Коммуникативность в науках об обществе и культуре: методологические следствия и императивы.

Рождение знания в процессе взаимодействия «коммуницирующих индивидов». Коммуникативность (общение ученых) как условие создания нового социально-гуманитарного знания и выражение социокультурной природы научного познания. Научные конвенции (соглашения, договоренности) как необходимость и следствие коммуникативной природы познания. Моральная ответственность ученого за введение конвенций. Индоктринация — внедрение, распространение и «внушение» какой-либо доктрины как одно из следствий коммуникативности науки.

Проблема коммуникативности исследуется сегодня в различных направлениях и аспектах. Во-первых, как передача информации с помощью различных социальных институтов и структур, в первую очередь СМИ, которые собирают, перерабатывают и распространяют информацию. Следствия этого процесса самые разнообразные – от прямой передачи информации до воздействия на сознание и поведение участника коммуникации. Одно из социальных последствий этого процесса – возникновение «второй реальности», символической, виртуальной, замещающей саму действительность и выдающей себя за нее. Безусловно, такого рода коммуникативность оказывает значительное влияние на существование и развитие наук об обществе и культуре, по сути, отбирая их базовую функцию «фабрики смыслов», реализуемую через систему образования. Во-вторых, коммуникативность исследуется как профессиональное общение внутри наук, в том числе социально-гуманитарных где главными коммуникационными структурами являются научные сообщества, кафедры, лаборатории, институты, публикации и экспертизы, конференции, симпозиумы, семинары, системы научно-технической информации, а также «невидимые колледжи» – неформальные объединения, личное общение конкретных ученых. Коммуникации реализуются через такие формы общения, как сотрудничество, соавторство, ученичество и принадлежность к научной школе.

В последнее время в рамках социологии складываются новые парадигмы для социального познания, опирающиеся на «социологию человека и среды» и теорию социальной коммуникации как универсального социокультурного механизма. В этой концепции особое место отводится «режиму диалога» и «текстовой деятельности» как основным механизмам коммуникации в обществе (исследования Т.М.Дридзе). Эти аспекты коммуникативности исследуются социологией и науковедением, но они не обращаются к эпистемологическим проблемам, выясняющим, как коммуникативность влияет на сам процесс получения знания, на его методы и формы, каковы философские смыслы феномена коммуникации в познавательном процессе.

В методологии и философии науки разрабатывается идея о коллективном субъекте как носителе познавательного процесса – одного из видов коммуникативной деятельности. Индивидуальный субъект включен одновременно в различные системы познавательной деятельности, с их стандартами и нормами, которые интегрируются в нем в некоторую целостность, являющуюся необходимым условием его единства. Межчеловеческие коммуникации относятся к «глубинном структуре» познающего субъекта, затрагивают его сущность. В науке коммуникации предстают как диалог и рациональная критика, «при этом речь идет не о детерминации, а именно о свободном принятии, основанном на понимании в результате коммуникации... Это взаимная деятельность, взаимодействие, свободно участвующих в процессе равноправных партеров, каждый из которых считается с другим, и в результате которой оба они изменяются. Такой подход предполагает нередуцируемое многообразие, плюрализм разных позиций, точек зрения, ценностных и культурных систем, вступающих друг с другом в отношения диалога и меняющихся в результате этого взаимодействия». Эти идеи представляются особенно значимыми для понимания когнитивных следствий коммуникативной составляющей познания.

Коммуникативный аспект познания наряду с культурно-историческим, социально-психологическим и лингвистическим аспектами в полной мере выражает социокультурную природу познания. Коммуникации складываются в целостную систему различных интерсубъективных, межличностных, массовых формальных и неформальных, устных и письменных связей и отношений и тем самым предстают как феномен, чутко улавливающий и фиксирующий изменения ценностных ориентации научных сообществ, смену парадигм, исследовательских программ, отражающих, в конечном счете, изменения в социально-исторических отношениях и культуре в целом. Именно в процессе профессионального общения, формального и неформального, непосредственного и опосредованного, происходит социализация ученого, т.е. становление его как субъекта научной деятельности, освоение им не только специальной информации, но самого способа видения, парадигмы, традиций, а также системы предпосылочного знания – философско-мировоззренческого и методологического. Одновременно в процессе общения происходит стратификация познавательных структур, что, в конечном счете, определяет преобладание тех или иных концепций, подходов и направлений исследования.

Выявление познавательных следствий коммуникативной рациональности представляется необходимым и плодотворным направлением при изучении методологии гуманитарных и социальных наук. Особое значение имеют конвенции, соглашения, введение или исключение которых является одной из универсальных процедур познания наряду с отражением, репрезентацией и интерпретацией. Познавательная конвенция предполагает введение норм, правил, знаков, символов, языковых и других систем на основе договоренности и соглашения субъектов познания. Это, в свою очередь, ставит такие проблемы, как объективные и субъективные предпосылки и основания конвенций, способы введения и исключения конвенции в обыденном и научном познании, искусственность конвенции и проблема истинности знания, явные и неявные конвенции в познании, их зависимость от традиций, системы ценностей и культурно-исторических предпосылок.

Можно вычленить следующие эпистемологические типы и функции общения, влияющие на ход научно-познавательной деятельности и ее результат – знание. Это оформление знания в виде определенной объективированной системы, т.е. в виде текстов (формальная коммуникация); применение принятого в данном научном сообществе унифицированного научного языка, стандартов и конвенций, формализаций для объективирования знания; передача системы предпосылочного знания (мировоззренческих, методологических и иных нормативов, принципов и т.д.); передача способа видения, парадигмы, научной традиции, неявного знания, не выраженного в научных текстах и передаваемого только в совместной научно-поисковой деятельности. Следствием общения в познавательной деятельности становится также реализация на логико-методологическом уровне диалогической формы развития знания и применение соответственно таких «коммуникативных форм» познания, как аргументация, обоснование, объяснение, опровержение и тому подобные формы, направленные лично участнику общения. Очевидно, что профессиональное общение, различного рода коммуникации существенно обогащают средства и формы, а также возможности познавательной деятельности субъекта научного познания. Важнейшими и очевидными конвенциями в научно-познавательной деятельности являются языки (естественные и искусственные), другого рода знаковые системы – модели, схемы, таблицы, а также логические правила, эталоны, единицы и приемы измерения, когнитивные стандарты в целом. Они не рассматриваются при этом как некие самостоятельные сущности, произвольно «членящие» мир и навязывающие человеку представления о нем, но понимаются как исторически сложившиеся и закрепленные соглашением конструкты, имеющие объективные предпосылки, отражающие социокультурный опыт человека, служащие конструктивно-проективным целям познания и коммуникации в целом.

Наивно-материалистические представления о природе научною познания часто подвергали критике конвенциональность, считая ее произволом и субъективностью. Однако если не сводить познание только к отражательным процедурам и признать, коммуникативную природу познавательной деятельности, то многие «механизмы» и результаты по знания должны быть переоценены. Так, часто подвергаются критике размышления известного в мировой науке французского ученого А.Пуанкаре о научном познании, природе гипотез, законов, принципов, тогда как они должны получить высокую конструктивную оценку. Высказанные им в статье «Наука и гипотеза» идеи о «свободном соглашении» или «замаскированном соглашении», лежащие в основе науки, безусловно, отражают искренний и внимательный взгляд естествоиспытателя на познавательную деятельность и природу знания. Пуанкаре полагал, что «замаскированное соглашение» или условные (гипотетические) положения представляют собой продукт свободной деятельности нашего ума. Они налагаются на науку (не на природу!), которая без них была бы не возможна. Однако, подчеркивает ученый, они не произвольны: опыт не просто предоставляет нам выбор, но и руководит нами, помогая выбрать путь.

Проблема конвенций, как показал известный методолог XX в. К. Поппер, возникает и в случае постановки общей проблемы выбора теории, что также предполагает определенные коммуникации ученых. Но при этом возникает целый ряд вопросов: если и возможно для одних и тех же эмпирических данных построить несколько конкурирующих теорий, то на основе чего осуществляется их выбор? Не является ли он произвольным, конвенциональным? Какую роль при этом играют внеэмпирические критерии (например, удобства и простоты или принципы историзма и системности)? Отвечая на эти вопросы, Поппер, в частности, сравнивал свою позицию с позицией конвенционалиста следующим образом. Поскольку выбор не определяется опытным оправданием высказываний или логическим «следованием» теории из опыта, то выбирают наиболее пригодную для выживания теорию, которая выдержала жесткие проверки и как инструмент оказалась наиболее продуктивной. В конечном счете, как и конвенционалисты, Поппер принимает «соображения полезности»: «...окончательно решает судьбу теории только результат проверки, то есть соглашение о базисных высказываниях. Вместе с конвенционалистом я заявляю, что выбор каждой отдельной теории есть некоторое практическое действие». Он полагает, что «философия конвенционализма заслуживает большого уважения за то, что она помогла прояснить отношения между теорией и экспериментом». В целом Поппер оценивает конвенции и конвенционалистский подход не однозначно, поддерживая ряд его положений, выявляющих когнитивную значимость договоренности, но принципиально не соглашаясь с другими, абсолютизирующими конвенциональные моменты в научном познании, что, по-видимому, является вполне разумной позицией, хотя аргументы за и против могут быть различными.

Проблема конвенций в социальном и гуманитарном познании имеет самые разнообразные аспекты и решается по-разному в зависимости от исходного понимания природного и социального, а также их соотношения. И здесь мы встречаем интересные рассуждения Поппера, который общие предпосылки и особенности конвенциональности обсуждал в одном из самых известных своих исследований – «Открытом обществе», посвятив конвенциям целую главу «Природа и соглашение». Он напомни об истории различения, в частности в древнегреческой философии, законов природы и норм как установленных конвенций в обществе. В отличие от природных законов, нормативные регулярности, порождаемые коммуникациями, не являются вечными, неизменными, поскольку вводятся самими людьми и ими же могут быть изменены или даже отменены. Если нормы устанавливаются соответственно идеалу, то идеал – это тоже феномен, создаваемый человеком, ответственность которого сохраняется.

Поппер отмечает, что введение нормы является фактом, но сами нормы фактом не являются, они остаются соглашениями, и невозможно вывести предложение, утверждающее норму, из предложения, утверждающего факт. Необходимо учесть, что сама искусственность конвенций – это «не то, что они были сознательно сконструированы, а то, что люди могут их оценивать и изменять, т.е. нести за них моральную ответственность». В самом деле, нельзя же считать, что «принятие нравственных решений есть процесс всего лишь «естественный», протекающий ни физико-химическом уровне». Однако это не значит, что все «социологические законы» имеют природу искусственных норм. Законы, связанные с экономическими процессами и функционированием социальных институтов, аналогичны законам природы. Но их выполнение в значительной степени зависит от установленных норм; в социальных институтах сочетаются те и другие, так же, как, например, механические двигатели работают не только по законам механики, но их конструкция предполагает и выполнение определенных норм–конвенций, проектов и схем. Итак, Поппер имеет основание настаивать на том, что необходимо осознавать различие между законами, введенными человеком и основанными на соглашениях, и законами природы, неподвластными человеку и обществу. В каждом явлении, событии, процессе, к которым причастен человек, необходимо обнаруживать и выявлять специфическое сочетание и взаимодействие этих законов и норм–конвенций. Обращение к «понимающей социологии» М. Вебера позволяет подтвердить постоянное присутствие различных видов соглашения в базовых формах социального действия, в том числе связанных непосредственно с познанием. Стоит отметить одну тонкость, на которую Вебер специально обращает внимание. Ситуация обычно усложняется, и реальное поведение может быть одновременно «ориентировано на несколько систем управлений, которые по принятому в них конвенциональному мышлению в смысловом отношении «противоречат» друг другу, однако тем не менее параллельно сохраняют свою эмпирическую «значимость»....Индивид ориентирует свое поведение на эти конвенциональные предписания; однако, скрывая свои действия, он ориентируется на требования закона». В главе «Согласие» цитируемой работы Вебер вводит и соотносит ряд близких, но нетождественных понятий, характеризующих коммуникативность: общность, в частности языковая общность; «значимое» согласие и действия, основанные на согласии; наконец, договоренность – эксплицитная (легальная, явная) и молчаливая (неявная).

Социологи, размышляющие о специфике конвенций в социологических исследованиях, отмечают, что, в отличие от естествознания, где, например, соглашение относительно выбора единиц и измерения является в большинстве случаев тривиальностью, в социальном понимании принятие таких конвенций оборачивается трудноразрешимой проблемой квантификации качественных свойств и характеристик. Так, в конкретно-социологических исследованиях качественные характеристики (на пример, социальная принадлежность, мнения людей и т.п.) Не имеют установленных эталонов измерения и конструируются в соответствии с природой и изучаемого объекта и согласно гипотезе исследования. Практические возможности измерений существенно зависят от умения исследователя найти или изобрести, обосновать надежную измерительную процедуру, добиться ее принятия научным сообществом.