Этап 3 – Реконструкция простых Единиц из Элементов

 

3.6.1. Разложение единиц с их действиями на элементы с их действиями

 

Чтобы ввести различение Единиц и Элементов, мы покинули участников «Кратила» в момент, они подошли в своем системном анализе речи к чрезвычайно драматическому моменту. Поскольку, в конечном счете, истинность всей речи, свелась к истинности простых единиц – простых слов и поскольку, по определению, простые слова далее на слова не разложимы, то их истинность должна уже устанавливаться каким-то другим способом. Но каким? Сократ обращается к одному из собеседников, Гермогену:

425 d – 426 а... ты ведь не хочешь, чтобы и мы так же отделались от нашего предмета, сказав, что первые имена установили боги и потому они правильны?... А может быть, нам сказать, что они взяты у каких-нибудь варваров, а варвары нас древнее? Или что за древностью лет эти имена так же невозможно рассмотреть, как и варварские?Ведь все это были бы увёртки, и довольно изящные, для того, кто не хочет рассуждать о первых именах и допытываться, насколько правильно они установлены. А между тем, если он почему бы то ни было не знает правильности первых имён, он не сможет узнать и позднейшие, ибо по необходимости они выражаются через те самые первые, о которых он ничего не знает.

В столь драматической ситуации, Сократ, воспользовавшись аналогией с жестикуляцией (а также живописью и музыкой), предлагает столь же драматическое решение:

423 а-е Я думаю, если бы мы захотели обозначить что-то вышнее и легкое, мы подняли бы руку к небу, подражая природе этой вещи, если же что-то низкое и тяжелое, то опустили бы руку к земле. Точно так же, если бы мы захотели изобразить бегущего коня или какое-нибудь другое животное, ты ведь знаешь, мы бы всем своим телом и его положением постарались походить на них. … Когда ж мы хотим выразить что-то голосом, языком и ртом, получается ли у нас выражение каждой вещи с помощью этих членов тела, раз мы с их помощью подражаем чему бы то ни было?… В таком случае имя, видимо, есть подражание с помощью голоса тому, чему подражают, и имя тому, чему подражают, дается при помощи голоса.... А подражание, о котором мы говорим, что собой представляет? Не кажется ли тебе, что у каждой вещи есть еще и сущность, как есть цвет и все то, о чем мы здесь говорили? … Если кто-то мог бы посредством букв и слогов подражать (μιμεμα) в каждой вещи именно этому, сущности, разве не смог бы онвыразить (δἦλωμα) каждую вещь, которая существует?

Следует отметить, что факт составления слов из «букв и слогов» тривиален и упоминался Платоном в самом начале диалога как сам собою разумеющийся. В чем же состояла «снизошедшая» на Сократа «божественная мудрость», когда он предложил разлагать простые слова на звуки и слоги? По Платону, который пытался доказать, что слова должны соответствовать природе обозначаемых вещей, эта мудрость состояла в утверждении, что простые слова истинно выражают сущность обозначаемых ими вещей, благодаря тому, что звуки правильно подражают существенным качествам вещей. Таким образом, Платон не просто разложил простые слова на звуки, он простые слова с их действиями разложил на звуки с их действиями, сведядействияслов к действиям букв. Другими словами, он разложил единицы с их действиями на элементы с их действиями, сведя действия единиц к действиям элементов.

3.6.2. Каталогизация элементов и их действий

 

На следующем этапе системного анализа Платон предлагает создать каталог звуков с их способностью подражания сущностям вещей. Платон предлагает осуществить это в четыре шага:

 

Шаг 1 – Создание перечня звуков или букв:

 

424 b Коль скоро это будет подражанием сущему посредством слогов и букв, то не правильнее ли всего начать с различения простейших частиц...?

 

Шаг 2 – Классификация звуков и их соответствующая группировка:

 

424 с Не так ли и нам нужно сначала различать гласные, а затем в соответствии с их видами остальные – безгласные и беззвучные (ибо знатоки называют их так) и, наконец, те, которые не назовёшь ни беззвучными, ни безгласными. Надо также посмотреть, сколько есть различных между собой видов гласных.

Шаг 3 -- Э мпирическое соотнесение сущностей и обозначающих их слов. На этом шаге следует произвести, с одной стороны, список сущностей, а с другой классификацию группировку простых слов, соответствующих каждой сущности. Затем следует для каждой сущности подобрать наиболее точно выражающее ее слово или их сочетание:

 

424 d... нужно будет возвратиться к сущностям и их именам и посмотреть, нет ли таких имён, к которым бы все сводились как к составным частям и из которых можно было бы видеть, что они означают, а также не различаются ли эти имена по видам подобно простейшим частицам. Хорошенько все это рассмотрев, нужно уметь найти для каждой [вещи] наиболее соответствующее ей [имя]: либо одно слово связать с одной вещью, либо отнести к этой вещи смесь из многих слов.

 

Шаг 4 – Построение каталога элементов и их способностей. Наконец, на третьем шаге следует сопоставить звуковой состав имен с выражаемыми ими сущностями и установить каким качествам сущностей какие звуки подражают:

 

425 а И мы будем примерять звуки к вещам – то один к одной вещи, какого та потребует, то многие вместе, образуя то, что называют слогами...

 

Я плохо себе представляю детали Шагов 3 и 4, но судя по многочисленным примерам такого рассмотрения в диалоге, в результате должен быть получен каталог групп звуков и слогов и соответствующих качеств вещей, которым они способны подражать. Такой каталог мог бы служить критерием правильности простых имен -- «конструктором» для правильной реконструкции имен.

 

Например, В «Кратиле», согласно моей русской имитации, Сократ говорит, что наверное мастер-законодатель имён наблюдая, что при произношении звука «р-р-р» язык «не отдыхает», подражая движению, как в «порыв», «разговор» или «работа». Существуют и другие звуки относящиеся к группе подражания движению, среди них «с-с-с» (скачка, посев) и «ш-ш-ш» (шипение, шевелиться), и это объясняет, почему одна и та же вещь выражается у варваров другими словами, чем у эллинов. А вот «л» подражает мягкости как в «лечь» или «лень». Сочетание этих звуков даёт «мягкое движение», например, «стелить» или «разлив».

 

Читатель вправе сколько угодно иронизировать по поводу этой «с нашей теперешней точки зрении смехотворной и совершенно фантастической, состоящей из умопомрачительных этимологий» лингвистики (Лосьев 2004), кстати довольно принятой у эллинистических риторов времен Перикла. Мне же хочется подчеркнуть огромную важность этого центрального этапа системного анализа, на котором Платон сводит огромное многообразие слов и их действий, к сравнительно небольшому набору звуков и слогов и их подражательных способностей, обеспечивающих действия слов. Тем самым Платон задал образец сведения проблемы анализа огромного многообразия сложных предметов и их действий к анализу сравнительно немногих простых элементов и их способностей, представленных в табличной форме «элемент – способность», подобной Таблице химических элементов Менделеева.

На мой взгляд целью системного анализа является решение проблемы сложности. Сложность – это лишённость простоты. А простота – это то, с чем иметь дело легко, понятно, и без затруднений. И русское «сложность» и английское «complex» означают «сложенность». Для нас стало привычным разбивать сложные задачи на простые подзадачи, а затем на основании простых решений находить решение исходной сложной задачи.

 

В чем же состоит суть системного анализа как метода решения проблемы сложности? Ведь есть и другие методы, например, линеаризация и другие методы аппроксимации в математике. В «Кратиле» Платон демонстрирует нам как следует решать проблему сложности именно методом системного анализа, который включает три этапа упрощения.

 

На первом этапе, он минимизирует сложность проблемы, последовательно разлагая сложное Единство, на все более мелкие Единицы, пока не достигает уровня простых единиц – этих минимально сложных составляющих Единства.

 

На втором этапе, добившись этой минимальной сложности, но все же ещё сложности, он делает следующий шаг упрощения – по возможности максимизирует простоту, сведя простые единицы с их действиями к элементам с их действиями.

 

На третьем этапе, он радикально уменьшает разнообразие объектов, с которыми он должен иметь дело. Слов -- тьма, букв – мало (26 в английском, 32 в русском). Химических веществ – тьма, химических элементов – мало (около сотни). И вообще, Единиц – тьма, Элементов -- мало. Это очень важный момент — элементов, как правило, мало. Это позволяет составить каталог элементов с их способностями, который может быть использован на последующих этапах системного анализа для реконструкции разнообразия Единиц и Единства.

 

3.6.3. Конструирование простых единиц из элементов каталога

 

Итак, построив каталог звуков и слогов и их способностей подражать различным качествам вещей, Платон получает критерий правильности простых слов -- «конструктор» для правильной реконструкции имен. Вот как Платон характеризует следующий этап системного анализа – реконструкцию простых единиц-слов из элементов – звуков и слогов:

424 e Как живописцы, желая что-нибудь изобразить, … мы будем примерять звуки к вещам – то один к одной вещи, какого та потребует, то многие вместе, образуя то, что называют слогами, 425 а затем соединять слоги, из которых уже будут состоять слова и выражения. …

И далее Сократ поясняет:

434 а … если имя будет подобно вещи, то по природе необходимо, чтобы и буквы, из которых составлены первые имена, были подобны вещам. В таком случае и имена так же точно не могли бы стать чему-то подобными, если бы не существовало начал, содержащих какую-ту исконную правильность, из которых составляются имена для тех вещей, которым они подражают. А эти начала, из которых нужно составлять имена, ведь не что иное, как звуки?

3.6.4. Выведение действий единиц из действий элементов

 

Задав способ конструирования слов из звуков, Платон ставит вопрос о том, каким образом за счет действий звуков – подражаний качествам вещей, осуществляется действие слов – выражение вещей или указание вещей. Прежде всего, он показывает, что звуковое изображение вещи не должно полностью воспроизводить все черты вещи:

432 b … напротив, вовсе не нужно воссоздавать все черты, присущие предмету, чтобы получить образ (εΐκων). Смотри же, так ли я рассуждаю? Будут ли это две разные вещи – Кратил и изображение Кратила, если кто-либо из богов воспроизведет не только цвет и очертания твоего тела, как это делают живописцы, но и все, что внутри, c воссоздаст мягкость и теплоту, движения, твою душу и разум – одним словом, сделает все, как у тебя, и поставит это произведение рядом с тобой, будет ли это Кратил и изображение Кратила, или это будут два Кратила? … Так что видишь, друг мой, нужно искать какой-то иной правильности изображений и того, о чем мы здесь говорим, и не следует настаивать на том, что если чего-то недостает или что-то есть в избытке, то это уже не изображение.

Значит звуковое изображение вещи может варьировать в определенных пределах, оставаясь правильным. Еще раньше Сократ установил границы такой вариации:

428 e Правильность имени, говорили мы, состоит в том, что оно указывает, какова вещь. Будем считать, что этого достаточно?

Ради благозвучия, или по другим причинам люди вносят изменения в имена:

399 Ведь что касается имен, то здесь прежде всего нужно иметь в виду, что к тому слову, каким мы хотим что-то назвать, мы часто добавляем одни буквы, отнимаем другие, а также меняем ударения.

А значит одни имена могут лучше или хуже изображать вещи, чем другие:

432 d Поэтому смелее допусти, благородный друг, что одно имя присвоено хорошо, другое же – нет. 433 b … если, скажем, имя установлено хорошо, то должно оно содержать подобающие буквы? с … Если же какое-то имя присвоено плохо, то, верно, в большей своей части оно будет состоять из подобающих букв – подобных вещи, – раз оно все-таки останется изображением, но при этом оно будет иметь и неподобающие буквы, из-за чего мы скажем, что это неправильное имя и присвоено худо.

Таким образом Сократ признает, что его изначальная гипотеза, что имена всегда создаются в соответствии с природой обозначаемых вещей, несостоятельна. Он модифицирует ее следующим образом: желательно, чтобы имена соответствовали природе вещей, но поскольку это не всегда случается и существуют неправильные имена, люди, к сожалению, вынуждены прибегать к какому-то дополнительному средству, компенсирующему неправильность имен, и таким образом, восстанавливающим их правильность:

433 b... уж поищи тогда какой-нибудь другой правильности и не соглашайся, что имя есть выражение вещи с помощью букв и слогов.

И после сравнительно сложного обсуждения Сократ к своей досаде приходит к выводу, что таким средством является договор:

435 c Мне и самому нравится, чтобы имена по возможности были подобны вещам, но, чтобы уж и впрямь не было слишком скользким, как говорит Гермоген, это притягивание подобия, необходимо воспользоваться и этим досадным способом – договором – ради правильности имен.

Таким образом, на уровне простых единиц и элементов Платон решает исходную проблему диалога «Кратил» – соответствует ли речь и слова природе вещей, как это утверждали Гераклит и Парменид, или это соответствие осуществляется посредством договора, как это полагал Протагор. Платон решает эту проблему, конфигурируя эти точки зрения – правильность имён определяется прежде всего их, пусть не всегда совершенным, подобием природе вещей, а отклонения от этого подобия компенсируются договором.

 

 

Схема 2. Элементарное строение простого имени.

 

 

Тем самым Платон демонстрирует, каким образом простые слова выражают сущность именованной вещи: подражая существенным качествам вещи звуки слова создают ее звуковой портрет, а возможные несовершенства этого изображения компенсируются за счет договора, таким образом обеспечивая правильность имени «указывающего какова вещь». Этим самым Платон задает образец строения простой единицы из элементов, при котором действия элементов выступают в качестве механизмов действия единицы, тем самым «устанавливая формальные соответствия между процессом простой единицы и процессами ее элементов».

 

3.6.5. К проблеме соотношения мышления и речи

 

Решение вопроса о том, каким образом простые имена правильно выражают сущность вещи, позволяет Платону по новому сформулировать проблему отношения мышления и речи:

436 а А может быть, в этом же состоит и постижение вещей: кто постигнет имена, тот постигнет и то, чему принадлежат эти имена. Или исследовать и постигать вещи нужно иным каким-то способом?

Первое предположение немедленно ведет к парадоксу:

438 а Помнишь, ты только что сказал, что учредитель имен непременно должен был знать вещи, которым устанавливал имя. Тот, кто первый устанавливал имена, устанавливая их, говоришь ты, знал эти вещи? b Тогда каким же образом, сказали бы мы, они могли устанавливать со знанием дела имена или оказаться законодателями, если еще не было присвоено ни одного имени, по которому они могли бы узнать, что вещи нельзя постичь иначе как из имен?

Попытки участников диалога найти способы постижения вещей не из имен оказались безуспешными:

439 b. Так вот, узнать, каким образом следует изучать и исследовать вещи, это, вероятно, выше моих и твоих сил. Но хорошо согласиться и в том, что не из имен нужно изучать и исследовать вещи, но гораздо скорее из них самих.

Здесь для нас важно, что в «Кратиле» за много столетий до различения речи и языка Фердинандом де Соссюром, обсуждения языкового мышления Выготским и положений философии языка Витгинштейна, Платон четко различил речь и мышление и сформулировал проблему их соотношения.