Пребывать в спокойном состоянии

Впервые напечатано Б. Бессоновым: Русская литература. 1965.

№ 3.

Написано в Ницце зимой 1843/44 г., когда Гоголь жил у Виель­горских (см. коммент, к «Правилу жития в мире»). Определенным напоминанием им об этом сочинении стали строки адресованного графине Л. К. Виельгорской письма XXVI. Страхи и ужасы России в «Выбранных местах из переписки с друзьями»: «...недурно загля­нуть всякому из нас в свою собственную душу... может быть, там обитает растрепанный, неопрятный гнев... может быть, там посе­лилась малодушная способность падать на всяком шагу в уны­ние...» («О гневе» и «Об унынии» — названия разделов настоящего

трактата.) Ср. также в письме Гоголя к А. О. Смирновой от 24 ок­тября (н. ст.) 1844 г.: «Не мешает... вам сказать насчет уныния, что у Софьи Михайловны (Соллогуб, дочери Л. К. Виельгорской. — И. В., В. В.) есть записочки, выбранные мною из разных мест против уныния. Может быть, вы отыщете в них что-нибудь и для себя, если будете в нем обретаться».

Замысел трактата во многом поясняют строки, посвященные объяснению молитвы Господней в «Размышлениях о Божественной Литургии»: «Словом: не введи нас во искушение мы просим о избавле­нии нас от всего смущающего дух наш и отъемлющего у нас душев­ное спокойствие. Словом: но избави нас от лукаваго мы просим о небесной радости: ибо как только отступает от нас лукавый, радость уже вдруг входит в нашу душу...»

Теме преодоления гнева посвящен также относящийся к 1843 г. гоголевский автограф, представляющий собой выписки из «Лестви- цы» св. Иоанна Синайского и заметки самого Гоголя (см. в т. 9 наст, изд.).

к стр. зов ...припомнить все такие безделицы, которые нас выводят из

себя... — Сохранилась заметка Гоголя на отдельном листе, близ­кая по содержанию к комментируемому месту: «Припомнить все случаи, которые производили самые сильные смущения и душев­ные страдания. Какие именно из этих душевных страданий были сильнее других и невыносимей. Почему они невыносимы и поче­му нельзя преодолеть их. Собрать и изложить это непреодолимое и доказать, что точно никакими силами нельзя преодолеть его. В заключенье рассмотреть в самом себе, какие нервы в нас чувстви­тельнее и раздражительнее всех прочих». (Заметка хранится в Архи­ве Санкт-Петербургского филиала Института Российской истории РАН; подклеена к письму Гоголя от 26 июля (н. ст.) 1847 г., адресо­ванному графине С. М. Соллогуб, однако листы бумаги автографов отличаются (бумага письма более тонкая). С содержанием письма заметка также не связана.)

...Хорошо бы даже вести журнал... — Подобный совет Гоголь давал и сестрам. См., например, его письмо к А. В. и Е. В. Гоголь (октябрь 1843 — май 1844 г.). Судя по всему, Гоголь и сам вел «жур­нал». Е. А. Хитрово передает в своем дневнике разговор с Гоголем в марте 1851 г.: «Я как-то осмелилась сказать, почему бы ему не писать записок своих. Гоголъ*. “Я как-то писал, но, бывши болен, сжег. Будь я более обыкновенный человек, я б оставил, а то бы это непременно выдали; а интересного ничего нет, ничего полезного, и кто бы издал, глупо бы сделал. Я от этого и сжег”» (Русский Архив. 1902. № 3. С. 557).

кстр.зп «Сила моя в немощи совершается»,— сказал Бог устами

апостола Павла. — Второе послание к Коринфянам (гл. 12, ст. 9).

<О благодарности^

Впервые напечатано И. А. Виноградовым: Литературная уче­ба. 2001. Кн. 3. Хранится в Российской государственной библиоте­ке. В рукописи произведение не озаглавлено. Текст печатается по изд.: Неизданный Гоголь. М., 2001.

По-видимому, о набросках данного сочинения упоминал П. А. Кулиш в 1856 г.: «...на одной из рукописей Гоголя, найденных в чемодане за границею, написано его рукою в разных местах: “Бла­горасположение. Благодарность всем и всему за все. Благодарность всем и всему за все”. Рукопись относится еще ко времени петербург­ской его жизни. В первой книге черновых сочинений также написа­но, на листе, предшествующем повести “Ночь перед Рождеством”: “благорасполож<ение>”» (<Кулиш П. А.> Николай М. Записки о жиз­ни Н. В. Гоголя. Т. 1. С. 253).

Трактат <О благодарности> написан, очевидно, в середине 1840-х гг. В это время Гоголь работает над книгой о Божественной Литургии, и, по всей вероятности, именно размышления о евхари­стическом, или благодарственном, каноне — средоточии литур­гического богослужения (когда, по словам Гоголя, «вся церковь... соединяется в одно торжественно-благодарное пение»), отразились в данном произведении.

Реминисценции этого сочинения с письмами Гоголя столь многочисленны, что из эпистолярного материала можно составить произведение сходного содержания с почти тождественными выра­жениями и оборотами речи. Содержание первого абзаца, где речь идет о том, что жизнь получившего «много способностей и сил» человека «должна превратиться в один благодарный Гимн, а чувства изливаться одной прекрасной песнью неумолкаемого благодарения», можно пересказать строками писем Гоголя к Н. Н. Шереметевой, графу А. П. Толстому, протоиерею Матфею Константиновскому и др. Так, 18 февраля (н. ст.) 1843 г. Гоголь писал Н. Н. Шеремете­вой: «Чем глубже взгляну на жизнь свою и на все доселе ниспослан­ные мне случаи, тем глубже вижу чудное участие высших сил во всем, что ни касается меня, и недостает у меня ни слов, ни слез, ни молитв для излияния душевных моих благодарений. И вся бы хотела превратиться в один благодарный вечный гимн душа моя!»; 10 июля 1850 г. графу А. П. Толстому: «И право, мне кажется, человеку не о чем помышлять, как только о том, чтобы превратиться в благо­дарственный гимн и неумолкаемую песнь Ему»; 30 декабря 1850 г. протоиерею М. А. Константиновскому: «Молюсь, чтобы Бог пре­вратил меня всего в один благодарный гимн Ему, которым бы должно быть всякое творенье, а тем более словесное, чтобы, очистивши меня от всех моих скверн, не помянувши всего недостоинства моего, спо­добил бы Он меня, недостойного и грешного, превратиться в одну благодарную песнь Ему»; 22 декабря 1851 г. сестре Ольге Василь­евне: «...нам следует ежеминутно благодарить Бога, благодарить

Его радостно, весело... вся наша жизнь должна быть неумолкаемой, радостной песнью благодаренья Богу. О, если бы сделать так, чтобы и никогда и времени недоставало для всяких других речей, кроме ликующих речей вечной признательности Богу!»

Содержание второго абзаца — о необходимости приведения «способностей и сил» одаренного человека «в стройность» и «согла­сие между собою» — также представляет одну из характерных тем гоголевских писем 1840-х гг.: «О, как мне трудно управляться в моем душевном хозяйстве! Именье дано в управленье большое, а управитель еще слишком плох и слишком не научен, как привес­ти именье в стройность» (В. А. Жуковскому 4 марта (н. ст.) 1847 г.); «Бог дал большое именье мне со всеми угодьями и удобствами, а сам управитель далеко еще не умен так, чтобы уметь управлять им» (протоиерею М. А. Константиновскому около 9 мая (н. ст.) 1847 г.).

Необходимость приведения души обладающего многими способностями и силами человека в «стройность» Гоголь в письме к П. В. Нащокину от 20 июля (н. ст.) 1842 г. объяснял так: «Вспом­ните, что тому, кого вы образуете, предстоит поприще большое... Уже одни богатства дадут ему всегда возможность иметь сильное влияние в России... Может быть, счастье многих будет зависеть от вас». Еще ранее, в октябре 1841 г., Гоголь писал В. А. Жуковскому: «...помочь таланту значит помочь не одному ближнему, а двадцати ближним вокруг». Вероятно, в качестве некоего подкрепления сво­им мыслям Гоголь включил зимой 1843/44 г. в сборник «Выбранные места из творений Св. Отцов и Учителей Церкви» выписку из творе­ний св. Иоанна Златоуста следующего содержания: «К праведникам везде Господь строг; является к грешникам — благ и скор к помило­ванию их и грешника падшего восставляет... Что в мире сем богатый человек — то и праведник у Бога, и что в мире сем нищий, то у Бога грешник. Посему грешников как убогих, от праведников же яко от богатых взыскивает, к нищим убожества ради снисходит, а от сих по богатству и<х> благочестия с великою потребностью отчет требует» («Разные изречения из Иоанна Златоуста»). Эту мысль Гоголь прямо повторяет в письме к А. О. Смирновой от 24 декабря (н. ст.) 1844 г.: «Тот, кто в глазах людей много сделал, может быть, еще не сделал и десятой доли того, что назначено Богом ему сделать, и он может подвергнуться строжайшему суду, чем тот, кто сделал меньше его, получив меньше и способностей»; и в письме к ней же от 22 февра­ля (н. ст.) 1847 г.: «Способность созданья есть способность великая, если только она оживотворена благословеньем высшим Бога. Есть часть этой способности и у меня, и я знаю, что не спасусь, если не употреблю ее, как следует, в дело».

Мысль о том, что «лучше... не показывать своих преймуществ, до тех пор, пока все не приидет... в полное согласие между собою» — и что «иначе» человек «обнаружит только неровность своего харак­тера» (второй абзац сочинения), повторяется у Гоголя в «Предисло­вии» к «Выбранным местам из переписки с друзьями»: «...я избегал

встреч и знакомств... будучи... убежден, что по причине бесчис­ленного множества моих недостатков мне было необходимо хотя немного воспитать самого себя в некотором отдалении от людей». Ранее, между 1 и 14 декабря (н. ст.) 1844 г., он писал П. А. Плетневу: «Я не в силах еще быть другом, даже если бы и захотел. Чтобы быть кому-либо другом, нужно прежде сделаться достойным дружбы. А до того времени едва ли не лучше бы отталкивать от себя, чем привлекать к себе. Смотри, как верно сказано в “1ткаиоп Не СЬпзг”:...“Мы ищем иногда угодить другим, знакомясь с ними; а напротив, тогда-то и начинаем мы им быть противными по мере, как они видят беспорядок наших нравов”» (пер. с фр. приводится по изд.: Фома Кемпийский. О подражании Христу. 4-е изд. СПб., 1844. С. 21. — Ред\

В том же году, 13 апреля (н. ст.), Гоголь писал А. С. Данилев­скому: «...с недавнего времени узнал я одну большую истину... что знакомства и сближенья наши с людьми вовсе не даны нам для весе­лого препровождения, но для того, чтобы мы позаимствовались от них чем-нибудь в наше собственное воспитанье...» Об этом же гово­рится в выписке «О любви к ближнему (Преосвященного Михаила <(Десницкого), митрополита Санкт-Петербургского)» сборника Гоголя «Выбранные места из творений Св. Отцов и Учителей Церк­ви»: «Любить ближнего не то значит, чтобы в гости его позвать... и... с ним повеселиться... любить... его есть то, чтобы ходить к нему в гости, но зачем? Затем, чтобы, ежели он лучше тебя, попользовать­ся от него, ежели хуже, попользовать его, прося помощи у Христа». Позднее, в письме к Н. М. Языкову от 5 октября (н. ст.) 1846 г., Гоголь замечал: «У нас воображают, что все дело зависит от соединения сил и от какой-то складчины. Сложись-ка прежде сам да сделайся капи­тальным человеком, а без того принесешь сор в общую кучу».

Размышление о том, что «движенья» еще не организованных «великих сил» человека могут быть названы «капризами, делом само­надеянной самоуверенности», и сам он может прослыть «дерзким выскочкой» (второй абзац), опять-таки отзываются в строках пись­ма Гоголя к П. А. Плетневу первой половины декабря (н. ст.) 1844 г.: «...характер твой получил уже давно оконченную форму и остался навсегда тем же... Но как судить о скрытном человеке... которого характер еще не образовался... и которого всякое движение произ­водит только одно недоразумение? Как заключить о таком человеке, основывая<сь> по каким-нибудь ненароком из него высунувшим­ся свойствам? Не будет ли это значить то же самое, что заключить о книге по нескольким выдернутым из нее фразам... Упреки твои в славолюбии могут быть справедливы, но не думаю, чтоб оно было в такой степени...»

Многочисленны и размышления Гоголя в письмах к друзьям о «врожденной прекрасной ясности души, врожденном младенче­ском незлобии» и «врожденном миловидном обращеньи со всеми, которое так близко влечет к себе сердца всех, что каждому кажется,

как бы он всем им родной брат» (третий абзац). 12 апреля (н. ст.) 1844 г. он писал графине С. М. Соллогуб: «Душевная ясность и свет­лость слишком вам к лицу. Она... дана вам... для того, чтоб ею ока­зывали помощь и другому. Знайте же, что уже двум человекам вы оказали помощь великую, в печальные их минуты, одной только свет­лостью лица вашего. Минуты так были печальны, что трудно было приискать слов для утешения; но вы влетели в комнату с душевной ясностью лица, и печаль ушла. Вот как важна светлость и ясность наша для наших близких и братьев. И потому входите в какой бы ни было круг, хотя из двух человек, ясно и весело, как дитя; мы все должны быть дети и стараться хоть насильно быть безмятежны, как дети». 24 сентября (н. ст.) того же 1844 г. Гоголь писал А. О. Смир­новой о графине С. М. Соллогуб: «...скоро после моего письма пред­станет к вам наша любезная Софья Миха<й>ловна. Душа ее кажется как будто еще небеснее прежнего и ангельства в ней еще больше. Употребите все старание, чтобы свет и общество сколько-нибудь узнали, какой прекрасный цветок поселился среди них». Размышле­ния эти и стали основополагающими для статьи «Женщина в свете» «Выбранных мест из переписки с друзьями»: «...вы, точно, слишком молоды, не приобрели ни познанья людей, ни познанья жизни, сло­вом — ничего того, что необходимо, дабы оказывать помощь душев­ную другим; может быть, даже вы и никогда этого не приобретете... Но вы имеете... высшую красоту, чистую прелесть какой-то особен­ной, одной вам свойственной невинности, которую я не умею опре­делить словом, но в которой так и светится всем ваша голубиная душа... Вносите в свет те же самые простодушные ваши рассказы... когда так и сияет всякое простое слово вашей речи, а душе всякого, кто вас ни слушает, кажется, как будто бы она лепечет с ангелами о каком-то небесном младенчестве человека».

В то же время размышления эти были тесно связаны и с твор­ческими планами Гоголя. 20 марта (н. ст.) 1847 г. он писал кня­зю В. В. Львову о продолжении своей поэмы и причинах издания «Выбранных мест из переписки с друзьями»: «Если Бог даст сил, то “Мертвые души” выйдут так же просты, понятны и всем доступны, как нынешняя моя книга загадочна и непонятна. Что ж делать, если мне суждено сделать большой крюк для того, чтобы достигнуть той простоты, которою Бог наделяет иных людей уже при самом рожденьи их. Итак, вот вам покуда посильное изъяснение того, зачем вышла моя книга». Эту же мысль Гоголь повторил в письме кА. О. Россету от 15 апреля (н. ст.) 1847 г.: «Поверьте, что без выхода нынешней моей книги никак бы я не достигнул той безыскусствен­ной простоты, которая должна необходимо присутствовать в других частях “Мертвых душ”, дабы назвал их всяк верным зеркалом, а не карикатурой. Вы не знаете того, какой большой крюк нужно сделать для того, чтобы достигнуть этой простоты».

В «Авторской исповеди» Гоголь замечал: «...Карамзин воспи­тался в юношестве. Он образовался уже как человек и гражданин,

прежде чем выступил на поприще писателя. Со мной случилось иначе. Я не считал ни для кого соблазнительным открыть публично, что я стараюсь быть лучшим, чем я есть».

Взгляд на соотношение «заслуг» и сферы влияния двух типов людей —человека, получившего дар «младенческой простоты» изна­чально, и человека, заслужившего этот дар вследствие неустанной борьбы с своими страстями (четвертый абзац сочинения), — одна из важнейших для Гоголя проблем, затрагиваемых им в письмах 1840-х гг.: П. И. Раевской: «Вы родились на свет уже почти с гото­вою душою... Стало быть, вам не нужен никакой голос ободрения и тем более от человека, которому много предстоит еще душевной борьбы и суровых испытаний в жизни, чтоб вкусить то, что, может быть, вы давно уже вкушаете» (1842-1843); С. П. Шевыреву: «Об­думанные письма должен я писать к вам, потому что еще строюсь и создаюсь в характере, а вы уже создались» (12 марта [н. ст.] 1844 г.); В. А. Жуковскому: «Как мне трудно достигнуть той простоты, кото­рая уже при самом рожденье влагается другому в душу и до которой я должен достигать трудными путями всякого рода поражений!» (4 марта [н. ст.] 1847 г.).

В соответствии с выводом трактата «О благодарности», что «неисчислимо более может... принести добра и счастья в мире» тот, кто достиг «простоты» «трудными путями всякого рода пора­жений», чем тот, «кто получил все это от рожденья», Гоголь 12 ап­реля (н. ст.) 1844 г. писал графине А. М. Виельгорской: «Я видел вашу приятельницу и вручил ей письмо... это ясная светлая душа, которая вышла как-то готовою на свет. Она светла, ровна в словах и в обращениях со всеми и потому необходимо должна быть всеми любима. Она поставлена для того, чтобы говорить: будьте безмя­тежны, как безмятежна я. Но в глазах моих вы больше имеете значе­ния, не загордитесь: вы ничуть не лучшее ее, но вы будете лучше. Вы будете в силах заглядывать в самую душу человека и оказывать там помощь. Ваше поприще будет даже гораздо более, чем всех ваших сестриц».

Как бы подводя итог своим размышлениям, Гоголь 15 авгу­ста (н. ст.) 1844 г. писал школьному приятелю А. С. Данилевскому: «...ты чувствуешь почти юношескую живость при одной мысли ехать на каникулы домой... и боишься, чтобы не остаться всю жизнь дитятей. Но это и есть самое лучшее состояние души, какого только можно желать! Из-за этого мы все бьемся! Но только не все равно достигаем: одному дается оно как знак небесной милости и, по-види­мому, без больших с его стороны исканий; другому дается только за тяжкие и долгие труды и беспрерывные боренья с препятствиями. То и другое премудро, и не нам решить, кто имеет более права на достижение такого состояния. Дело в том, что за такое состояние должно благодарить человеку, как за лучшее, что есть в жизни».

О сословиях в государстве

Впервые напечатано В. И. Шенроком в кн.: Соч. Н. В. Гоголя. 10-е изд. Т. 6. М.; СПб., 1896. Статья осталась незавершенной; напи­сана в середине 1840-х гг. По содержанию тесно связана с «Выбран­ными местами из переписки с друзьями».

11 июня (н. ст.) 1847 г. Гоголь, обращаясь к князю П. А. Вязем­скому с просьбой написать статью о «тех истинах, о которых могут сказать только люди государственные», замечал: «Если о них не раз­дадутся теперь здравые определения, годные укрепить хотя неко­торых или дать им знать, по крайней мере приблизительно, чего держаться, то их пойдут скоро коверкать вовсе негосударственные люди и могут сбить всех с толку. Вы видите, что некоторое пополз­новение к тому уже обнаруживается. Даже и я, человек вовсе негосу­дарственный, заговорил о том». Хотя Гоголь имел здесь в виду преж­де всего свои «Выбранные места из переписки с друзьями», в еще большей мере это относится к настоящей статье. Возможно, потому она и осталась незавершенной. Не случайно в отрывке «Рассмотре­ние хода просвещения России...» (записная книжка 1846—1850 гг.) Гоголь выступил против того, что «науки» стали «совершенно при­надлежать частному человеку». 2 августа (н. ст.) 1847 г. он писал графу А. П. Толстому (бывшему тогда в отставке): «Будем испол­нять закон Христа относительно тех людей, с которыми нам при­дется столкнуться... а о России Бог позаботится и без нас». В письме «О лиризме наших поэтов» Гоголь, как бы отказываясь от замыс­ла статьи, замечает: «Из нас, людей частных, возыметь... любовь по всей силе никто не возможет... только... Государь приобретет тот всемогущий голос любви... который один может только внести при­миренье во все сословия...»

Тем не менее размышления о судьбах России занимают значи­тельное место в гоголевском наследии. Отметим особенность данной статьи. Возможно, именно ее незавершенностью объясняется то, что духовенство в ней только упоминается, причем его миротворческая деятельность ставится в один ряд с примиряющей ролью князей и Государя. Вместе с тем примечательно, что черты, которые прида­ет Гоголь Государю и дворянству, могут быть истолкованы именно как приметы духовного сословия. Так, монарх, по Гоголю, «должен отречься от себя и от своей собственности, как монах»; а дворянст­во — «должно быть сосудом и хранителем высокого нравственного чувства всей нации».

Заметим также, что, говоря о дворянах, что «они не должны попустить между собой присутствие такого помещика, который жес­ток или несправедлив» и что они должны приказать ему «выйти» из их круга, Гоголь определенно обращается при этом к своей выписке из Кормчей книги (см. коммент, к «Совету сестрам»), адресованной именно духовенству: «Повелеваем Епископа, или Пресвитера, или Диакона, биющего верных согрешающих или неверных обидевших

и чрез сие устрашати хотящего, извергати из священного чина. Ибо Господь нас отнюдь сему не учил: напротив того, Сам быв ударяем, не наносил ударов, укоряем, не укорял взаимно, страдая, не угро­жал». Ср. в статье «Русской помещик»: «Мужика не бей».

Таким образом, в своем незавершенном трактате Гоголь не столько изображает реальную картину русского общества, но пре­следует цель более назидательную — поставление законных властей России на должную им нравственную высоту.

«Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет...» — Сло- ^кстр- ³¹⁶ ва «Повести временных лет», созданной в начале XII в. преподоб­ным Нестором-летописцем и дошедшей до нас в составе ряда лето­писных сводов — Лаврентиевском (1377 г.), Ипатиевском (начало XV в.) и др. Гоголь передает по памяти переложение слов летописи Н. М. Карамзиным в «Истории государства Российского».

...слова эти были произнесены людьми вольных городов. —

Ср. в заметке Гоголя 1830-х гг. «Начало княжеств»: «Норманы гра­били чужие земли... собирали поборы с жителей и угнетали их (см. Архан<гельский> список). Это побудило славян, мерь, чудь и кри­вичей выгнать их. Они боялись возвращения их, соединились для защиты и начали делать укрепления. Но между этими четырь<мя> нациями восстало несогласие, необходимое следствие федеративной системы, и 4 народа признаются...» (не закончено).

...ромсГЬоппеиг... — См. коммент, к с. 102. кстр.320

<3аметка о Меримо

Впервые напечатано В. И. Шенроком в кн.: Соч. Н. В. Гоголя.

10-е изд. Т. 6. М.; СПб., 1896. Заметка написана в первой половине 1840-х гг. и, согласно ее содержанию, должна была представить рус­скому читателю перевод новеллы П. Мериме «Души в чистилище»

(1834). Этот перевод до нас не дошел.

Возникновение заметки отчасти проясняется содержанием самой новеллы. Она повествует о судьбе «героя испанского Дон- Жуана, этого неистощимого предмета бесчисленного множества драматических поэм» (по словам Гоголя в статье «В чем же наконец существо русской поэзии...»). П. Мериме, в отличие от своих пред­шественников, использовавших эту легенду, — Тирсо де Молины, Мольера, К. Гольдони и Л. да Понте (автора сценария оперы Моцар­та), а также Байрона, Мюссе и Жорж Санд, — отдал предпочтение подлинной истории перед литературной традицией; его повество­вание ближе к гораздо менее известной истории реального лица, послужившего прообразом Дон-Жуана. Действительный конец его был иной: гранд-соблазнитель покаялся и ушел в монастырь, про­слыв после смерти «своего рода святым». Мериме видел в Севилье место, где покоятся останки этого раскаявшегося грешника (см.:

Фрестъе Ж. Проспер Мериме. М., 1987. С. 65-66). Напомним, как

важен был мотив покаяния для Гоголя на протяжении всего его творчества — начиная от «Ганца Кюхельгартена» и «Страшной мес­ти» и кончая замыслом обратить на путь истинный главного героя «Мертвых душ». Вероятно, желание познакомить русскую публику с менее известным ей «настоящим» Дон-Жуаном и привлекло Гого­ля к работе над переводом.

Гоголь не просто написал к переводу вступительную заметку. Известно, что, когда он в конце 1839 г. взялся исправить перевод комедии Мольера «Сганарель», сделанный друзьями М. С. Щепкина Т. Н. Грановским и Н. X. Кетчером, то переделал в нем «почти каж­дую фразу» {Афанасьев А. Н. М. С. Щепкин и его записки // Михаил Семенович Щепкин: Жизнь и творчество. М., 1984. Т. 2. С. 318). 10 августа (н. ст.) 1840 г., высылая М. С. Щепкину еще одну обещан­ную к его бенефису комедию — «Дядька в затруднительном положе­нии» итальянского драматурга Джиованни Жиро, — Гоголь писал: «...комедия готова. В несколько дней наши художники перевели. И — как я поступил добросовестно! всю от начала до конца выпра­вил, перемарал и переписал собственною рукою». В этом же письме Гоголь сообщает и о намерении «поправить» какую-то «Шекспирову пьесу» («Ее переводили мои сестры и кое-какие студенты»).

Следы работы Гоголя над переводом новеллы П. Мериме встречаются в самом автографе настоящей заметки. Неожиданно ее перебивают строки: «Милостивый государь! Милостивый госу­дарь такой-то, сякой-то и прочее и прочее, за что вы должны всякий раз дать ему оплеуху по щеке» (далее снова следует текст: «Мери­ме обладает кроме того той способностью...»). Согласно указанию А. А. Елистратовой (в ее кн.: Гоголь и проблемы западноевропейско­го романа. М., 1972. С. 89-90), этот набросок связан с содержанием самой новеллы, когда ушедшему в монастырь Дон-Жуану за прес­тупление, совершенное им уже в монашестве, аббат приказал с целью умерщвления остатков гордыни являться каждое утро к монастыр­скому повару для получения пощечины. (За словами «такой-то, сякой-то и прочее и прочее» следует, вероятно, подразумевать пере­числение всех титулов бывшего гранда.) В записной книжке Гоголя 1841—1846 гг. есть также соответствующая запись: «Благодарность за оплеуху: — Давно бы, батюшка, так. Благодарю вас». См. также коммент, к с. 135.

кстр.321 ...смотри Сочинения Пушкина, т. IV, в Предисловии к «Пес­

ням западных славян». Имеются в виду строки: «Мериме, острый и оригинальный писатель, автор Театра Клары Газюль, Хроники времен Карла IX, Двойной ошибки и других произведений, чрезвы­чайно замечательных в глубоком и жалком упадке нынешней фран­цузской литературы» (Соч. Александра Пушкина. Т. 4. СПб., 1838. С. 139-140).

Учебная книга словесности для русского юношества

Впервые напечатано в кн.: Соч. Н. В. Гоголя. 10-е изд. Т. 6. М.; СПб., 1896.

Опубликовать «Учебную книгу словесности» предполагал еще Н. П. Трушковский в шестом томе «Сочинений Гоголя» 1856 г. Однако этому намерению не суждено было осуществиться. Сомне­ние цензора Московского цензурного комитета И. И. Бессомыки- на вызвали как «неблагоприятные для наших ученых» и потому не подлежащие напечатанию следующие строки статьи «О науке»: «В трудах наших ученых также раздаются не переварившиеся евро­пейские мнения, и такими же торчат яркими заплатами их соб­ственные мысли, всего нанесено и все не переварилось». Другим местом, отмеченным цензором, было название думы К. Ф. Рылеева «Острогожск» в списке «примеров» «Учебной книги...» (см.: «Дело о напечатании “Учебной книги словесности” Гоголя» // Литератур­ный музеум. Пг., 1922. Т. I. С. 147-152). По докладу И. И. Бессомы- кина от 20 февраля 1856 г. (рассмотренному на заседании комите­та 2 марта) рукопись Гоголя была отправлена министру народного просвещения А. С. Норову. В ответном предложении от 5 апреля 1856 г. Норов сообщал, что Петербургский цензурный комитет из двух отмеченных мест дозволяет к напечатанию лишь строки ста­тьи «О науке». 14 мая 1856 г. рукопись на этих условиях была подпи­сана к печати И. И. Бессомыкиным {ЦИАМ. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 366. Л. 56, 60 об.; ЦИАМ. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 367. Л. 13-13 об.).

Замысел книги восходит, вероятно, к 1830-м гг., когда Гоголь, согласно дневниковой записи А. С. Пушкина от 7 апреля 1834 г., по его совету «начал Историю русской критики». Примечательно, что в черновике написанной в 1836 г. и опубликованной в пушкинском «Современнике» статьи Гоголя «О движении журнальной литерату­ры в 1834 и 1835 году» встречается характеристика одной из самых популярных в ту пору книг по поэтике — «Учебной книги русской словесности, или Избранных мест из русских сочинений и перево­дов в стихах и прозе, с присовокуплением кратких правил риторики и пиитики и истории русской литературы, изданных Николаем Гре­чем» (2-е изд., испр. СПб., 1830; 1-е изд. 1822). «Изданная им Лите­ратура, — пишет Гоголь об «Учебной книге...» Н. И. Греча, — очень важная и нужная книга в том отношении, что она обстоятельный указатель изданных у нас сочинений, точный формулярный список авторов, требовавший... больших трудов и усилий, но она никого не определяет, никакой степени эстетического достоинства писа­телей». (По учебной книге Греча Гоголь-гимназист изучал русскую словесность еще в Нежине.) Критически отзывался Гоголь о теоре­тических воззрениях В. Т. Плаксина, автора двухтомного «Учебно­го курса словесности» с примерами (1-е изд. 1832; переизд. 1843— 1844); см. письмо Гоголя к А. С. Данилевскому от 13 мая (н. ст.) 1838 г. В 1836 г. Гоголь намеревался поместить в «Современнике»

«обстоятельный разбор» «Истории поэзии» С. П. Шевырева (М., 1835). «...Шевырев первый, которого имя останется в летописях нашей литературы», — замечал он в рецензии на этот курс, напи­санной для пушкинского журнала.

Среди книг, отправленных Гоголю из Москвы в Рим в июле 1841 г., есть также «Чтения о словесности» Ивана Давыдова, «Умо­зрительные и опытные основания русской словесности» А. Глаголе­ва (СПб., 1834), «Очерки русской литературы» Николая Полевого (СПб., 1839), «Теория поэзии» (М., 1836) и «Общее обозрение раз­вития русской словесности» (М., 1837) С. П. Шевырева и др. (см.: Воропаев В. Книги для Гоголя // Прометей. Т. 13. М., 1983). С гим­назических лет Гоголю было известно двенадцатитомное «Собра­ние образцовых русских сочинений и переводов в стихах и прозе», составленное А. И. Тургеневым, В. А. Жуковским и А. Ф. Воейко­вым (1-е изд. — СПб., 1815—1817; 2-е изд. — 1821—1824); «Основа­ние российской словесности» А. С. Никольского (4-е изд. — СПб., 1822); «Опыт о русском стихосложении» А. X. Востокова (СПб., 1812). (Об этих книгах Гоголь упоминает в своих юношеских пись­мах 1824—1825 гг.) К ним следует прибавить употреблявшиеся в Нежинской гимназии «Правила словесности» Я. В. Толмачева (1814—1822). Некоторые переклички обнаруживает «Учебная кни­га словесности» со статьей В. Г. Белинского «Разделение поэзии на роды и виды» (1841).

К учебной книге Гоголя имеет также отношение составленный им рукописный сборник «Сочинения Ломоносова и Державина», датируемый временем пребывания Гоголя в России с октября 1841 по июнь 1842 г. (см. т. 17 наст. изд.).

В Отделе рукописей Российской государственной библиотеки хранятся переписанные рукой Гоголя стихотворения: «К современ­ному поколению» («Дума» М. Ю. Лермонтова), «Молитва», «Ангел», «Завещанье» (последние три с пометой: «К отделу песней»), «Спор» М. Ю. Лермонтова; «Векума»М. Н. Лихонина; «Недуг»С. П. Шевы­рева; «К ненашим» Н. М. Языкова, упоминаемые в «Учебной книге словесности» (см. там же). Последнее стихотворение, высланное Гоголю Н. М. Языковым в начале января 1845 г. и полученное им в Париже, являет крайнюю дату к определению времени создания книги. Вероятно, в этом году она и была написана.

кстр.323 ...дабы не слишком велика была квадра...— Квадра— здесь:

пространство листа, заполненное текстом.

к стр. 325 ...действовать в живых примерах... — Далее в рукописи следо­

вала зачеркнутая Гоголем фраза: «Отсюда и два рода поэзии — или лирическая, или драматическая и описательная».

...антологическом стихотворении... — См. коммент, к с. 162. Ср. также характеристику «александрийского века» в статье «Об архитектуре нынешнего времени» (1834): «...век наслаждений и эго­изма, век утонченного раздробления жизни, век антологии, легкой,

душистой, дышащей сладострастием, ленью и роскошью, когда каждый принадлежал себе, жил для себя, а не для общества...»

Нелединский-Мелецкий Юрий Александрович (1752—1828) — к стр. 327 поэт. Последние два года прожил в Калуге у дочери, А. Ю. Оболен­ской, муж которой был калужским губернатором (см. о ней в ком­мент. к с. 97). 16 декабря 1845 г. А. О. Смирнова писала Гоголю из Калуги: «Между духовными лицами я отыскала одного старого свя­щенника, который обратил Юрия Александровича Нелединского к Богу и был его другом».

Туманский — см. коммент, к с. 172.

Дума есть род стихотворений, не заимствованный ниоткуда, ^{к ст}р- ³²⁹ но образовавшийся у славян... Ее предмет — происшествие истинно историческое, действительно бывшее... — Характеристика Гоголем жанра думы помогает понять своеобразие его историзма в знамени­той эпопее «Тарас Бульба». Согласно строкам самой повести, Гоголь изобразил в ней то время, «о котором живые намеки остались только в песнях да в народных думах, уже не поющихся больше на Украине бородатыми старцами-слепцами в сопровождении тихого тренька­нья бандуры, в виду обступившего народа», — время, «когда нача­лись разыгрываться схватки и битвы на Украине за унию». Слова эти появляются во второй редакции повести в 1842 г., но об этом же писал Гоголь и в 1834-м, в письме к И. И. Срезневскому от 6 марта: «Вы... сделали мне важную услугу изданием “Запорожской Старины”...

Все думы, и особенно повести бандуристов, ослепительно хороши...

Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел было отыскать... Если бы наш край не имел такого богат­ства песен — я бы никогда не писал Истории его...» На выход «Запо­рожской Старины» Гоголь откликнулся статьей «О малороссийских песнях», опубликованной в «Журнале Министерства Народного Просвещения» (1834. Ч. 2. № 4) и вошедшей в «Арабески» (1835).

На протяжении всей жизни Гоголь неустанно собирал народ­ные песни и думы. В его тетрадях находится более пятисот записан­ных им малороссийских и русских песен (см. т. 17 наст. изд.).

Песни северных конунгов имеют с ней некоторое сходство. — Имеются в виду скандинавские саги. По их поводу Гоголь полеми­зировал в 1836 г. с О. И. Сенковским в статье «О движении жур­нальной литературы в 1834 и 1835 году»: «Как ученый, г. Сенковский поместил довольно большую статью о сагах — статью, исполненную ипотез, не собственных, но схваченных наудачу из разных бегло про­читанных книг, — ипотез, вовсе не принадлежащих русской исто­рии... эти саги он ставит краеугольным камнем русской истории и не приводит ни одного доказательства, поверенного критикою: он вовсе не определил их истинного и единственного достоинства. Саги суть поэтическое создание народа, игравшего великую в истории роль».

...в памяти всего человечества. — Далее в рукописи следовала кстр. 331 фраза, зачеркнутая Гоголем: «Этой всемирности нет ни в одной из новейших эпопей, исключая может быть только одного Данта...»

кстр.332 ...к созданиям поэтическим.— Далее в рукописи следова­

ла фраза, зачеркнутая Гоголем: «Как например Сервантесов Дон Кишот, отчасти романы Фильдинга и наконец множество других».

...Ариост изобразил почти сказочную страсть к приключе­ниям и к чудесному... — Имеется в виду поэма итальянского поэта Лудовико Ариосто (1474—1533) «Неистовый Роланд» (1516—1532). Во времена Гоголя существовало два ее перевода, выполненные П. Молчановым (1791—1793) и С. Е. Раичем (1832—1833).

...Сервантес посмеялся над охотой к приключениям... — Име­ется в виду роман испанского писателя Сааведра Мигеля де Серван­теса (1547—1616) «Дон-Кихот» (1605-1615).

...оставшимся, после рококо... — В данном случае подразу­мевается стиль барокко, распространившийся в ряде европейских стран середины XVI—XVII вв., прежде всего Испании, Италии и Германии, от которого ведет свое происхождение французское рококо XVIII в. Оба явления Гоголь обозначает одним термином (см. коммент, к с. 37).

к стр. ззз «Бахчисарайский фонтан» — поэма А. С. Пушкина (1821—

1823).

...Жуковского «Маттео Фальконе»... — Перевод стихотворного переложения одноименной повести П. Мериме, сделанного немец­ким поэтом А. Шамиссо. Перевод В. А. Жуковского «Маттео Фаль­коне», опубликованный в 1843 г. в «Современнике» (т. 32), Гоголь, по его словам в письме к П. А. Плетневу от 6 октября (н. ст.) 1843 г., «воспринимал от купели и торопил к появлению в свет». Перед отправкой П. А. Плетневу он даже переписал его своею рукою.

...Языкова «Сурмин»... — «Сержант Сурмин (Быль)» (1839; опубл. 1845).

к стр. 333-334 $_{ве повеС}ти Жуковского о жизни человеческой. — «Две повес­

ти. Подарок на новый год издателю “Москвитянина”» (1844; опубл. 1845). Представляют собой перевод повестей Ф. Рюккерта об Алек­сандре Великом и А. Шамиссо о мудреце Кериме. По словам Гого­ля в письме к С. П. Шевыреву от 14 декабря (н. ст.) 1844 г., он был «побудителем и подстрекателем» В. А. Жуковского к этому перево­ду-

кстр.334 ...Пушкина о царе Султане...— «Сказка о царе Салтане,'

о сыне его славном и могучем богатыре