И куда не подайся, везде только гостем да гостем,

И куда не подайся, везде только гостем да гостем,

То незваным, то званым (что реже), но всё один хер, - не родным

Ты пребудешь навеки, всё это отметив, без злости

Выходя за порог и вдыхая забвения дым.

Что с того, что тебе никогда со страной и народом не слиться?

К берегам никаким не прибиться, не спрятаться за?

Меж тобою и всеми проходит как будто граница,

Не пройти, не проехать, концы не свести, не связать.

И витийствуя в кухне, шаманя в каком-нибудь зале

И слоняясь по улицам разных чужих городов,

Ты всегда чужероден, поскольку тебе отказали

Во всех родственных связях, и ты отказаться готов

Сам от них, с каждым годом охотней и чаще

Не пропащий, но лишний, стоящий вне всяческих уз,

Расплевавшийся с прошлым, себя не найдя в настоящем,

Позабывший, как выглядит время, каков его запах и вкус.

Жернова потихоньку скрипят, и в муку перемелется мука.

Ну-ка встань и ходи, ведь не век же тебе тут лежать.

Удаляйся от всех - эхом смеха, рассеянным, тающим звуком.

И потом, через тысячу лет, возвращайся опять.

.

**

Что не так? Ща, скажу тебе, что не так:

Тебя радовал раньше шум моря, вой ветра и лязг атак.

Ты сквозь них различал свою музыку. Нынче всё это стихло,

Тихо стало слишком. И это - неважный знак.

Что не так? Вероятно то, что живу греша,

Забывая, что еле жива душа,

Пропуская месяцы, дни и годы,

Исправляться, в общем-то, не спеша.

Что не так? То, что помня о Судном Дне

Продолжаешь дохнуть, лежать на дне,

Обрастая тиной иллюзий, ленью,

От пути спасения - в стороне.

Но когда душа, исцарапав грудь

Изнутри, свою проявляет суть,

Ты так рад этой острой внезапной боли!..

Значит, жив, - и вырвешься как-нибудь,

Может быть, из этой трясины дна,

Где одна лишь муть, пустота одна.

Знать, не всё пропито, не всё пропето.

Глядь – полоска света вдали видна.

***

Се – странный человек, вернее – человечек.
Он, становясь скупей день ото дня и мельче,
Свой мозг насилует по двести раз на дню,
Молчит, или несёт какую-ту хуйню.

Се – странный человек, наставив Богу свечек,
Он Бога позабыл и был расчеловечен.

Всем дням недели он предпочитал четверг.

Умеренность во всём. Сияние отверг

Разверзнутых небес, застряв на полдороге.

Он стал один из тех, он стал одним из многих,

Кто сдался так легко, на всё махнув рукой,

И помер, прежде чем успел воскликнуть «ой!».

Да, этот персонаж скорее мёртв, чем жив.

Он сам себя нагнул, себя определив,

Сославшись на судьбу, страну, эпоху, век,

В разряд обычных жертв. Обычный человек

***

Из последней зимы я с большими потерями вышел

С покорёженным сердцем и изрядно отъехавшей крышей

Чем же занят я был? – да ведь всем, чем угодно, помимо

Важных дел. В основном – ерунда ерундой.

Оказалось – бездарно профукал я целую зиму,

Что рассеялась дымом, растеклась мутноватой водой.

И теперь, озираясь назад, удивляюсь себе, да на что же

Оказалась зима, что уже завершилась, похожа?

Не на бег ли в мешке по глубокому снегу, во сне?

Просыпаться пора, но глаза продирать что-то лень мне.

Что увидишь, открыв их - всё тот же день серый весенний,

Или вдруг ничего не увидишь, поняв, что ослеп?

 

***
Ещё одна зима сползает старой кожей,

ещё одной зимы безумие итожу:

Я вирус подхватил, и он ко мне прилип

Как СПИД, хотя не СПИД, как грипп, хотя не грипп.

Он хуже. Он страшней. Он - опухоль в мозгу.

И сделать что-то с ним никак я не могу.

Он заполняет всё - внутри меня, вовне,

С утра велит читать известья о войне,

Отыскивая их на ленте новостной,

Откуда слышен вой и льются кровь и гной.

Делить людей на тех, кто «против» и кто «за»,

Глядеть на чью-то смерть не отводя глаза,

Тем паче, что она не рядом, не вблизи

И, нервы щекоча, - не сможет укусить.

А мы открыли рты, и слушаем рассказ,

И радуемся, что есть кто-то «хуже нас».

Зима. Хрустящий лёд. Засада. Полынья.

Мне б воздуха кусок. Таблетку б от вранья.

24. 02. 2015

***

Спорит ангел, спорит чёрт,
Мысли роем закружив:
Пациент скорее мёртв?
Нет, скорее, все же – жив?
Ты решай уж сам собой,
Мёртвый ты или живой.

***

И был мне сон

И был мне сон. И снилась мне Италия,
Флоренция, Верона и так далее,
Где не был и не буду, может быть.
Во сне же чётко видел города я,
И, властью над пространством обладая,
Мог запросто себя переносить
Из точки А до точки Б, мгновенно
То в Геную, то в Рим попеременно.
А вот и Пиза… на стене панно
С Пиноккио (вернее – Буратино),
Знакомая какая-то картина –
Как будто где-то видел я давно
Её уже. В фантазиях? во сне ли?
И кто-то мне сказал:«вот, мы у цели,
Вот здесь-то всё как раз и началось…»
Что началось? А может быть, начнётся?
Напрасно жду теперь, что сон вернётся,
И тайна мне откроется, авось…

 

***

Лишь разгуляешься под вечер,
А глядь – домой уже пора.
Казалось, что в запасе – вечность,
А тут кончается игра.
Советчик, врач, хороший малый,
Я был, я жил. Кому мешало?
А я поверить не могу,
Что это я, не некий дядя,
Бегу, куда-то всё бегу,
И пробегаю жизнь, не глядя,
Верней – не видя ни аза.
Зачем же мне мои глаза?

***

Сбрасываю кожу как могу

На плаву я или на бегу

Как могу и как умею я

Копошась пока ещё в болоте

На февраль и авитаминоз

Грежу я о солнце и о море

В неприютном северном краю

Я тихонько песенки пою

"Дырка есть у нас в любом заборе"

Я её найду и сквозь неё

Люди, а не нелюди. И лето.

19.03.2015.

Летнее

Ночью жара спадает и воздух становится свеж

Вот и лето.

1.06. 2015

***

Дурацкие мысли как гости

Приходят, когда захотят

Его раздирают, когтят

Душа моя гаснет и киснет

А мыслям - как с гуся вода

Молчите, проклятые мысли

Не думал я вас никогда

***

Внезапно завыла собака

Ночную взорвав тишину

На что она воет из мрака

На полную, может, луну?

Какая собаке забота

В тоске голосить у ворот?

Оплакивать что-то такое

Понятное только лишь ей

Лишать меня сна и покоя

И мучить себя и людей

Таинственным воем и плачем

Взрывая июньскую тишь

И слух напрягая – не спишь.

Июня

***

Куда то делись все его

Мне сообщения «вконтакте»,

Остались только те слова

Что это Время, не спеша,

Как будто ластиком стирает

Его присутствие. Оно

Теперь незримей и незримей.

Образовавшийся сквозняк

Меня тревожит

Нет, быть не может

Отметил «важным» диалог

А потому что адресат

Отсутствует и ничего

И никогда мне не напишет

Ну разве что ещё во сне

Мне явится и будет басом

Побрили «налысо», а тут

Во сне моём – остался он

таким, как я его запомнил:

Косматым, с длинными усами

Висящими на шесть часов

11. 06.

 

 

Товарищ, товарищ, бесценный мой друг

Но выхода, кажется, нет

Пишешь чего-то такое, такое

Нахуй не нужное тут никому,

Но почему то тебе дорогое.

Ты выдаешь за улыбку оскал,

И сновидение тучей зависло

Пиши, пиши, скреби пером,

Пусть расшифруют всё потом

Через сто тысяч лет.

Что кто-то тут оценит труд,

Ты разобрался, наконец,

И кто ты сам, и кто ты сам

И здесь, - и там, и там.

Зачем нужны твои глаза,

Вход по часам в универсам

С названием «Сезам».

Как будто напортачил бес.

Ты стал для всех чужим.

А стать своим не привелось,

Все смотрят – сквозь,

И слышат – сквозь

Тебя, не видя никого,

Не слыша ничего.

Почто тревожно на душе?

Отставка близится уже,

И ждёт давно могила-мать,

Чтоб горб твой исправлять.

И рать – неясно даже чья –

Тебя встречает хохоча,

И Ворон чёрный у плеча,

И кровь не горяча.

Как, равновесие держа,

Стоять на лезвии ножа,

Одновременно размышлять,

И говорить, и спать?

Когда весну никто не ждёт,

Когда для всех ещё она

Иллюзия, обман?

И вот накатывает на

Тебя внезапная волна

Сплетающихся в речь,

Изогнув, как он может один,

Коленца,

Скачет кузнечик

С лицом младенца

Или сказочного старика,

Дни считавшего - за века.

Натолкнувшись внезапно

На великана,

Заслонившего вдруг ему

Небосклон

Всей громоздкой,

Необозримой тушей

И в глаза глядящего,

Словно в душу,

вероятно, - "Ужас!" - подумал он.

Вероятно, думал и Гулливер,

Просто,

Не замечая разности роста,

Итого, что жизнь его,

На наш взгляд, короче,

Он стрекочет,

О чем-то своем хлопочет,

Замирая, любуется небом он,

Чей масштаб

Одинаков: для нас,

Для него,

Для всех,

И куда не подайся, везде только гостем да гостем,