Les deux sonnets de l'amoureux de Colombine

 

Т.П.Карсавиной

 

«Карнавал» Шумана

Балет Фокина

 

После спуска занавеса

 

 

Незваным я пришел на этот карнавал.

Я не знаком ни с кем. И лишь одна Эстрела,

С улыбкою своей и долгой и несмелой,

Сказала мне слова... но я их не слыхал...

 

И я иду один. Едва светает... Бал

Уже окончился. Я помню, - скрипка пела...

И в памяти моей какой-то образ белый

Остался... - Эта ночь безумна... Я устал...

 

У длинного стола, где догорают свечи,

Пьеро! - ты, может быть, мечтал о той же встрече?

Но ты ушел; твой стул теперь стоит пустой...

 

Я сяду на него и черным силуэтом

На фоне скатерти и дали золотой -

Я буду ждать ее... Я буду час поэтом...

 

 

Jalousie

 

 

Меня безумно злит Ваш пестрый арлекин!

Вы любите его печальными глазами...

Скажите, отчего он так обласкан Вами?

Он недостоин Вас, царица коломбин!

 

Пусть вместе вы сошли со стершихся картин:

Ужимки и прыжки нельзя любить годами!

Сознайтесь, ведь уже он был несносен в раме!

Он так шокирует мой поэтичный сплин!

 

Он беззаботен, пусть, его апломб безмерен;

Вы не находите? - Он слишком в Вас уверен!

Я вызову его сегодня на дуэль!..

 

Мы будем драться там, у длинной балюстрады,

В рассветном воздухе, туманном как пастель...

И буду я убит... - И будете Вы рады.

 

 

 

Как мало белых роз осталось для тебя

В душе моей, душе моей мятежной!

Одни я подарил, любя и не любя,

Другие сорваны бесцельно и небрежно.

 

Кто может запретить проснувшейся весне

Цветы свои дарить без отдыха и счета?

Вся молодость моя принадлежала мне.

Я не сумею в ней отдать тебе отчета.

 

Теперь, когда душе понятней и больней

Все эти первые, безумные утраты,

Когда ее цветы ветрами долгих дней

Так бессознательно и так бесцельно смяты,

 

Когда моя мечта опять горит огнем,

А белых роз в груди осталось слишком мало -

Мне грустно, что в своем безумьи роковом

Их молодость моя так щедро раздавала!

 

– Последние цветы в груди моей горят...

Я их отдать забыл иль их сорвать забыли?

– Прости, что я дарю их грустный аромат

В обмен за чистоту твоих весенних лилий!

 

Прости, что лучшего тебе я не принес

И что для твоего венчального букета

В груди моей не хватит белых роз...

– Прости меня, прости меня за это!..

 

 

Ее письма

 

 

Я помню, - я их знал когда-то наизусть,

И самому себе я повторял повсюду

Их фраз несбыточных доверчивую грусть...

Я их почти забыл, - я их совсем забуду...

 

Теперь они лежат на письменном столе,

Но бросить их в огонь мне не хватает силы.

– Пускай они порой почти чужие мне,

Пускай порою мне они почти не милы,

 

Пускай созвучья их для сердца моего

Почти утрачены, почти уже неясны, -

Я оставляю их... - хотя бы для того,

Чтоб как-нибудь потом найти их бред напрасный,

 

Чтоб ими разбудить мою былую грусть,

Их тихим шелестом напомнить трепет дальний

И лишний раз сказать с улыбкою печальной:

«Я помню, - я их знал когда-то наизусть...»

 

II

 

Муза Дальних Странствий...

Н.Гумилев

 

 

 

Уйти, уйти от всех! На Гарда или Комо,

В деревне, в комнате с распахнутым окном

Жить одному! Мечтать! Не думать ни о ком!

Почти что никогда не оставаться дома!

 

Забыть, что где-то есть далекий силуэт,

Чью тень мои глаза любили и искали;

Влюбиться в шепот вод и в ширь лазурной дали,

На почту не ходить и не читать газет.

 

От ласковой зари до яркого заката

Бродить в густой тени покинутых садов

И с грустью понимать, что слишком мало слов,

Чтоб объяснить все то, чем сердце так богато.

 

А тихим вечером, когда на глади вод

Огней береговых играют отраженья, -

На пристань уходить, чтоб видеть на мгновенье

С другого берега зашедший пароход.

 

На низкой палубе, где образы неясны,

Где лампы тусклые дают неяркий свет,

Найти какой-нибудь случайный силуэт

И полюбить его бесцельно и напрасно.

 

По узким улицам уйти к себе, домой,

С душою радостной и грустною улыбкой,

И у чужих ворот, в тени оливы гибкой,

Заслушаться до слез какой-нибудь плохой,

 

Какой-нибудь плохой, ненужной, старой скрипкой...

 

 

Венеция

 

 

Простора шумного сверкающей пьяцетты

Милее улиц мне забытых тишина.

В них столько прелести! - и вновь покорена

Их лаской тихою печаль души поэта.

 

Их тень зовет меня, и в мягком полусвете

По плитам скошенным и узким ступеням

Иду, иду вперед, куда? - не знаю сам,

И радость тихая звучит в моем ответе.

 

Вот улица одна окончилась. Подъем

На стройный мост. Минутный свет кругом;

Внизу - зеленых вод канала плеск печальный.

 

Один... И в тишине так ласково звенит

И этот плеск о дремлющий гранит,

И монотонный крик гребцов гондолы дальней.

 

 

14. Davos, Arosa, Leysin...

 

Л. А. З.

 

Я знаю девушек: одни они живут

В бесцветных комнатах швейцарских санаторий.

Они недавно лишь приехали и вскоре

Уйдут, как те ушли, что жили прежде тут.

 

Скажите это им, - они вас не поймут.

Доверье детское в их обреченном взоре.

Они повторят вам в прощальном разговоре,

Что вас они к себе, - ну, скажем, в Лондон, - ждут.

 

Обед их в шесть часов. Они ложатся рано.

Цветные томики французского романа

Сиделка отберет и спрячет под замок.

 

Досадно и смешно. Бранятся, хмурят брови, -

И пробуют заснуть, прижав к губам платок,

В котором иногда бывают пятна крови.

 

 

 

Profils perdus

Paul Bourget

 

В Ментоне, Ко, Флоренции, Довиле

Или в Mont d'Or?

В Палас-отель, в отель Регина или

В отель Виндзор?

 

В трамвае, парке, hall'е иль гостиных,

И сколько раз,

В былые дни моих поездок длинных

Встречал я вас?

 

Вы были всюду та же и не та же,

И я не знал,

Знаком ли я был с вами или даже

Вас не видал.

 

Вы были то блондинкой, то брюнеткой,

И я привык

Слыхать под вашей спущенной вуалеткой

Чужой язык.

 

Порою вы печальной мне казались,

Зато потом

Вы так безумно весело смеялись

Над пустяком.

 

И мне печаль иль радость вашей речи

Была мила...

То кружева ласкали ваши плечи,

То шеншила...

 

Вы каждый раз других духов любили

Цветную пыль:

Вы l'Origan в два дня переменили

На Roses de Nil.

 

Лишь иногда, в обмане неизбежном

Банальных фраз,

Обманы слов, бесцельных и небрежных,

Сближали нас.

 

Зато порой, не обменявшись взглядом,

Мы по часам

В ином кафе сидели с вами рядом

По вечерам...

 

Всегда в плену моей мечты неясной,

В семнадцать лет

Я полюбил надолго и напрасно

Ваш силуэт.

 

Как много вам элегий и печали

Я подарил!

О, если б вы хотя немного знали,

Как я любил!

 

Но грусть моя вас каждый раз теряла

То там, то тут... -

Ведь нас судьба всегда соединяла

На пять минут!

 

Но я привык к печали безотчетной

Подобных встреч,

И я сумел ваш образ мимолетный

В груди сберечь...

 

В какой стране, в каком отеле шумном,

В который раз,

Влюбленный в вас бесцельно и безумно

Я встречу вас?

 

В cafe Regence, на rio di Foscari,

На rue Gounod?

В bois de Boulogne, в уютном sleeping car'е

Иль в казино?

 

В Ментоне, Ко, Флоренции, Довиле

Или в Mont d'Or?

В Палас-отель, в отель Регина или

В отель Виндзор?

 

 

 

 

Для ваз, тончайших ваз чудесного Челлини,

Венчавших славою печаль его чела,

Сама Италия с улыбкою дала

Живую красоту своих волшебных линий:

 

Изгиб стены, рисунок стройных пиний,

Неясный силуэт забытого дворца

И трепетный узор садов, где без конца

Горит орнамент роз, азалий и глициний.

 

Ему подарены, и в блеске ваз живут,

От Комо - аметист, от Капри - изумруд,

А пурпурный закат на зеркале Канала,

 

На rio спутанных Венеции моей -

В изгибах легких ваз, среди других камней,

Горит созвучием рубина и опала.

 

 

 

 

Ты помнишь? - мы были в Версале

В осенний задумчивый день.

Мы шумный Париж променяли

На эту бесшумную тень.

 

Ты помнишь, как серые стены

Нас вывели в вянущий сад?

Как ты покупала мадлэны,

Как ты не хотела назад?

 

В аллеях листы монотонно

Летели с деревьев к земле,

В замолкших фонтанах Латоны

Грустили на желтом ковре.

 

И там, где туманней и глуше,

Где все в неразбуженном сне, -

Нашли мы этюды la Touch'а

В сонетах Henri de Regnier.

 

В бассейна бестрепетном лоне

Твой образ терялся и гас.

На этом загадочном фоне

Все было загадкой для нас.

 

Ты помнишь? В уютной коляске

На нашем обратном пути

Мы только молчали, как в сказке,

Мы слов не хотели найти.

 

Все то, что вернуться могло бы,

Нам было так трепетно жаль, -

И после мы поняли оба,

Что мы полюбили Версаль.