Наум моисеевич Коржавин (мандель)

(РОД. 1925)

Родился Наум Коржавин в Киеве в семье служащих. В 1945г. поступил в Литературный институт, который – в связи с драматическими событиями своей жизни – окончил только в 1959году. 20 декабря 1947г. был арестован. Восемь месяцев провел во внутренней тюрьме Лубянки, затем был выслан в сибирскую деревню Чумаково, а позже в Караганду. В 1954г. по амнистии вернулся в Москву. В 1963г. вышел его единственный в СССР поэтический сборник «Годы». Многие стихи Коржавина ходили в самиздате. В 1967г. в театре им.Станиславского была поставлена его пьеса «Однажды в двадцатом», которая имела большой успех, несмотря на существенные цензурные купюры. Коржавина всегда уважали за прямоту, с которой он отстаивал свободу слова (подписал письма в защиту Синявского и Даниэля в 1966г., Галанскова и Гинзбурга в 1967г., выступал за обсуждение письма Солженицына IV cъезду Союза писателей в 1967г.). «Нехватка воздуха для жизни», ─ так определил Коржавин причину того, что в 1973г. после допроса в Московской государственной прокуратуре он подал заявление на выезд из СССР. В том же году он эмигрировал в США, где живет в настоящее время. Многие из его прежних и новых стихотворений вошли в сборники «Времена»(1976) и «Сплетения»(1981). Наум Коржавин был одним из первых эмигрантов, стихи которого благодаря перестройке появились в советских журналах. Лирика Коржавина – это довольно жесткая философская лирика, он сторонник безукоризненной точности и строгой нравственной ясности. Некоторые стихотворения поэта посвящены теме сталинских репрессий в контексте истории России. Плотная, скупая на образность, обретающая благодаря абстрактности политическую и нравственную силу, лирика Коржавина возникла из пережитого, от увиденной им подлости, но также из веры в благородство и силу человеческого духа.

Литература:

Сарнов Б. «Верность себе самому» // Сарнов Б. Если бы Пушкин… М., 1998; «Люди – всегда над пропастью…»(беседа с Наумом Коржавиным) // Поэзия. Альманах. Выпуск 58. М., 1991.

 

• ***

Ах ты, жизнь моя ─ морок и месиво.

След кровавый ─ круги по воде.

Как мы жили! Как прыгали

весело ─

Карасями на сковороде.

 

Из огня ─ в небеса ледовитые...

Нас прожгло. А иных и сожгло.

Дураки, кто теперь нам завидует,

Что при нас посторонним тепло.

* * *

И с миром утвердилась связь.

А.Блок

 

Всё будет, а меня не будет. ─

Через неделю, через год...

Меня не берегите, люди,

Как вас никто не бережет.

Как вы, и я не выше тлена.

Я не давать тепла не мог.

Как то сожжённое полено.

Угля сожжённого комок.

И счёты мы сведем едва ли.

Я добывал из жизни свет,

Но эту жизнь мне вы давали,

А ничего дороже нет.

 

И пусть меня вы задушили

За счастье быть живым всегда,

Но вы и сами ведь не жили,

Не знали счастья никогда.

 

* * *

 

Роса густа, а роща зелена,

И воздух чист, лишь терпко пахнет хвоя...

Но между ними и тобой ─ стена.

И ты уже навек за той стеною.

 

Как будто трудно руку протянуть,

Всё ощутить, проснуться, как от встряски...

Но это зря ─ распалась жизни суть,

А если так, то чем помогут краски?

 

Зачем в листве искать разводья жил

И на заре бродить в сыром тумане...

Распалось всё, чем ты дышал и жил,

А эта малость стоит ли вниманья.

 

И равнодушьем обступает тьма.

Стой! Встрепенись! Забудь о всех потерях,

Ведь эта малость ─ это жизнь сама,

Её начало и последний берег.

 

Тут можно стать, весенний воздух пить,

И, как впервые, с лесом повстречаться...

А остального может и не быть,

Всё остальное может здесь начаться.

 

Так не тверди: не в силах, не могу!

Войди во всё, пойми, что это чудо,

И задержись на этом берегу!..

И, может, ты назад пойдешь отсюда.

 

* * *

 

Пусть рвутся связи, меркнет свет,

Но подрастают в семьях дети...

Есть в мире Бог иль Бога нет,

А им придётся жить на свете.

 

Есть в мире Бог иль нет Его,

Но час пробьет. И станет нужно

С людьми почувствовать родство,

Заполнить дни враждой и дружбой.

 

Но древний смысл того родства

В них будет брезжить слишком глухо ─

Ведь мы бессвязные слова

Им оставляем вместо духа.

 

Слова трусливой суеты,

Нас утешавшие когда-то,

Недостоверность пустоты,

Где зыбки все координаты...

 

... Им всё равно придётся жить:

Ведь не уйти обратно в детство,

Ведь жизнь нельзя остановить,

Чтоб в ней спокойно оглядеться.

 

И будет участь их тяжка,

Времён прервется связь живая,

И одиночества тоска

Обступит их, не отставая.

 

Мы не придем на помощь к ним

В борьбе с бессмыслицей и грязью.

И будет трудно им одним

Найти потерянные связи.

 

Так будь самим собой, поэт,

Твой дар и подвиг ─ воплощенье.

Ведь даже горечь ─ это свет,

И связь вещей, и их значенье.

 

Держись призванья своего!

Ты загнан сам, но ты в ответе:

Есть в мире Бог иль нет Его ─

Но подрастают в семьях дети.

 

 

ИНЕРЦИЯ СТИЛЯ

Стиль - это человек.

Бюффон

 

В жизни, в искусстве, в борьбе, где тебя победили,

Самое страшное ─ это инерция стиля.

Это ─ привычка, а кажется, что ощущенье.

Это стихи ты закончил, а нет облегченья.

Это ─ ты весь изменился, а мыслишь, как раньше.

Это ─ ты к правде стремишься, а лжешь, как

обманщик.

 

Это ─ душа твоя стонет, а ты ─ не внимаешь.

Это ─ ты верен себе, и себе ─ изменяешь.

Это ─ не крылья уже, а одни только перья,

Это ─ уже ты не веришь ─ боишься неверья.

 

Стиль ─ это мужество. В правде себе признаваться!

Всё потерять, но иллюзиям не предаваться ─

Кем бы ни стать ─ ощущать себя только собою,

Даже пускай твоя жизнь оказалась пустою,

Даже пускай в тебе сердца теперь уже мало...

Правда конца ─ это тоже возможность начала.

Кто осознал пораженье, ─ того не разбили...

 

Самое страшное ─ это инерция стиля.

 

ДЕТИ В ОСВЕНЦИМЕ

 

Мужчины мучили детей. Умно. Намеренно. Умело. Творили будничное дело, Трудились ─ мучили детей. И это каждый день опять: Кляня, ругаясь без причины...А детям было не понять, Чего хотят от них мужчины. За что ─ обидные слова, Побои, голод, псов рычанье? И дети думали сперва, Что это за непослушанье. Они представить не могли Того, что было всем открыто: По древней логике земли, От взрослых дети ждут защиты. А дни всё шли, как смерть страшны, И дети стали образцовы. Но их всё били.Так же.Снова. И не снимали с них вины. Они хватались за людей. Они молили. И любили. Но у мужчин "идеи" были, Мужчины мучили детей. Я жив. Дышу. Люблю людей. Но жизнь бывает мне постыла, Как только вспомню: это ─ было! Мужчины мучили детей!

СМЕРТЬ ПУШКИНА

 

Сначала не в одной груди

Желанья мстить еще бурлили,

Но прозревали: навредит!

И, образумившись, не мстили.

Летели кони, будто вихрь,

В копытном цокоте: "надейся!.."

То о красавицах своих

Мечтали пьяные гвардейцы...

Все ─ как обычно... Но в тиши

Прадедовского кабинета

Ломаются карандаши

У сумасшедшего корнета.

Он очумел. Он морщит лоб,

Шепча слова... А трактом Псковским

Уносят кони черный гроб

Навеки спрятать в Святогорском.

Пусть неусыпный бабкин глаз

Следит за офицером пылким,

Стихи загонят на Кавказ ─

И это будет мягкой ссылкой.

А прочих жизнь манит, зовет.

Балы, шампанское, пирушки...

И наплевать, что не живет, ─

Как жил вчера ─ на Мойке Пушкин.

И будто не был он убит.

Скакали пьяные гвардейцы,

И в частом цокоте копыт

Им также слышалось: "надейся!.."

И лишь в далеких рудниках

При этой вести, бросив дело,

Рванулись руки...

И слегка

Кандальным звоном зазвенело.

 

 

НА СМЕРТЬ СТАЛИНА

 

Все, с чем Россия

в старый мир врывалась,

Так что казалось, что ему пропасть,—

Все было смято... И одно осталось:

Его

неограниченная

власть.

Ведь он считал,

что к правде путь —

тяжелый,

А власть его

сквозь ложь

к ней приведет.

И вот он — мертв.

До правды не дошел он,

А ложь кругом трясиной нас сосет.

Его хоронят громко и поспешно

Ораторы,

на гроб кося глаза,

Как будто может он

из тьмы кромешной

Вернуться,

все забрать

и наказать.

Холодный траур,

стиль речей —

высокий.

Он всех давил

и не имел друзей...

Я сам не знаю,

злым иль добрым роком

Так много лет

он был для наших дней.

И лишь народ

к нему не посторонний,

Что вместе с ним

все время трудно жил,

Народ

в нем революцию

хоронит,

Хоть, может, он того не заслужил.

В его поступках

лжи так много было,

А свет знамен

их так скрывал в дыму,

Что сопоставить это все

не в силах —

Мы просто

слепо верили ему.

Моя страна!

Неужто бестолково

Ушла, пропала вся твоя борьба?

В тяжелом, мутном взгляде Маленкова

Неужто нынче

вся твоя судьба?

А может, ты поймешь

сквозь муки ада,

Сквозь все свои кровавые пути,

Что слепо верить

никому не надо

И к правде ложь

не может привести.

 

Март 1953

 

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА:

1. Изгнание. Поэты русского зарубежья. Ростов-на-Дону, 1999.

2. Казак В. Лексикон русской литературы ХХ века. М., 1996.

3. Литература русского зарубежья (1920 - 1990): учебное пособие / под общ. ред. А.И.Смирновой. М., 2006.

4. Русские писатели ХХ века: Биографический словарь / Гл. ред. и сост. П.А.Николаев. М., 2000.