Первая ступень служебной лестницы

 

Сырой осенний воздух сразу как бы пропитался тревогой и смятением. Неожиданная и трагическая весть поразила работников установки как гром среди ясного неба. Взволнованные работники там и сям кучились группами, жадно ловили и оживленно обсуждали беспокойные сообщения.

- Толик Яблоновский разбился!

- Вы слышали? Толик Яблоновский разбился! – то и дело раздавались по цеху тревожные возгласы.

Фигура Яблоновского в цехе была весьма заметной, одиозной, чертовски популярной и даже при жизни вызывала много пересудов. За краткое время, он развил бурную деятельность и скопил массу недоброжелателей.

Вскоре до работников установки дошли достоверные сведения о происшествии.

Анатолий Михайлович со своим неизменным другом Вовкой Володиным, будучи в изрядном подпитии погнали на стоянку мотоцикл. Не справившись с управлением, они врезались в стоящий на обочине дороги автомобиль и, Яблоновского не стало. Володин отделался легким испугом.

- Ведь приехал уже домой! – рассказывает его сокрушенная и подавленная жена - крупная и работящая женщина Татьяна. – Я слышу, поговорили несколько минут и завели мотоцикл, выглянула в окно, за рулем сидит Володин. Я успокоилась.

Мне, по-человечески, было жаль этого доброго и безобидного человека. Хотя хлопот за пятилетку совместной работы он доставил не мало! Жаль было и Татьяну, мы находились в дружеских отношениях.

Наш сменный график составлен таким образом, что две бригады стабильно меняли третью, которая также постоянно меняет две следующие. Вторая бригада Яблоновского неизменно меняла нашу четвертую, меняла четвертую также первая - Алексея Тянутова.

- Петя! …Отстой за меня вахту, пожалуйста! …Я не могу приехать со Стерлитамака (с Нугуша, с турбазы, - варианты менялись), - часто просила меня телефонная трубка нетрезвым голосом Анатолия. Когда все это утеряло прелести новизны, я заволновался. У меня сложилось твердое суждение, что на вахту он заезжал мимоходом, проезжая со Стерлитамака в Зирган, Нугуш или наоборот.

Не уступал ему по наглости, а может даже, вел себя развязнее, другой сменщик – старший аппаратчик первой бригады Лешка Тянутов. Два матерых алкоголика прочно уселись на мою молодую шею.

- Петька! Как ты их терпишь! – возмущенно говорили мне друзья или работники других установок. Все видели, что после смены я не иду домой вместе с ними.

- Придешь еще раз пьяный, сдам вахтерам! – как правило, выговаривал я, сдавая ему смену.

Но старая история каждый раз повторялась в новой интерпретации. Жалко мне было Яблоновского. Личная жизнь у него не сложилась, совсем недавно от него ушла жена с ребенком. Он прижился у молодой работницы нашей установки Тани Каталовой. Рослая деревенского склада характера Таня слишком поздно поняла, какой подарок свалился на её голову в виде эффектного красавца Анатолия. Но и женившись он не отрезвел.

- Петька! Давай я тебя отвезу на мотоцикле, - иной раз, намного опоздав на вахту, предлагает Яблоновский в возмещение морального ущерба.

И возил! Оставив установку без надзора, он спокойно перелазил через забор и, заведя оставленный за забором мотоцикл «ИЖ – планета» с люлькой, лихо подкатывал к проходной. Однажды, когда он вез меня домой, у него внезапно закончилось горючее.

- Дорожная идиллия! – спокойно резюмировал бесстрастный Яблоновский и побежал с канистрой по ночному тракту.

Дальше так продолжаться не могло, шутки становились опасными. Последний раз предупредил я Толика за сутки перед его нелепой смертью и больше уже не видел.

Алексей Тянутов на должности старшего аппаратчика продержался недолго и, к тому времени, его уже освободили. Я становился одним из самых опытных и наиболее подготовленных специалистов на этой установке. Схему обвязки аппаратов знал назубок, молодой физически развитый организм позволял играючи справляться с физической работой, а высокая ответственность и добросовестность заставляли вести непрестанный контроль за работой закрепленного оборудования и подчиненных людей.

Поздней весной 1978 года, распределив по три смесителя каждому аппаратчику, я вошел в небольшую комнату, помещение старших аппаратчиков. Начальник установки Илья Ильич Юрьев подробно расспрашивает у товарного оператора Тамары Смородиной, какое количество партий осталось загрузить в вагон. Сидящая напротив Лида Гончарова, внимательно вглядываясь в журнал, выписывает в тетрадь номера тех самых партий. Фуфайка, небрежно наброшенная на плечи, открывает её высокую грудь, которая распирает тонкий серый свитер. Она только приняла смену и сосредоточенно листает потертый журнал.

- Петь, поднимись ко мне минут через двадцать! – ответив на мое приветствие, кивком головы говорит Юрьев.

- Хорошо! – односложно отвечаю и выхожу с комнаты. В назначенное время поднимаюсь в кабинет начальника.

- Я собираюсь пойти в отпуск, тебя предлагаю назначить исполняющим обязанности начальника установки, - абсолютно нежданно заявляет мне Илья Ильич. Он уже три года наш начальник установки.

Не злобливый, но беспокойный и шумливый по характеру, Илья Ильич держал свой коллектив во всегдашнем напряжении. Я, будучи старшим аппаратчиком, опасался лишний раз перешагнуть порог его кабинета.

- Какой из меня начальник! – отвечаю я, нервно впиваясь пальцами в края скамейки, и робко отодвигаюсь по ней подальше от его стола, к двери узкого кабинета.

- Справишься, не ты первый! …Сдашь экзамены по технике безопасности, затем я тебя хорошенько проинструктирую, - поясняет Юрьев. - Давай готовься, а вместо себя пока оставь Володю Тютюника.

Весь остаток дня я проходил в смятенном напряжении, не находя себе места. Предупредил Вовку и пошел сдавать экзамены. В заводской комиссии ко мне отнеслись довольно благосклонно, и испытания я сдал с первого захода. Может быть Илья Ильич поработал, он поддерживал личную дружбу со многими заводскими специалистами. После проверки знаний он долго инструктирует, показывая свои многочисленные кладовки и лежащие в них дефицитные вещи.

- Это можно выдавать…, - хитровато прищурясь говорит Юрьев, показывая рукой на пачки пластиковых мешков, - этого никому не давать, он тычет рукой в барабан с красителями. - …За получение пустой мешкотары можешь расписаться, вот за продукцию ни в коем случае. Отгрузка продукции дело материально ответственное, поэтому будь внимательней.

Поговорив несколько минут, ведет представить меня к начальнику цеха.

- В стратегические цели не влазь, исполняй только текущую работу, - это меня напутствует уже начальник цеха Алексей Егорович Шатов. – Первоочередно решай задачи связанные с оплатой за выполненный труд!

Он сменил Э. М. Тамеева и был третьим по счету начальником от основания цеха.

Шатов, безусловно, грамотный специалист, при всем при том, при нестабильной работе производства часто беспочвенно нервничал и срывал гнев на рабочих. Он не видел главных пружин, действующих в управлении людьми механизмов. К сожалению, не обладал он и той самоуверенностью и пробиваемостью, какая свойственна Тамееву. Продержался у руля он сравнительно не долго. После него цехом успели в разное время поруководить: Василий Дмитриевич Дановский, Александр Фадеевич Смовж и Каталов Геннадий.

Круг обязанностей начальника установки оказался довольно многогранным. Требовалось по утрам сверять количество полученного и расфасованного продукта, правильность оформления бесчисленного количества отгрузочной документации, учета выдаваемых на технологические установки реагентов и красителей. Кроме того, им же велась текущая работа по проведению инструктажей, учету отработанного времени, проведение совещаний и практических занятий по ликвидации аварий с членами технологических бригад.

- Ну что, справился? …Рассказывай, как трудился! – встретил меня Илья Ильич, спустя месяц выходя из отпуска. – Да ты брат, я вижу, надолго здесь решил обосноваться! – усмехнулся он, осмотрев небольшие изменения, произведенные мной в кабинете за его отсутствие.

- Знаете, …всякое случалось, - уклончиво отвечаю. – Да, вот, …возьмем хотя бы конкретный случай! Гуляет и пьет Салихов. Раз простил, другой. Наконец отправил его к Шатову!

- Ну и что же он решил?

- Давай, говорит, ставь его старшим аппаратчиком! Может ответственность исправит. Он оказался его соседом!

- Господи, …а ты что не знал? – голос его утратил сладковатые нотки, - да об этом давно уже все знают!

- Да как сказать… – смутился я, всего ведь не откроешь начальнику.

- Давай брат, поступай в техникум, не всю жизнь тебе мешки кидать! – по-отечески посоветовал шеф. Так с подачи Юрьева во мне зародилась первая мысль по дальнейшей учебе.

С тех самых пор дума потекла по иному руслу, не поступить ли в ВУЗ.

В канун нового 1979 года затрещали небывалые в нашей местности лютые пятидесяти градусные морозы. Транспорт не ходил, даже самолеты, говорят, не летали. На нашем производстве совершенно некстати была разморожена система обогрева. Едва приняв ночную вахту, мы с Володей Пудовкиным бросились на отогревание и освобождение системы. Пудовкин слесарь по обогреву, он к тому времени заметно пополнел и отяжелел. Я, как более подвижный, влез на калориферы и паровым шлангом прогреваю систему, Володя открытием запорной арматуры регулирует подачу воды. Внезапно размороженный калорифер лопнул и крутой кипяток веером горячих брызг одним махом заполнил комнату.

- Закрывай Вовка! - кричу я одним махом взлетев на верх колорифера, сам чувствую злющий ужас: сейчас сварит Вовка!

- Чего тебе? Открыть? – не понимает Вовка и пытается заглянуть в туманную дверь.

- Да акрывай быстрей! – истошно кричу ему, сам влез уже под самый потолок. Едва не сварил меня Вовка живьем.

Намечали встретить мы новый год у Мельникова, но пойти, как было ранее запланировано, в такой мороз с малым ребенком не осмелились, поэтому банкет перенесли в нашу квартиру. Встречали 1979 год в кругу семьи Мельникова и нескольких друзей, но на нашей квартире. Организовались спонтанно, но получилось все-таки весело и торжественно.

Пятидесяти градусные морозы вскоре сменились тридцатиградусными и жители города облегченно вздохнули. Жизнь возвратилась в свою колею.

Мы с Генкой сближались все теснее. Мельников курил папиросы «Беломорканал». Поставив ногу на скамью, он, чиркнув спичку, прикурил и выпустил дым сбоку рта.

- Так вот, послушай, что пишет Анатолий Николаевич Томилин: «разумная жизнь во вселенной явление исключительное, и, возможно, имеется она только лишь на нашей грешной планете земля»! - это Мельников начинал наш обычный спор по азам астрономии. При этом, тщательно разминая притухшую папиросу и, поменяв ногу, он оперся плечом на кафельную плитку стены курительной комнаты.

- Однако академик И.С Шкловский, основываясь на решении Бюроканской международной конференции полагает, что поиски внеземных цивилизаций должны продолжаться. Программа поиска намечена, остается терпеливо ждать!.. – это я, тщательно проштудировав недавно приобретенную книгу И.С. Шкловского «Вселенная, жизнь, разум», бросаюсь на защиту существования разумной жизни во вселенной. Сам в ее существование верю мало, слишком из многочисленного числа совпадений различных случайностей складывался интеллект на родной планете «Земля». По образному выражению того же Шкловского: - «повторить развитие жизни на земле это все равно, что заставить обезьяну беспорядочным стуканьем лапами по клавишам печатной машинки напечатать шестьдесят шестой сонет Бетховена»!

Сидевшие в курилке Валентин Лежнев, Толик Мосенцов и Лешка Андреев поти幅蘷뒶起ԉ�癢⨃荄㷋ꁠꕝ넴냽츬폘嚎竺쉘솰伣嶤꧜虒仌콷ᇲ㟽勬봖漵㽅䣛ྫྷ둇懺囈뙼扴萹煢鏧跋㥕쁌긋▰ꄓ慠ꈥ䷡౳ꭢ￥Ս嘶⸵霍?훯ﲊ苏푣淕鲏㊰奧▊�歮痓綇짔끙噴⸷㦦㝴⽾돠识澒寧�ň嘘촨㽖̉誥穉ߺ嚅蹵喵뺯㵅귫띯쩟녦똴㋃꘮㲳્搙雉썟䘛搑⹘甲罢㞇咷冣햡熜ﴁ뉸눂韐⋟㷔苡编꣉휲뉛데뻓搆컒⊰嚎㪨綛㾤缴閦怜쏑胳끦໖쁝㷽剕ᛐ봃뜴傶䂍얷よⲘ幕祰摷ﶣ앩ꝏ�똅㌵ﶿ㉨踟巡ꙷ錡㺡渒筯뇼垔쮬詅椙⛽狖䇃力쬣디褒뼌躈鲼赗呭酸㱍㬠㠁腥᭷蠆貊⨈鿎尣뛜琄濘銺ᚌ⤫理ൈԡ촹ƒ዁㵚㩐䶷샟곎倸䓱원蜣濲陭표恒፶鑵䨛ᢠ엳ᡫ鶱⸕렻ᥱ夣࿙㳋꣛ꃀ盈ጵⲪꂚ䲷싺偂Ņ◽ڷ䱘䮾ብꡩ䞗莖蔙㮶윑䘪㈧覫�狡濎龯㗷蝗컪歱捕墉耹㿚ﳆ쪼鐽ð�ᒭ᡺㜼⯡ꙃ펙䑿젉ώ媊ಊ盍ᆍ�ບკ긵쾛緜懂蜣᪊䠣ᛟ춲ститут! – выдаю я, однажды, Мельникову свою тайную мысль, доставая и раскуривая вторую сигарету с длинным коричневым фильтром. Я курил исключительно болгарские сигареты «Родопи».

- Да поздно уже, …возраст немолодой, - еще не освоившись с мыслью, грустно отнекивается Мельников, - да и зрение у меня неважное, а там комиссию необходимо пройти, потом обучение же идет по новой программе, а мы учились давно и по старой программе. – Но я чувствую, мысль Генке приглянулась, нет-нет да разговор о поступлении в институт повторялся.

Лето 1979 с самого начала обозначилось знойным и солнечным. Город Салават распростерся по правому берегу излучины реки Белой. На этом же берегу по всей длине города протянулся городской пляж. В жаркую погоду пляж являл собой сосредоточение всей активной массы городского населения. Жизнь бойко кипела на нем, отражая как в зеркале, все многообразие интересов его населения. Там и сям под кусточками примостившись на расстеленные легкие покрывала, отдыхают семейные кланы, стройные молодые девушки, блестя шоколадным оттенкам многодневного загара, весело переговариваясь с молодыми людьми, играют в волейбол. Бронзовые фигуристые парни, прикрыв головы модными соломенными шляпами «Самбреро», фланируют вдоль берега, изредка лениво запрыгивая в теплую воду. Сверкнув на солнце отточенными мышцами, прꐾ覌霠睜뾁⋡济꟎鑄﫛禼劅꧕磗ᇰ遪꧵�ὑ窇Ṷ�ꞝૉ얛懓竼䶭鴓퓕⏔嗟�쎞 и вновь пристраивается к разморенной компании. Молодежь, которая активнее, в редких низкорослых кустах, время от времени постукивая стаканами, тянет красное вино. Оттуда доносятся гитарные переборы и ритмичные песни Высоцкого. По берегу раскиданы многочисленные торговые точки, где заморившиеся от жары работники общепита ловко разливают квас и предлагают на ходу растекающееся от зноя мороженное. В прибрежных кустах уютно примостилось летнее кафе, полное хмельными завсегдатаями.

Перейдя мост, я сел на велосипед и проезжаю вдоль левого берега.

- Ба!.. Какая встреча? – я, опустив ногу на рамку велосипеда, останавливаюсь около полнотелого, розового от быстротечного загара мужчины.

- Петька, …здорово!.. Присаживайся, поделись новостями, - также взволнованный неожиданной встречей отвечает Вовка (Фофан) Радченко. Я кладу велосипед на бетонированный скос берега и раздеваюсь. Вовка наливает стакан вина.

- За встречу! – мы, пригубив по стакану, пускаемся в пространные воспоминания.

Мой земляк и бывший одноклассник Вовка Радченко, проживает ныне в далеком прохладном Якутске, и приехал в отпуск понежиться на салаватской жаре. Имея гигантский рост и могучее здоровье, он легко добился высот в спортивной карьере борца-тяжеловеса. Спорт помог ему неплохо устроится в бытовой жизни.

- Были мы на сборах в Краснодаре, - делится он воспоминаниями, - …подходит ко мне вот этакий заморыш и предлагает ехать в Якутск. «Я тебя в любой институт пристрою!» - обещает. Рискнул, поехал. И до сей поры там проживаю. …Инженер-строитель, жилье зарплата – все устраивает. – Я, задумчиво облокотившись на покрывало, слушаю:

- Повезло же тебе Вовка! Помнишь как ты Салиху Мифтаховну докорял?

- А я ведь так и не получил среднего образования! – блистает он золотозубой улыбкой.

- А как же институт? …Ведь без аттестата не принимают! – подивился я.

- Все лето пришлось директора поить! Зато теперь не нищий! – он небрежно достает с кармана пачку хрустящих пятидесяток. Эти купюры только лишь начали входить в обиход. «На пляж с такими деньгами у нас не ходят!» – только осталось подумать мне.

…В тот год жене старшего брата Ивана исполнилось сорок пять лет. Иван и Галя много лет жили вдали от родственников, поэтому попросили нас приехать на празднование юбилея. Мы народ подвижный и коммуникабельный. Долго не раздумывали. В начале августа собралась солидная компания из шести человек: – сестры Тая и Анна, племянник Анатолий и мы с женой и маленьким трехгодовалым сыном, едем в далекий сибирский город Железногорск-Илимский, где проживала семья брата. Воспользовавшись представившимся попутным случаем, само, собой разумеется, заехали в Челябинск к сестре Татьяне. Путешествие наше предполагало быть продолжительным и интересным.

Я валяюсь на второй полке и глазею в окно. За окном проплывают: то сельский пейзаж, то мелькнет и быстро исчезнет полосатый шлагбаум со стоящим за ним транспортом. В голове сами собой рифмуются строки.

- Вот, послушайте, что я сочинил: - опустив с полки вниз лохматую голову, говорю я сестрам и громко декламирую:

- Отпуск взял, бери билет.

Сядь в купе вагона.

Лучше отдыха ведь нет,

Чем вдали от дома!

- Ты про нас, Петька, сочини. …Поэму! «За далью даль», - смеется Таиска.

Дорога нам предстояла действительно длинной и увлекательной – только в один конец поездки, самолеты пришлось менять трижды.

Железногорск – Илимский место проживания семьи брата - небольшой городок, раскинувшийся по обеим сторонам глубокого распадка. По дну его вился толи ручей, толи маленькая речка, на берегу которой удобно разместились железнодорожный вокзал и паровозное депо. Город поднимался по склонам сопки широкими ступенями. Его построили в пятидесятых годах на месте неглубоко залегающего месторождения железной руды. Руду добывали открытым способом. На месте месторождения давно обозначился гигантский карьер, в котором широкими ступеньками приютились железнодорожные ветки. Маленькие тепловозы, шустро шныряя туда сюда, вывозили из карьера тяжелые составы самоопрокидывающихся полувагонов. Километрах в двадцати от города соорудили большого водоизмещения искусственное Усть-Илимское водохранилище. Там брат держал моторную лодку - плоскодонку. Дважды на местном «Бичевозе» - как иронично назывался рабочий поезд, мы, пользуясь прекрасной погодой, выезжали на берега водохранилища в местечко «Затопиху». Отдых на рукотворном море в дикой тайге всем понравился. Изумительный, полный впечатлений и веселых приключений, с катанием на моторной лодке по извилистому руслу, он надолго запомнился мне и моим родственникам.

Но чистосердечно сказать сама тайга не приглянулась! Я несколько раз бывал в сибирских лесах, и всегда они производила на меня несколько тягостное впечатление. Обшарпанные безобразным отношением безалаберного человечества и частыми пожарами деревья, сплошь заваленные буреломами распадки, представляющие хаотическое нагромождение стволов и корней. Идешь в беспрестанном страхе свернуть шею или сломать ногу. Чистенькие Псковские леса со стройными корабельными соснами выгодно отличались от сибирской тайги.

Однако дары таежных ягодных кустарников мы тем не менее оценили по отвечающему им вкусу и достоинству. Стоял конец августа и плоды поспели на многих кустарниках.

- Пойдемте, ребята, за малиной? - предлагала сноха. - «Сохатину гать» посмотрите!

- А что это такое «Сохатина гать»? – спрашивает Аня.

- Приходилось видеть может быть, когда вырубки под поля расчищают, бульдозером сталкивают корни и нестроевой лес. Получается широкая полоса, на ней в избытке растет малина. Но и сохатые бывают, отсюда и название! – подробно поясняет Галя, вынося полиэтиленовые ведра.– Вот, разбирайте!

Мы охотно идем с ней, невзирая на реальную возможность встретить лося или медведя.

В следующий раз едем на «Хвосты» за голубикой. В тайге «Хвосты» ассоциируются с хвостами животных, но это лишь место сброса промывных вод с обогатительного комбината.

Возвращался на родину наш отряд весьма довольный увлекательным путешествием и нагруженный дарами Сибири – вареньем из голубики и малины. Не теряя попусту времени в переездах на железнодорожном транспорте, я, лежа на верхней полке, продолжал писать веселую полную приключений поэму:

В кураже, хмельном синдроме

Опускаемся с небес –

Рвать малину в буреломе,

Сходим с трапа - сразу в лес!

Подражая Твардовскому, поэму в шутку так и именуем: «За далью даль». Мы ведь и в самом деле, постоянно переезжая и перелетая с места на место, удалялись все дальше и дальше в восточную Сибирь, а затем обратно. Зато впечатлений привезли - вагон и варенья тоже!

Еще не отошедший от путевых впечатлений я сладко блаженствовал в постели, когда в квартире неожиданно появился озабоченный Мельников.

- Ты где пропадаешь? Я уже все ноги избил, все не заставал вас дома! …Собирайся, пойдем за справкой! – скороговоркой отчитывает меня Геннадий, едва переступив порог. Из кармана светлой сорочки с завернутыми рукавами торчат черные дужки очков. – Пока ты катался, я уже давно прошел медицинскую комиссию, жду тебя сдавать документы.

- Ты очумел, Генка!.. Какая комиссия, какие документы?.. Я целый месяц пьянствовал! – я пытаюсь отказаться, действительно никак не готовый к столь серьезному мероприятию. – Да и не готов я сдавать экзамены!

- Собирайся, и пойдем! Время еще есть. …Подготовимся! – самоуверенно подталкивает настырный Мельников.

«Что же, - думаю я, - возможно, он прав. Позже лучше не будет». – На всякий случай я одеваю лучшую белую сорочку и светлые серые брюки.

Салаватский филиал Уфимского нефтяного института недавно переселился в новое пятиэтажное здание по улице Губкина. Сразу за дорогой начинается густой смешанный лес, который тянется до самого пляжа. По широким ступеням поднимаемся в храм науки.

- В какую группу вас зачислять? – спрашивает пожилая женщина. В пустующем летом институте работает всего лишь несколько человек при канцелярии. Мы подали ей по тоненькой пачке документов, она, открыв журнал регистрации абитуриентов, смотрит на нас ожидающим взглядом.

- Как в какую? …Конечно в группу механиков! – быстро говорю я, с невинным взором, сам краешком глаза слежу за секретаршей.

- Н-на каких еще механиков!.. – аж заикаясь от волнения, возмущенно перебивает меня Мельников, - записывайте нас в группу технологов!

- Вы идите-ка ребята, вначале разберитесь между собой, куда вы хотите поступать! Потом придете! – советует женщина с канцелярии, оглядывая нас с веселым любопытством.

- Генка, да у меня по химии больше тройки никогда не было, - бунтую я, с жаром убеждая друга, когда мы отошли в сторонку. - Какие технологи? Да там же сплошная химия!

- Зато в группе много девчонок! – чуть-чуть отойдя, уверяет Генка. - Они уже пристроены лаборантками, химию знают, помогут. А у механиков сплошь высшая математика, там брат помогать тебе будет некому!

Таким образом, после длительных препирательств, мы с Геннадием Николаевичем Мельниковым остановили свой выбор на профессии технологов. Готовились, само собой, мало, но к вящему удивлению и без особенно больших затруднений сдали вступительные экзамены. С 15 сентября мы становимся студентами. Эдак случился новый, совсем уже крутой поворот в жизненном пути.

А в цехе тем временем зрел праздник.

Двадцать пятого октября 1969 года старший аппаратчик установки полимеризации Дима Акаемов снял заглушку на линии получения сырья и, уже 26 октября, в цехе сварили первую партию суспензионного полистирола.

Двадцать шестого октября 1979 года исполнилось десять лет от даты официального пуска цеха сорок два. Общественность решила отметить дату банкетом. После долгих обсуждений, в число организаторов коего, безусловно, попал и я.

- Ты, Петь, говорят большой мастер праздничные программы сочинять, - заявляет мне председатель цехового комитета Камалов. – Давай готовься. …Тебе и тамадить придется!

- Умеет. Умеет!.. – продает меня Мельников. - Я с ним уже гулял, приходилось слышать!

При организации подготовки, вначале решили уточнить общее количество приглашенных. Собранные сведения поразили активистов своей выразительной правдой. Из трехсот восьмидесяти человек по штатному списку работающих на начало пуска цеха, до десяти летнего юбилея доработали всего шестьдесят восемь человек! Нелегкий труд в цехе сорок два!

Подготовительная работа велась кипуче, но долго. Общественность собирала денежные средства на подарки работникам, отработавшим полные десять лет, и на организацию праздничного стола. На удивление хорошо поработал цеховой актив. Профсоюзный лидер тех лет Р. М. Камалов смог, используя официальные и неофициальные каналы связи, собрать необходимую и довольно немалую денежную сумму. Меня, с подачи Мельникова, по настоянию общественности, так и назначили ведущим юбилейного банкета - тамадой. Для этого мне спонадобилось разработать пустячный сценарий и срочно сочинить несколько стихотворений на производственную тематику. Банкет удался на славу, прошел он весело и организованно. Все присутствующие разошлись довольными и с ликующим удовольствием долго вспоминали прошедший вечер.

К стыду стоявшей у руля администрации, из большой армии цеховых руководителей на вечере присутствующих не было. Администрацию представлял лишь неутомимый Эрнест Минигалеевич. Он к тому времени возглавил только что созданное производство пластмасс.