Люк: Прости, если разбудил, Эв. Это плохая идея, наверное. Я позвоню завтра. Возвращайся в постель. — КиберПедия 

Типы оградительных сооружений в морском порту: По расположению оградительных сооружений в плане различают волноломы, обе оконечности...

История развития хранилищ для нефти: Первые склады нефти появились в XVII веке. Они представляли собой землянные ямы-амбара глубиной 4…5 м...

Люк: Прости, если разбудил, Эв. Это плохая идея, наверное. Я позвоню завтра. Возвращайся в постель.

2017-08-11 171
Люк: Прости, если разбудил, Эв. Это плохая идея, наверное. Я позвоню завтра. Возвращайся в постель. 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

— Ты немного опоздал с этим, — говорю я. Люк который уже почти сел в «Фастбэк», останавливается.

Снег скрадывает мои шаги, и он, вероятно, не слышал, как я подошла. Его щеки покраснели, глаза невероятно светятся в темноте. Он улыбается, уголки губ медленно ползут вверх.

— Я пришел извиниться.

— За то, что целовал меня посреди оживленного бара?

Он шаркает краешком ботинка по снегу.

— Ага, я так думаю. Я немного увлекся, как обычно, когда нахожусь в такой атмосфере.

— Так для тебя обычное дело — вот так делиться «Джеком» с девушкой на своих выступлениях, да? — Эта мысль заставляет меня почувствовать себя ужасно. Зря я об этом подумала.

Люк мягко рассмеялся.

— Нет. Никогда. Только с тобой.

Между нами возникает тяжелая тишина, я пытаюсь осмыслить его слова. В конце концов, он говорит:

— Так как наш семидневный запрет на общение был вроде как нарушен и снят, я также пришел сказать тебе, что я нашел кое-что, когда был в Брейке. То есть, не я, но неважно. Думаю, ты должна знать.

— В доме моих родителей?

— Нет. — Его взгляд на мгновение смотрит куда-то в дальнюю точку. — Там ничего не было. Только… Воспоминания.

— Ты помнишь это место?

Люк грустно улыбается.

— Я помню, как меня вырвало в саду. А ты, конечно, выглядывала в окно.

— О. Да. — Это не то, о чем можно легко забыть. У меня была истерика. — Я просто подумала, может, папа… Приводил тебя к себе ну или что-то в этом роде.

Люк слегка качает головой.

— Нет. Обычно мы где-нибудь обедали. Твой отец знал, что я обожал молочные коктейли.

— Да, он раньше и меня водил туда из-за коктейлей. — Почему папа никогда не водил нас вместе? Неужели Люк был настолько пропащим ребенком? Я попыталась выбросить из головы смутившую меня мысль, но она не уходит. Люк выглядит так, будто ему тоже неловко.

— Слушай, на вокзал Брейквотер было подброшено видео. Это важно, Эвери. Похоже, кто-то еще был с твоим отцом и теми людьми в день, когда он умер.

— Видео?

Люк кивает и на секунду мне кажется, что он снова улыбнется.

— Мне пока не рассказали, что на нем, но там точно был пятый человек.

— Кто-то еще? — Земля уходит из-под моих ног. В тот день, когда умер папа, на складе был еще кто-то. Другой человек, человек, который до сих пор жив? Было всего четыре тела. Так сказали, было четыре мертвых тела, а теперь Люк говорит, что существовал кто-то еще, свидетель, который видел, что произошло? Я открываю и закрываю рот в попытках что-то сказать, но не выходит произнести ни звука.

— Я знаю, в это трудно поверить. — Люк делает шаг ко мне, я резко отступаю на два. То, чего мне действительно хочется — это развернуться и скрыться за дверью, запереться в квартире и мерить шагами комнату, пытаясь понять, что же это значит. Вместо этого я сжимаю руки, на которых надеты перчатки, в кулаки, понимая, что я смогу выяснить что-либо стоящее, только если возьму себя в руки и успокоюсь.

— Расскажи мне все.

— Холодно, Эвери. Сядешь в машину?

— Да, конечно. — Мы садимся, и он начинает говорить; он кажется взволнованным, глаза бегают и опасно блестят. Не знаю, это последствия сыгранного концерта или эта новая информация действительно многое значит. — Хлоя, моя бывшая напарница, помнишь? Она позвонила, когда я был в Брейке. И рассказала, что анонимный абонент сообщил дежурному на станции о пакете, который оставили на вокзале. Сначала они подумали, что это бомба. Но когда поняли, что взрыва не будет, то открыли его. Тогда-то и началось самое веселье. ФБР изъяли кассету для их частного расследования.

— ФБР?

— Да, они изучают обвинения Брайта против твоего папы.

Фантастические новости. Федералы не интересовались этим делом изначально, потому что все выглядело понятно и безнадежно. Стоить только связать смерть пятнадцати девочек-подростков и внезапно появляются Люди в Черном.

— И что говорят федералы?

Люк усмехается и кладет руки на руль.

— Ничего.

— Ничего? — Почему он выглядит чертовски счастливым, если они ничего не говорят? Это не имеет никакого смысла. Он тянется вперед и берет меня за руку, крепко ее сжимая.

— Сейчас это лучшее, на что мы могли рассчитывать. Это значит, что они всерьез рассматривают вероятность того, что виноват может быть кто-то другой, Эвери. Подумай об этом. Если там был кто-то еще и участвовал в их невинной вечеринке, какого черта они не пришли потом в полицию, почему сбежали? А если этот кто-то был тем, кого похитил твой отец и собирался убить как Адама и всех остальных, почему потом он не заявил в полицию?

— Ну да, они должны были, — сказала я медленно.

— Именно. Поэтому остается предположить, что если там был кто-то еще, они тоже виноваты в происшедшем. Не так-то просто вынудить кого-то выстрелить себе в голову. Твой отец был ранен в горло — полная жесть. Вполне возможно, это оказалось результатом борьбы между ним и нападавшим, который пытался спустить курок.

Голова идет кругом, а слова Люка не проясняют ситуацию.

— Но патологоанатом сказал, что так часто происходит, когда люди стреляют сами в себя. Они колеблются.

— Могло быть и так, конечно. Но представь себе, всего лишь на секунду… что, если это правда? Это могло бы доказать невиновность твоего отца. В убийстве на складе, в убийстве тех девочек. Все может закончиться.

Моя рука дрожит в его руке. Глаза застилает пеленой, я ничего не вижу. И только когда я чувствую на щеке горячую полосу, понимаю, что плачу.

— Я не могу себе этого представить, Люк. Это слишком опасно. Мы понятия не имеем, что на той пленке. Возможно, все это зря.

Из него понемногу улетучивается запал, когда я забираю свою руку.

— Я знаю. Просто я хочу верить в лучший исход событий.

— И по своему опыту работы в полицейском участке можешь сказать, насколько велика вероятность того, что у нас будет лучший исход? — Я не могу смотреть на вещи так же оптимистично, как Люк. Если я поверю в то, что моего отца могут оправдать, и мои надежды не оправдаются — это уничтожит меня.

— Не слишком велика, — уступает Люк. По его лицу проходит тень печали. — Но это не умаляет моего оптимизма. И не меняет мнение о Максе. И знании того, на что он способен или не способен.

И что, черт возьми, он имеет в виду? Мое волнение и смятение как рукой снимает. Он считает, что знает моего отца лучше, чем я? В голове не укладывается.

— Да пошел ты, Люк.

Я цепляюсь за ручку двери в попытке сбежать и оказаться подальше от него. Он наклоняется ближе и накрывает мои руки своими, пресекая попытки. Я стараюсь оттолкнуть его и уйти, но он хватает меня за плечи и усаживает обратно. В его движениях нет грубости, но и вырваться я не могу.

— Выпусти меня!

— Нет.

— Ты не знаешь моего отца лучше меня, Люк! И не можешь обвинять меня в том, что я не верю в него!

— Я этого не говорил, — шипит он с оттенками раздражения в голосе. Я пытаюсь отпихнуть его локтем, но проще гору с места сдвинуть. — Я просто сказал, что никогда не верил в то, что Макс убийца. Только не так. Я знал, что он не мог тронуть тех ребят. Перестань вырываться, Эвери! Проклятье! Просто можешь успокоиться на минуту? Почему между нами всегда разворачиваются какие-то военные действия?!?

Я падаю назад на пассажирское сиденье, целиком и полностью сдавшись. Грудь вздымается, пока я борюсь с рыданиями.

— Знаю, я сказала, что подожду, Люк, но ты должен мне все рассказать. Я никогда не смогу понять, что ты имеешь в виду, если ты не расскажешь мне, почему вы были так близки.

В машине устанавливается напряженная тишина. Приглушенный свет падает в окошко, делая кожу Люка призрачно-бледной. Его глаза, огромные как блюдца, смотрят прямо на меня. Его челюсти сжимаются, и я готова поверить, что он сейчас начнет говорить, но вот Люк отворачивается и смотрит в окно.

— Ты не собираешься ничего рассказывать, так?

— Я не могу. Пока нет.

— Что за хрень, Люк. Ты знаком с каждым скелетом в моем шкафу. А я даже не была в курсе, что ты играешь в группе, пока мы не столкнулись в кампусе.

— То, что я в группе — это, несомненно, великое дело, Эвери.

— Так и есть! Я видела, как ты играл сегодня. Ты влюблен в то, что делаешь. И почему ты до сих пор здесь, в форме копа, если сможешь построить карьеру в музыке?

Сквозь печаль на лице Люка проступает злость.

— Думаешь, музыка настолько важна для меня? По сравнению с этим? У меня есть возможность помогать людям, предотвратить то, что с случилось с тобой… и со мной. Я могу это делать. А музыка — это мой способ убежать, Эвери, это то, что есть во мне, но это не весь я. Быть копом или жить жизнью гастролирующего музыканта, по полгода проводя в автобусах — не одно и то же. Что касается моих скелетов в шкафу, то ни один нормальный человек не хотел бы, чтобы такие отвратительные и грязные вещи были вынесены на поверхность. Если ты узнаешь… Если я расскажу тебе…

— Если ты расскажешь мне, то что?

— Тогда ты сбежишь, Эвери! Ты, черт возьми, сбежишь от меня, и это будет самым разумным поступком за всю твою жизнь!

Поверить не могу, что он действительно так думает.

— Ты совсем меня не знаешь, даже половина из того, что думаешь обо мне, неверна, если ты веришь в подобное.

Люк хватается руками за голову и опускает ее.

— Это ты сейчас так говоришь.

— Может, просто стоит дать мне шанс и довериться?

Люк поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, все еще сидя на своем сидении. Он выглядит убитым горем, когда качает головой.

Это все, что мне нужно. Я выбираюсь из машины и ухожу.

 

***

 

Со вторника, как известно, жена серийного убийцы, Аманда Бреслин, переехала в Нью-Йорк, в связи с чем многие задались вопросом: а была ли она в курсе делишек своего мужа? Близкие друзья семьи Бреслин сообщили, что Айрис, единственный ребенок четы Бреслин, находится в шоке и не реагирует на внешние раздражители. По заключению специалистов, такая реакция — не редкость. Многие из них были свидетелями того, как жертвы вели себя подобным образом, когда их освобождали из лап насильников. Очевидно, что психологическая травма, которой мог подвергаться ребенок, оказалась значительной.

 

 

В библиотеке тишина. Студенты сидят в наушниках, подключенных к плеерам, склонив головы над книгами, в то время как я пялюсь на кусок мятой газеты, которая лежит в моей сумке. В местах сгиба бумага совсем тонкая — я почти до дыр зачитала эту заметку. У прессы в Вайоминге было полное раздолье при описании истории моего отца. В то время я была так охвачена горем, что я не могла защитить его. Все приняли мое молчание, мою неспособность дышать без адской боли как знак того, что он что-то со мной сделал. Он бы никогда ничего такого не сделал, он просто любил меня. Нервничая, я прошлась пальцами по сложенной и пожелтевшей от времени газете, затем уложила ее обратно между страниц учебника. Интересно, когда я буду в состоянии двигаться дальше. И произойдет ли это вообще.

Летай высоко, Икар. Он всегда повторял эту фразу. В данный момент нет ни единого шанса на то, что я оторвусь от земли. И это противоречит папиным советам. То, как я веду себя, как позволяю другим с собой обращаться. Как я вывожу людей из себя. Под людьми я имею в виду Люка. Я влюблена в парня — страшно это признавать — и каждый раз, когда он упоминает моего отца, я становлюсь поганым, ужасным человеком, которого ненавижу. Со злостью запихиваю книги в рюкзак и вдруг замечаю Морган, которая врывается в двери. Волосы небрежно выбились из хвостика, футболка с коротким рукавом — помята и перекручена на теле.

— Здесь не бегают! — кричит библиотекарь, но Морган не слушает. С диким блеском в глазах, она идет в мою сторону. Я на автомате замираю, попутно отмечая, что она плачет.

— Что такое? Что случилось? — спрашиваю я, хватая ее за плечи, когда она врезается в меня. Уткнувшись мне в пальто, она рыдает, и я не разбираю слов. — Морган?

Она отклоняется и со слезами в голосе произносит:

— Тейт. Тейт... — Тело извивается в неконтролируемых рыданиях, и она снова падает ко мне на руки. Я пытаюсь поддержать ее, но она слишком тяжелая. Сквозь пустоту в моей голове пробивается тоненький голосок, который нашептывает —- неужели это действительно могло случиться? Это на самом деле произошло? Но я уже знаю. Знаю ответ: Тейт мертв.

 

***

 

— Передозировка?

— Да. — Морган вытирает слезы с щек, пытаясь взять себя в руки. После произошедшего в библиотеке три дня назад ей это удавалось нечасто. Эти несколько дней мы ждали заключения о причине смерти. В итоге, как и все, прочли об этом в газете. Как будто не были частью жизни Тейта и не заслуживаем знать. Морган тяжело сглатывает.

— Люди из соседних домов не видели его тело на крыше, потому что... — ее голос дрожит, — потому что там много снега. Возможно, его не нашли бы еще пару недель, если бы не дворник, который вышел туда покурить. И увидел его ботинок...

Я тянусь вперед и беру ее за руку. Она холодная, но что еще более тревожит, она дрожит. Она просто не перестает дрожать.

— Родители Тейта говорили с тобой?

Она качает головой.

— Они сказали декану, чтобы он запретил мне звонить им. Они думают, что я в курсе, как он там оказался. Но это не так. Я бы рассказала им обо всем, если бы знала. Да я и так рассказала все, что мне было известно. Я отключилась. Последнее, что я помню — как какой-то парень орал на Тейта, потому что его рвало в ванной, и затем... ничего. Я приняла всего одну таблетку, — рыдает она. — Он принял три.

— Шшшш, все хорошо. Я с тобой. — Я притягиваю Морган к себе. Кажется, она не уходила из моей квартиры с тех пор, как мы узнали все это, и я не собираюсь выгонять ее. Она просто уничтожена. — Родители Тейта понятия не имеют, что произошло, как и все мы. Они думают, что ты скрываешь нечто важное. Не переживай. После обеда мы узнаем, что же все-таки случилось.

После обеда Морган направится в полицейский участок, чтобы дать показания. Ее родители не в курсе о смерти Тейта. Она не хочет, чтобы они возвращались в город после того как, наконец, уехали и оставили ее в покое.

Морган резко падает на мою кровать, крепко обнимая себя руками.

— Они будут спрашивать, где мы достали наркоту, — шепчет она.

— Конечно, будут. И ты должна рассказать им, Морган. Это важно. Тот парень может продавать эту гадость и другим студентам. Люди должны знать.

Глаза Морган, покрасневшие из-за постоянных рыданий, сосредотачиваются на мне.

— Ты не понимаешь, Эвери.

— Я бы понимала, если бы ты рассказала мне. — Я сто раз уже спрашивала имя ее дилера, но она упорно отказывается его называть. Сегодня — не исключение.

— Я не могу. Прости... Я... Это кое-кто, кого ты знаешь.

Кое-кто, кого я знаю. Это кое-кто, кого я знаю? Мысли в голове кружат со скоростью света, пока мы тащимся по пробкам через весь город. И наконец, мы вместе оказываемся в полицейском участке, но Морган сразу же уводят. Я остаюсь наедине с собой в пустой, к счастью, комнате ожидания, пока гудящий звук не нарушает тишину — из кабинета выходит Ноа. Наши глаза встречаются, и мой желудок делает сальто.

Это кое-кто, кого ты знаешь

Надеюсь, это не Ноа?

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я голосом, способным заморозить кого угодно в лед. Ноа вздрагивает. Засовывая руки в карманы, он медленно приближается ко мне. Жестом указывает на стул рядом со мной, я в замешательстве и слишком взволнована обо всех и вся, чтобы возразить. Он опускается на него, и тяжело вздыхает.

— Нужно было дать показания насчет того, когда я в последний раз видел Тейта, — говорит он тихим голом.

— Понятно. — Это кое-кто, кого ты знаешь. Так или иначе, вероятность того, что Ноа может быть виноват в смерти Тейта и в том, что Морган попала в больницу, ранит сильнее, чем то, что у него есть от меня секреты. Все, о чем я могу думать, — это его вина? Воспоминания о встрече Ноа, Тейта и Морган однажды в библиотеке, когда они обменялись крупной суммой денег вроде как за учебники, внезапно обрушиваются на меня. О нет, черт возьми. Так поступают дилеры, нет? Делают заначки внутри книг или CD-дисках, или в том, что есть под рукой, чтобы спрятать наркотики. Краешком глаз я осторожно смотрю на Ноа, и замечаю, что он тоже меня рассматривает.

— Эвери, я бы и правда очень хотел с тобой поговорить, пожалуйста? Мы можем поговорить? Я... Я знаю, что ты обратилась в полицию. В этом не было необходимости. — Он протягивает руку, чтобы коснуться моего колена. Я застываю, и он это видит. Но руку не убирает. Усиливает хватку, так что костяшки пальцев белеют. — Слушай, я, правда, сожалею о том, что случилось у тебя дома. И тогда в коридоре. Иногда я могу погорячиться, но я бы никогда не причинил тебе боль. Тебе не стоит волноваться.

— Но я волнуюсь, — говорю я. Я перекладываю ногу на ногу, но он не отпускает ее. В попытке подавить панику я полностью поворачиваюсь к нему, лицом к лицу, чтобы смотреть в глаза, когда буду задавать вопрос. — И не только об этом. Мне нужно кое-что знать. В тот день... Когда мы встретили Тейта и Морган в библиотеке...

Ноа по-прежнему не двигается.

— Да?

— Те книги. Это были просто учебники или...

Мне не удается закончить предложение. Мне не удается закончить предложение, потому что в одну секунду Ноа все еще смотрит на меня холодным безучастным взглядом и крепко держит мою ногу, а в следующую он уже растянулся на полу полицейского участка. Ярость черного и золотого ураганом несется вперед, и Люк — Люк! — хватает Ноа за футболку, практически отрывая от пола.

— Убери от нее свои грязные руки!

— Я не сделал ничего плохого! — ревет Ноа, поднимая высоко руки. — Она моя девушка.

— Она, бл*дь, не твоя девушка! — Люк замахивается кулаком. Холодное понимание того, что Люк ударит его и этим завершит свою карьеру проходит через меня. Я вскакиваю и бегу к нему, хватая сзади за запястье. Второй рукой касаюсь его кожи, Люк разжимает кулак. Он резко вдыхает и выдувает воздух через нос, издавая гортанный рык, и отпускает Ноа. Тот с круглыми глазами, полными страха, падает на пол.

— Отвали от нее нахер, прямо сейчас, — огрызается Люк. — Если когда-нибудь я узнаю, что ты хотя бы просто прошептал ее имя вслух, твою мать, то пересчитаю все до одной косточки в твоем гребаном теле.

Ноа поднимается на ноги и спешит к двери. Люк медленно поворачивается, его темные глаза почти черные от злости.

Я тяжело сглатываю, пытаясь выпрямить спину. Меня накрывает волна облегчения и благодарности за то, как он защищал меня, но я слишком взволнована, чтобы сказать ему об этом.

— Что ты здесь делаешь, Люк? Это не твой участок.

Глаза Люка сужаются.

— Перевозка заключенного. А ты почему здесь?

— Выяснилось, что наш друг Тейт умер в тот вечер, когда Морган было плохо. Она сейчас дает показания.

Гнев Люка утихает.

— Парень на крыше?

— Угу.

Он кивает, сжимая кулаки. Это нехорошо. Никогда не видела его таким.

— Тебе нужно прийти ко мне позже. Есть еще кое-какие новости о твоем отце. Я звонил.

Он звонил, но честно говоря, я была так расстроена нашим разговором в машине — своей реакцией — что избегала его.

— Не могу, мне нужно позаботиться о...

— Просто приходи.

Он разворачивается, впечатывает кулак в дверной косяк, и, не оглядываясь, уходит вглубь служебных помещений. В любой другой день я бы проигнорировала такое требование. Но не сегодня. Не после того, что произошло. И Люк вряд ли в восторге от перспективы находиться в моей компании. Что бы он ни хотел мне рассказать, это явно касается расследования федералов. Следующий час я провожу в ожидании, неловком и одиноком, напрягаясь, каждый раз, когда открывается дверь, и одновременно надеясь и молясь о том, чтобы это был Люк и в то же время не он. Наконец дверь распахивается и появляется Морган, мы уходим. Она плачет всю обратную дорогу, отказываясь говорить что-либо кроме того факта, что она призналась, кто дал ей те таблетки.

 


 

Глава

 

Брейквотер

11 лет назад

 

Люк

 

— Он идет. Я слышу его. Не дай ему найти меня. Пожалуйста, Люк.

— Шшш! — Я прижимаю девочку поближе к своему телу, чувствуя ее кости через тонкое летнее платьице. Она всегда была такой тоненькой, хрупкой, маленькой как мышка. Она зарывается лицом в мою грудь, что не может быть удобно, так как на мне все еще костюм для игры в лазертаг. Мама купила все для этой игры мне на день рождения. Мой день рождения, который сегодня. Мы играли в лесу, я и мои друзья, звуки электронных выстрелов с шумом рассекали воздух, до этого момента, когда стемнело, и он вышел сюда искать нас.

— Лукас! — ревет он. — Лукас, маленький гаденыш! — он где-то близко, переходит от дерева к дереву, еле стоя на ногах, и ищет нас. Волосы на моих руках становятся дыбом.

— Ты его видишь? — спрашивает девочка рядом со мной. Я качаю головой.

— Веди себя тихо, Рози. Он не найдет нас, если мы будем тихо себя вести. — И девочка молчит, она так затихает, что я почти не слышу ее дыхания. Но в итоге ее молчание не помогает.

Потому что я ошибся.

Он находит нас.


Глава

 

Признания

 

— С чего ты взял, что можешь указывать мне, что делать? — Дверь еще даже не успела открыться, когда я произношу эти слова. По крайней мере, я их просто говорю, а не ору. Люк стоит в дверном проеме с полотенцем, обернутым вокруг талии, капельки влаги блестят на теле. Я молча поздравляю себя с тем, что не таращусь на его невероятно притягательное тело, когда он хватает меня за руку и тянет в свою квартиру.

— Заткнись, — бросает он.

— Какого...

— Просто помолчи! — Он хлопает дверью и скрывается в спальне, мышцы на спине шикарно перекатываются. — Я сыт этим по горло. Пойдем.

—...черта? — заканчиваю я. Ошеломленная, я следую за ним, останавливаясь в дверях спальни, и отвожу взгляд, когда он скидывает полотенце и, с остервенением пиная его, натягивает джинсы. Он надевает футболку через голову и босиком идет ко мне. Я никогда не видела его настолько взвинченным. То есть, никогда до сегодняшнего утра. Он крепко хватает меня за запястье и тянет в комнату, затем усаживает на край кровати.

— Люк, какого черта?

— Жди здесь. — Он выбегает из комнаты и через минуту возвращается со стулом в одной руке и моей Super 8, прикрепленной к штативу, в другой. Стоп, моя Super 8?

— Какого черта она у тебя делает?

— Я одолжил ее.

— В моей квартире?

— Да, в твоей квартире. — Он устанавливает камеру, прикрепленную к штативу, непосредственно передо мной, и включает ее. Затем ставит стул в нескольких сантиметрах от меня и садится на него. — Давай просто сделаем это, — говорит он.

— Сделаем что? Какого хрена здесь происходит, Люк? Ты вломился ко мне домой?

— Я сделал нечто, что гораздо хуже. А теперь приступим, — выдавливает он из себя.

— Блин, что это, Люк? Что ты имеешь в виду?

Люк складывает руки на коленях, видимо для того, чтобы успокоиться. Сжимает губы в линию и упрямо не смотрит мне в глаза, устремив взгляд в окно за моей спиной.

— Твое задание для колледжа. Завтра — срок сдачи, так ведь?

— Что? — О боги, каким образом он вообще об этом узнал? И тут меня озаряет: Брэндон. Он не имел в виду мою мать, когда говорил об интервью. Он имел в виду Люка. И рассказал ему об этом. Спрашивается, зачем? — О нет, мы не будем этого делать. Ты последний человек, у которого мне бы хотелось брать интервью о том, что тогда произошло.

Плечи Люка опускаются, но лицо остается напряженным. Он все еще не смотрит на меня, глядя в окно, холодный зимний свет падает на его лицо, создавая контраст света и тени.

— Почему нет?

— Потому что у тебя не получится быть откровенным, а суть задания именно в этом.

Он, наконец, поворачивается и пристально смотрит мне в глаза.

— Если ты считаешь себя гребаным Халком и сможешь это выдержать, я расскажу тебе каждую кровавую деталь о случившемся в тот день.

— Это не так! Ты не… Но ты даже не рассказал мне сразу, что отец был жив, когда вы его нашли, ты сказал об этом спустя годы! И все остальное. Почему он взял над тобой шефство. Почему вы, бля*дь, были так близки, и другие секреты, ты нихрена не хочешь рассказывать!

Я ненавижу себя. Ненавижу за то, что плачу, кричу, срываюсь и не могу выговаривать все слова.

Люк прячет руки под бедра, буквально садится на них. Если бы я не знала его лучше, то подумала бы, что он равнодушный сукин сын, который отказывается смотреть на меня, вместо этого уставившись в пол. Но я знаю его. Я знаю, что если бы он не сел на руки, если бы не прятал от меня глаза, то уже через две секунды навис бы надо мной, пытаясь успокоить. И от этого я еще сильнее реву. Опускаю голову, волосы закрывают мое лицо от него, и тогда он начинает говорить.

— Первое, что ты должна знать, это то, что я влюблен в тебя, Эвери.

Он меня любит.

Мир перестает вращаться. Мое дыхание останавливается. Все вокруг просто… останавливается. Мне нужно поднять голову, посмотреть ему в глаза. Увидеть ответ на его лице. Если его вид соответствует тем словам, которые он говорит, тому тону, каким он их произносит, то моя душа моментально окажется в огне без надежды на спасение. Люк сидит неподвижно, пока я прихожу в себя, пытаясь вспомнить, как дышать. Он меня любит? Боже мой. Как мне с этим справиться?

— Вторая, что ты должна знать, это… — Стул скрипит под Люком. — Тебе было четырнадцать. Ты не разговаривала уже пять дней. Доктора были этим обеспокоены, а твоей матери не было никакого дела, она даже не заходила к тебе в комнату проверить как ты. Мой напарник и я пришли в дом, чтобы узнать кое-какие подробности у твоей мамы, но я чувствовал… Я не мог просто переступить порог вашего дома. Хлоя отвела меня подальше, на улицу, и сказала, что возьмет все на себя. Я сидел на заднем дворе, прямо на лужайке перед домом, один, и плакал. Но вдруг ты… Ты пришла ко мне и села рядом. Я был в шоке.

Ничего из этого я не помнила. Я подавила рыдания, вернулась на кровать и обняла себя, прижимая коленки к груди. Люк продолжает, невзирая на то, что я почти парализована и его слова бьют больнее ножа.

— Ты заговорила. Твои первые слова за пять дней были обращены ко мне. Ты спросила, почему я грущу. — Люк поднимает голову и смотрит прямо на меня, прямо в камеру, прямо в мою душу. — И я рассказал почему. Я рассказал, почему я такой грустный и почему смерть твоего отца — худшее, что со мной произошло за всю жизнь.

Глаза застилает слезами, я покачала головой.

— Этого не было. Я этого не помню.

— Это было.

— И что ты мне рассказал?

Люк качает головой.

— Какое-то время ты молчала, потом просто бросилась ко мне в объятия и разрыдалась. Снова и снова повторяя одно и то же: «Это так больно, так больно, больно». Я не мог вынести этого, Эвери. Я поклялся тебе, что однажды боль уйдет, я пообещал тебе… Потом увел в дом и уложил в постель. После этого вернулась Хлоя, и мы ушли. Но я дал тебе такое обещание, Эвери, и хочу сдержать его. Вот почему я всегда возвращался, чтоб увидеть тебя, в течение последних лет.

— И поэтому ты здесь сейчас? Все еще пытаешься унять мою боль?

Взгляд Люка мрачнеет, когда он снова качает головой.

— Нет, я уже говорил тебе об этом. Все изменилось, когда я приехал в Брейк и увидел тебя с тем парнем, Джастином. Мне хотелось убить его. Ты уже не была ребенком, ты была женщиной, и я сходил с ума от нахлынувших чувств. От…— он перевел взгляд на потолок и сжал челюсти. — От ревности. Пришлось уехать. Я даже не смог заставить себя поговорить с тобой в тот раз. Я просто, мать его, уехал.

Он на мгновение замолкает, и я пытаюсь восстановить в памяти эти события, связать их с тем, что он говорит… Но не могу… Такого не было.

— Я была в шоке одиннадцать дней после смерти отца, Люк, я не могла разговаривать с тобой пять дней спустя. — Люк не спорит. Просто смотрит на меня, широко распахнув свои карие глаза; его футболка слегка влажная на груди — он надел ее, не вытерев кожу как следует. Его плечи все еще опущены, как будто он чувствует, что делает нечто ужасное. Я вижу, какую боль ему это причиняет. Я вижу, как он нуждается в том, чтобы я ему поверила. И по какой-то причине я так и делаю. — Почему ты был так зол на меня в участке? — шепчу я.

Люк закусывает губу и сосет ее.

— А ты и правда не знаешь? — говорит он, запуская пальцы в волосы. — Я был вне себя от того, что ты сидела там, как ни в чем ни бывало, в то время как… в то время как…

— В то время как что?

Наконец он не выдерживает.

Поднимается, но не подходит ко мне. Меряя шагами спальню, смотрит на меня исподлобья своим хищным взглядом.

— Рука того парня была на твоей ноге, Эв.

— Что? Люк, я не хотела, чтобы он трогал меня. И вообще, сообщила о нем копам на прошлой неделе. Он прижал меня к стене в колледже. С тех пор мы не виделись и не разговаривали.

Люк перестает метаться. Он медленно разворачивается на пятках, чтобы оказаться со мной лицом к лицу, уставившись немигающим взглядом.

— Что он сделал?

— Он… Он толкнул меня к стене. И не отпускал руку.

Цвет лица Люка резко меняется — от розового к красному.

— Я убью его нахрен.

— Я подумала, что ты знал. И из-за этого разозлился в участке.

— Я разозлился, потому что он трогал тебя, Эвери. Твою мать, он не должен этого делать. Ты моя.

— Мы этого еще даже не обсуждали, Люк.

— Хорошо, успеется. К тому времени как ты выйдешь из этой квартиры, то пообещаешь, что ты — моя, договорились? — Я смотрю на него с открытым ртом. Он этого не замечает. — Скажи, что ты никогда не думала обо мне, — приказывает он.

Я раздраженно вздыхаю.

— Конечно, я думала о тебе. Ты делаешь так, что невозможно не думать. Звонишь, приходишь ко мне домой, целуешь меня на публике, говоришь, что не считаешь моего отца…

Он перебивает меня на полуслове, когда бросается ко мне и обхватывает мою голову обеими руками. Прижимая меня к своей груди, он обрушивается губами на мои губы, и целует так исступленно, что мне ничего не остается, кроме как ответить. На один удар сердца, всего на одно крохотное сердцебиение, я позволяю себе это. Он выпрямляется, поднимая меня на ноги, и тяжело дыша, отступает назад, с отчаянием глядя на меня.

— Скажи мне, что тот поцелуй в клубе не поразил тебя. Скажи, что ты не думала о нем, о нас, — говорит он грубым, полным страсти голосом. Святые угодники.

— Нет. Не думала, — я все еще боюсь признаться ему в этом.

Уголок его рта искривляется в усмешке.

— Обманщица.

Черт. Он снова прижимает меня к себе, и на этот раз я не сопротивляюсь. Я изо всех сил старалась не поддаваться, но это сильнее меня, он нужен мне. Я так чертовски скучала. Я прижимаюсь крепче к нему. Он запускает руки в мои волосы, и не успеваю я вздохнуть, как он снимает с меня одежду. От Люка, которого мучили сомнения в прошлый раз, когда мы были вместе в этой комнате, не осталось и следа. Сейчас он неистовый, жаждущий, требовательный и до одури сексуальный.

— Я завоюю тебя, Эвери. Я не отпущу тебя. Неважно, что ты говоришь. Я нужен тебе, так же как и ты мне.

— Нет. Ты ошибаешься. — Я вру, но продолжаю хвататься за его одежду как одержимая. Резким нетерпеливым движением Люк срывает с меня штаны и стягивает их, так что я могу обхватить ногами его бедра. Он делает шаг вперед, едва не опрокинув штатив и мою камеру, бросает меня на кровать, обнимая сильнее. Еще один глубокий поцелуй, его язык раскрывает мои губы и играет с моим, тяжело дыша, я цепляюсь за его руки. Он целует мое лицо и спускается вниз, на шею. Я никогда никому не говорила об этом тайном местечке, прикосновение к которому заставляет меня таять и кричать от восторга, Люк находит его сразу же. Он и мое слабое место — лучшие друзья, я так понимаю.

— Люк! — задыхаюсь я.

— Скажи мне, — рычит он. Признай это.

— Нет. — Я задыхаюсь, лужицей растекаясь у его ног, когда он скользит пальцами в мои трусики. Слабый стон слетает с моих губ, когда он находит еще одно местечко и посылает меня на вершину. Он дразнит меня, двигая пальцами настолько медленно, что мое тело горит в невыносимой лихорадке.

— Скажи мне, — повторяет он.

— Я не могу.

Люк замирает, его пальцы останавливаются. Он отклоняется назад и смотрит вниз, ищет мое лицо.

— Тогда мы должны остановиться, — бормочет он.

Этот парень собирается убить меня. Я чувствую, как он прижимается ко мне, практически обнаженный, его эрекция тверже камня между моих ног, и я знаю, его это тоже убивает.

— Нет, — хнычу я. В любое другое время это было бы унизительно и показывало мою слабость, но сейчас он мне нужен. — Пожалуйста...

— Я не могу снова заниматься с тобой сексом, пока ты не признаешь это. — Тихо говорит он, пригвоздив меня взглядом к кровати. Я дрожу, когда его пальцы вновь приходят в движение, но пропускают небольшой участок, прикосновение к которому сводит меня с ума. Пару секунд назад он легко нашел его, так что я уверена — он делает это намеренно.

— Люк, не дразни меня. Пожалуйста.

— Ты сама делаешь это с собой. Все, что нужно сделать — признаться.

— Признаться в чем? — Я хватаю одеяло и сминаю его в руках. Это единственный способ остановить себя от того, чтобы не наброситься на него за то, что он заставил мое тело гореть.

— Ты знаешь, в чем. — Его карие глаза спокойны, когда я смотрю в них. Как ему это удается? В эту игру могут играть двое, приятель. Склонившись между нашими телами, я касаюсь, его эрекции и сжимаю ее. Его глаза блестят ярче, но он не отводит от меня взгляда. Даже когда я начинаю гладить его, чувствуя, как он увеличивается и становится тверже в моей руке с каждым прикосновением, он не отворачивается.

— Я хочу тебя, Айрис, — шепчет он. — Я знаю это. Ты знаешь это. Проблема не во мне. Не я тот, кто боится признать свои чувства. Я люблю тебя, веришь? И знаю, что ты любишь меня.

Я продолжаю поглаживать его, пытаясь натянуть улыбку на лицо. Темная часть меня хочет высказать ему все, что я думаю о его идиотских рассуждениях. И о том, что, по его мнению, он обо мне знает. Но этому не суждено сбыться. Люк гладит рукой мое лицо, мягко касаясь линии губ. Все это время я, не отрываясь, смотрю на него, пытаясь понять, какого черта здесь происходит. Почему я все еще не выпрыгнула с кровати и убежала, куда глаза глядят? Люк кусает губу и подтягивает вторую, прежде чем, наконец, сдается, скользя пальцем внутри меня. Взрыв удовольствия пронзает мое тело, и я не в состоянии остановить смущенный стон, срывающийся с губ.

— Скажи это, — шепчет он.

Я закрываю глаза и таю под его руками, когда второй палец скользит вслед за первым.

— Скажи это, Эвери.

Кивни. Просто кивни, черт тебя подери! Но я не делаю этого. Вместо этого я двигаю бедрами, умоляя его войти в меня.

— Ты мне нужен, — простонала я.

— Это не то, — отвечает он, убирая пальцы.

Я вскрикиваю, и он возвращает их обратно, немного. Он такой твердый под моей рукой, мышцы беспорядочно сокращаются. Не может быть, чтобы ему не хотелось кончить.

— Пожалуйста, Люк.

— Все еще не то, — опаляя горячим дыханием мою шею, срывающимся голосом говорит он. Я дрожу всем телом, еще крепче прижимаясь к нему. Люк отклоняется назад, снова заставляя меня разочарованно стонать. Я катастрофически близка к тому, чтобы разрыдаться, когда он опускается на колени передо мной и садится. Его пальцы по-прежнему двигаются во мне, вторую руку он кладет поверх моей на свою эрекцию.

— Ты не сможешь заставить меня кончить.

— Ты... хочешь подкупить меня?

Люк качает головой, в его глазах видно напряжение.

— Секс важен для меня, Эвери. Вот почему я перестал спать с Кейси. Я готов любить тебя и заниматься с тобой сексом, но я не могу быть с тобой, пока ты не признаешь, что у тебя есть ко мне чувства.

Моя голова идет кругом от его логики. И крышу сносит окончательно, когда он начинает гладить себя рукой, лежащей поверх моей. Ничего сексуальнее в моей жизни еще не было. Я хочу рассмотреть все получше, но он толкает меня на кровать, разводит ноги и окончательно стаскивает трусики. Я знаю, что будет дальше, но все равно кричу, когда его язык касается меня.

— Черт! Люк, пожалуйста! — умоляю я.

Он не останавливается. Кажется, моя мольба заводит его еще больше; его язык двигается в самом чувствительном местечке, <


Поделиться с друзьями:

Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...

Опора деревянной одностоечной и способы укрепление угловых опор: Опоры ВЛ - конструкции, предназначен­ные для поддерживания проводов на необходимой высоте над землей, водой...

Индивидуальные очистные сооружения: К классу индивидуальных очистных сооружений относят сооружения, пропускная способность которых...

Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.177 с.