Союзники в историях нашего времени

Истории нашего времени изобилуют персонажами, относящимися к архетипу союзника. В беллетристике союзники предлагают альтернативные пути решения проблем и помогают показать особенности личности героев, позволяя им выражать страх, радость, заблуждения — то, что, возможно, и не подобает герою. Так, Джеймсу Бонду неизменно помогает верная мисс Манипенни, а иногда полезным оказывается и американский союзник, агент ЦРУ Феликс Лейтер. Авторы комиксов, желая привлечь детскую аудиторию, снабжают своих супергероев юными союзниками, такими как Робин, приемный сын Бэтмена. Молодого Симбу из диснеевского мультфильма «Король Лев» (1994) сопровождают комические союзники Тимон и Пумба. В «Звездных войнах» показана вселенная будущего, где помощниками человека могут быть и машины, и животные, и пришельцы, и души умерших. В сюжетах, посвященных путешествиям в космос и другие неизведанные пространства, союзниками героев все чаще оказываются роботы и искусственный интеллект.

ПЛУТ

Это бессмысленно, а я за смыслом и не гонюсь.

Утка Даффи

Архетип плута олицетворяет озорство и жажду перемен, объединяя образы всех шутов и комических двойников центральных персонажей. Герой-плут — ведущий персонаж многих мифов и сказок.

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ

Хитрецы и плуты выполняют несколько важных психологических функций. Они обуздывают эго героя и заставляют его, а вместе с ним и зрителя, спуститься с небес на землю. Вызывая здоровый смех, они помогают нам понять наши общие проблемы, изобличают глупость и лицемерие. В довершение всего они несут целебные изменения и трансформации, привлекая внимание к ненадежности или абсурдности сложившейся психологической ситуации. Плут — прирожденный враг статус-кво. Иногда энергия шутовства проявляет себя в смешных ситуациях, в ошибках и оговорках, наводя нас на мысль о необходимости перемен. Когда мы начинаем воспринимать себя слишком серьезно, озорная часть нашего «Я» может вернуть нас к реальности.

ДРАМАТИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ В РАЗВИТИИ СЮЖЕТА: РАЗРЯДКА СМЕХОМ

Помимо перечисленных психологических функций в драматургии плут разряжает атмосферу смехом. Напряженное ожидание, сопереживание, конфликт в сюжете — все это эмоционально истощает зрителя, и даже в самом серьезном фильме смех оживляет его интерес. Недаром старое правило сцены гласит: «Заставь зрителя вдоволь поплакать и немного посмеяться».

Плуты могут быть слугами или приближенными героя либо его тенями, а могут — независимыми персонажами, имеющими собственное предназначение. В мифах народов мира можно встретить множество разнообразных представителей этого архетипа, среди которых выделяется яркая фигура Доки — скандинавского бога хитрости и обмана. Подлинный плут, он служит другим богам консультантом и советником, а сам строит им козни. Доки с его энергией и натиском взрывает застывший мир других богов, подталкивая их к действию и переменам. Именно с ним связано большинство комических ситуаций в мрачных северных мифах.

Иногда Доки выполняет функции комического закадычного дружка богов Одина и Тора, если они выступают в качестве главных героев. В других историях он, можно сказать, главный герой — герой-плут, выживающий в столкновениях с физически более сильными божествами и великанами благодаря своей смекалке. В конце концов он превращается в грозного врага — тень — и с полчищем мертвецов сражается с богами в последней битве.

ГЕРОИ-ПЛУТЫ

В фольклоре и сказках герои-плуты расплодились по всему миру, буквально как кролики. Посудите сами: это и Братец Кролик из сказок афроамериканцев, и заяц из африканских легенд, и множество их собратьев из Юго-Восточной Азии, Персии и Индии. Нередко эти беззащитные, но сообразительные существа одерживают верх над более крупными и опасными противниками — теневыми фигурами, такими как охотники, волки, тигры, медведи. Иногда голодному врагу дорого обходится встреча с маленьким кроликом, сумевшим его перехитрить.

Наиболее популярный из современных кроликов-плутов — это, конечно, Багз Банни. Воспользовавшись фольклорными мотивами, мультипликаторы Warner Brothers наделили своего героя смекалкой, не оставляющей шансов охотникам и хищникам. Другие плутовские персонажи мультиков — утка Даффи, мышь Спиди Гонзалес, птички Скороход и Твити, дятел Вуди и пингвин Чилли Вилли, а также вездесущий пес Друпи, всегда умудряющийся перехитрить волка. Микки Маус начинал как классический плут, однако со временем дорос до рассудительного оратора, выразителя корпоративных интересов.

Излюбленные герои-плуты индейских сказаний — Койот и Ворон. Качина, боги-клоуны, которым поклоняются на юго-западе, — очень ловкие обманщики и комики.

Время от времени забавно поменять всех местами и показать, что плута можно перехитрить. К примеру, заяц решает воспользоваться медлительностью черепахи, но, к нашему изумлению, неповоротливое пресмыкающееся одерживает победу над шустрым зверьком благодаря упорству, терпению и дружбе с другими животными.

Иногда плутам нравится устраивать переполох безо всякой на то причины. Джозеф Кэмпбелл пересказывает нигерийскую легенду: озорное божество Эдшу разгуливает по улице в шляпе, выкрашенной в красный цвет с одного бока и в синий — с другого. Люди спрашивают: «Кто это идет в красной шапке?» — и у них завязывается перепалка с теми, кто стоит на другой стороне дороги и уверяет, будто головной убор прохожего синий. А божество знай себе приговаривает: «Нет на свете большей радости, чем сеять раздор».

Часто плуты выступают катализаторами действия, провоцируя перемены в жизни окружающих, но сами остаются прежними. Так поступает герой Эдди Мёрфи в фильме «Полицейский из Беверли-Хиллз», когда он ниспровергает существующую систему, сам не слишком меняясь при этом.

Комедийные плуты, начиная с героев Чарли Чаплина и братьев Марксов и кончая действующими лицами скетч-шоу «В ярких красках» (In living colors), разоблачают статус-кво, заставляя нас смеяться над самими собой. В других жанрах героям приходится надевать маску плута, чтобы перехитрить тень или привратника.

............

Архетипы — бесконечно гибкий инструмент в драме. Они позволяют понять функцию персонажа в каждый конкретный момент развития сюжета. Знание архетипов позволяет уйти от стереотипных характеров, придавая им достоверность и глубину. С их помощью можно создавать персонажей, сочетающих индивидуальные черты и символы универсальных качеств, образующих личность. Присутствие архетипических образов делает сюжет одновременно и реалистичным, и созвучным многовековой мудрости мифа.

Теперь, познакомившись с обитателями мира историй, мы можем вернуться на тропу героя и узнать больше о стадиях его путешествия и увидеть, какие роли исполняют на каждой из них представители разных архетипов.

КНИГА ВТОРАЯ
Стадии путешествия

Стадия первая. ОБЫДЕННЫЙ МИР

Начало — нелегкая пора.

Из фильма «Дюна» (Дэвид Линч, 1984, экранизация романа Фрэнка Герберта)

В книге «Тысячеликий герой» Джозеф Кэмпбелл так описывает типичное начало путешествия героя: «Герой отваживается отправиться из мира повседневности в область удивительного и сверхъестественного»[11]. В этой главе мы выясним, каков этот «мир повседневности», или обыденный мир, в современной литературе и кино, как он обусловливает образ героя и динамику событий в повествовании.

Вступительная часть любой истории, будь то миф, сказка, сценарий, роман, рассказ или комикс, выполняет определенные задачи. Автору необходимо завладеть вниманием читателя/зрителя, задать тон всему произведению, наметить траекторию развития действия и многое рассказать о герое и ситуации, не слишком утомив аудиторию. В самом деле, начало — нелегкая пора.

В ПОМОЩЬ ПУТЕШЕСТВЕННИКУ

Чтобы не заблудиться в лабиринте повествования, представим себе, что мы племя, которое живет охотой и собирательством, как жили наши предки сто тысяч лет назад и как до сих пор живут люди в некоторых отдаленных уголках планеты. На каждой стадии путешествия героя мы будем пытаться мысленно поставить себя на их место.

Брат! Соплеменник! Посмотри вокруг! Люди влачат жалкое существование, питаясь тающими остатками прошлогоднего урожая. Настали тяжелые времена, страна гибнет. Люди слабеют на глазах, но у некоторых еще много нерастраченных сил.

Взять хотя бы тебя. Ты не можешь так продолжать, ты чувствуешь, что тебе не место в этом унылом бедствующем краю. Быть может, ты еще этого не знаешь, но тебе суждено стать избранным и пополнишь ряды искателей приключений, которых всегда влечет неизвестность. Ты отправишься в путешествие, чтобы вернуть родному племени счастье, и одно можно сказать суверенностью: прежним ты уже не будешь. Тебе нелегко, но жажда перемен уже бродит в тебе. Ты обречен порвать с этим миром и отправиться в мир приключений.

ПЕРЕД НАЧАЛОМ

Прежде чем рассказывать историю, автор должен решить для себя многие творческие вопросы. Какими будут первые ощущения аудитории? Название? Первая строка диалога? Первый образ? На какой стадии жизни героев начинается действие? Нужен ли пролог или лучше сразу окунуться в гущу событий? Именно в эти начальные моменты есть возможность задать нужный тон и создать правильное впечатление. Тут может быть какой-то образ или метафора, которые помогут аудитории настроиться на восприятие идеи произведения. При мифологическом подходе для демонстрации вашего отношения к жизни достаточно метафоры или сравнений.

Макс Рейнхардт, великий немецкий режиссер, был убежден в том, что зритель может ощутить атмосферу спектакля задолго до того, как окажется в зале или поднимется занавес. Точно выверенное название заинтригует зрителя и настроит на предстоящее действо. Хорошая реклама должна заинтересовать его образами, слоганами, которые становятся метафорой вашей истории. Музыка и освещение в фойе, доброжелательность и костюмы билетеров создают особую атмосферу перед спектаклем. Все это подготавливает публику к восприятию того, что вы собираетесь ей показать, будь то трагедия, комедия или драма.

Устные рассказчики пользуются традиционными зачинами («В некотором царстве, в некотором государстве…») и сигналами, позволяющими слушателям сразу же уловить юмористический, печальный или ироничный тон повествования.

Современным читателям и зрителям, прежде чем они купят книгу или билет в театр/кино, многое помогает настроиться на нужный лад. Это и название, и дизайн обложки, и реклама, включающая в себя постеры, трейлеры, и т. д. Сжав историю до нескольких символов или метафор, аудиторию можно прекрасно подготовить к предстоящему путешествию.

НАЗВАНИЕ

Название — важный ключ к идее произведения и позиции автора. Хорошее название может стать многоуровневой метафорой, передающий состояние героя и его мира. Например, слова «Крестный отец» (The Godfather) подсказывают нам, что Дон Корлеоне для своих людей не только защитник и наставник, но и своеобразный наместник Бога на земле. Графическое оформление логотипа романа Марио Пьюзо (1969) и фильма Фрэнсиса Форда Копполы (1972) тоже метафорично: рука держит крестовину, к которой привязаны нити невидимой марионетки. Кто он — Дон Корлеоне? Кукловод или кукла, управляемая высшими силами? Кто мы? Марионетки Бога? Или свободные существа, наделенные собственной волей? Метафорическое название и визуальная презентация дают пищу для размышлений и становятся важной частью общего замысла.

ПЕРВЫЙ ОБРАЗ

Образ, с которого все начинается, очень важен для создания необходимого настроя. Это может быть зрительная метафора, когда в одной сцене или кадре отражены особенный мир второго действия и его главные конфликты. Зачастую уже первые страницы/первые минуты экранного времени позволяют аудитории понять, какова тема книги/фильма и с какими трудностями придется столкнуться герою. Фильм Клинта Иствуда «Непрощенный» (Unforgiven, 1992) открывается такой сценой: фермер роет неподалеку от дома могилу для только что умершей жены. Далее нам будет показано, какими были их отношения, как он изменился благодаря ей. Образ человека, копающего яму, читается как метафора всей картины: герой покидает обыденный мир и отправляется в путешествие в мир смерти, где он видит смерть, становится причиной смерти и едва не умирает сам. Финал фильма возвращает зрителя к первой сцене и показывает, как мужчина отходит от могилы и возвращается в дом. Все это создает ощущение завершенности цикла.

ПРОЛОГ

Иногда история открывается прологом, предшествующим основному действию и, возможно, появлению центральных персонажей. Таковы сказка «Рапунцель», первая сцена которой происходит до рождения героини, или диснеевский мультфильм «Красавица и чудовище» с прологом в виде предыстории заколдованного принца. Мифы живут в контексте единой цепи легендарных событий, идущей от сотворения мира. При этом нередко изображаются факты, предшествующие появлению героя на свет. Шекспир, следуя традиции древнегреческих драматургов, предпосылал своим пьесам прологи, декламируемые рассказчиком или хором. Так обрисовывалась ситуация и задавалось настроение. Например, хроника «Генрих V» начинается с того, что хор предлагает зрителям призвать на помощь свое воображение и представить себе мощные рати: королей, солдат и лошадей. Он просит аудиторию додумать то, чего актеры не смогут показать на сцене, и завершает свое обращение следующими словами:

…Коль помощи хотите,
Мне, Хору, выступить вы разрешите.
Я, как Пролог, прошу у вас терпенья,
Вниманья к пьесе, доброго сужденья![12]

 

Пролог может выполнять несколько важных функций. Он может знакомить читателей/зрителей с предысторией, помогая им понять, о чем пойдет речь, или быть своего рода сигналом к началу действия, заставляющим зрителя занять свои места. Фильм Спилберга «Близкие контакты третьей степени» (Close Encounters of the Third Kind, 1977) начинается с того, что в пустыне обнаруживают целую эскадрилью прекрасно сохранившихся самолетов времен Второй мировой войны, и только потом мы знакомимся с главным героем, Роем Нири, и его миром. Заинтригованные загадочным прологом, зрители с нетерпением ждут дальнейших событий.

В прологе боевика «Последний бойскаут» (The Last Boy Scout, 1991) профессиональный футболист, ополоумевший от наркотиков, расстреливает товарищей по команде. Этот шокирующий эпизод приковывает внимание аудитории еще до появления главного героя. Нам сразу становится ясно, что нас ожидает напряженное действие, и речь пойдет о жизни и смерти.

В двух приведенных примерах прологи выводят аудиторию из эмоционального равновесия, таким образом подготавливая ее к восприятию событий, в которые трудно поверить. В тайных обществах в отношении инициации действует правило: «Дезориентация — мать внушаемости». Человека водят с завязанными глазами до тех пор, пока он не настроится на то, чтобы принять таинство посвящения. В повествовании аналогичную функцию выполняет эмоциональное потрясение, испытав которое читатель или зритель становится более восприимчивым и, оставив свой скепсис, отдается особому миру фантазий.

Иногда в прологе перед нами появляется главный злодей, и мы, еще не повстречав самого героя, уже узнаем о грозящей ему опасности. Так, в «Звездных войнах» мы сначала видим Дарта Бейдера, похищающего принцессу Лею, и только затем — Люка Скайуокера, занимающегося своими повседневными делами. В детективах, прежде чем центральный персонаж приступит к расследованию, часто показывают, как было совершено убийство. Благодаря подобным прологам зрителю ясно: что-то произошло и равновесие нарушено. Положено начало развитию действия, и напряжение не ослабеет до тех пор, пока прежний порядок не восстановится, а зло не будет наказано.

Как бы то ни было, пролог не всегда нужен и желателен. Структура повествования диктуется конкретным замыслом автора. И можно пройти по пути, проторенному множеством авторов: сразу же познакомить аудиторию с героем в его привычной обстановке — обыденном мире.

ОБЫДЕННЫЙ МИР

Поскольку многие истории строятся на путешествии героя в особенный мир, начинаются они с мира обыденного как необходимой точки отсчета. Ведь новый мир мы воспринимаем как особенный именно по контрасту со скучным миром повседневной рутины, от которой бежит герой. Обыденный мир — это контекст, базовая линия, привычные условия.

В определенном смысле обыденный мир — это место, которое вы оставили в прошлом. На протяжении жизни мы проходим целую череду миров, всякий раз меняя привычное на непривычное, пока не привыкаем к новому и оно не становится обыденным. Неизведанные территории постепенно осваиваются, и мы снова рвемся в путь, в особенный мир.

КОНТРАСТ

Изобразить обыденный мир так, чтобы он как можно разительнее отличался от мира особенного, очень важно. Тогда персонаж (а вместе с ним и аудитория) острее почувствует разницу, когда преодолеет первый порог. В «Волшебнике страны Оз» этот контраст усиливается за счет того, что эпизоды канзасской жизни Дороти сняты на черно-белой пленке, а сказочное царство — на цветной. В триллере «Умереть заново» (Dead Again, 1991), напротив, обыденный мир современности показан цветным, а ретроспективные эпизоды страшного мира 1940-х— черно-белым. В фильме «Городские пижоны» (City Slickers, 1991) тусклая удушливая городская среда противопоставляется просторам Дикого Запада, на которых в основном и разворачивается действие.

В сравнении с миром особенным обыденный мир часто кажется скучным, но именно в нем, как правило, коренятся ростки будущих захватывающих приключений. Конфликты и проблемы уже назрели и ждут своего часа.

ПРЕДВОСХИЩЕНИЕ:

МОДЕЛЬ ОСОБЕННОГО МИРА

Авторы часто предлагают нам обыденный мир как уменьшенную модель особенного мира со всеми его конфликтами и нравственными дилеммами. В одном из первых эпизодов «Волшебника страны Оз» Дороти сталкивается со злобной мисс Галч, и ее спасают три батрака. Эта сцена предвосхищает борьбу девочки с ведьмой и победу, которую героиня одержит не без помощи Железного Дровосека, Трусливого Льва и Страшилы.

Прием предвосхищения умело используется и в «Романе с камнем». Фильм начинается с фантазии: благородная героиня сражается и побеждает злодеев, стоящих на ее пути, и воссоединяется со своим до комизма идеализированным принцем. Эта своеобразная модель особенного мира, где скоро предстоит побывать писательнице Джоан Уайлдер, оказывается финалом романа, который она пишет в своей захламленной нью-йоркской квартире. Показывая нам то, что творится в воображении героини, создатели фильма решают сразу две задачи: во-первых, знакомят нас с наивными представлениями Джоан Уайлдер о жизни и любви, а во-вторых, намечают проблемы, с которыми ей суждено столкнуться в особенном мире, где ее поджидают вполне реальные негодяи и не совсем идеальный принц. Такой прием позволяет связать все части повествования в единую ритмическую или поэтическую структуру.