Глава 7. Корея — страна идей чучхе

 

В восемь утра Штирлиц и Борман были уже в Пхеньяне. Встретил их кореец, который отвез разведчиков в забронированный для них номер самой лучшей гостиницы.

Мальчики в расшитых золотом ливреях принесли в номер багаж — два залатанных походных рюкзака. В рюкзаке Штирлица находилось снаряжение, необходимое для террористов и диверсантов, в том числе два килограмма пластиковой взрывчатки, стальные, остро отточенные ножи, три пистолета, патроны, консервы «По-флотски», десять банок китайской тушенки, и, кроме этого, три блока папирос «Беломор», три самых увесистых кастета Штирлица и карта Кореи с умными пометками Андропова, которую Штирлиц забыл выбросить в самолете.

Содержимое диверсионного рюкзака Бормана было покрыто густым и зловонным мраком. Зловонным от того, что от рюкзака чем-то явственно воняло, но чем — было непонятно.

Номер Штирлицу понравился. Пушистый ковер лежал на полу, по углам на мраморных подставочках стояли две пальмы в кадках, на стенках висели гирлянды живых цветов.

Усевшись за стол, друзья решили перекусить консервами, когда в номер вошли двое. От Советского посольства в Корее их встречал дипломат Петров, а от корейских товарищей — чекист Пак Хен Чхор.

Представившись, Петров стал сразу оправдываться.

— Извините, что не встретили вас в аэропорту, боялись, что вас могут вычислить южно-корейские шпионы.

— Да, ничего, — бросил Штирлиц, — присаживайтесь, порубаем консервов.

— Консервы — потом. Гостиница вас устраивает?

— Нормальная гостиница, — буркнул Штирлиц, переходя для разговора на мягкий диван. — А то я думал, привезут в какой-нибудь гадюшник.

— Чхангвансанская гостиница — самая лучшая гостиница в Корее, — гордо заявил корейский чекист Пак Хен Чхор. — Из ее окон открывается изумительный вид на фонтаны.

Борман, который по дороге из аэропорта внимательно высматривал кришнаитов и не обнаружил ни одного, спросил:

— Э… Товарищ Пак Хер Чхон…

— Называйте меня просто Пак.

— Товарищ Просто Пак, а где тут у вас собираются кришнаиты?

— Кто? — изумился Пак.

— Кришнаиты. Или, на худой конец, дзен-буддисты.

— Товарищ Борман, — сурово сказал корейский чекист, — у нас в стране народ, вдохновленный идеями чучхе, строит социализм. Ни кришнаитов, ни буддистов у нас нет и быть не может.

Лысая голова Бормана вопросительно повернулась к Штирлицу.

— Когда нам дадут задание? — тут же спросил Штирлиц.

— Чуть позже, — широко улыбнулся Пак. — На сегодня у нас запланирован ряд мероприятий. Я покажу вам нашу замечательную столицу, расскажу о Корее, мы посетим музеи боевой славы, преклоним колени перед памятниками наших социалистических завоеваний. Одним словом, вас надо как следует подковать в плане идей чучхе. И, наконец, вечером мы посетим хороший ресторан, где поужинаем.

Штирлиц, который во время перечисления мероприятий мрачнел с каждой фразой, при слове «ресторан» захлопнул рот и взглянул на представителя Советского посольства Петрова.

— Это действительно хороший ресторан, — кивнул Петров. — Кормят там вкусно, как на убой.

— Я назначен вашим гидом, и если что-нибудь будет непонятно, я все толково объясню, — пообещал Пак.

— Где этот узкоглазый так хорошо насобачился говорить по-русски? — равнодушно спросил сам себя Штирлиц, не замечая что говорит вслух.

— Я учился в Москве, — ответил Пак на первый вопрос.

Через пять минут они спустились вниз, где их ждала черная лакированная «Чайка». Шофер с третьей попытки завел мотор, и представительная машина ровно помчалась по широким пхеньянским улицам.

— Корея расположена в восточной части Азиатского материка, — начал Пак свой долгий рассказ. — Она занимает Корейский полуостров, протянутый с севера на юг, с прилегающими к нему 4198 островами и островками.

— Сколько, сколько островков? — не поверил Борман.

— Заткнись, — процедил Штирлиц.

— Площадь Кореи составляет 222209 квадратных километров, из которых на северную часть КНДР приходится 122762 квадратных километра.

— Сколько, сколько километров? — не унимался Борман.

— На севере Корея граничит с Китаем и Советским Союзом. Климат типичный умеренный, среднегодовая температура воздуха — от 8 до 12 градусов, среднегодовое количество осадков — 1120 миллиметров.

— Штирлиц, — Борман наклонился к уху разведчика. — На хрена нам это все нужно?

— Ну ты спросил! Да для того, чтобы нас подковать, чтоб мы в лепешку расшиблись, выполняя для них секретное задание!

— Вот оно что! Это новые подходы, — покачал головой Борман и спросил: — Сколько, сколько миллиметров?

Пак отвечал на все вопросы Бормана, начиная уже недоумевать, насколько же эти русские могут быть такими тупыми.

— Пхеньян — столица Корейской Народно-Демократической Республики. Пхеньян находится на равнине, лежащей в устье реки Тэдон. Само название города означает «широкая земля».

— Широка страна моя родная! — глумливо пропел Борман.

— Верно подмечено, — подхватил Пак. — Великий вождь Президент Ким Ир Сен указывал: «Пхеньян — сердце корейского народа, столица социалистической Родины, очаг нашей революции». А вот и первый объект, с которого наши советские друзья начнут знакомство с сердцем корейского народа!

Машина остановилась, Пак вышел.

— Я бы предпочел начать знакомство с ресторана, — хмуро бросил Штирлиц Петрову.

— Товарищ Штирлиц, не осложняйте международные отношения, — попросил Петров. — Корейский народ очень гордится своими памятниками, своим социализмом и своим Великим вождем. Кстати, не вздумайте назвать его просто Ким Ир Сеном. Надо говорить: Великий вождь Президент Ким Ир Сен. На самом деле, это уменьшительно-ласкательный титул. Полностью он звучит так: «Генеральный Секретарь ЦК Трудовой Партии Кореи и Президент КНДР, Великий вождь и любимый руководитель, товарищ Ким Ир Сен».

Штирлиц злобно посмотрел на лоснящееся лицо представителя посольства. Петров был одет в строгий черный костюм, на лацкане пиджака краснели два значка — один с Ильичем в кепке, другой с портретом Ким Ир Сена в позолоченной рамке. Толстыми пальцами с коротко подстриженными ногтями Петров держал сигарету «Данхилл», которую время от времени подносил ко рту и делал легкую затяжку. У Штирлица так и чесались кулаки дать этому поганцу по раскормленной морде.

Русский разведчик пересилил себя, вздохнул, и вылез из «Чайки». Остальные последовали за ним.

— Монументальный скульптурный ансамбль на холме Мансу! — гордо объявил Пак Хен Чхор.

— Ансамбль песни и пляски, — шепотом съязвил неугомонный Борман.

— В апреле 1972 года корейский народ воздвиг этот памятник с единодушным желанием и стремлением передать навеки бессмертные революционные заслуги Великого вождя Президента Ким Ир Сена и завершить из поколения в поколение начатое им великое революционное дело чучхе!

Штирлиц посмотрел на памятник. Великий вождь в длинном плаще стоял на постаменте, положив левую руку на задницу. Другая рука уверенно указывала народу путь вперед, в светлое будущее. Монумент живо напомнил разведчику родные памятники Ленину. Слева и справа от памятника Ким Ир Сену под гигантскими флагами был изображен корейский народ — с пулеметами, гранатами, ружьями. Суровые лица, казалось, говорили: «Смерть фашистским оккупантам!»

— Товарищ Пак, а что это за лозунг? — спросил Борман.

— «Чучхе и чхюлима», — прочитал Пак.

— А что это такое?

— Самостоятельность и независимость, — привычно перевел Штирлиц, хотя корейский язык никогда не изучал.

Пак уважительно посмотрел на русского разведчика.

— А на этих транспарантах? — любопытству Бормана не было предела.

— Я что тебе, нумизмат? — огрызнулся Штирлиц. — В смысле — полиглот… Спроси у Пака.

— Очень правильный вопрос! — вдохновился Пак. — Я вижу, вы начинаете проникаться нашими идеями. Слева написано «Да здравствует Полководец Ким Ир Сен!», а справа — «Выгоним янки и объединим Родину!».

— А что, разве Корея оккупирована американцами? — поинтересовался Борман.

— Конечно! Это Южная Корея! Там засели империалисты, они мешают объединить нашу многострадальную Родину, наши южные соотечественники от этого сильно страдают. Но мы не должны терять надежды. Вот что сказал по этому поводу наш любимый товарищ и дорогой руководитель Ким Ир Сен: «Все соотечественники на Севере и на Юге Кореи должны с уверенностью в скорейшем объединении Родины настойчивее вести священную патриотическую борьбу против империализма США, за спасение Родины и самостоятельное воссоединение страны!»

— Это ты наизусть? — изумился Борман.

— Конечно, — серьезно кивнул стриженной головой товарищ Пак. — Я знаю все речи и изречения нашего любимого вождя…

— Да, корейцы — умный народ, — покачал головой Штирлиц. — Но не все…

— Я вообще-то хотел спросить, не написано ли где-нибудь среди этих лозунгов, как пройти в туалет? — сказал Борман, скромно потупившись.

Петров подпрыгнул на месте и выронил сигарету, а Пак сначала сделал вид, что не понял по-русски. Борман повторил свой вопрос снова, и, наконец, его отвезли к уютному подвальчику.

Через пять минут бывший партайгеноссе выскочил из подвальчика с вытаращенными глазами.

— Что с тобой? — спросил Штирлиц.

— Штирлиц, ты мне не поверишь! — взахлеб сообщил Борман. — У них там в сортире стоит столик из слоновой кости, а на нем живые цветы и портрет какого-то корейца в золотой рамке!

— В туалете? — от изумления Штирлиц широко открыл рот, напоминая больного, пришедшего к дантисту.

— Что же тут удивительного? — вмешался дипломатичный Петров. — Это специальный столик для Великого и любимого вождя Президента Ким Ир Сена, вдруг он зайдет в этот туалет? Кстати, такие же столики стоят в автобусах и в метро, в любом из учреждений. Возле столика обычно ставят стул и места эти никем не занимаются. Великий вождь может в любом месте, куда бы он ни попал, присесть и отдохнуть, вдохнуть запах свежих цветов… И нечему тут удивляться!

— Потрясающе! — выдохнул Штирлиц. — Какая у вас богатая страна! В каждом сортире… В каждом автобусе…

— Пойдемте, товарищи, в машину, — устало сказал кореец Пак.

Все пятеро снова сели в «Чайку» и поехали дальше осматривать исторические места, отражающие славный путь революционной борьбы, пройденный корейским народом под руководством Великого вождя Президента Ким Ир Сена.

В музее революции Штирлица поразили шедевры корейской живописи — «Родной вождь, впереди линия фронта», «Лично взяв в руки пулемет», «Надо показать, на что способен кореец». Скульптура «Товарищ Верховный Главнокомандующий осматривает фронт» тоже была хороша.

Борману, напротив, не нравилось ничего! Увидев замечательный плакат «Четвертуем американский империализм везде в мире», он с характерным для него похрюкиванием предложил империализм не четвертовать, а сразу же кастрировать.

Раз десять Штирлиц порывался сбежать, но бдительный Петров вежливо ловил его за руку и напоминал о ресторане, который они посетят после осмотра. Впрочем, как бы ни был Петров бдителен, где ему было уследить за Штирлицем! Каждые десять минут русский разведчик отворачивался и прикладывался к фляге со старорусской водкой.

Даже Борман этого не замечал, он продолжал веселиться от души. На Тэсонсанском кладбище революционеров Борман осведомился, не продают ли здесь пиво. Осматривая Выставку Дружбы между народами, спросил, есть ли в Пхеньяне публичные дома. Вопросы бывшего партайгеноссе вызывали зубовный скрежет у товарища Пака, а Петров стал опасаться, что после этой экскурсии Корея пришлет Советскому правительству ноту протеста и начнет строить капитализм.

Целый день «Чайка» моталась по улицам корейской столицы. Русским разведчикам показали Университет имени Ким Ир Сена, Высшую партийную школу имени Ким Ир Сена и Стадион имени Ким Ир Сена. Пак предлагал показать еще и Площадь имени Ким Ир Сена, но Штирлиц отказался наотрез, пригрозив, что в этом случае пристрелит своего гида, как бродячего музыканта.

Наконец, когда уже стемнело, уставших до полусмерти Штирлица и Бормана, у которых в голове уже все перемешалось, привезли в ресторан «Чхонрю», напоминавший большое красивое судно, что стоит на реке Потхон.

— Это лучший ресторан Пхеньяна! — похвалился Пак Хен Чхор.

Петров шепотом прокомментировал:

— Нас поведут в зал «для дорогих товарищей». Обедать в этом зале — большая честь. Я прошу, ведите себя как следует! Прошу не только от себя лично, но и от всего советского посольства, — попросил Петров, прижимая обе руки к груди.

— Меня еще будут учить, как себя вести в ресторане! — возмутился Штирлиц. — Да я в ресторанах жрал больше, чем ты, Петров, за свою жизнь просто завтракал, обедал и ужинал!

За время экскурсии представитель посольства ужасно надоел разведчику. Несколько раз Штирлиц уже поднимал костыль, но, уважая «дипломатическую неприкосновенность», сдерживался.

В любом из ресторанов, где бывал Штирлиц, обычно происходили драки. Почему? Это для Штирлица было загадкой. При виде этого ресторана «для дорогих товарищей» у разведчика также появилось предчувствие, что драки не миновать. А раз уж драка неизбежна, то Штирлиц дал себе слово при первой же удобной возможности дать этому неприятному Петрову по голове.

Гостей провели в зал и усадили за стол. Быстрые и услужливые официантки, ловко снуя между столиками, принесли на подносах дымящийся спецзаказ.

— Это еще что такое? — строго спросил Штирлиц, приоткрыв крышку на кастрюле и вдохнув аромат незнакомого блюда.

— Синсолло, — сказал товарищ Пак и облизнулся. — Всемирно известное корейское национальное блюдо. Дорогих гостей из-за границы всегда им угощают. Такой деликатес, вы пальчики оближете!

— Первый раз слышу, — сказал Штирлиц. — Но на всякий случай надо вымыть руки…

— А это — одно из любимейших блюд корейского народа — куксу. Его можно полить кунжутным маслом и специями, будет очень вкусно.

— На лапшу похоже, — заметил Борман, потирая руки. — Одна моя знакомая, я консультировал ее по немецкому языку, всегда варила мне после этого лапшу…

— После чего «этого»? — саркастически бросил Штирлиц.

Пак, произнося непонятные слова, показывал пальцем на расставленные блюда корейской кухни.

— Теперь, когда вы так все хорошо объяснили, могу я наконец начать есть? — спросил русский разведчик.

— Да-да, пожалуйста…

Борман с опаской смотрел на накрытый стол, потом наклонился к Штирлицу.

— Была у меня одна знакомая, жила в общежитии, там было полно корейцев, они так мерзко жарили селедку! Это такой запах!

— Да брось ты, забудь, — посоветовал Штирлиц. — А как тут у вас насчет выпить? Или в стране идей чучхе это не принято?

— Как же, как же! — воскликнул Пак, просияв. — Есть национальные напитки — камчжу, чхончжу, знаменитый ликер «камхорно», женьшеневая водка.

Борман взял бутылку водки. Внутри плавал корешок женьшеня.

— Не процедили самогон-то, — грустно сказал Борман. — У меня был приятель, врач из морга, так он очень любил пить спирт, в котором плавала разная заспиртованная гадость — лягушки, крысы…

— Фу! — передернулся Петров. — Я лучше выпью ликера.

— Ликер «камхорно» лекарственный, — похвалился Пак. — Он сделан из настоя свежей ююбы, нарезанной сушеной хурмы без косточек, имбиря, разделенного на шесть кусков яблока и груши без кожицы. При перегонке используют мед и воробейник красно-корневый. Крепость сильная, но нет едкого вкуса.

— Очень интересно, — сказал Штирлиц, наливая водки себе и Борману.

Приятели отведали корейскую кухню. Штирлицу особенно понравилось мясо, поджаренное на огне, напоминающее родной советский шашлык. Борман съел три огромных тарелки лапши куксу, отчего его живот раздулся, как у клопа. Всю закусь с непонятными названиями они щедро запивали корейскими напитками, впрочем, отдавая предпочтение женьшеневой водке.

— Знаешь, Штирлиц, — с набитым ртом проговорил Борман. — Мне начинает нравиться в Корее.

— Еще бы! — ответил Штирлиц. — Разве бы я посоветовал тебе что-то плохое? Слушай, Пак!

— Да, товарищ Штирлиц!

— Не пойми меня превратно, но я хочу выпить за здоровье Великого вождя Президента Ким Ир Сена! — Штирлиц поднял рюмку.

— Спасибо! — взволнованно воскликнул Пак. — За это только стоя!

Они встали и, со звоном сдвинув большие рюмки, выпили стоя.

— Хорошо пошла! — выдохнул Штирлиц. Его глаза светились молодым задорным блеском. Но из присутствующих один только Борман догадывался, что это предвещает.

— Еще по одной за то же самое! — сказал разведчик, подливая корейцу полную рюмку. — Отказываться выпивать за Ким Ир Сена нельзя! А теперь — за Корею единую и неделимую, от моря и до моря!

Кореец Пак склонился к уху Петрова.

— Похоже, товарищ Штирлиц проникся духом идей чучхе и вполне готов к встрече с Великим вождем.

Петров осоловевшими глазами глянул на Штирлица, пытаясь определить, действительно ли он проникся духом идей чучхе, потом кивнул.

На десерт принесли огромный торт, весь залитый кремом. В центре стояла шоколадная фигурка Ким Ир Сена.

— Этот торт называется «Корея»! — объявил Пак. — Подается только самым дорогим из «дорогих товарищей»!

— Чрезвычайно аппетитный торт, — добавил Петров и потянулся за фигуркой Ким Ир Сена. — Мне довелось попробовать такой только один раз…

Петров ухватил жирными руками Великого вождя за ноги, поднес ко рту и с треском откусил голову. Штирлиц, который сам любил шоколад, рассвирепел.

— Ах ты скотина! Откусывать голову Великому вождю товарищу Президенту Ким Ир Сену! Пак, это ж святотатство! У, гад!

И Штирлиц, перегнувшись через стол, дал представителю посольства в измазанную шоколадом физиономию. Петров повалился на пол вместе со стулом.

— Я, собственно, не понимаю… — Петров, хватаясь за скатерть, сделал попытку подняться, но Штирлиц уже выскочил из-за стола.

— Он не понимает! — с благородным негодованием вскричал разведчик и, схватив Петрова за волосы, дал ему в живот.

Кулак разведчика был подобен молоту, Петров поперхнулся. Следующий удар по наковальне — в пах — заставил Петрова согнуться пополам. Штирлицу оставалось только развернуть бедного дипломата и наподдать ногой под зад так, чтобы советский представитель пролетел по залу, сбил с ног официанта и угодил головой в кастрюлю синсолло на одном из столов. Так Штирлиц и сделал.

Сидящие за столом корейские «дорогие товарищи» вскочили и, без расспросов, набросились с кулаками на Петрова. Официант, сбитый во время полета, облил других «дорогих товарищей». Здесь начали бить официанта. Две группы дерущихся быстро перемешались и вскоре мутузили друг друга. Все, как один, корейцы изображали из себя каратистов, высоко подкидывали ноги и издавали дикие вопли.

Через секунду весь зал был вовлечен в свирепую драку.

— Я так и знал, — сказал Штирлиц пьяному Паку. — По этим ресторанам ходят одни драчуны, и всегда какой-нибудь козел начинает потасовку. Как ты думаешь, Пак, надо их разнимать? Или, хрен с ними, пусть дерутся?

— У… — промычал Пак в ответ что-то неразборчивое и свалился под стол.

Штирлиц схватил костыль и бросился в толпу. Раздавая удары костылем налево и направо, от которых корейцы падали, как перезревшие груши с яблони, Штирлиц проложил себе дорогу на кухню. Костылем отодвинув в сторону ни в чем не повинного повара в белом колпаке, русский разведчик обнаружил на столе точно такой же торт под названием «Корея».

Он бережно взял фигурку Ким Ир Сена и, вспомнив анекдот про Чебурашку и крокодила Гену, откусил вождю ноги по самую голову.