Глава 11. Последний съезд Великой партии

 

В то время, когда на Марс упали летящие мимо метеориты, расплавился известняк на планете Венера, застыл алюминий на планете Меркурий, а на Плутоне что-то произошло, в Кремле шел XXVII съезд партии. Михаил Сергеевич, изредка посматривая в зал, читал доклад. Делегаты устало слушали речь и клонились ко сну. Где-то на галерке периодически слышался легкий смешок. Впрочем, обстановка на съезде была спокойной и деловой.

— Наша партия переживает сложный момент, — вещал докладчик. — Теперь, товарищи, нас окружают не только внешние, но и внутренние враги. И это тогда, когда страна идет по пути реформ. Помните, как у нашего прославленного поэта Леонтьева:

 

Ах, реформа ты, реформа

Ты реформочка моя!

Пятилетка — это норма!

Перестройка — это я!

 

Некоторые члены партии заявляют о своем выходе из борьбы. Но мы-то, настоящие коммунисты, знаем цену таким недоумкам…

Смех на галерке усилился, делегаты начали волноваться.

— Кто там ржет? — грозно спросил Горбачев.

Зал замер, все посмотрели на галерку. Кто-то крикнул:

— Не обращайте внимания.

— Мы, коммунисты, — продолжал генеральный секретарь, — знаем цену этим…

— Скотам, — добавил женский голос.

— Впрочем, можно сказать и так… — Михаил Сергеевич снял очки и удовлетворенно чмокнул губами. — И мы не допустим этих людей в наши ряды! И я скажу откровенно. Я даже не побоюсь, товарищи, сказать, что своим недостойным поведением они разлагают наши ряды и делают все, чтобы не выполнять решений предыдущего съезда нашей великой партии.

— К стенке их! — рявкнул мощный голос из молдавской делегации.

— Товарищи, я попрошу тишины, — грозно стуча по столу, сказал Лукьянов.

— Какая в жьепу тишина, когда страна рэзвэлевается! — прокричал мужчина лет сорока пяти, сидящий в первом ряду.

— Вы кто такой? — спокойно спросил Горбачев.

— Я?

— Вы, вы.

— Иванидзе.

— Кто такой Иванидзе? — удивился Михаил Сергеевич и c интересом посмотрел на Лукьянова.

— Три-четыре! Товарищи, не мешайте работать съезду! — хором воскликнула украинская делегация. — Михаил Сергеевич, продолжайте.

— Спасибо! А то я без вас не знаю, что мне делать, — пробурчал генсек, залпом выпивая стакан воды. — Ситуация в стране, уважаемые делегаты, сложная. Но мы, коммунисты, должны не уходить от трудностей, а еще теснее сплотить свои ряды, выработать новую программу и идти, товарищи, туда, где…

— В заднице петух не сидел, — сказал кто-то из российской делегации.

— Нет, это уже слишком, — не выдержал Горбачев и швырнул в зал папку с докладом.

— Товарищи, я попрошу тишины, — грозно сказал Лукьянов, двумя мизинцами стуча по столу.

— Ребята, айда в буфет, там икру дают! — обратился к съезду делегат из Ненецкой автономной области.

— Три-четыре! Гля, чукчи выступают! — хором возмутилась делегация из солнечной Украины.

— Бардак! — кричали господа из Прибалтики.

— Нехорошо, однако, хохлам чукчей оскорблять! — неожиданно для себя сказал Пуго.

— Товарищи, это же провокация! — воскликнул возмущенный генсек, выдергивая пробку из графина и швыряя его в зал. Послышался громкий свист, а через две секунды (хотя некоторые историки западной ориентации утверждают, что прошло три секунды) — глухой удар по черепу товарища Иванидзе.

— Ну все, я тебя щаз буду рэзать! — пригрозил джигит и направился к трибуне.

— Ох-ра-а-на! — испугался Горбачев. — Товарищ, это случайно. Вы поймите, я образно…

Но товарищ Иванидзе не слушал его; c криком «Асса!» он вытащил из ножен длинный кинжал и метнул его в трибуну. Пока кинжал несся через головы делегатов, товарищ Янаев спокойно заметил:

— Товарищи, генсек в опасности! В опасности генсек! — Кинжал со свистом пролетел мимо трибуны и попал в статую вождя мирового пролетариата. Вождь покачнулся и упал на президиум.

— Охрана, остановите этого человека! — приказал товарищ Пуго двум верзилам из личной охраны генсека.

— Прошу слова! — сказал Мартин Рейхстагович, подойдя к трибуне. — Товарищи, вот вы сейчас как дети малые беситесь здеся и даже не знаете, что по этому поводу может сказать товарищ Кальтенбруннер. — Партайгеноссе потупил глазки и понял, что произнес глупость.

Наступила тишина. Никто не ожидал такого поворота событий. Все посмотрели на Бормана. Зал как бы спрашивал у него: «А, правда, что он может сказать по этому поводу?» Горбачев, воспользовавшись ситуацией, продолжил чтение доклада:

— Товарищи, сдадим пятилетку досрочно! Вперед, к победе коммунизма! И, знаете, я скажу откровенно, мне глубоко наплевать, что по этому поводу скажет Кальтенбруннер.

— А мне не наплевать, — отталкивая Горбачева, сказал Борман.

— Эх, вы! А еще старый коммунист! — наставительно промямлил Михаил Сергеевич и влепил Мартину Рейхстаговичу звонкую пощечину.

Партайгеноссе прослезился и обратился к делегатам:

— Вот, товарищи, посмотрите, как бьют коммунистов! Посмотрите, ведь за правду бьют!

— А плевать я хотел на вашу партию, — сказал кто-то из российской делегации.

— Что значит, плевать?! — удивился генсек.

— Вот мой билет. Я вам его дарю на вечную память, дорогой мой Михаил Сергеевич.

— Да вы понимаете… — прохрипел дорогой мой Михаил Сергеевич.

— Борис, ты не прав! — сказал товарищ голосом Егора Лигачева.

— Товарищи, запишите эту фразу, она войдет в историю! — торжественно крикнул Борис.

— Бардак! — продолжали орать господа из Прибалтики.

— Прошу слова, — вновь суетливо сказал Борман. — Товарищи, опомнитесь! Ведь партия — честь, ум и совесть нашей эпохи. Помните, как сказал наш легендарный поэт, стихи которого уже гремели в этих стенах:

 

Партия — ум,

Партия — свет,

Партия — совесть,

А не бред!

 

Сплотим теснее наши ряды для дальнейшей борьбы. — Мартин Рейхстагович стучал по трибуне и громко выкрикивал лозунги. Делегаты занимались своими делами и старались не замечать аморального облика членов президиума.

— Слово пастору Шлагу, — крикнул товарищ Лукьянов дрожащим голосом.

Пастор подошел к трибуне, но воспользоваться микрофоном не смог — толстое тело давало о себе знать. Тогда он попробовал «бочком», это дало свои результаты:

— Дети мои, побойтесь Бога и Солнца! Грешники, опомнитесь! Потомки не простят вам дней сегодняшних и столетий грядущих! Поймите, что из-за ваших действий сатанинских мы идем по пути гибельном для всех верующих в наши идеалы! Вот.

— Что это за корова в христианском обличье? — возмутился голос Егора Лигачева. — Товарищи, до чего мы дошли? Попиков на съезд приглашаем!

— А пусть говорит, — сказал женский голос из зала.

— Дети мои, — продолжал Ростислав Плятт, — найдите мужество и возлюбите ближнего своего, не давайте рукам своим распоясаться. Помните о Господе! Помните о партии! Помните, дети мои, о решениях съезда. Решения съезда — в жизнь! Вот.

Помидор, брошенный с галерки, попал пастору прямо в глаз. Шлаг сделал вид, что ничего не произошло, и поклонившись удалился.

— А что по этому поводу скажет Кальтенбруннер, — вещал обезумевший Борман.

— Не съезд, а черт знает что! Объявляется перерыв, — в горячности изрек товарищ Лукьянов и дрожащими руками стукнул по столу.

Раздались бурные продолжительные аплодисменты, крики «Ура!», «Слава партии великой, слава партии родной!» и еще что-то похожее на строки В. В. Маяковского из поэмы «Хорошо».

Вечером съезд продолжил свою работу…

 

ГЛАВА 12. ТРИЖДЫ ТРАХНУТАЯ

 

— Ну что, госпожа Лея, — коварно произнес Дарт Вейдер, — попалась крошка? Сейчас я тебя буду мучить…

— Но я же все сказала…

— Это не имеет значения.

— Дартик, прошу вас… — принцесса почувствовала неукротимый страх. Она вдруг вспомнила казематы своей планеты и приговоренных к пыткам несчастных горонов из системы Вульсия. Они почему-то всегда жалобно пищали, когда их чувствительные плавнички опускали в соляную кислоту.

Жесток и грозен был Верховный Правитель. Он знал, что бессильна жертва его. И как вся власть системы Тагома, она принадлежит только ему. Лея понимала это и отвернулась от своего палача.

— Этот чертов шлем! — отчаянно ругался Вейдер. — Вечно замки ржавеют… Ага! Вот так!

Увидев истинное лицо Дарта, Лея ужаснулась. Она узнала своего дальнего родственника. Но не знал этого Верховный Правитель и поэтому с шумом расстегнув штаны, он всей своей мощью бывалого джедая навалился на связанную принцессу.

— Люк, спаси меня!

— Никто тебе, дорогушечка, не поможет.

— Люк! Люк! Люк…

— Закройте люк и хватит подглядывать, — злобно крикнул главнокомандующий, заметив, что за ним наблюдают с верхней палубы. — Не видите, что здесь идет половой акт!

Не знал он, что это и есть любовник Леи. Люк ловко нырнул в люк и уже через сотую долю цикла, вцепился в плечи Вейдера. Последний не ожидал такого поворота событий, но сделал вид, что ничего не произошло; его тело уже было на Вершине Блаженства, Душа витала рядом с ним, а Голос кричал нечто ужасное.

— Оставь девчонку в покое! — глупо сказал Скайуокер, вытаскивая световой меч.

Не обращал внимания на него Вейдер; впрочем, как и Лея, которая уже не звала на помощь, а громко охала, давая понять Люку, что все происходящее ее не касается: «Видишь, любимый мой, не виноватая я; привязал меня этот подлый развратник!»

Но тут раздался мощный рев и молодой Скайуокер понял, что Вейдер кончил.

— А-а? Джедай! Сейчас я тобой займусь, — обронил правитель Тагомы, одной рукой застегивая штаны, а другой надевая шлем.

— Подлый развратник, ты ответишь за свои бесчинства!

Световой меч Люка с размаха ударил по одному из приборов. Началось короткое замыкание. Из обшивки повалил дым и молодой джедай сделал шаг назад. Этим воспользовался Вейдер: включив свой световой меч, он ощутил в себе Великую Силу. «Прочь, прочь, Великая Страсть! Теперь я джедай и мой световой меч не хуже…» Оба световых пучка скрестились и c мощным треском оттолкнулись друг от друга. Вейдер понял маневр Скайуокера и, отскочив в сторону, бросил свой меч под стойку одной из палуб. Мачту, как ножом срезало и на Люка упал огромный платиновый люк, полностью закрыв юное тело ученика Великого Йоды.

— Кончено! — воскликнул голос из черного шлема.

— Не совсем, главнокомандующий, — грациозно улыбнулась принцесса Лея.

Дарт обернулся и увидел свою предыдущую жертву. Принцесса стояла возле панели управления, обеими руками держа бластер.

— Дорогуша, ты бы оделась! Нехорошо на моем корабле в розовом купальнике ходить.

— Что?

— Ты что, оглохла? Посмотри на свой вид, дура!

Лея обронила взгляд на свой лифчик. Он был синий с оттенком зеленого, но не красный. И тут ей стало ясно, что этот развратник пытается выиграть время, но было уже поздно. Вейдер с ловкостью горона прыгнул на принцессу. Бластер выпал и она потеряла сознание. Очнувшись, она вновь почувствовала, что ее тонкое, упругое, изящное и нежное тело страстно насилует подлый Верховный.

Но забыл Дарт о Великой Силе джедаев и недооценил Люка Скайуокера, который постепенно выползал из-под люка и ловко подкрадывался к своему уже кровному врагу. Велика была ненависть молодого джедая, ненасытна и неукротима была страсть Вейдера и безразлична была ко всему молодая принцесса, трижды трахнутая за тот злополучный цикл, грозно опустившийся на ее несчастную систему и всю Галактику.