Зарождение «атомной дипломатии» и доктрина Г. Трумэна.

У истоков «атомной дипломатии» США

9 августа по приказу Верховного главнокомандования Советских Вооруженных Сил войска Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов, поддержанные авиацией, развернули наступление против японских войск по всему фронту. Одновременно советский Тихоокеанский флот перерезал коммуникации Квантунской армии с моря. Войска Забайкальского фронта, в состав которых входили части вооруженных сил Монгольской Народной Республики, в короткий срок преодолели горный хребет Хинган, который Япония рассматривала как неприступный естественный рубеж обороны. На всех участках фронта японское сопротивление было сломлено. Над Квантунской армией нависла угроза окончательного разгрома. Безнадежность дальнейшего сопротивления стала настолько очевидной, что 16 августа японское правительство направило союзникам телеграмму, в которой заявляло, что оно готово принять условия Потсдамской декларации.

В конце августа началась массовая капитуляция японских частей. Правда, в начале сентября отдельные японские отряды на Южном Сахалине, на Курильских островах, в восточной части Северо-Восточного Китая и в некоторых пунктах Северной Кореи продолжали сопротивление, но оно было решительно подавлено. Военные операции советских войск завершились полным разгромом японской армии.

2 сентября 1945 г. на борту находившегося в водах Токийского залива американского линкора «Миссури» состоялось подписание акта о капитуляции Японии. Японское правительство принимало условия Потсдамской декларации и заявляло о «безоговорочной капитуляции союзным державам японского императорского штаба, всех японских вооруженных сил и всех вооруженных сил под японским контролем вне зависимости от того, где они находятся».

Итак, война на Тихом океане была завершена. В соответствии с Ялтинским соглашением об условиях вступления Советского Союза в войну с Японией были ликвидированы последствия поражения русской армии в войне 1904-1905 годов.

На последней фазе войны с Японией произошло событие, оставившее глубочайший след в истории человечества: США применили атомное оружие против мирного населения японских городов. 6 августа американский самолет сбросил атомную бомбу над городом Хиросима. В течение нескольких секунд 40% всей территории города было превращено в пепел и 92% – полностью разрушено. 200 тыс. жителей города были убиты. Через несколько дней, 9 августа, такая же участь постигла город Нагасаки. Буквально в одно мгновение полностью сгорела одна треть города. 74 тыс. человек были убиты и 75 тыс. смертельно ранены. В течение многих десятилетий после этой бомбардировки уцелевшие жители Хиросимы и Нагасаки продолжали страдать от последствий атомной радиации[865].

Применение атомных бомб не диктовалось военной необходимостью. Поражение Японии было неотвратимо. Это хорошо понимали и в Токио, и в Вашингтоне, особенно учитывая вступление Советского Союза в войну против Японии. И тем не менее бомбы были сброшены. Объяснялось это тем, что указанная акция Вашингтона преследовала не столько военные, сколько сугубо политические цели. Она знаменовала собой начало эры «атомной дипломатии» США, попытки осуществления которой нанесли столь заметный ущерб международным отношениям в послевоенный период.

С самого начала работы над так называемым «Манхэттенским проектом», то есть разработки атомной бомбы в США, американские деятели и ученые, вовлеченные в нее, отдавали себе отчет о тех больших политических и военных последствиях, которые будет иметь создание атомной бомбы. Разработка нового вида оружия массового уничтожения, начатая в США в 1941 году, велась, естественно, в строжайшей тайне. Однако, учитывая союзнические отношения с Советским Союзом и его решающую роль в войне с гитлеровской Германией и ее союзниками, некоторые ученые – участники «Манхэттенского проекта» считали, что США должны поделиться информацией с Советским Союзом о работе над созданием атомной бомбы. Однако против этого решительно возражали военный министр Стимсон, государственный секретарь Бирнс, генерал Маршалл и др. Стимсон, например, считал, что СССР значительно отстает в разработке собственной атомной бомбы и, по его мнению, было бы неразумно сообщать ему об американской методике в этой области, не получив чего-либо взамен в дипломатической сфере[866]. Чем дальше продвигалась работа над созданием атомной бомбы, тем больше укреплялось в Вашингтоне убеждение в том, что наличие атомной бомбы следует использовать как фактор политического давления на Советский Союз. После Ялтинской конференции Стимсон стал рекомендовать действовать «осмотрительно» и ждать, «пока мы сможем получить значительно более существенные «плоды раскаяния» со стороны русских в ответ на наличие у США атомной бомбы».

В конце мая 1945 года вопрос о применении атомной бомбы уже формально рассматривался в Вашингтоне как с точки зрения войны против Японии, так и с точки зрения будущих отношений с Советским Союзом. Участник этих дискуссий Бирнс цинично признавал, что атомная бомба будет применена не с целью воздействия на Японию, а для того, чтобы «сделать Россию более сговорчивой в Европе»[867].

Накануне Потсдамской конференции, после очередного обсуждения вопроса о последствиях применения атомной бомбы Трумэн и Стимсон пришли к выводу, что пока бомба не будет применена против Японии, о ней вообще не следует информировать Советское правительство, а после этого отклонять любые вопросы, которые могут возникнуть у советской стороны. Стимсон конкретизировал сущность «атомной дипломатии»; он считал, что только в случае уступок со стороны Советского Союза в вопросах, касающихся Польши, Югославии, Румынии и Маньчжурии, американское правительство могло бы пойти «на раскрытие своих секретов» относительно атомной бомбы[868].

Для характеристики линии американских и английских руководителей весьма показательна их реакция на известие об успешном испытании атомной бомбы. Трумэн и Черчилль ликовали по поводу того, что это грозное оружие обеспечит господство западных держав в мировых делах. А. Брук в своих дневниках следующим образом описывает реакцию Черчилля на известие об испытании атомной бомбы: «Он… дал себя увлечь самым первым и довольно скупым сообщением о первом атомном взрыве, он уже видел себя способным уничтожить все центры русской промышленности и населения. Он немедленно нарисовал чудесную картину самого себя как единственного обладателя этих бомб, способного сбрасывать их там, где он пожелает…». По мнению английского премьера, это сделало бы его всемогущим[869].

С учетом успешного испытания атомной бомбы в Вашингтоне решили не дожидаться ее применения и сообщить о наличии у США этого нового грозного оружия массового уничтожения Советскому Союзу в ходе Потсдамской конференции с явной целью добиться от него уступок по обсуждавшимся на конференции вопросам. После одного из заседаний конференции, на котором рассматривались острые вопросы будущего Европы, президент США отвел главу советской делегации в сторону и сообщил ему о создании новой бомбы. «Я осторожно упомянул Сталину о том, что у нас есть новое оружие необычной разрушительной силы, – писал впоследствии Трумэн в своих мемуарах. – Русский премьер не проявил особой заинтересованности[870]. Сталин, по свидетельству Черчилля, наблюдавшего за этой беседой, отнесся к информации Трумэна совершенно спокойно, лишь поздравив и поблагодарив Трумэна за сообщение об этом военном изобретении[871].

Следует отметить, что «атомная дипломатия» планировалась в Вашингтоне не только в контексте советско-американских отношений, но и как важнейший метод американской внешней политики вообще. Г. Колко пишет, что к 31 мая 1945 г., по существу, все американские лидеры, связанные с созданием атомной бомбы, «согласились с тем, чтобы держать не только русских за пределами атомного клуба, но не предпринимать больше ничего, чтобы помогать англичанам, которых Стимсон даже хотел лишить информации о первом испытании»[872].

Хотя ожидаемого эффекта ни сообщение об испытании атомной бомбы, ни ее варварское применение на принципиальную позицию Советского Союза по вопросам мировой политики не произвели, тем не менее шантаж атомной бомбой, а затем и ядерным оружием и другими новейшими достижениями военной техники занял важнейшее место в арсенале дипломатии сторонников «жесткого курса» в США.

Атомная бомбардировка Соединенными Штатами японских городов показала, что самые совершенные виды оружия, применявшиеся в ходе наиболее разрушительной в истории войны 1939-1945 годов, блекли по сравнению с сокрушительной мощью нового оружия. С тех пор главная угроза человечеству исходила от нарастающей гонки ядерных вооружений. Поэтому центральное место в усилиях государств по укреплению мира и международной безопасности заняли переговоры, касающиеся ограничения гонки ядерных вооружений, ядерного разоружения.

Как только появилось атомное оружие, Советский Союз выступил за полное и безусловное запрещение и уничтожение этого оружия. Советское правительство исходило из того, что не может быть действенной и эффективной системы мира, если использование атомной энергии не будет подчиняться интересам прогресса человечества и применяться только в мирных целях.

В первых же заявлениях Советского Союза по вопросу о запрещении атомного оружия подчеркивалось, что продолжение использования этого открытия для производства оружия массового истребления способно лишь усиливать недоверие между государствами и держать народы мира в постоянной тревоге и неуверенности.

Запретить навеки атомное оружие тогда, когда оно еще только появилось на свет и им владело всего одно государство, да и то в сравнительно ограниченном количестве, было значительно легче, чем сейчас, когда ядерное оружие, во много крат превосходящее мощь атомных бомб, сброшенных на японские города, находится в арсеналах уже пяти ядерных держав и несколько десятков других государств в состоянии создать собственное ядерное оружие. Достаточно поставить вопрос, как выглядел бы сегодня мир, если бы ядерное оружие в соответствии с предложением Советского Союза было запрещено в самом своем зародыше и человечество не познало бы экономических, социальных и политических последствий гонки ядерных вооружений, чтобы представить себе ту колоссальную ответственность, которая лежит на империалистических государствах – противниках советского предложения о запрещении производства и применения оружия, основанного на использовании атомной энергии

12 марта 1947 г. американский президент обратился к объединенной сессии конгресса. На нем был темный костюм и темный галстук. Он читал текст медленно и как бы задумчиво. Выступление получило название «доктрины Трумэна».

Это был своего рода манифест американской экспансии.

Глава американского правительства оговаривал перед законодателями право вмешиваться в любые процессы, происходящие в мире, если это вмешательство целесообразно с точки зрения правительства США. Оправдывалась военная помощь тем политическим силам внутри любой страны мира, взгляды и политика которых импонировали Вашингтону. Выступление послужило обоснованием массовой военной помощи проамериканским режимам.

Логика Г. Трумэна была относительно проста. В небольшом историческом экскурсе президент отмечал, что Германия и Япония пытались навязать другим странам свой образ жизни и это стало основной причиной того, почему США объявили им войну. Ныне, говорил президент, появилась новая страна, стремящаяся навязать миру свой образ жизни. Такой ход событий вынуждает США принять а качестве основополагающей цели своей политики создание условий, при которых «мы и другие страны были бы способны обеспечить образ жизни, свободный от принуждения». По существу же речь шла о навязывании другим американского видения мира, то есть «мира по-американски».

«Доктрина Трумэна» провозглашала, что «политикой Соединенных Штатов должна быть поддержка свободных народов, сопротивляющихся попыткам подчинения вооруженным меньшинствам или внешнему давлению». Этот постулат стал основой американской политики на грядущие десятилетия. Широковещательное провозглашение новых задач нужно было американскому правительству, помимо прочего, для того, чтобы получить поддержку общественного мнения и конгресса: сохранение глобальной зоны влияния, создание новых структур, мобилизация военных сил и резкое увеличение экономической помощи (становившейся в то время важнейшим рычагом внешнеполитического воздействия) требовали новых бюджетных расходов.

Даже в написанной в апологетическом по отношению к президенту духе биографии Г. Трумэна говорится, что «доктрина Трумэна» означала по существу «декларацию войны против любого влияния России за пределами границ, установленных в 1945 г.». И далее: «В тексте доктрины был описан кризис, которого не было в природе, в ней описаны злые люди в Кремле, готовые нанести удар по слабой Америке… позднее американцам удалось убедиться, что… слова Трумэна — преувеличение».

Сенатор от Флориды Пеппер заключил, что такая политика уничтожает все надежды на примирение с Россией. Дочери президент признался, что речь довела его до нервного истощения. (Но через девять дней после произнесения речи Трумэн издал Исполнительный приказ № 9835, вводящий в действие Программу проверки лояльности федеральных служащих.) Маккартизм получил невероятный шанс. В течение четырех лет были проверены согласно этому указу 3 млн. государственных служащих. Несколько тысяч были вынуждены уйти в отставку, а 212 человек заставили это сделать. При этом не было найдено ни одного признака шпионажа.

* * *

К моменту провозглашения «доктрины Трумэна» США были единственной страной в мире, владевшей ядерным оружием, они не имели конкурентов на морях — у США был самый большой военно-морской флот и несомненно наиболее мощные военно-воздушные силы. Флот и ВВС пользовались базами, расположенными во всех районах земного шара.

Алармизм, содержащийся в «доктрине Трумэна», был рассчитан на расширение и без того огромного для мирного времени военного строительства. Речь шла о помощи проамериканским режимам в сумме сотен миллионов, чуть позже масштаб был увеличен, потребовались миллиарды долларов. На установление контроля над Грецией и Турцией Г. Трумэн запросил 400 млн. долл.

* * *

Некоторые осмотрительные сенаторы пытались избежать перехода США к глобальной конфронтации. Их надежды и сомнения видны, в частности, из следующего диалога сенатора А. Смита (Нью-Джерси) и заместителя госсекретаря Д. Ачесона во время слушаний в комиссии по иностранным делам сената США. Сенатор спросил, может ли программа помощи Греции и Турции «оказать давление на Россию, с тем, чтобы она села рядом с нами за стол переговоров и разрешила некоторые из противоречий?» Д. Ачесон ответил следующим образом: «Сенатор, я думаю, было бы ошибкой верить в то, что вы можете в любое время сесть рядом с русскими и разрешить проблемы. Я думаю, что на их разрешение потребуется длительный период времени, и на протяжении всего этого времени мы должны все время указывать русским, что мы хорошо сознаем, в чем заключается наши интересы, и что мы твердо охраняем эти интересы и абсолютно готовы предпринять необходимые действия. Лишь в этом случае решение вопросов будет возможно». Сенатор Смит: «Планируете ли Вы какую-либо раннюю фазу разрешения спорных вопросов?» Ачесон: «С ними невозможно вести переговоры».

Основа взглядов Д. Ачесона была достаточно проста. С его точки зрения, конфликт в Европе между странами «оси» и антигитлеровской коалицией получил название Второй мировой войны незаслуженно. Война 1939–1945 годов была лишь второй фазой европейской «гражданской войны» 1914–1945 годов, последовавшей за перемирием 1918–1939 годов. Этот постулат лежит в основе всей его схемы: между странами, участвовавшими в «гражданской войне», не существовало качественного различия; вопрос об агрессоре не представляется принципиальным (отпадает осуждение второй германской агрессии в XX в.); неравные потери участников антигитлеровской коалиции несущественны и не дают повода для претензий на компенсацию; создание преграды против новой германской агрессии— надуманный вопрос; между жертвами агрессии и агрессорами нет принципиального различия — все они жертвы европейской «гражданской войны».

При таком подходе значение связей с СССР низводится до нуля, совместные жертвы 1941–1945 годов теряют значение, само упоминание о них становится излишней сентиментальностью. Зато экспансия США истолковывается как преграда на пути еще одной «гражданской войны» в Европе.

Таким было «обоснование» глобальной экспансии США.

Американский сенат одобрил программу Трумэна 67 голосами против 23; палата представителей — 287 голосов за и — против. Все говорили о «новом Трумэне», полном решимости противостоять Советскому Союзу, о его новой команде, готовой на крайние меры.

Одновременно американская сторона усилила давление в зоне своего влияния. Американские послы во Франции и Италии совершенно недвусмысленным образом указали, что окажут этим двум странам помощь в том случае, если коммунисты будут выведены из правительств. В мае 1947 г. коммунисты были выведены из состава обоих правительств и новый президент Всемирного банка Джон Маклой объявил о предоставлении займов.

Ответ с советской стороны последовал практически немедленно. В Венгрии, где (по оценке госдепартамента США) правила «умеренная коалиция», начался нажим на руководящую Партию мелких хозяев. В мае 1947 г. премьер Ференц Надь был обвинен в шпионаже и выслан из страны. Теперь просоветские политические силы получили главенствующее положение в Будапеште.

Исследовательский центр государственного департамента США пришел к выводу, что «свержение венгерского правительства произошло не ввиду его демократического характера. Гнев Советского Союза вызвала внешняя политика, стремление сблизиться с западными державами, особенно с Соединенными Штатами… «Доктрина Трумэна» ускорила процесс коммунизации, поскольку вывод коммунистов из французского и итальянского правительств явился индикатором того, что эта доктрина получила практическую интерпретацию на Западе».

 

21. Фултонская речь У. Черчилля: концепция «железного занавеса» (содержание, истоки, значение).

 

 

22. Фултонская речь У. Черчилля: концепция «англо-саксонского мира» (содержание, причины, перспективы).