Ведь милосердие — признак благородства.

Уильям Шекспир «Тит Андроник»

 

Леди Виктория Хелмит не сумела толком наложить на себя руки. Ее попытка с треском провалилась.

Ничего удивительного, ибо, видит Бог, она точно так же с треском испортила и всю свою жизнь, как и предсказывали ее родители. О, если бы они только могли видеть ее сейчас. Они бы наверняка посмеялись как следует, а потом бы удовлетворенно поджали губы. Их своенравная, никудышная дочь оправдывала все их ожидания. Она не сумела даже перестать плакать, пока искала подходящую опору, чтобы перелезть через заграждение и броситься в океан. Виктория полностью соответствовала тому, что говорили о ней ее родители, и даже больше. Оказалось, она еще и трусиха.

Со стороны она выглядела женщиной, у которой есть все. Она имела божественную внешность — поразительно миловидная, рыжеволосая, а глаза блестящие и зеленые, как трава в Ирландии весной. Эти краски она унаследовала по материнской линии. Ее бабушка Эйсли была родом из графства Клэр. Высокие скулы Виктории и ее аристократические черты тоже достались ей по материнской линии, но от деда. Он родился и вырос в небольшой провинции на севере Франции. И так как родственники бабушки не могли даже произнести имени этого француза без крепкой и громкой брани, а дедушкина семья с таким же презрением отзывалась о бестолковых и несдержанных в выпивке ирландцах, то когда влюбленные поженились, они поселились в Англии, так сказать, на нейтральной территории.

Пока ее бабушка и дедушка были живы, Викторию безгранично баловали и любили. Ее дед любил хвастать, что она унаследовала склонность к драме и любовь к Шекспиру от него, а бабушка с таким же восторгом заявляла, что горячий нрав и страстная натура достались внучке от нее.

Однако для своих родителей Виктория не была, что называется, зеницей ока. Ну, на улицу они, конечно, ее бы не выкинули. Но считали своим позором и бесчестием. Они говорили ей, что их тошнит от одного ее вида. Они обзывали ее всеми мерзкими словами, какие только приходили на ум. Но только одно из них застряло у нее в памяти накрепко и вспоминалось постоянно. Они утверждали, что она всегда была, есть и будет дурой.

И, как оказалось, они были правы. Она действительно дура. Виктория призналась себе в этом, плача, причитая и всхлипывая. Но тут же замолчала, испугавшись, что кто-нибудь услышит ее, и быстро огляделась, чтобы убедиться, что она все еще одна. Был четвертый час утра. Остальные пассажиры «Эмеральда» крепко спали, а команда явно была занята в другом месте.

Итак, сейчас или никогда. «Эмеральд» находится в открытом море уже три дня и три ночи. Океан глубже не станет, и если она решила довести дело до конца, это самая лучшая возможность, потому что вокруг ни души.

Но она ошибалась. Лукас стоял на лестнице и наблюдал за ней. Он никак не мог понять, что эта сумасшедшая пытается сделать.

Затем он услышал еще один звук. Шуршание шелка. Он обернулся и увидел, что по трапу поднимается Тэйлор. Она не замечала Лукаса, и он не обнаружил себя, укрывшись в тени и наблюдая за ней. Ему хотелось узнать, что, черт побери, она делает ночью на палубе.

Но всхлипывающая женщина снова привлекла его внимание. Она с огромными усилиями пыталась двигать по палубе тяжелый ящик.

Виктория ослабла от слез. Ей никак не удавалось пододвинуть ящик поближе к перилам. Ноги ее стали совершенно свинцовыми. Наконец она с трудом взобралась на ящик и ухватилась за перила. И уже была готова перемахнуть через них, если бы только сумела достаточно высоко поднять ногу. Руками она крепко Iвцепилась в перила, а белая нижняя юбка билась вокруг нее на ветру, словно белый флаг капитуляции. Виктория стояла так какую-нибудь секунду или две, но >ни показались ей вечностью. Теперь она уже открыто и громко рыдала от ужаса и унизительного чувства своего поражения. Великий Боже, она не может. Она просто не в состоянии это сделать.

Несчастная слезла с ящика, упала без сил на палубу и рыдала, не пытаясь сдерживаться. Что теперь делать? Что, ради всего святого, ей теперь делать?

— Умоляю, простите меня, что я вмешиваюсь, но мне хотелось бы помочь вам, если вы только позволите. Вы уверены, что с вами все будет в порядке? — прошептал совсем рядом женский голос.

Виктория сощурилась, вглядываясь в темноту, и отчаянно замотала головой.

Тэйлор сделала шаг вперед, чтобы ее осветил месяц. Она сложила руки на груди и старалась вести себя как можно спокойнее. Ей не хотелось, чтобы эта молодая женщина от испуга сделала что-нибудь ужасное, а Тэйлор находилась не так близко, чтобы вовремя остановить ее, если она опять вздумает прыгать за борт.

Женщина вытирала слезы тыльной стороной ладони. Она несколько раз перевела дух, явно пытаясь сак-то обрести спокойствие. Ее била крупная дрожь. В глазах было отчаяние. Тэйлор еще не видела, чтобы кто-нибудь был так несчастен. Кроме разве что ее сестры Мэриан, вспомнила она. Мэриан выглядела такой же подавленной в то утро, когда рассказала Тэйлор, что может попытаться с ней сделать дядя Малькольм... Тэйлор силой заставила себя отвлечься от этого воспоминания.

Ради всего святого, что вы собирались сделать? — спросила она.

— Быть или не быть.

Тэйлор решила, что ослышалась.

— Простите?

— Быть или не быть, — сердито повторила женщинa. — Вот о чем я размышляла.

— Вы мне Шекспира цитируете? — Эта несчастная, вероятно, не в своем уме, подумала Тэйлор.

Но злость Виктории из-за того, что ей не дали завершить задуманное, прошла так же быстро, как и возникла. Она была измотана и разбита.

— Шекспир мне показался очень кстати, — прошептала она. И продолжала совершенно безжизненным голосом: — Я не хочу больше жить, понимаете? Но мне не хватает смелости покончить с собой. Пожалуйста, оставьте меня. Я хочу остаться одна.

— Я никуда от вас не уйду, — возразила Тэйлор. — Скажите лучше, что я могу сделать, чтобы помочь вам?

— Помогите мне перелезть через борт.

— Перестаньте говорить ерунду! — Голос Тэйлор прозвучал резче, чем она того хотела. Она покачала головой по поводу собственной несдержанности. Этой бедной женщине сейчас нужна была помощь, а не нравоучения. Она сделала еще шаг вперед. — Я не собиралась повышать на вас голос. Пожалуйста, извините меня. Просто мне кажется, что вам вовсе не хочется прыгать. Вы ведь уже приняли решение не кончать с жизнью. Я собиралась помешать вам, но тут вы сами слезли с перил. Вы меня ужасно напугали, должна признаться. Поворачиваю за угол и вдруг вижу, что вы взгромоздились туда и того и гляди свалитесь. — Тэйлор вздрогнула при этом воспоминании и зябко обхватила себя руками, чтобы прогнать дрожь. — Как вас зовут?

— Виктория.

— Виктория — прелестное имя, — заметила Тэйлор, не придумав ничего лучшего. Ей хотелось взять эту женщину за плечи и встряхнуть как следует, чтобы голова у нее встала на место. Но она не поддалась этому порыву, а продолжала рассуждать, стараясь привести незнакомку в чувство. — Пожалуйста, расскажите мне, что случилось. Мне бы очень хотелось помочь вам.

Виктория прижалась спиной к перилам, когда Тэйлор сделала еще один шаг к ней. Она была похожа на загнанного зверя, ждущего своей смерти. Глаза ее сделались огромными от страха, и она так стиснула руки, что они задрожали.

— Мне никто не в силах помочь.

— Пожалуйста, объясните мне, в чем дело.

— Если бы вы только узнали... вы отвернулись бы от меня и убежали, — горько сказала Виктория.

— Не думаю, — отвечала Тэйлор. — Прошу вас, доверьтесь мне и расскажите, что случилось.

Виктория закрыла лицо руками и снова зарыдала. Тэйлор не могла больше ни минуты выносить страданий этой женщины. Она рванулась вперед, встала прямо перед несчастной и протянула ей руку.

— Вам надо только дать мне руку, Виктория. Об остальном позабочусь я сама.

Виктория смотрела на Тэйлор, не зная, на что решиться. И когда та уже подумала, что ее дружеское предложение сейчас будет отвергнуто, Виктория сделала удивительную вещь — медленно и робко она протянула свою руку.

Тэйлор помогла ей подняться на ноги и обняла за плечи, чтобы увести как можно дальше от борта. Она хотела, чтобы расстояние между океаном и этой отчаявшейся женщиной было максимальным, хотя это было почти невозможно, ибо океан окружал их со всех сторон.

Виктории так Отчаянно не хватало простого человеческого участия и доброты, ласкового слова утешения, в котором не звучало бы ни единой обвиняющей ноты, что она буквально бросилась в объятия Тэйлор, и они обе чуть не упали. Тэйлор, однако, сумела устоять на ногах. Виктория безутешно рыдала у нее на плече. Тэйлор ласково похлопывала ее, стараясь успокоить. Ей было не очень удобно, так как Виктория была на один или два дюйма выше, но Тэйлор не обращала на это внимания. Она хотела дать Виктории выплакаться. Тэйлор знала, что рыдания — это первый шаг к исцелению. Мэриан никогда не плакала и, может быть, именно поэтому превратилась в такую жесткую, нервную женщину.

Очень скоро рыдания Виктории вывели Тэйлор из равновесия. Она старалась сохранять хладнокровие, но быстро поняла, что это выше ее сил, и ее взор тоже затуманили слезы.

Виктория бормотала какие-то бессвязные слова и фразы вперемешку с цитатами из трагедий Шекспира. Из всего этого хаоса с трудом можно было понять, что она доверилась мужчине, любила его и верила всем сердцем, что он женится на ней. И Тэйлор, наконец, поняла истинную причину ее отчаяния.

Виктория была беременна.

Тэйлор почувствовала одновременно облегчение и злость.

— Господи, и это все? — воскликнула она. — У вас будет ребенок, не так ли? А я подумала, что вы совершили какое-то страшное преступление.

— Но это ужасно, — запричитала Виктория.

Тэйлор совсем неаристократично фыркнула.

— Да вовсе нет, — возразила она. — Вот убить человека, который обманул вас и воспользовался вашей наивностью, было бы ужасно. — Она сделала паузу и вздохнула. — А впрочем, если подумать, может, и не такое кошмарное это было бы преступление.

— Жизнь моя кончена.

Тэйлор постаралась взять себя в руки. Этой бедной женщине, наверное, пришлось выслушать массу обвинений в свой адрес. Прошло несколько минут, пока она придумала, что сказать.

— Да, кончена та жизнь, которую вы вели, а теперь вы просто начнете новую. Идите сюда, присядьте и успокойтесь.

Виктория совершенно обессилела от слез. Тэйлор подвела ее к скамеечке у стены, примыкающей к прогулочной палубе.

Виктория села, поправила юбки, сложила руки на коленях и в унынии склонила голову.

Лукас, довольный тем, что прямая опасность миновала, отступил еще глубже в тень, откуда мог наблюдать и дальше, не нарушая их уединения.

Тэйлор была слишком возбуждена и не могла усидеть на месте. Она ходила взад и вперед перед Викторией и вслух взволнованно обдумывала ситуацию.

— Вы все еще любите этого человека?

— Нет, — ответила Виктория с жаром.

— Прекрасно, — объявила Тэйлор. — Он недостоин любви. У вас есть родственники, которые приютят вас в Америке?

— Нет. Я и не думала о том, что доеду туда. Я потратила все деньги на оплату проезда на пароходе. А одежду захватила только потому, что отец выбросил все мои вещи на мостовую.

— Ваши родители выгнали вас из дома? — Тэйлор была просто ошарашена.

Виктория кивнула в ответ:

— Я не могу винить их. Я никогда не оправдывала их ожиданий.

— А я могу их обвинить, — не согласилась Тэйлор. — Они ваши родители. Они всегда должны были оставаться на вашей стороне. Моя бабушка никогда бы не предала меня.

— Если бы моя бабушка была жива сейчас, она бы тоже поддержала меня, — вздохнула Виктория.

— А что мужчина, из-за которого вы находитесь в этом положении? Он знает, что вы ждете от него ребенка?

— Да.

— Ну и? — поторопила Тэйлор, когда Виктория замялась с ответом.

— Он не желает иметь к этому никакого отношения.

— Немного поздно для такого решения, не так ли?

— Он хочет жениться на леди Маргарет Кингсуорт. У нее очень богатое приданое.

Это известие разожгло любопытство Тэйлор. Она знала леди Маргарет, и ей не терпелось узнать, кто же этот негодяй.

— А кто этот человек?..

— Я никогда не назову его имени! — почти прокричала Виктория.

Тэйлор поспешила успокоить ее.

— Я больше никогда не буду вас об этом спрашивать, — пообещала она. — Вы уверены, что совсем не любите его?

— Сейчас не могу понять, что я вообще в нем находила. Надо было прислушаться к совету Уильяма, потому что он писал: «Люби умеренно; этим держится любовь долгая; слишком стремительная приходит с таким же опозданием, сколь и слишком медленная».

Боже, она опять цитирует Шекспира. И плачет, Тэйлор старалась не потерять терпения. Это было очень трудной задачей.

— Прошлое — это прошлое, Виктория. Мы не в силах исправить того, что уже произошло. Теперь надо смотреть в будущее.

— Я всем сердцем надеялась, что он женится на мне.

— Много хороших казней помешали плохим женитьбам, — произнесла Тэйлор, отвечая несчастной женщине словами того же Шекспира.

Тут Виктория впервые за все время улыбнулась.

— Боюсь, я и правда хотела бы видеть его повешенным за его ложь и обман. И все же я была добровольным... соучастником.

— Вы были наивны, а он просто воспользовался этим. Он настоящая змея.

— Но я несу такую же ответственность за свою ошибку.

Тэйлор не могла не восхищаться своей собеседницей: эта женщина отвечала за свои поступки и никого не обвиняла, даже эту свинью, которая ее соблазнила. Она собиралась сказать ей о том, что восхищена ею, когда Виктория спросила:

— А как ваше имя?

— Тэйлор.

— Тэйлор? Та самая леди Тэйлор?

— Вы слышали обо мне?

— Конечно, о вас все знают, миледи.

— Откуда? — поинтересовалась Тэйлор.

— Это унижение... о Боже, мне не следовало быть такой бестактной.

Плечи Тэйлор поникли. Неужели вся Англия знает о ее позоре?

— Это было вовсе не унижение. Я все больше и больше понимаю, что он меня этим просто осчастливил. — Боже, сколько же раз она произнесла эти слова еще в Лондоне? Не меньше ста, подумалось ей.

— А вы по-прежнему любите его? — спросила Виктория.

— Я его никогда и не любила, — задумчиво ответила Тэйлор. — Теперь я это понимаю. Я вышла замуж за его брата, — добавила она и кивнула головой, когда увидела удивление Виктории. — Правда, его я тоже не люблю. Однако должна признаться, он все больше привлекает меня. Но он мужчина, и поэтому не исключено, что негодяй. Как большинство из них. Хотя мой муж достойный человек. Я уже успела это заметить.

— Может быть, в конце концов вы и влюбитесь в него, — предположила Виктория.

Какая ужасная мысль, особенно если учесть, что они расстанутся, как только приедут в Бостон.

— Кто знает? — проговорила Тэйлор вслух, чтобы Виктория думала, будто высказала надежду, которой суждено сбыться.

Затем она подошла и села рядом со своей новой подругой. И осторожно перевела разговор на ее деликатное положение.

— Сегодня вечером вы приняли очень важное решение.

— Разве? И что же это за решение?

— Продолжать жить. А все остальное уже будет нетрудно. Я вам обещаю.

Виктория не поняла. Тэйлор сказала, что объяснит свою мысль позже. И спросила Викторию, чего та больше всего хочет от жизни. Каковы ее самые сокровенные мечты и надежды? И если бы она могла получить все, что захочет, чего бы она пожелала?

Виктория охотно отвечала на ее вопросы. Она говорила почти два часа. Наконец-то у нее появилась возможность выговориться. Ее пугает неизвестность, призналась она. И будущее одиночество. Это обстоятельство внушало ей наибольший страх. Вот тут Тэйлор понимала ее куда лучше, чем Виктория могла представить. Быть совсем одной и нести ответственность за двоих детишек — об этом было страшно даже подумать. Но она сделает все, что от нее зависит, чтобы малютки были в безопасности. Чутье подсказывало ей, что и Виктория станет так же защищать свое будущее дитя.

— В первую очередь вам надо привыкнуть к этой мысли, — сказала она.

— К какой мысли? — спросила Виктория.

— К мысли о будущем материнстве, — пояснила Тэйлор. — Держу пари, что скоро вы полюбите своего малыша всем сердцем.

— На самом деле я толком даже не думала о ребенке. Я была поглощена жалостью к самой себе.

Тэйлор погладила ее по руке.

— Вас предали. Ничего удивительного, что вы испытывали обиду и жалость к себе.

Виктория громко зевнула, извинилась за свое неделикатное поведение и сказала:

— Ветер усилился. Капитан говорил, что будет шторм.

Вдруг по палубе пронесся резкий порыв ветра. Виктория задрожала. Глядя на нее, и Тэйлор, до сих пор даже не замечавшая, что похолодало, тоже начала дрожать.

— Нам лучше отправляться по каютам, — предложила она.

— Да, — согласилась Виктория. Она встала, потом обернулась к Тэйлор: — Спасибо, что выслушали меня. Вы очень добры, миледи.

Тэйлор растерялась и не знала, что ответить. Она всегда чувствовала себя неловко, когда ей говорили комплименты. Да и не так уж много их слышала. Она редко получала похвалы за свои действия. Мадам ожидала от внучки определенного поведения и давала какие-то оценки, только если Тэйлор не оправдывала ее ожиданий.

Виктория явно ждала, что Тэйлор скажет или сделает что-нибудь. Поэтому она просто кивнула в знак согласия. Потом откашлялась и серьезным голосом, почти как ее бабушка, проговорила:

— Завтра я бы хотела встретиться с вами в судовой библиотеке в два часа дня. Я уже заметила, что в это время там никого не бывает, поэтому нам никто не будет мешать, когда мы будем обдумывать наши планы на будущее.

— Мы?

— Разумеется.

— Какие планы, миледи?

Тэйлор удивилась, услышав этот вопрос.

— Как какие? Планы на будущее для вас, — пояснила она. — А вы решили, что я похлопаю вас по спинке в утешение и пойду своей дорогой?

— Я просто не знала, что думать, миледи.

— Перестаньте называть меня «миледи». В Америке титулы вообще не имеют никакого значения.

— Вы уверены?

— О да. Я читала об этом в одной книге, это точно. Виктория согласно кивнула:

— Вы правда поможете мне?

— А как может быть иначе?

Господи, она опять заплакала. Тэйлор уже не в силах была пройти новый круг слез и утешений.

— Прошу вас, перестаньте, — взмолилась она. — Вы себя доведете до полного изнеможения. Ну как можно было подумать, будто я могу оставить вас в беде. Как же вам не стыдно, Виктория?

— Я не хочу обременять вас или допускать, чтобы вы...

Тэйлор взяла Викторию под руку и подвела ее к лестнице.

— Я знаю, что вы не хотите никого обременять. Обещаю вам, что этого не будет. Видите ли, просто у меня ужасная привычка. Мне все время кажется, что я всегда лучше других знаю, что именно им нужно.

— А мне совсем даже не кажется, что это такая уж плохая привычка — знать, что именно нужно другому человеку, — отвечала Виктория.

— Да не просто другому человеку, — поправила ее Тэйлор. — А всем. И это действительно мой серьезный недостаток. Мадам считает, что это моя беда. Она говорит, что я не должна вмешиваться и что с моей стороны очень самонадеянно полагать, будто я способна изменить что-то в судьбе другого человека. Именно такие слова она мне повторяла множество раз. Боюсь, что она права. Это действительно самонадеянно. Даю вам слово, Виктория, что не буду вынуждать вас делать то, что вы сами не захотите делать. Но все-таки настаиваю на том, чтобы вам помочь.

— Благодарю вас, Тэйлор.

— Мы вернемся к этому разговору завтра, когда вы хорошенько выспитесь и отдохнете.

— Я очень ценю вашу готовность помочь мне советом. — Виктория помолчала мгновение, а потом продолжала: — Скажите, а вы всегда знаете, что хорошо для вас самой?

Тэйлор печально вздохнула.

— Это-то как раз и есть мой самый главный камень преткновения, — объяснила она. — Я почти никогда не знаю, что хорошо для меня — только для других.

Виктория улыбнулась, услышав нотки замешательства в ее голосе.

— Может быть, я буду знать, что нужно вам. Тэйлор улыбнулась в ответ:

— Может, и так.

Лестница была недостаточно широка, чтобы по ней могли пройти одновременно два человека, и поэтому Тэйлор сделала Виктории знак, чтобы та шла первой.

— Я провожу вас до дверей вашей каюты, чтобы знать, где вас найти.

На нижней ступеньке Виктория остановилась и повернулась к Тэйлор. Выражение ее лица было торжественным.

— Мы будем друзьями?

Тэйлор отвечала без всяких колебаний:

— По-моему, мы уже друзья.

Обязательство было дано. Тэйлор прекрасно понимала, какую ответственность на себя берет. И не дрогнула. Она будет заботиться о Виктории до тех пор, пока та не встанет на ноги и не сможет позаботиться о себе сама. И о ребенке, про себя добавила Тэйлор. Она не должна забывать о ребенке.

Друг всегда поможет другу — да, — но в обещании Тэйлор было нечто большее. Гораздо большее. Детей, всех детей без исключения, должны нежно любить и оберегать от зла все способные на это взрослые. В представлении Тэйлор это было не просто правило, это была священная заповедь, и она сделает все, чего бы это ни стоило, чтобы обеспечить спокойствие и безопасность Виктории и ее ребенка.

Любой ценой. Это не просто ее желание. Это ее долг.

Все ее благородные намерения гибли вместе с ней. Она уже никому не сможет помочь, тем более себе. Корабль тонет, и она не в состоянии ничего сделать. Она не сомневалась, что через какие-нибудь несколько минут все они будут покоиться на дне океана. Тэйлор очень хотелось встать на колени и помолиться Создателю, чтобы он простил ее за все плохое, что она когда-нибудь о ком-нибудь подумала, кроме, разумеется, дяди Малькольма. Она полагала, что если искренне раскается в том, что любит покомандовать и бывает высокомерной, то, возможно, сумеет пробраться на небеса, но встать на колени было просто невозможно, потому что ураганный ветер без конца кидал их небольшое судно из стороны в сторону. Тэйлор забилась в угол кровати и прижалась к стене. Она очень старалась не бояться, но Бог свидетель, это было выше человеческих сил. Может быть, все было бы не так страшно, если бы не глубокая ночь и не кромешная темнота в каюте. Тэйлор была в ужасе от этого мрака, но боялась зажечь лампу, чтобы не устроить пожар. И поэтому сидела в потемках, зажмурив глаза, обхватив руками подушку, и слушала, как ее чемоданы ударялись сначала об одну, а потом о другую стену. В ожидании неминуемого конца она старалась заглушить страх и панику молитвами, обращенными к Создателю.

А что же будет с детьми ее сестры? Двойняшкам нужна мать. Она не могла даже представить, что произойдет с малышками без нее. А Виктория... Что будет, если она останется в живых, а Тэйлор — нет? Как Виктория сможет выжить в Америке без средств и без родственников? Тэйлор ведь обещала помочь своей новой подруге...

Господи, а сколько всего она собиралась сделать было несправедливо умирать таким образом. Она громко всхлипнула и дала волю слезам. Никто, даже такая высокомерная командирша и всезнайка, не должен так умирать. Она не хотела умирать совсем одна. Ей нужна была компания.

А больше всех ей нужна была Мадам.

Дверь вдруг с грохотом распахнулась. Тэйлор подпрыгнула от неожиданности. На пороге стоял мистер Росс. Он почти полностью закрывал собой дверной проем. Она видела его отчетливо, потому что сзади его ярко освещала лампа, укрепленная высоко на стене коридора в кожаном чехле.

Еще ни разу в жизни Тэйлор не была так рада кого-нибудь видеть. Он ей показался богом. Или принцем. Он промок с головы до ног. Темные волосы падали на лоб, а белая рубаха и черные штаны облепляли его тело, четко очерчивая мускулы на руках, плечах и бедрах. Он показался ей непобедимым. Он был как могучий воин из прошлого, этот принц-гигант, за которым она была замужем. И Тэйлор почувствовала, что одно его присутствие успокаивает ее.

Лукас Росс не мог бы показаться ей более привлекательным, даже если бы на нем было сейчас элегантное королевское одеяние.

— Чертовски сильный ветер, — как бы невзначай заметил он и шагнул в каюту. — Я промок насквозь.

Потом он повернулся, бросил свою свернутую постель в угол каюты рядом со своими сумками, встряхнул головой, как собака после дождя, и капли веером разлетелись вокруг него.

Лукас улыбнулся Тэйлор. По ее лицу он сразу понял, что она страшно напугана. По щекам ее катились слезы. Глаза сделались огромными от ужаса. Она смотрела на него не отрываясь, но было ясно, что ужас в ее глазах вызван отнюдь не его вторжением в каюту посреди ночи. Хотя Лукас использовал эту каюту только для того, чтобы оставлять одежду, он в течение дня много раз заходил сюда. Нет, не он причина ее слез. Она была перепугана штормом.

Он не мог винить ее за это. Если честно, то в душе он чувствовал то же самое, что было написано у нее на лице. Лукас и раньше видел шторма, но не такие сильные, как этот. Им грозила самая настоящая опасность пойти ко дну.

Однако он не собирался делиться своим мнением об этих ужасных обстоятельствах с Тэйлор. Меньше всего на свете ему была сейчас нужна женщина в истерике, и потому он заставил себя двигаться не торопясь, действовать так, словно у него в запасе масса времени. И вообще старался вести себя как можно более беззаботно. Он даже посвистывал.

Она нервно вздрогнула, когда корабль снова накренился.

— Вам больше нравится сидеть в темноте? — поинтересовался Лукас.

Целую минуту она не могла сказать ни слова. Потом прошептала:

— Нет, — и подвинулась так, что он снова стал видеть ее в луче света из коридора. — Но я боялась, что в каюте начнется пожар, если я снова зажгу лампу.

Лукас повернулся, собираясь выйти.

— Куда вы, мистер Росс?

От паники голос ее сделался резким и дрожащим. Она никак не могла успокоиться. И в то же время ей не хотелось, чтобы он видел, как ей страшно. Вдруг подумает, что она трусиха. Господи, до чего смешно, мелькнула у нее мысль, волноваться о его мнении сейчас, за какие-то минуты до их неминуемой гибели, но, как бы это ни было глупо, она старалась скрыть страх. Лукас Росс не очень хорошо знал ее, и она не желала, чтобы он ушел в эту страшную водяную могилу, думая, что женился на тряпке.

— Сейчас принесу из коридора фонарь, — крикнул он. И буквально через мгновение вернулся в каюту.

Она наблюдала, как он закрыл дверь, потом пересек каюту и привязал фонарь к железному крюку, торчащему из стены. Один из ее чемоданов буквально пронесся мимо него, пока он закреплял лампу. Корабль при этом резко и опасно пошел вниз. Тэйлор прижалась спиной к стене, уперлась пятками в постель и попыталась в очередной раз сохранить равновесие. Тем не менее ее бросило на бок. А Лукас даже не шевельнулся. На нее это произвело впечатление. Вот так же он воспринимает происходящее, решила она. Ужасающая ситуация, в которой они находятся, кажется, так же мало его трогает.

Она почувствовала, что необходимо сказать о главном:

— Мы в самом центре урагана, сэр. По-моему, то, что наш корабль пойдет ко дну, — только вопрос времени...

Лукас пожал плечами, сделав вид, что ему все равно. Он не торопясь снял рубашку, обошел чемодан, отодвинул его в угол, потом сел на него, чтобы снять туфли.

— Вы разве совсем не обеспокоены, мистер Росс?

— Просто ветер немного усилился, Тэйлор. В это время года еще не бывает ураганов. Вот увидите: ветер стихнет через пару часов.

Он солгал не моргнув глазом. Она внимательно смотрела на него, выискивая малейшие признаки озабоченности. Но ничего не увидела.

— Вы не волнуетесь, мистер Росс? — спросила она. И, не давая ему ответить, задала следующий вопрос: — Вы раньше бывали в подобных штормах?

— Сто раз, — солгал он.

— Тогда ладно. — Тэйлор протяжно и с облегчением вздохнула. Ей даже удалось улыбнуться.

Она чувствовала себя намного лучше, почти в безопасности. И тут он взял и разрушил ее почти восстановленное спокойствие. Он снял брюки.

Тэйлор зажмурилась:

— Мистер Росс, что вы задумали?

Она почти кричала. Его терпение лопнуло:

— Вы когда-нибудь перестанете называть меня «мистер Росс»? Требование прозвучало достаточно грубо. Тэйлор была ошарашена тем, что он сорвался.

— Если вам угодно, — ответила она, не открывая глаз. Услышала, как Лукас пробурчал что-то себе под нос, но не разобрала слов. Однако на всякий случай нахмурилась — вдруг это было какое-нибудь богохульство. И от всей души надеялась, что он это заметил.

Лукас разделся и подошел к чемодану, чтобы достать сухие брюки. Обычно он спал нагишом, но так как в последнее время ему приходилось спать на палубе, он, естественно, не раздевался. И сегодня ему тоже придется оставаться в брюках, и все потому, что эта юная леди у него на шее держит себя так чертовски щепетильно и чопорно.

Боже спаси меня от девственниц, подумал он. У нее случится сердечный приступ, когда она поймет, что он серьезно намерен лечь с ней в одну постель.

Однако он не собирался прикасаться к ней. Близость со своей законной супругой только осложнит их финансовый договор. Меньше всего на свете Лукасу хотелось быть женатым, и он понимал, что если притронется к ней, то уже будет связан долгом чести и не сможет порвать эти узы. Лучше повеситься. Или снова оказаться в тюрьме.

Мысли об ужасах семейной жизни настолько заняли его, что он не заметил, как корабль снова накренился. Огромный чемодан изо всей силы наехал на его правую ногу. Лукас тихо выругался, отмахнулся от своих мрачных мыслей и надел штаны.

Тем временем Тэйлор, уверенная, что он об этом не подозревает, не сводила с него глаз. Красота его тела заворожила ее, и она просто вся залилась краской от этого зрелища.

Лукас Росс был грациозен, как пантера. Мускулы его ног и плеч, казалось, перекатывались от каждого движения. Кожа имела золотистый оттенок, наверняка от солнца. Узкая талия и необыкновенно широкие плечи. Боже, он был настоящим образцом мужского совершенства. Если бы она была из слабонервных, она бы наверняка уже потеряла сознание. С ее точки зрения, он был просто великолепен.

Тэйлор поймала себя на мысли, что ей хочется, чтобы он повернулся кругом. Но Лукас не оказал ей такой любезности. Он застегнул брюки и подошел к постели. Его грудь была покрыта густой порослью темных волос, клином спускавшихся к талии. Корабль вновь накренился. Тэйлор, поглощенная созерцанием своего супруга, забыла, что надо держаться. Ее подбросило вверх. Он поймал ее и не дал упасть на пол каюты.

Лукаса удивила ее реакция: она рассмеялась. Он надеялся, что это не истерика.

— Что здесь смешного?

Она пожала плечами. Кожа его была такой теплой. Тэйлор заметила это, когда обвила руками его шею. Корабль снова покачнулся. Именно этого она подсознательно ждала. Она положила голову Лукасу на плечо и крепко прижалась к нему.

— Вы ведь не пойдете обратно на палубу? Иначе снова вымокнете до нитки.

— Нет, я не пойду на палубу.

Тэйлор и не подумала ослабить свои объятия. Она не даст ему ускользнуть. Ей было слишком страшно оставаться одной. Лукас стал ее тихой гаванью во время шторма.

— Но вы не можете спать на полу, — неожиданно выпалила она. — Чемоданы не дадут вам покоя, они просто летают по каюте.

— И что вы предлагаете?

— Вам придется лечь со мной.

Он чуть не уронил ее. Она отклонилась назад и посмотрела на него. Черт побери, у нее самые прелестные глаза, какие он когда-либо видел. И рот. Любой мужчина сойдет с ума, глядя в эти голубые глаза и думая о том, что могут делать с ним эти обворожительные, чувственные губы.

— Я буду спать под одеялом, а вы сверху, — быстро проговорила она. Выражение его лица смутило ее. Ей хотелось, чтобы он понял, что она не бесстыдна, а просто практична.

— Это мудрое решение, — заявил он. — И вполне цивилизованное.

Он почти уронил ее на середину кровати. Тэйлор поняла, что ее ночная рубашка собралась у нее на коленях. Поспешно поправила ее и забралась под одеяло. И пока Лукас стоял, упершись руками в бока и глядя на нее со странным, необъяснимым выражением на лице, она прижалась поближе к стене, взбила свою подушку и закрыла глаза. Лукас чувствовал себя слишком усталым, чтобы гадать, почему вдруг Тэйлор ведет себя так, словно больше его не боится. Он намеревался воспользоваться временной удачей и лечь в постель, пока она не передумала. Он подошел к лампе, убавил пламя, оттолкнул с дороги чемодан и вернулся к кровати.

Тэйлор старалась неподвижно лежать на боку, но качка делала это почти невозможным. Она была слишком легкой, чтобы удержаться на месте, а уцепиться ей было не за что, и Лукас, только-только удобно вытянувшийся на спине, вдруг обнаружил, что она буквально прилепилась к его левому боку. Она долго извинялась, а потом снова откатилась к стене.

И началось. Каждый раз, когда корабль качало, Тэйлор сильно ударялась о Лукаса, громко стонала и с извинением откатывалась назад. Скоро в этом даже появился определенный ритм: удар—стон—извинение. К утру будет вся в синяках, подумал Лукас.

В конце концов его терпению пришел конец. Он повернулся на бок, обнял девушку за талию, прижал ногой ее ноги и подтянул ее к себе.

Она не противилась. И была, пожалуй, даже признательна за этот спасительный якорь. Легким движением оттолкнула его голову, чтобы не мешала ей, потом выпростала свои густые вьющиеся волосы у него из-под плеча. Ей следовало перед сном заплести косу, но тогда, перед лицом возможной гибели от каждой новой штормовой волны, эта затея казалась чрезвычайно глупой и неуместной. Когда начался шторм, Тэйлор побежала в каюту Виктории, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, а к тому времени, как добралась до своей, уже едва могла идти прямо из-за качки.

Все будет хорошо. Тэйлор громко зевнула. Странно, но она совсем перестала бояться. Тепло тела мужа успокоило ее, и через несколько минут она окончательно расслабилась.

— Мистер Росс!

Он не отвечал.

— Лукас!

— Да?

Ей показалось, что он сердится. Однако она сделала вид, что не замечает этого.

— Вам хочется спать?

— Да.

Она скрестила руки на груди, стараясь не касаться его плеча.

— Не странно ли, что ни с кем из нас не приключилась морская болезнь?

— Спите, Тэйлор.

Прошла целая минута, прежде чем она заговорила вновь. До сих пор Лукас думал, что с ней можно иметь дело. Оказалось, что он ошибался.

— Я ужасно вымоталась, но почему-то совсем не хочу спать. Странно, правда?

Он не отвечал.

— Может, если вы поговорите со мной, мне захочется спать.

— Почему вы решили, что мои разговоры убаюкают вас?

— А вдруг вы скучный собеседник?

Он широко улыбнулся. Здорово сказанула!

— Хорошо, я заговорю вас так, чтобы вы уснули. Тему уже придумали?

— Расскажите мне о Редемпшене.

Он удивился, что она помнит название его городка. И не мог представить, почему ей так интересно еще что-нибудь услышать об этом забытом Богом месте.

— Я уже все рассказал о Редемпшене. Вам бы он ужасно не понравился. Подумайте лучше обо всех тех балах, что ждут вас в Бостоне. Вот увидите, вам сразу захочется спать. Видит Бог, мне бы точно захотелось.

Вот уж о чем другом — а о балах ей вовсе не хотелось думать. Тэйлор терпеть не могла всякие светские церемонии и улыбнулась при мысли, что ей больше никогда не придется посещать эти неестественные сборища и общаться с надутыми, самонадеянными ханжами. А Лукас думает, будто она мечтает войти в высший бостонский свет. Тэйлор знала это, но не считала нужным разубеждать его. Вероятно, для большинства молодых леди такие мечты были бы вполне естественны. Только не для нее. Может быть, права была Мадам, когда неоднократно подчеркивала, что она, Тэйлор, такая же странная, как и ее двоюродный дедушка Эндрю?..

— Но у вас ведь нет ненависти к Редемпшену?

— Иногда мне кажется, что я начинаю его ненавидеть. — Лукас зевнул. — Там опять становится все больше народу, и он растет с каждым днем. Я бы с удовольствием уехал оттуда.

— Уехали? Зачем вам уезжать?

— Не люблю толпу.

— А ваши братья разве не там?

— До ранчо надо еще целые сутки ехать.

— Ну и что?

Он громко вздохнул. Нет, она не перестанет донимать его, пока он не ответит на все ее вопросы. От безысходности Лукас заскрипел зубами. Тэйлор слегка толкнула его <