и он будет относиться к своим собственным детям. В данном случае теория оказалась верной на все сто процентов, ни одной ошибки. Наверняка, у Эштона все сложилось бы точно так же. Конечно, если бы он вообще женился, а то у него никогда взгляд на одной девушке надолго не задерживался. Быстро вспыхивал, быстро остывал, и так всегда. Ни одного исключения из правил. Глядя на брата, Аманда раз за разом убеждалась в правдивости теории о полигамности мужчин, и нельзя сказать, что это открытие её радовало. Наоборот, девушка огорчалась. При таком раскладе, вероятность встретить единственного и неповторимого, того, что будет рядом с ней всю оставшуюся жизнь, казалась невероятно трудным заданием. Все равно, что один из подвигов Геракла вновь повторить, не имея его исходных данных. Как ни крути, у героя были задатки, позволявшие справиться с заданиями, а вот Аманде не на кого было надеяться.

Она чувствовала себя так, будто живет не потому, что ей это нужно, а для того, чтобы кому-то доказать важность своего существования. Родителям, в первую очередь. Живет так, будто плывет против течения, и её это угнетает, но ничего она не меняет. Наступает на горло собственной песне, не позволяет себе радоваться жизни, и другим вечно портит настроение. О чем ей уже неоднократно говорили. Она не оспаривала, потому как заявления были правдивы, в большинстве случаев. Теперь следовало озадачиться вопросом, отчего она так поступала? На самом деле, ей было неприятно все, что делали её одноклассники, или же она просто хотела быть хорошей девочкой. Настолько хорошей, что при всем желании никто придраться не сможет? Хотелось создать себе определенный имидж, и это получилось отменно. Комар носа не подточит. Вот только стала ли Аманда от этого счастливее? Вряд ли. Точнее, ответ на вопрос очевиден. Нет, нет и ещё раз нет.

Что такое истинное счастье? Аманда могла лишь общими словами ответить на этот вопрос, никакой конкретики, только отвлеченные фразы, которые доводилось слышать ранее, от других людей. Но своего собственного понятия счастья она не имела. Пока не сталкивалась с такими явлениями, что могли бы заставить её сказать фразу: «Я по-настоящему счастлива».

– А, если сама сомневаешься, отчего же я должен верить?

Грант развела руками. Дитрих говорил правильные вещи, его не в ч<