Возможности «языка» в постели

 

СК — «прими», «возьми», «дар», «символ спасения», но и, напротив, «вместилище», «дай».

Словом, сука.

Женщина — «вместилище» во многих смыслах, и не только результатов генитальных потребностей мужчины, но и информации, которое некоторые родители рады бы у неё отнять, но не могут.

Женщина — СК даже тогда, когда она честна и девственна. Даже тогда, когда она ещё ребёнок. Причём, в двух смыслах. И об этом русский язык говорит прямо — знающему Гребень Девы.

Во-первых, пока дева чиста, она представляет собой ступени культа Девы (Волосы, Грудь, Лоно), она — «символ спасения». Во-вторых, женщина — хранительница информации о своих предках, скрыть которую вне Ворги она не в состоянии.

На всякой войне нет ничего ценнее разведданных.

Вообще при любом противостоянии.

Хочешь победить — добудь «языка», суку. «Язык» — из лексикона военных, а «сука» — из лексикона уголовников.

Недалёкие предки умели читать чужие мысли лучше нас. Мессинги все как один.

Иными словами, даже недалёкие предки пользовались гораздо большим числом каналов сбора разведданных, чем мы.

Однако ж — вырождение, деградация…

Действительно, лишь в последние столетия военачальники ограничиваются результатами визуальной разведки, анализом схем расположения вражеских частей и оборонных предприятий. Хотя и Гитлер, и Сталин вернуть древний способ разведки пытались.

Не знаю, как у Сталина, а у Гитлера ничего не получилось. Обманул его товарищ Сталин визуальными «страшилками», обманул — и видом снарядов, в навал «складированных» у самой границы (их вид мог навести на какую угодно концепцию войны, кроме той, которую Сталин задумал: молниеносный перенос промышленности за Урал и инициирующее сверхнапряжение психики попавших в окружение).

Гитлер только-только начал войну, рассчитывал, как и по всей Европе, захватить военные заводы — ан сталинская промышленность, как по волшебству, перенеслась за Урал, более того, чудесным образом заработала без стен и крыш. Но, на удивление, не совсем в чистом поле. Вдруг оказалось, что коммуникации в достатке — это в чистом-то поле! Да и все мелочи, без которых процесс может сорваться, например, силовые кабели к станкам, тоже оказались в нужном месте, в нужное время и в нужном количестве.

Я уж не говорю, что для осуществления чудесного переноса заводов Сталин приёмами, не укладывающимися в сознание людей средних, загодя подготовил особую группу людей — об этом в следующей книге достаточного объёма.

Если бы Гитлер смог разгадать сталинский план чудесного перенесения заводов — нам было бы десятикратно хуже. Мы бы эти заводы потеряли. Гитлер военачальником был несравненным, не забывайте, и окажись заводы изначально хоть во Владивостоке, Гитлер и там бы навёл им концы в первые же два месяца войны.

Гитлеру пытались помогать Тибетские ламы, гигантские средства шли на грандиозный проект Ананербе, даже с месторасположением Лона Девы Гитлеру удалось, похоже, разобраться. Но не смог, не смог Гитлер влезть в мозг Сталина и вызнать его гениальный план обороны и победы.

А ведь Гитлер, судя по одной только удивительной его начитанности, о возможности сверхчувственно вызнать намерения мог бы знать.

Потому что знали об этом древние.

Можно на это найти указания в книгах древних авторов.

Если б Гитлер знал и понимал, то должен бы был выкрасть дочь Сталина Светлану.

И вот почему.

В древности, если мудрый правитель хотел победить врага, то для того, чтобы узнать невысказанные намерения главнокомандующего армии противника, он распоряжался похитить не старшего офицера, а из клана вражеского правителя женщину, желательно, дочь правителя.

После похищения мудрый правитель с похищенным «языком» спал (в смысле, он её имел, даже, если можно использовать такое интеллигентное слово, трахал), и хотя она могла проявлять чудеса преданности своему правящему дому, молчать или даже откусить себе язык, вообще быть дура дурой, ничего бы не помогло. Всё равно с неё «считывали» тайны правителя-отца — невербальным способом. И, вооружившись самыми совершенными из разведданных, достигали победы.

Зная прикуп, можно жить без зарплаты.

Кстати, в древности, скрепляя договор с новым союзником, правители обменивались дочерьми — и этот акт отсутствия «кривых» намерений был не отвлечённо символическим. Дочь — вовсе не заклад, а именно «язык». И её непременно, как бы ни было противно, трахали — если не успевал сам правитель, то его доверенное лицо.

Предательства женщин — притча во языцех. С намеренными предательствами всё понятно. Но даже если женщина и не желает никого предавать, она всё равно сука.

И не язычок сукам подрезают, а горло — потому что ничего невозможно изменить. Хоть током пытай, хоть что угодно делай.

Итак, достойный правитель трижды подумает, прежде чем допустит, чтобы его дочь потеряла невинность — ведь при этом правитель может утратить тайны. Неприятности вплоть до утраты собственной независимости.

Обезопасить свои тайны, не прибегая к убийству собственной дочери, приёмов не так много. Можно заточить её в башню — но история показала, что всё равно ход найдется.

Отдача замуж за конюха с последующим их изгнанием — способ, по прежним временам, неплохой. Перед внешними правитель, как и положено, разыгрывал комедию праведного гнева по поводу омерзительного поведения дочери — но всё это только комедия.

Итак, кто-то поперёк воли правителя уложил его дочь на обе лопатки. Если это смерд, то не опасно. А если не смерд? Тогда он узнал тайные ходы, расположение сокровищницы и слабые места обороны.

Если тот, кто «разложил» дочь, не смерд, тогда властителю остаётся его или купить (отдать полцарства), или убить. Не убьёт и не купит — потеряет всё царство.

Это очень важно знать.

Нередко сохранение царства — истинный и скрываемый мотив исторических событий.

Недооценка полюбовника (зятя) — преддверие краха.

И вот почему. Дочь всегда выбирает отца. Всякий человек, отец-властитель в том числе, многослоен. Он может быть жаден (или нет), кривобок, косоглаз, холерик, умён, масштабен — одновременно.

Соответственно, дочь предпочтёт того из претендентов, у которого больше признаков, совпадающих с отцовскими. Если нарушитель целомудрия подобно отцу-правителю кривобок и жаден, то это хорошо, пинка ему под зад или пусть «утешает» дочь.

Ну, а если масштабен и способен к жреческой деятельности, как отец или дед и прадеды — скажем, главные раввины? Тогда — кто кого. Или он тебя вытряхнет, или ты его убьёшь. Или на мировую — и полцарства в придачу.

Я это всё про себя рассказываю. Это я тот самый зять. И я — русский. А что за известная ветвь главраввинов на мне оступилась, я подробно писал в «Психоанализе не того убийства». Вновь к этой теме возвращаться не вижу смысла.

Иначе, лучше повторюсь: зять-иноплеменник с равными привилегиями, или как бы всё не забрал.

Это в родах смердов за дочь брали калым, а если порченная, то приданое давали хоть какое, лишь бы с рук долой. А в правящих родах — или эшафот, или полцарства.

Меня они, как видите, пока не убили, но и полцарства не дали.

За конюха, получается, приняли?

Ну, тогда сами, блин, напросились.

Многие не могут успокоиться, если им не покажется, что они в объекте угадали его мотивы, если не низменные, то хотя бы отнюдь не возвышенные. Не сомневаюсь, что и обо мне будут гадать — чего это я убиваюсь в Заполярье и коммерчески бессмысленные книги пишу? Насчёт того, что меня гложет обида за недополученное «полцарства», вполне могут и не поверить — аскетический образ жизни, да и направленность мыслей иная.

Что ж, могу предложить ещё один мотив.

Когда я опубликовал книгу «Дурилка. Записки зятя главного раввина. Утончённые приёмы скрытого управления» на меня обрушился вал угроз и предупреждений — догадайтесь от кого.

Потом я опубликовал книгу «Сталин: прозрение волхва». А через месяц с небольшим убили мою младшую дочь. Правда, сомневаюсь, что она моя — мать её глубоко верующая христианка, протестантка, так что знакомится даже по объявлениям. Но фамилию девочка носила мою.

Казалось бы, естественно предположить, что раз после предупреждений убивают дочь автора таких книг, то следователь должен хотя бы встретиться с отцом. Ведь мотив — куда серьёзней.

Но на такое расследование дерзнуть можно только при правителе-личности. Такой у нас за последнюю тысячу лет один только был — Сталин. А возможно ли подобное расследование при демократах, скажем, при втором сроке Путина?

Правильно, следователь и прокурор проявили «странную» недогадливость. Меня никто ни о чём не спросил. Зачем им я? Неплохая сумма была передана матери моей дочери — так что и внезапную недогадливость прокурора и следователя тоже можно легко объяснить.

Непосредственного исполнителя, этого татуированного урода, мне самому карать смысла нет — он лишь марионетка стаи. Тут важен поводырь.

Так что, ищущие мотивов, можете считать, что этой книгой я мщу за убитую младшую дочь. Не к господину же Путину Владимиру Владимировичу за помощью обращаться.

Но что моя дочь! Я вот в процессе поисков выявил четырёх авторов, которые, хотя и работали в достаточно специальных областях знаний, но свой работой помогли мне больше всего. Это художник Константин Васильев, дипломат, историк и писатель Похлёбкин, историк Глеб Лебедев и этнограф и писатель, который составил «Русскую свадьбу», фамилия из головы вылетела, кажется, Балашов. Вот эти четверо подобрались к Ворге, на мой взгляд, ближе остальных. И надо же, все четверо — трупы. Удивительные самоубийства и несчастные случаи. И все это не только при Путине, но и при Эльцине, и при Брежневе.

Только я в случайности 100 %-й статистики не верю. Вот если бы расследовали «несчастный случай» с Глебом Лебедевым, я бы к Путину обратился с просьбой расследовать и убийство моей дочери. А так какой смысл? Я же не идиот — как-никак зять главного раввина, хоть и бывший.

 

«Всё хорошо — не вру, без дураков…»

 

 

(Гимн деградантов)

 

Прошла пора вступлений и прелюдий, —

Всё хорошо — не вру, без дураков.

Меня к себе зовут большие люди —

Чтоб я им спел «Охоту на волков».

Быть может, запись слышал из окон,

А может быть, с детьми ухи не сваришь—

Как знать — но приобрёл магнитофон

Какой-нибудь ответственный товарищ.

И, предаваясь будничной беседе

В кругу семьи, где свет торшера тускл, —

Тихонько, чтоб не слышали соседи,

Он взял, да и нажал на кнопку «Пуск».

И там, не разобрав последних слов, —

Прескверный дубль достали на работе —

Услышал он «Охоту на волков»

И кое-что ещё на обороте.

И всё прослушав до последней ноты,

И разозлясь, что слов последних нет,

Он поднял трубку: «Автора «Охоты»

Ко мне пришлите завтра в кабинет!».

Я не хлебнул для храбрости винца, —

И, подавляя частую икоту,

С порога — от начала до конца —

Я проорал ту самую «Охоту».

Его просили дети, безусловно,

Чтобы была улыбка на лице, —

Но он меня прослушал благосклонно

И даже аплодировал в конце.

И об стакан бутылкою звеня,

Которую извлёк из книжной полки,

Он выпалил: «Так это ж — про меня!

Про нас про всех — какие, к чёрту, волки!»

…Ну всё, теперь, конечно, что-то будет —

Уже три года в день по пять звонков:

Меня к себе зовут большие люди,

Чтоб я им пел «Охоту на волков».

 

1971

Для человека тренированного на стезе прочтения текстов на богословском уровне — обсосать со всех сторон, да каждое слово несколько раз, потом облизать и вновь обсосать — этот опус Высоцкого блюдо поистине пиршественное!

Впрочем, не только богословы, но и разведчики кое-что могут. Скажем, отслеживается какая-нибудь тематика в науке. Вот группа авторов публиковалась-публиковалась — а потом вдруг из печати исчезла. Объяснений возможных три: погибли под трамваем все разом, тема больше не финансируется, напоролись на открытие, имеющее выход на новые военные технологии. Если не трамвай и нигде по другим тематикам не публикуются, то всё ясно — надо паковать деньги и ехать устанавливать контакт, для чего в первую очередь надо выявить среди родственников представителей известной национальности.

Иными словами, ищи точку перегиба — и, как пелось в гимне покойной Австро-венгерской империи, «путь открыт к успехам»!

Высоцкий нам эту точку перегиба описывает подробно: появление «Охоты на волков». Пока он писал про «кроликов, слонов и алкоголиков» он был просто одним из многочисленных еврейчиков, обильно кривлявшихся на сценах всех наших театров того периода. А как только написал «красную шапочку» — и тут же и в кремлёвских коридорах, и за океаном, и на тусовке у синагоги был возведён в сан совести русской нации. В голос об этом голосили Лурье, Резоль и другие утончённые специалисты по русской совести.

Вторая деталь: «большие люди» прозрели все как-то разом. И мнение у них как со штампа: «Так это ж — про меня! Про нас про всех — какие, к чёрту, волки!» Сплошная «оттепель», тотальная демократизация.

Надо эту чиновно-демократическую публику знать хоть чуть-чуть. На самостоятельное мышление они не способны в принципе. Если бы были способны, хоть один помог бы Меняйлову в его дорогостоящих экспедициях. Стоимость проезда до Туруханска больше, чем гонорар за эту книгу — так что, думаю, не догадаться может только клинический дебил или мерзавец по жизни. Но все будто ослепши — и тоже как-то разом. Помогла даже пенсионерка — честь есть и слава вечная — а у «больших людей», как у евреев в военную пору, тотальное выпадение у кого прямой кишки, а у кого кривой. Ну, ничего, перед смертью поворочаются, вспоминая.

Высшие чинодралы — отражение народа, вернее, быдла: если они слушают «Охоту», наслаждаются, значит им это впиарили по самые «не балуйся».

Итак, что же это за внешняя сила, которая впиарила марионеткам преклонение перед «Охотой»?

«Охота на волков» написана в 1968-м. Четвёртый год, как сместили откровенного сатаниста Хрущёва, при котором, напомню, внезапно стали истреблять соколов, как никогда изощрялись в убийствах волков, распыляли над лесами яды и устраивали экологическую катастрофу всеми возможными способами — одна экологически преступная целина чего стоит. В 1964-м Брежнев сатаниста скинул и шаг за шагом стал запрещать охоту, в самом конце правления даже запретил отстрел волков.

Их этой детали, вообще говоря, следует, что у одного Брежнева из всех этих Горбачёвых-Эльциных просматривались хоть какие-то личностные качества. Кстати, только Брежнев укоротил ложь на Сталина. Нет, не отменил, а так, чуть-чуть укоротил. Не подумайте, до Сталина Брежневу как до неба, но из карликов он самый рослый, а, может, и не карлик даже. Просто малоразвитый.

Итак, после того, как прекратили обвал экологической катастрофы, внутренняя жидва оказалась на полуголодном пайке. Гадить приходилось меньше на других, больше под себя. Выход на самореализацию только один — начать гробить Россию на уровне более высоком, чем то способен сообразить Брежнев со товарищи, — и поставить тому заслон. Тут и подворачивается «красная шапочка» Высоцкого.

Кстати, ни в брежневский, ни в демократический периоды не нашлось ни одного пишущего или «ответственного товарища», который бы сообразил, что «Охота на волков» — прелюдия к геноциду русского и других российских народов в наше время. Из этой «слепоты» следует, что «Охота на волков» — диверсия уровня главраввината. Уровень, недоступный простым исполнителям, пусть по должности он хоть президент. Что до соколов, то бить их Брежнев запретил, возможно, не от понимания, что это элемент Ворги, которая одна может дать русским освобождение, а всего лишь потому, что соколов и прочих, истребляемых цивилизаторами животных, Брежневу стало просто жалко.

На наших глазах не русские, а эти «большие люди», которые «в день по пять звонков», и устроили нам Перестройку. В 68-м и далее им было плохо — они задыхались без сатаниста. Они хотели Перестройки, продолжения оттепели, проституток и наркотиков — и, как только взяли власть, опять на нас обрушили истребление священных животных.

Всех их и вскормил фальшивый волк Высоцкого.

Есть и третья деталь — очень важная. В приведённой песне Высоцкий упоминает срок: «три года». То есть получается, что тот невидимый, который диктует вкусы марионеткам, заметил «Охоту на волков» практически немедленно по её первому исполнению. Отследили и донесли. Но, может, её Высоцкому и заказали. В конце концов, Высоцкий точный соплеменник Солженицына. Та самая среда, в которой еврейские общины вдоль пути «из варяг в греки» выращивали христиан.

Тут жизнь опять подводит нас к мысли о том, что существует некая контролирующая организация — надгосударственная. Дело не в одном Высоцком: вспомним четыре трупа из четырёх, вспомним, что Аркадий Стругацкий не сообщил никому в Союзе писателей о появлении «Весьёгонской волчицы», священного писания русских, вспомним тотальную цензуру в нынешних СМИ, вспомним полное отсутствие в них даже упоминаний об исконном русском ведении.

А ещё мне вспоминается поразительно высокий уровень страха, который владел Высоцким, — о силе его страха мы можем судить по его стихам. Незадолго до смерти Высоцкий написал продолжение «Охоты на волков». Там волки все до одного, как у христианина Айтматова, законченные трусы, страх — их единственное чувство. Чемпионы страха. Чего Высоцкий так боялся? Ведь защита у него полная, «ответственные товарищи» перед ним в струнку, «марш деградантов» утонуть не даст ни при каких обстоятельствах — ни в России, ни во Франции. Совесть, как мы знаем, в Высоцком не взыграла до самого конца.

Высоцкий как всякий профессионал — а любой студент Литинститута или актёрского факультета знает причину — не мог не понимать, что означает его сверхпопулярность. Означать она могла только одно: написал он не просто отстой, а именно гимн сатанизму, марш деградантов.

Так что источников появления столь сильного страха два: или Высоцкий начал подумывать о том, чтобы покаяться, но его «пятая колонна» запугала, или он трясся от понимания, что «Охота на волков» — суть приговор о лишении его вечности.

И всё это не считая того, что расплачивался он общением с себе подобными.

Сердце не выдержало у Высоцкого в 42 года. А что это означает? Страх и ужас — знаем. Перед Судом? Высоцкий накачивался алкоголем, пьют так, как пил Высоцкий, между прочим, от страха — от разобщённости со стихиями крас о ты Девы.

Реальный портрет Высоцкого вселяет оптимизм. Уж если Высоцкий, игравший суперменов, на самом деле весь в корчах страха и ужаса, то как же на самом деле корчит душу ему подобным?! Разным там Горбачёвым-Эльциным? И прочим демократам с правоборцами?

 

Стругацкие

 

Моё поколение сажали «на иглу» Солженицына, Высоцкого и Стругацких. Первые два — лжецы. Посмотрим, что за звери такие Стругацкие?

Русские называют братьев Стругацких «двумя раввинами» — может быть, во-первых, потому, что оба они евреи, а, может быть, потому, что дурилку эти братики нам засаживают на таком глубоком уровне, что среднему человеку и не распознать. Вот текст, посмотрите, не обвирают ли они Деву? Может, как ещё порочат?

Итак, Стругацкие, «Парень из преисподней».

«Но, в общем, мне моя конурка нравится. Я здесь отдыхаю душой, а то в других комнатах, как в чистом поле, всё насквозь простреливается. Правда, нравится она здесь только мне. Корней посмотрел, ничего не сказал, но, по-моему, он остался недоволен. Да это ещё полбеды. Хотите верьте, хотите нет, но эта моя комната сама себе не нравится. Или самому дому. Или, змеиное молоко, той невидимой силе, которая всем здесь управляет. Чуть отвлечёшься, глядь, — стула нет. Или лампы под потолком. Или железный ящик в такую нишу превратится, в которой они свои микрокниги держат.

Вот и сейчас. Смотрю — нет тумбочки. То есть тумбочка есть, но не моя тумбочка, не Гепарда, да и не тумбочка вовсе. Шут знает что — какое-то полупрозрачное сооружение. Слава богу, хоть сигареты в нём остались, как были. Родимые мои, самодельные. Ну, сел я на мой любимый стул, закурил сигаретку и это самое сооружение изничтожил. Честно скажу — с удовольствием. А тумбочку вернул на место. И даже номер вспомнил: 064. Не знаю уж, что этот номер значит.

Ну, сижу я, курю, смотрю на свою тумбочку. На душе стало спокойнее, в комнате моей приятный сумрак, окно узкое, отстреливаться из него хорошо в случае чего. Было бы чем. И стал я думать: что бы мне на тумбочку положить? Думал-думал и надумал. Снял я с шеи медальон, открыл крышечку и вынул портрет её высочества. Обрастил я его рамкой, как сумел, пристроил посередине, закурил новую сигаретку, сижу и смотрю на прекрасное лицо Девы Тысячи Сердец. Все мы, Бойцовые Коты, до самой нашей смерти её рыцари и защитники. Всё, что есть в нас хорошего, принадлежит ей. Нежность наша, доброта наша, жалость наша — всё это у нас от неё, для неё и во имя её.

Сидел я так, сидел и вдруг спохватился: да в каком же это виде я перед ней нахожусь? Рубашка, штанишки, голоручка-голоножка… Тьфу! Я подскочил так, что даже стул упал, распахнул шкаф, сдёрнул с себя всю эту белоснежную дрянь и натянул своё родимое — боевую маскировочную куртку и маскировочные штаны. Сандалии долой, на ноги — тяжёлые рыжие сапоги с короткими голенищами. Подпоясался ремнём, аж дыхание спёрло. Жалко, берета нет — видимо, совсем берет сгорел, в пыль, даже не сумели восстановить. А может, я его сам потерял в той суматохе… Погляделся я в зеркало. Вот это другое дело: не мальчишка сопливый, а Бойцовый Кот — пуговицы горят, Чёрный Зверь на эмблеме зубы скалит в вечной ярости, пряжка ремня точно на пупе, как влитая. Эх, берета нет!..

И тут я вдруг заметил, что ору я Марш Боевых Котят, ору во весь голос, до хрипа, и на глазах у меня слёзы. Допел до конца, слёзы вытер и начал сначала, уже вполголоса, просто для удовольствия, от самой первой строчки, от которой всегда сердце щемит: «Багровым заревом затянут горизонт», и до самой последней, развесёлой: «Бойцовый кот нигде не пропадёт». Мы там ещё один куплет сочинили сами, но такой куплет в трезвом виде, да ещё имея перед глазами портрет Девы, исполнять никак невозможно. Гепард, помню, Крокодила за уши при всех оттаскал за этот куплет…

Змеиное молоко! Опять! Опять эта лампа в какой-то дурацкий светильник превратилась. Ну что ты будешь с ней делать…»

По поводу Стругацких интересно вот что. После того, как мне вложили в руки «Весьёгонскую волчицу» и я её, не отрываясь, прочёл, я тут же кинулся разыскивать автора. Но его адрес мне удалось разыскать не сразу. О существовании Бориса Воробьёва в Союзе писателей, похоже, никто и слыхать не слыхивал.

Живёт он теперь в Тверской области. Выйдя на пенсию, из Москвы переселился в деревню. В свою родную.

Нашёл. И прямо с порога воспел, что его «Весьёгонская волчица» — Священное писание русских.

— Очень здорово, — сказал Борис Воробьёв. — Семнадцать лет прошло с первой публикации, тираж за полмиллиона, а уже второй человек мне об этом говорит.

Ну, конечно, не спросить, кто был первым, я не мог.

— Кто же был первый?

— Аркадий Стругацкий.

Вот это совсем интересно. Еврей насчёт тайной веры русских всё понял. Распознал. Другие под русскими фамилиями не поняли, а этот понял.

Но ещё интересней то, что, распознав, он об этом никому не сказал. Если бы в Союзе писателей хотя бы шепнул, они б все до сих пор благоговейно повторяли бы имя Бориса Васильева. Но не захотели кукловоды Стругацких и Союза писателей, чтобы русские знали о появлении Священного писания.

Стругацкий понял, но, тем не менее, в своих произведениях врал и дальше. Солженицын с Высоцким врали потому, что ни шиша не понимали, просто марионетки, а «раввин»-то понял! А этот уровень намного опасней. Солженицына уже не читают, Стругацких по-прежнему заглатывают.

Стругацкий не сказал, но уж точно доложил.

Но самое интересное, всё-таки то, что Стругацкий понял.

А насчёт «доложил» сразу вспоминаются и четыре трупа из четырёх, и подлог с Ивана Купала, и поджог Вельского музея, единственного места, где есть хоть какие-то материалы по важским пастухам, которые умели «договориться с волком». Но в особенности четыре трупа — ведь о каждом из них кто-то доложил, прежде, конечно, прочитав. А не всякий умеет читать тексты, имеющие смысл.

Борьба за Россию идёт — она заметна, и очень жёсткая, — но не за её природные ресурсы, как внушают нам СМИ.

Страшна не Россия как государство — мы поставлены на колени и без нового Гения нам не подняться, — а страшен сатанистам Прапредок, которому надлежит воскреснуть именно у нас.

И борьба эта вовсе не на уровне дурилок, которые преподают в так называемых высших учебных заведениях.

Если упрощённо, идёт борьба двух жреческих направлений. С нашей стороны это волхвы, которые полностью из «пустыни» пока не вернулись. Цивилизаторы нам — Гитлера, а мы им — на Русалке «дачу», строительство который началось в 1938-м, то есть ещё за три года до вторжения. Они нам — ХРСТ, а мы им — День Победы «натягиваем». Они нам — Высоцкого, а мы им — Меняйлова, в конце концов, и мне кто-то загадочный помогал. Они нам соколов в Красную книгу вогнали, а мы им пока, похоже, не ответили…

А что до геноцида русских, так это пустяки, следствия. Это не уровень борьбы, а так, последствия.

Их стратегия проста: разрушить Воргу, инициатический путь, загасить огонь Дня Победы, уничтожить соколов. Наша стратегия тоже проста: стать до времени выхода из «пустыни» невидимыми, найти из этого положения следующего Предречённого и помочь ему у огня осмыслить трудности пути к волку.

Описание истории человечества вне уровня борьбы вокруг Ворги — в частности, описание Великой Отечественной и теории стаи без описания участия знающих слово в боевых действиях — фуфель и дурилка в руках цивилизаторов.

Интересно то, что они знают, что проиграют.

Ибо, уже проиграли.

Слушайте, слушайте внимательно, о волки!

 

Плаха

 

Ну, а теперь Айтматов.

«…Прежде человека увидели волчата, игравшие наверху овражка. Зверёныши не подозревали, да и не могли предполагать, что неожиданно появившееся здесь существо — человек (сборщик на своё тело пыльцы с конопли, анаши, и торговец. — Примеч. А. М.). Некий субъект почти голый — в одних плавках и кедах на босу ногу, в некогда белой, но уже изрядно замызганной панаме на голове — бегал по тем самым травам. Бегал он странно — выбирал густые поросли и упорно бегал между стеблями взад-вперёд, точно это доставляло ему удовольствие. Волчата вначале притаились, недоумевая и побаиваясь, — такого они никогда не видывали. А человек всё бегал и бегал по травам, как сумасшедший. Волчата осмелели, любопытство взяло верх, им захотелось затеять игру с этим странным, бегающим как заводной, невиданным, голокожим двуногим зверем. А тут и сам человек приметил волчат. И что самое удивительное — вместо того, чтобы насторожиться, подумать, отчего здесь вдруг оказались волки, — этот чудак пошёл к волчатам, ласково протягивая руки.

— Смотри-ка, что это? — приговаривал он, тяжело дыша и отирая пот с лица. — Никак волчата? Или мне это почудилось от кружения? Да нет, трое, да такие пригожие, да такие большие уже! Ах вы мои зверёныши! Откуда вы и куда? Что вы тут делаете? Меня-то нелёгкая занесла, а вы что тут, в этих степях, среди этой проклятой травы? Ну, идите, идите ко мне, не бойтесь! Ах вы дурашливые мои зверики!

Неразумные волчата и в самом деле поддались на его ласки. Виляя хвостиками, игриво прижимаясь к земле, они поползли к человеку, надеясь пуститься с ним наперегонки, но тут из овражка выскочила Акбара. Волчица в мгновение оценила опасность положения. Глухо зарычав, она кинулась к голому человеку, розово освящённому предзакатными лучами степного солнца. Ей ничего не стоило с размаху полоснуть его клыками по горлу или по животу. А человек, совершенно обалдевший при виде яростно набегающей волчицы, присел, в страхе схватившись за голову. Это-то его и спасло. Уже на бегу Акбара почему-то переменила своё намерение. Она перескочила через человека — голого и беззащитного, которого можно было поразить одним ударом, перескочила, успев при этом разглядеть черты его лица и остановившиеся в жутком страхе глаза, почуяв запах его тела, перескочила, развернулась и снова перескочила во второй раз уже в другом направлении, бросилась к волчатам, погнала их прочь, больно кусая за репицы и оттесняя к оврагу, и тут столкнулась с Ташчайнаром, страшно вздыбившим загривок при виде человека, куснула и повернула его, и все они, гурьбой скатившись в овраг, в мгновение ока исчезли…

И тут только тот голый и нелепый тип спохватился, бросился бежать… И долго бежал по степи, не оглядываясь и не переводя дыхания…

То была первая нечаянная встреча Акбары и её семейства с человеком… Но кто мог знать, что предвещала эта встреча…».

«…Облава в Моюнкумах кончилась лишь к вечеру, когда все — и гонимые и гонители — выбились из сил, и в степи стало смеркаться…

А волчица Акбара и её волк Ташчайнар, уцелевшие из всей стаи, трусили впотьмах по степи, пытаясь удалиться как можно дальше от мест облавы. Передвигаться им было трудно — вся шерсть на подбрюшине, в промежностях и почти до крестца промокли от грязи и слякоти. Израненные, избитые ноги горели, как обожжённые, каждое прикосновение к земле причиняло боль. Больше всего им хотелось вернуться в привычное логово, забыться и забыть, что обрушилось на их бедовые головы.

Но и тут им не повезло. Уже на подходе к логову они неожиданно наткнулись на людей. С края родной ложбины, вклинившись в низенькую, ниже колёс, тамарисковую рощицу, возвышалась громада грузовой автомашины. В темноте возле грузовика слышались человеческие голоса. Волки немного постояли и молча повернули в открытую степь. И почему-то именно в этот момент, прорезая тьму, мощно вспыхнули фары. И хотя они светили в противоположную сторону, этого оказалось достаточно. Волки припустили, прихрамывая и прискакивая, и понеслись, куда глаза глядят…».

Мир, на который смотрят Толстой и Айтматов, один — но насколько сильно отличаются этих двух авторов нашего мира описания!

У Толстого волк не трусит, даже когда наталкивается на твёрдую волю обложивших его людей. Толстовские охотники тоже, желая взять волка, даже не подают виду, что боятся — а кто-то, видимо, и не боится.

Но у христианина Айтматова боятся все: люди, волки, сайгаки. Боятся и бегут…

Всё бежит и всё трусит — «гармония» страха, теория стаи в действии.

Что интересно, у Айтматова вообще нет ни одного отважного персонажа.

Всякий писатель, сколь бы разнообразной ни казалась его фантазия — во всех своих героях всегда описывает самого себя. У автора внутренне отважного, среди персонажей, кроме одержимых страхом, непременно присутствуют и бесстрашные. А вот у автора-труса все персонажи трусы.

Язычник Толстой отличается от христианина Айтматова не только духовным ростом персонажей произведений, но и поведением читателей. Именно толстовцы были наилучшими бойцами самого сложного периода Войны, нашими спасителями.

В книге «Катарсис-2: Теории стаи» я исследовал психологический портрет тех немногих, кто в 1941-м не драпал, а защищался. Их было немного — один из ста. Мне удалось выяснить и доказать, что герои Великой Отечественной — толстовский тип. Эти люди совмещали в себе как созидательный интеллектуальный потенциал, так и неодолимую тягу к рукомеслу. Особенно яркий пример, который мне удалось обнаружить, — это партизанский отряд из научных сотрудников, химиков одного из институтов Краснодара. Отряд потерял всего 5 человек, а вот немцев и румын вывели из строя 8 000. То есть боевая эффективность этих гражданских лиц в 10 000 раз выше, чем у господ-товарищей офицеров (кстати, товарищи воевали лучше, чем господа). Что удивляться, что военные не дали ходу и этой правде о Войне?

В «Теории стаи» я писал, что эти ошеломляющей результативности бойцы — химики-экспериментаторы. А теперь могу уточнить: по характеру довоенной работы архетипически они именно кузнецы (не ковали и не валды, но уже не смерды).

Не удивительно, что Волк Сталин, умея видеть будущее и предвидя самую страшную в истории человечества Войну, чтобы сохранить от уничтожения русский народ, устроил настоящий культ личности Толстого и его творчества. Русского Толстого.

А вот Айтматов совсем из другого лагеря. Айтматова возносила клика Горбачёва-Эльцина. Эти глубоко верующие христиане возносили христианина Айтматова.

Из одной этой противоположности миров и читателей, и персонажей произведений можно предположить, что среди предков Айтматова были палачи собственного народа — палачи, возможно, репрессированные Сталиным. И точно — 1937 год смёл с поста и материального довольства большого при Лейбе Троцком начальника в Киргизии, отца Айтматова.

При Горбачёве в СССР истерию поклонения Айтматову нагнетали усиленно. Помните, как это было: ну уж если киргиз уверовал в христианство, а не в веру предков — то, точно, всему населению России надлежит креститься в веру от семитов. Понятно, что в этой нагнетаемой кампании использовали не только Айтматова, но и других христиан. Но истерию начали именно с Айтматова. Классического христианина — клеветника и на волков, и на Сталина, и на Прародину, и на предков, и на Деву.

«Тр у с» и «стр а х» — слова однокоренные. Корень — СТР. СТР — «стр уктура», «гармония» и, наоборот, «де стр уктивность».

Самоназвание на человека влияет. Фамилия — один из частных случаев самоназвания. Имя — тоже. Очевидно, что и название народа тоже на него влияет.

А ещё влияет название веры.

Например, «христианин». ХРСТ. Переставьте буквы корня и получите «страх». А раз так, то самоназвание «христианин» непременно ведёт или к тому, что человек весь в страхе (Айтматов и другие христиане), труслив и, как следствие, легко управляем, или наоборот, он неугодник, лишен страха перед временем, пространством и волком — и, как сейчас увидим, именно волком.

Это очень важно. Трус будет исходить о волке лживыми фантазмами — например такими, какими исходят христиане поголовно. Эта ложь вовсе не проигрыш в информационной войне. Тем более ещё лет сто назад.

Повторение — мать учения. Каждый корень (слово) имеет, по меньшей мере, два значения — противоположных. Одно — с Ворги, другое — низменное, из царства страхов. Если каким-то образом уничтожить у корня значение с Ворги, то тем самым оставшееся значение становится инструментом утончённого скрытого воздействия.

Забегая вперёд, ХРСТ означает и «страх» и, наоборот, «дух волка». Если привить аборигенам ложное представление о волке и заставить это население пользоваться самоназванием от ХРСТ, то оно превратится в легко управляемое быдло, которое ещё и кичиться будет своей податливостью.

Упражнение для зятя главного раввина не Бог весть какой сложности. Один из приёмов порабощения аборигенов. И не самый утончённый. Есть и более утончённые. Но это не тема этой книги.

Высказывалась мысль, что настоящие главраввины те, которые всегда в тени, вовсе не евреи, а потомки древнеегипетских жрецов. А евреи, дескать, суть дворня, наиболее легко управляемая часть населения. Эта мысль небезосновательна. Есть в её пользу аргументы, которые прежде в печати не высказывались, — но и это не тема этой книги. Скорее всего, не моей.

Обратите внимание на то, что делают цивилизаторы с русскими! Цивилизаторов совершенно не волнует, что аборигены вообще ничего не знают о Евангелии.

Действительно, христианин это тот, которому оказалось не по силам дочитать Евангелие до конца. Чтобы убедиться в этом, надлежит самому несколько раз прочесть Евангелие до конца, желат<