Глава 7 загробная участь грешников

 

Видения мук грешников.

 

а) Один благочестивый воин был при смерти и, возвратившись к жизни, рассказывал: «Я видел темную и мрачную реку, чрез которую был мост; на этом мосту было испытание: кто грешен, тот падал в эту темную и зловонную реку, а кто праведен, тот проходил по нему свободно и беспечально. По ту сторону этой реки виден был зеленеющий луг, благоухающие травы и цветы, видны были обители с живущими в них в белых одеждах мужами. Одни обители стояли ближе к реке и мосту, а другие дальше, до одних обителей доходил смрадный запах реки этой, а до других нет. Еще строилась одна светлая обитель, чудная и благодатная, из одних золотых камней, а для кого – неизвестно. Такое было благоухание в том месте, что переходившие чрез то место и жившие тут от одного обоняния и благоухания его насыщались. Близ той страшной реки я видел умершего 4 года назад некоего Петра, висящего в страшных тех местах, связанного великими, тяжелыми железами. Я спросил его, за что он так страждет. Он ответил: «За то, что когда мне ведено было кого наказывать за преступления, так и наказывал не столько из-за послушания, сколько по жестокости и бесчеловечию характера». («Прол.» мая 23 дня).

б) Один расслабленный, изнемогая в духе терпения, с воплем просил Господа прекратить его страдальческую жизнь.

– Хорошо, – сказал явившийся больному ангел, – Господь, будучи неизреченно благ, соизволяет на твою молитву. – Он прекращает твою временную жизнь, только с условием: вместо одного года страданий на земле, которыми каждый человек очищается, как золото в огне, согласен ли ты пробыть три часа в адских мучениях? Твои грехи требуют очищения в страданиях собственной твоей плоти, ты должен быть в расслаблении еще год, потому что как для тебя, так и для всех верующих, нет другого пути к небу, кроме крестного, проложенного безгрешным Богочеловеком. Этот путь тебе наскучил на земле – испытай эти муки только в течение трех часов, а после, молитвами св. церкви, ты будешь спасен.

Страдалец задумался: год страданий на земле – это ужасно, лучше же я вытерплю три часа в этих бесконечных муках, сказал он себе, чем год на земле.

– Согласен в ад! – сказал он, наконец, ангелу. Ангел тихо принял его страдальческую душу и, заключивши её в преисподних ада, удалился от страдальца со словами утешения: «Через три часа явлюсь я за тобою!»

Господствующий повсюду мрак, теснота, долетающие отовсюду звуки неизъяснимых грешнических воплей, видение духов злобы в их адском безобразии – все это слилось для несчастного страдальца в невыразимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдание и вопли и ни ползвука радости в необъятной бездне ада; одни лишь огненные глаза демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сдавить его и сжечь своим геенским дыханием. Бедный страдалец затрепетал и закричал; но на его крик и вопли отвечала только адская бездна своим замирающим вдали эхом и клокотанием геенского пламени, которое клубилось в виду трепетавшего страдальца. Ему казалось, что протекли уже целые века страданий; с минуту на минуту ждал он к себе светоносного ангела, но ангела не было, наконец, страдалец отчаялся в его райском появлении и, скрежеща зубами, застонал; но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся в бездне геенской, были заняты собою, своим собственным только мучением, и ужасные демоны в адской радости издевались над мучениями грешников.

Наконец, тихий свет ангельской славы разлился над бездною. С райскою улыбкою приступил ангел к добровольному страдальцу и спросил о его состоянии.

– Не думал я, чтобы в устах ангельских могла быть ложь, – прошептал едва слышно, прерывающимся от страданий голосом страдалец. – Ты обещался взять меня отсюда чрез три часа, а между тем целые годы, целые века протекли в моих невыразимых страданиях.

– Что за годы, что за века? – кротко отвечал ангел. – Час, один только час прошел со времени моего отсутствия, и два часа еще быть тебе здесь.

– Два часа? – в испуге спросил страдалец, – два часа? А это час только прошел? Ох, не могу более терпеть, нет силы! Если только можно, если только есть воля Господня – умоляю тебя: возьми меня отсюда! Лучше на земле буду я страдать годы и века, далее до последнего дня, до самого пришествия Христова на суд – только выведи меня отсюда. Невыносимо! Пожалей меня! – со стоном воскликнул страдалец, простирая руки к светлому ангелу.

– Бог, как отец щедрот и утехи, – отвечал ангел, – являет на тебе благодать свою, исполняя прошение твое. Но ты должен знать и помнить, сколь жестоки и невыносимы адские мучения (извлеч. из «Писем святогорца», стр. 224, письмо 15).

 

2. В чем будут состоять муки грешников? (по учению св. отцов).

 

Мучения, на которые будут осуждены грешники праведным судом Божиим, слово Божие изображает разными чертами и с разных сторон. Оно упоминает:

1. Об удалении грешников от Бога и их проклятии. «Идите от меня проклятии (Мф. XXV, 41), – скажет им грозный Судия, – не знаю вас…, отойдите от Меня все делатели неправды.» (Лк. XIII, 27; снес. Мф. VII. 21). И это удаление от Бога и проклятие будет для несчастных само по себе величайшим наказанием. «Для имеющего чувство и разум, – замечает св. Иоанн Златоуст – быть отверженным от Бога значит вытерпеть уже геенну» (на Римл. бесед. V, стр. 95 по русс. пер.). «Нестерпима геенна и мучение в ней, впрочем, если представить и тысячи геенн, то все это ничего не будет значить в сравнении с несчастием лишиться оной блаженной славы, возненавиденным быть от Христа и слышать от него: не видя вас, и обвинение, что мы, видя его алчущего, не напитали! Ибо лучше подвергнуться бесчисленным ударам молнии, нежели видеть кроткое лицо Господа, от нас отвращающееся, и ясное око его, не могущее взирать на нас» (на «Ев. Матф. бесед. XXIII», т. 1, стр. 495).

2. О том, что грешники будут лишены всех благ царствия небесного, которых удостоятся праведники. Сам Спаситель засвидетельствовал, что, тогда «многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю» (Мф. VIII, 11-12; снес. 22, 13); и, находясь в муках, будут зреть Авраама издалеча и праведников на лоне его (Лк. XVI, 23). «Это лишение благ, – рассуждает св. Златоуст, – причинит такую муку, такую скорбь и тесноту, что, если бы и никакая казнь не ожидала согрешающих здесь, то оно само по себе сильнее геенских мук может растерзать и возмутить наши души»… И далее: «Многие безрассудные желают только избавиться геенны, но я считаю гораздо мучительнейшим; наказанием не быть в оной славе; и тому, кто лишился ее, думаю, плакать должно не столько о геенских мучениях, сколько о лишении небесных благ; ибо это одно есть жесточайшее из всех наказание» («Слов. 1 к Феодору падш.», в Хр. чт. 1844, 1, 370, 375).

3. О месте, куда удалены будут грешники, и об их сообществе. Место это называется то бездною, страшною и для самих демонов (Лк. VIII, 31), то адом (Лк. XVI. 22), или землею тьмы вечныя, идеже несть света (Иов. X, 22), то геенною огненною (Мф. V, 22-28), 3 пещию огненною (-13, -50) озером огненным и жупельным (Апок. XIX, 20; XX, 14; XXI, 8). И в таком-то месте грешники, в продолжение целой вечности, не будут видеть вокруг себя никого, кроме отверженных; духов злобы, бывших главною причиною их погибели; (Мф. XXV, 41). «Кто на земле грешил, – говорит св. Ефрем Сирин, – и оскорблял Бога, и скрывал дела свои, тот будет ввержен во тьму кромешную, где нет ни луча света; кто таил в сердце своем лукавство, и в уме своем зависть, того скроет страшная глубина, полная огня и жупела; кто предавался гневу и не допускал в сердце свое любви, далее до ненависти к ближнему, тот предан будет на жестокое мучение ангелам» («О страхе Бож, и о последн. суде», в творении. св. отц. XV, 308).

4. О внутренних мучениях грешников во аде. Тогда исполнится на них во всей обширности слово апостола: скорбь и теснота на всяку душу человека, творящего злое (Рим. 11,9). Воспоминание протекшей жизни, которую так безрассудно погубили они на порочные дела, непрестанные укоры совести за все когда-либо соделанные беззакония, позднее сожаление о том, что не воспользовались богодарованными средствами ко спасению, тягостнейшее сознание, что уже нет возможности покаяться, исправиться и спастись, – все это будет терзать несчастных непрестанно. «Те, – пишет св. Василий Великий, которые делали? зло, воскреснут на поругание и стыд, чтобы увидеть в самих себе мерзость и отпечатление соделанных ими грехов. И может быть, страшнее тьмы и вечного огня тот стыд, с которым увековечены будут грешники, непрестанно имея пред глазами следы греха, сделанного во плоти, подобно какой-то невыводимой краске, навсегда остающейся в памяти душ их» («Бесед. на пс. XXXIII, 6, в твор. св. отц.» V, 293).

5. О внешних мучениях грешников во аде. Эти мучения представляются в св. писании под образами червя неумирающего и гораздо чаще огня неугасающего. Христос Спаситель, предохраняя нас от соблазнов, сказал между прочим: «И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее: лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели с двумя ногами быть ввержену в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает.» (Мк. IX, 45-46) в притче о богатом и Лазаре заметил, что богач, находящийся по смерти своей во аде, страждет во пламени (Лк. XVI, 24), и на всеобщем суде произнесет грешникам: «Идите от мене проклятии во огнь вечный» (Мф. XXV, 41).

Св. Иоанн Дамаскин говорит об этом адском огне так «Грешники преданы будут огню вечному, не такому вещественному, какой у нас, но такому, какой известен одному Богу» («Точ. изл. прав, веры», кн. IV, гл. 27).

«Услышавши об огне, – говорит св. Иоанн Златоуст, – не думай, будто тамошний огонь похож на здешний: этот, что захватит, сожжет и изменит на, другое; а тот, кого однажды обымет, будет жечь всегда и никогда не перестанет, почему и называется неугасимым. Ибо и грешникам надлежит облечься бессмертием – не в честь, но чтобы быть всегдашним напутаем тамошнего мучения: а сколько это ужасно, того и представить ум никогда не может; разве из опытного познания маловажных бедствий можно получать малое понятие о тех великих мучениях» (Св. Иоанн Златоуст. «Слово 1-е к Феодору падшему»).

«О, коль страшен тот огонь, которого и сам сатана трепещет! – восклицает св. Димитрий, митрополит Ростовский. Если для бесов бездна гееннская страшна, кольми паче для людей должна быть ужасна и трепетна. Если и здесь огненная казнь, на которую когда человек бывает осужден, страшна, то несравненно, страшнее то наказание, которое последует в геенне, огненной. Бесы не боятся здешнего огня так же, как и мы не боимся огня, изображенного на доске (на картине), – а геенского огня трепещут. Этот огонь сжигает только телесное вещество, а тот жжет и мучит бесплотных духов. Этот огонь при недостатке горючего вещества угасает; а геенский никогда не угаснет, по свидетельству Господа: «Червь их (грешников) не умирает и огнь не угасает» (Марк. IX, 45). Здешний огонь, когда горит, светит, а пламя того огня, когда горит, только жжет, но нисколько не освещает тьмы внешней; а если бы сколько-нибудь и осветило, то для большего страха и трепета осужденных, – для того, чтобы видеть мучимые лица грешников, с которыми в жизни сей грехами своими вместе прогневали Господа. Здешний огонь, объявши человека, вверженного в него, тотчас умерщвляет и в один час сожигает и обращает в пепел; а тот, геенский огонь, жжет, но не умерщвляет: грешники, вверженные в геенский огонь, не умрут, будучи и мучимы вечно. И если один час быть сжигаемым мучение великое и нестерпимое – помыслим, сколь ужасно будет мучение тех, которые будут гореть и не сгорать в бесконечные веки!» («Летопись, об огне геенском», стр. 122-123).

6. О следствиях всех этих мучений, внутренних и внешних, каковы: плач и скрежет зубов, отчаяние, погибель вечная. Там будет плач и скрежет зубов, не раз повторял Спаситель о геенне (Мф. VII, 12; XIII, 42, 50; XXV, 30). «Когда отойдем туда, – рассуждает св. Златоуст, – то если покажем и самое сильное раскаяние, никакой уж не получим оттого пользы; но, сколько ни будем скрежетать зубами, сколько ни будем рыдать и молить тысячекратно, никто и с конца перста не капнет на нас, объятых огнем: напротив, мы услышим то же, что и евангельский богач, – что пропасть велика между нами и вами утвердися (Лк. XVI, 28). Будем скрежетать зубами от страданий и мук нестерпимых, но никто не поможет. Будем крепко стенать, когда пламень сильнее станет охватывать нас, но не увидим никого, кроме мучимых вместе с нами и кроме великой пустоты. Что сказать о тех ужасах, которые мрак будет наводить на наши души?» («Сл. к Феод. падш. 1», в «Хр. чт.» 1844, 1, 361, 366-367).

Св. Антоний Великий говорит: «Что означают плач и рыдание, как не величайшее сожаление о грехах? Тогда начнем негодовать на самих себя, раскаиваться, скрежеща зубами…, когда покаяние не будет иметь места» («Отечн. еп. Игн.», стр. 2).

Сделаем и здесь сравнение. Вот у нас раздирается сердце, когда мы слышим громкий плач только лишь нескольких несчастных лиц (например, когда мать и дети плачут на могиле своего мужа, отца): что же сказать о плаче, стонах и скрежете зубовном, которые будут исходить от множества людей? Каждый из мучимых грешников и сам будет испускать плачевные стоны, и кругом себя будет слышать тот же плач.

Приведем здесь пример из современной жизни, который сделался известен по особенному Божию откровению. Одна благочестивая женщина девять дней была в загробном мире, а потом чудесно ожила. Ей были показаны рай и ад. Когда после рая она была низведена во ад, то «услышала здесь такой вопль, такой стон, что описать невозможно». Поэтому она крепко стала молить Бога, чтоб милосердный Господь возвратил её к жизни для покаяния («Цер. вест.» 1884 г. № 21).

 

Огонь неугасаюший.

 

Что такое огонь неугасаюший? Прямого ответа на этот вопрос мы не находим ни в св. писании, ни в учении церкви. Поэтому св. Иоанн Дамаскин об огне адском выражается так «Грешники преданы будут огню вечному, не такому вещественному, как у нас, но такому, какой известен одному Богу» [62]И блаженный Августин: «Каков огонь, какого рода и в каком месте вселенной, того, думаю, никто из людей не может знать, кроме разве того, кому откроет Дух Божий».

Как ни трудно уразумение этого предмета, но мысль человеческая, ищущая разгадки всего таинственного, не оставила совсем не затронутым решение занимающего нас вопроса. Решение его распадается на два вида: одни думали и думают, что огонь неугасающий и червь неумирающий могут быть понимаемы в смысле переносном, как символы жесточайших адских мучений, что червь выражает преимущественно внутренние угрызения совести, а огонь – страшные мучения внешние. Так думали: Ориген, Амвросий, Иероним и Августин; так думали и думают и прежде и теперь многие, пытавшиеся определить таинственный предмет [63]. Другие, напротив, понимают слова писания совершенного буквально, вывескою чего могут служить картины страшного суда, на которых мучащиеся в аде представляются горящими в пламенеющих кострах, зацепленные железными крюками – кто за язык, кто за бок, кто за ноги, или сидящими в котлах с кипящею смолою, или стоящими на раскаленном железе. Большинство христиан, особенно из низшего, необразованного или малообразованного класса, смотрит, кажется, на адские мучения именно так, а не иначе.

Из этих двух взглядов на адские мучения церковь не приняла первого, хотя он высказывался и высказывается лицами высокообразованными, оставляя его в ряду частных мнений. Да и не могла церковь принять его, так как крайности не свойственны точному учению православной веры; а таковое, без ущерба истине, не может принимать слов Христовых об адских мучениях за метафору: Христос много раз с точностью и определенностью говорит, что мучениями грешников во аде будут – огонь и червь [64]. Апостолы говорят то же [65]Общий голос церкви таков же. Этот голос преосвященнейший Антоний, в своем Догматическом богословии, сокращенно выражает так «Множество свидетельств Священного Писания, очевидно, не оставляет, никакого сомнения в том, что огонь геенский должно понимать не в каком-нибудь переносном смысле или иносказательном, а в смысле собственном» [66].

Не придавая значения точного учения первому взгляду на адские мучения, оставляя его в ряду частных мнений, церковь тем более не может принять последнего, как переводящего на будущую обновленную жизнь грубые понятия теперешней жизни, скрывающие от наших очей высокий образ любвеобильного Бога христианского. Грубые понятия об адских мучениях могут быть приличны религиям, составляющим произведение человеческого ума, и людям, мыслящим в духе учения об аде, которое, по Корану, таково: «Какое страшное жилище (геенна)! Когда грешники будут ввержены (туда), то услышат её рыкающею, а огонь загорится с силой. Ад чуть не треснет от ярости». – «Кожа мучащихся истребится огнем, но мы оденем их другою, чтобы заставить их испытать наказание». – «Мы заставим его (грешника) жариться на огне сакара (адского огня). Он ожигает тело человека. Он не оставляет ничего, не истребивши, не оставляет ничего целым, ничему не дает скрыться». – «Осуждаемый на жилище в огне, имея тело сверху покрытым слоями огня, будет напоен кипящей смолой, которая изорвет ему внутренности; он покроется вонючей водой». «Нечестивые еще будут накормлены деревом Цаккум. Это дерево растет из глубины ада; его вершины как будто демонские головы. Отверженные будут им питаться и наполнять желудок». «Сверх того увидим их обремененными по рукам и ногам цепями. Их туники будут из смолы, огонь покроет их лица, потому что Бог распределяет каждую душу по делам ее» [67]. Эти буквальные выдержки из Корана не оставляют никакого сомнения в том, что магометанство разумеет адские мучения в грубочувственнем смысле.

Если же ни один из двух приведенных взглядов на адские мучения не может быть принят за точное учение веры православной, а церковь сочла за лучшее оставить вопрос об адском огне без определенного ответа, который, по выражению блаженного Августина, ведом только Духу Божию и тому, кому благоволит открыть этот Дух, то не следует ли, ввиду молчания церкви и замечания блаженного учителя оной, отказаться от уяснения довольно нелегкого для понимания предмета? Следовало бы, если бы Дух Божий сам не поднимал завесы, прикрывающей будущее от наших глаз. Заглянем же за эту завесу, насколько она приподнята Духом Божиим верующим во Христа и приникающим с благоговением к его Божественному слову, к учению церкви и к книге природы. Что же читаем в этих органах вещаний Духа Божия?

Слово Божие, говоря об огне геенском, усвояет ему странные, по-видимому, свойства. Оно, во-первых, называет его огнем неугасимым [68]; во-вторых – огнем, опаляющим свои несчастные жертвы и никогда не сжигающим их [69]; в третьих – огнем, в котором не будет ли луча света, который будет непроглядною тьмою [70]. На этих чудных свойствах адского огня, как свойствах, заслуживающих особенного внимания, размышляющих о нем, останавливались многие отцы и учители церкви,например: Григорий Нисский, Иоанн Златоуст, Августин, Тертуллиан, Минуций Феликс, Лактанций, Василий Великий и др. Последний например, говорит: «Тамошний огонь будет огонь несветлый, который во тьме содержит попаляющую силу, но лишен светозарности» [71], в котором, по Ефрему Сирину, «нет ни луча света» [72], который совсем не похож на настоящий: «этот, что захватит, сожжет и изменит на другое, а тот, кого однажды обымет, будет жечь всегда и никогда не перестанет, почему и называется неугасимым», – говорит святой Златоуст [73]. Лактанций пишет: «Этот (адский) огонь будет весьма отличен от употребляемого нами огня. Наш огонь потухает, как скоро недостает топлива для поддержки его; но огонь, который Бог возжжет для казни нечестивых, будет огнем, не имеющим надобности ни в каком топливе; он будет без дыма, будет чист и жидок как вода, не будет подниматься вверх, как наш огонь, которого земляные части и грубые испарения принуждают подниматься к небу неровными и нестройными волнами. Этот огонь будет иметь силу вместе и жечь нечестивых, и сохранять их; ибо, служа сам для себя пищею, он будет уподобляться баснословному коршуну, который гложет Тития, не умерщвляя его, как то поэты повествуют. Он будет жечь и мучить тела, не истребляя их. – Те, которых добродетель будет совершенна, нисколько не коснутся этого огня, потому что будут иметь в себе силу, от него их устраняющую. Огню этому Бог дарует власть мучить преступных, но щадить непорочных [74]». И нельзя мыслящей душе не остановить внимания на свойствах адского огня! В природе, нам известной, мы знаем огонь угасающий, огонь, истребляющий вещи, подвергающиеся его действию, огонь, в обыкновенном виде сопровождающийся пламенем. Разница, очевидно, громадная. Как же понимать чудные свойства адского огня, и какое составить понятие о нем?

Ключ к разрешению этого вопроса мы думаем видеть в словах самого Иисуса Христа, заимствуемых из его притчи «О богатом и Лазаре». В этой притче, известной всякому христианину, внимательному к слову Божию, говорится, что богатый, находясь в аде, в муках, увидел вдали от себя Авраама и Лазаря на лоне его, возопив, сказал: «… отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь – злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь…». Из этих слов притчи прежде всего видно, что мучения богача в геенском огне состоят в теснейшей внутренней связи с земною его жизнью: помяни, яко восприял еси благая в животе твоем, – говорит ему Авраам; взамен чего – ныне страждеши. – Что же это за благая, яже богатый восприял в животе своем? Во время земной своей жизни, как сказано в начале притчи, богатый каждый день пиршествовал блистательно: «каждый день пиршествовал блистательно». После такого рода земной жизни, какой род мучения выпал на долю богача? У него опаляется нестерпимо жгучим огнем гортань; для неё просит прохлаждения у Авраама несчастный страдалец. Чем грешил он во время земной своей жизни, то и опаляется адским огнем; страдалец был сластолюбец, и страждет у него орган сластолюбия, язык; страдалец любил на земле искусственный, изысканный способ удовлетворения своего вкуса – в аде видит единственное средство к прохлаждению этого органа чувств в самом естественном предмете утоления жажды, в воде; он говорит: «отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем». Чтобы геенский огонь опалил все тело страдальца, этого из притчи не видно [75].

Какое же понятие об адском огне, имеющем опалять нераскаянных грешников, следует из притчи Христа Спасителя? Приточный страдалец горит в огне своей земной страсти; огонь получает свою пищу в искусственности, изысканности, ненормальности употребления грешившего органа; источник прохлаждения для него усматривается в самом простом, естественном предмете, назначенном для удовлетворения опаляемой части тела; словом – ими же страдалец согрешат, сими и мучится [76]. Отсюда так естественно следует, что всякий нераскаявшийся грешник будет опаляться в геенне огнем своей страсти, опаляться настолько, насколько органы страсти уклонялись от естественного употребления их к неестественному, от простого к искусственному, от нормального к ненормальному, от законного к незаконному; эта ненормальность, эта незаконность и будут очагом адского огня, который мог бы быть погашен только тем, что составляло простой, безыскусственный, нормальный, законный способ удовлетворения грешивших органов, но поздно. Каждый из отходящих в геенну будет вопиять подобно приточному страдальцу: стражду е пламени сем, в пламени моей земной страстной наклонности. В этом источнике будет заключаться и разнообразие адского огня для разного рода грешников, о чём святой Ефрем Сирии говорит так «Иначе мучится прелюбодей, иначе убийца, иначе вор и пьяница и т.д. [77].

Чтобы вывод, извлеченный нами из притчи Спасителя, получил прочность, и понятие об адском огне – большую определенность и ясность, обратимся за разъяснением занимающего нас предмета к книге природы и прочитаем из нее необходимое для нас при пособии науки. Это необходимое будет относиться к обстоятельнейшему рассмотрению устройства нашего тела, насколько оно имеет значение в нашей нравственной жизни. Что же мы черпаем из этого источника?

а) «По всему нашему телу, везде, где только есть признаки ощущения и движения, распространяется сеть нервов, получающих свое начало в центрах нервной системы – головном и спинном мозгу, находящихся в костяных хранилищах».

б) «Нервные нити сами по себе не обладают над силою возбуждаться и действовать, ни способностью чувствовать, мыслить и хотеть, но посредством их и не иначе душа управляет всеми жизненными отправлениями, они не что иное, как бессознательные проводники возбуждения, которые производятся душою, или получаются ею от внешнего мира. Когда порыв какой-нибудь страсти волнует душу человека, тогда возбужденное состояние её сообщается нервной системой, как бы телеграфными проволоками, всем членам человеческого тела [78]».

в) «Нерв, возбуждаемый душою к известной деятельности, от частого повторения одних и тех же действий, не только легче выполняет эти действия, но может получить и нередко получает к ним физическую наклонность, дает чувствовать эту наклонность душе, которая ощущает нервный организм с его особенностями и теми физическими наклонностями, которые в нем установились от частого повторения той или другой деятельности. Таким образом, сначала нам нужно употреблять значительное напряжение сознания и воли, чтобы дать то или другое направление той или другой деятельности наших нервов, а потом мы принуждены бываем употреблять такое же усилие сознания и воли, чтобы противодействовать наклонности нервов, которую мы сами же в них укоренили: сначала мы ведем свои нервы, куда хотим, а потом они ведут нас, куда, быть может, мы совсем не хотим идти». «Правда, сознание и воля всегда остаются при нас и, как бы сильно ни было влечение нервного организма в каком-нибудь направлении, мы всегда можем противодействовать ему, но дело в том, что, тогда как сознание наше и воля действуют почти моментально, урывками, нервный организм, со своими наклонностями и привычками, влияет на нас постоянно. Как только воля наша ослабеет на мгновение, или сознание займется другим предметом, так нервы и начинают подталкивать нас на тот образ действия, к которому они привыкли, и «мы, – по выражению Рида, – увлекаемся привычкою, как потоком, когда плывем, не сопротивляясь течению». Только напряженное внимание к самому себе и время могут изменить настроение нервного организма.

г) «Опыты показывают, что один и тот же нерв может порождать только одного рода ощущения, хотя и в различной степени. Мы, например, заметно устаем живо представлять себе, т. е. выражать в нервных движениях, какую-нибудь одну картину, так что картина эта, несмотря на все усилия нашей воли, начинает бледнеть все более и более, тогда как в то же самое время мы можем представить себе живо другую картину. Но пройдет несколько времени, и мы можем представить себе прежнюю с прежнею живостью».

д) Из этого пояснения о способности известного рода нервов производить только известную работу поясняется новое положение: «нервы от деятельности устают, но, отдохнув, снова продолжают свою работу». Об этом свойстве нервов заметим себе следующее: «правильная смена утомления отдыхом составляет нормальную деятельность нервов и дает себя чувствовать всему существу человека хорошо. Но когда нервы выведены из своей нормальной деятельности, то как бы перестают уставать, продолжают работать с необыкновенною энергией и часто мучат нас своею непрошенною деятельностью. Ненормальная деятельность раздраженных нервов, повторяясь часто и продолжаясь долго, истощает силы тела, – это общеизвестный факт» [79].

е) Если же ненормальная деятельность нервной системы и всегда сказывается болезненно, то не можем из опыта не видеть, что такая болезненность с большею силою заявляет себя в ненормальном раздражении нервов противозаконными, безнравственными поступками людей. Возьмем для примера распутство: до чего доводит оно предающихся ему? При продолжающемся удовлетворении страсти, т. е. при гашении пожара маслом, жертвы распутства не всегда замечают опасность своего положения. Впрочем, и при этом дело доходит иногда до такого неестественного настроения нервного организма, при котором жертвы страсти являются фуриями, выходящими из границ всякого приличия [80]. А что, если бы они вздумали воздержаться от своих страстных подвигов? О, тогда они испытали бы то, что испытала Мария Египетская, с всею добросовестностью исповедавшая греховные деяния своей жизни, незадолго до своей смерти. Она говорит: «17 лет провела я в этой пустыне, словно с лютыми зверями борясь со своими помыслами… Когда я начинала вкушать пищу, тотчас приходил помысел о мясе и рыбе, к которым я привыкла в Египте. Хотелось мне и вина, потому что я много пила его, когда была в миру. Здесь же, не имея часто простой воды и пищи, я люто страдала от жажды и голода. Терпела я и более сильные бедствия: мной овладевало желание любодейных песен, они будто слышались мне, смущая сердце и слух». При этом «Страстный огнь разгорался внутри моего сердца и всю опалял меня, возбуждая похоть». Итако скончах седмьнадесят лет, бесчисленные беды пострадавши [81]. Из этих слов преподобной Марии для нас важно её признание в том, что её нестерпимо опалял огонь привычных страстей, с прекращением удовлетворения их. Эти слова признания дают нам возможность понять, что и всё фурии сладострастия потому и являются фуриями, что горят в огне своей страсти, возжженном ими самими и поддерживаемом непрекращающимся удовлетворением страстных требований. Да едва ли не испытывал внутреннего горения и всякий, кто состоял когда-нибудь под влиянием сильно возбужденной плотской страсти. Прислушаемся также к заявлению горьких пьяниц, когда им отказывают в рюмке водки на похмелье. По собственному признанию этих несчастных, они сгорают внутренне опаляющим их огнем. Это признание пьяниц св. Василий Великий выражает так «В утробах безмерно пиющих вино горит пламень, который погасить они не в состоянии. «О таких людях пророк Исайя проливает слезы, говоря: Горе тем, которые с раннего утра ищут сикеры и до позднего вечера разгорячают себя вином» [82].

Что сказано об одних страстях, то же бывает и при всех с наступлением невозможности удовлетворять им; что на высшей степени ненормального раздражения нервов сказывается так наглядно, то же совершается и на низших степенях, только в меньшей мере. Св. Василий Великий говорит: «Живущие страстно имеют собственный огонь страстей, как и богач имел внутри себя причину, которая палила его жаждою» [83]. Или: «Сами себя приуготовляем к тому, чтобы стать годными к сожжению, и как искры огненные, возгнетаем в себе душевные страсти для возгорания геенского пламени, как и палимый жаждою в пламени богатый» [84]. Или еще: «Сладостное для тебя в настоящем будет иметь горький конец; это, ныне от удовольствия происходящее в нашем теле, щекотание породит ядовитого червя, который будет бесконечно мучить нас в геенне, и это раздражение плоти будет матерью вечного огня» [85].

ж) Что же сказать об этом огне, жгущем людей, приводящим свой нервный организм в ненормальное, страстное раздражение: есть ли этот огонь метафорическое выражение болезненного, мучительного состояния организма под влиянием страсти, или это действительный огонь? Приходится отстранить всякую мысль о метафоричности, сказать: да, это действительный огонь, а не огонь, в переносном смысле понимаемый. Объяснимся. Мы сказали, что уставшие нервы, по отдыхе, опять являются способными к деятельности. Что же делается с ними во время отдыха? Что за сущность отдыха? Во время его в нервы поступают новые материалы из питательного процесса, вместо израсходованных, материалы, пополняющие убыль и, вследствие того, возобновляющие крепость и силу уставшего организма.

Что же это за расходуемый материал, восполняемый из питательного процесса? Это электричество, присутствие токов которого в нервах положительно доказано Дюбуа – Раймоном [86]и принято наукою как факт, уже не подлежащий сомнению. При нормальной деятельности нервов, во время отдыха, в них поступает нового материала столько, сколько нужно для продолжения таковой деятельности. Но если известный отдел нервов раздражен ненормально, если, потому, количество электричества, притекающего из питательного процесса, не может соответствовать силе и напряженности возбужденных нервов, то этот недостаток восполняется из наличных средств организма таким образом: наука, на основании опыта, принимает солидарность между всеми физическими силами, по которой одна из них может переходить в другую: движение в тепло, тепло в движение, то и другое в электричество, электричество в магнетизм и т. д. Отсюда становится понятным, что чрезмерно, ненормально раздраженные нервы могут превращать в необходимое для них электричество другие силы, потребные для других отправлений организма, вследствие чего, как сказано выше, и бывает истощение тела при нормальной деятельности нервов того или другого отдела [87].

Сообразив все сказанное о нервном организме и зная, что люди воскреснут в том же самом теле, в каком теперь живут на земле, в том же, хотя оно явится по воскресении в обновленном виде, теле, с тою же нормальностью или ненормальностью отправлений, какая выработана в нем душою на земле и которая, потому, окажется сродною ей и по воскресении, – сообразив все это, мы полагаем, что будущий адский огонь будет не метафорически понимаемый, но огонь действительный, материальный, только огонь не извне опаляющий грешника, но жгущий его изнутри, тот самый, который составляет основу жизнедеятельности нервного организма, огонь электрический. При чрезмерной ненормально раздраженной деятельности нервов, служивших той или другой греховной наклонности, количество этого огня явится в них несравненно больше того, чем следует для нормального состояния организма, явится на основании перехода сил одной в другую, вследствие их солидарности. Увеличение количества огня в греховно настроенных нервах и сделает то, что человек будет гореть именно в огне своей страсти, гореть тем сильнее, чем значительнее ненормальное раздражение нервов, чем обильнее, потому будет переход сил страдающего организма, вследствие их солидарности, в электричество ненормально раздраженных нервов. Этот огонь будет жечь человека – грешника, но не сожжет, потому что он (огонь) есть самая основа жизнедеятельности нервного организма, будет гореть и никогда не угаснет, будет гореть, но не светить, далее скорее отуманивать сознание человека, вследствие своей невыразимо мучительной жгучести. Чтобы гореть человеку в этом огне, не нужно ни пламенеющих костров, ни прислуги, возжигающей костры и поддерживающей силу пламени прибавкою нового горючего материала, вместо израсходованного, ни кипящих котлов со смолою, ни других каких-либо орудий казни грешников. С этим огнем, куда бы ни был помещен нераскаянный грешник на жительство, везде будет мучиться, хотя бы даже поместили его в рай, по прекрасному выражению покойного Высокопреосвященнейшего Иннокентия [88].

В настоящее время излишнее количество огня в ненормально возбужденных нервах уменьшается чрез разного рода органические выделения, следствием чего бывает усталость нервов, а не жжение их привлеченным в излишестве огнем, – хотя и теперь, как сказано выше, как бы в показание будущего огня, бывают случаи горения в огне страсти. Теперешние выделения ненормально возбужденного огня, носящие на себе печать нравственного повреждения, образуют нравственно растленную атмосферу, растлевающую мир и подготовляющую материал для огня, имеющего преобразовать и обновить вселенную. Но когда мир преобразится и обновится, когда в пределы его, по писанию, не может уже войти ничто скверное и нечистое [89], не может, иначе снова нарушилась бы гармония природы и явилась бы не соответствующею блаженному сост<