Глава 16. По ту сторону маски.

...А под утро в спальне темной
тихо свечку зажигал,
перстенек, мизинцем теплый,
он в ладони зажимал.

И смотрел, смотрел печально,
как, счастливая сполна,
безрассудно и прощально
эта женщина спала.

(Б. Ахмадулина. Старинный портрет.)





Гермионе снились Хогвартс и Гарри с Роном. Они вместе, маленькие, как на первом курсе, шли по большой движущейся лестнице и весело обсуждали задание по трансфигурации. Рон размахивал руками и яростно жестикулировал, а Гарри вторил ему, тыча в воздух волшебной палочкой.

– Гермиона, – чужой голос ворвался в сознание, и она четко осознала, что больше не спит.

Яркие образы друзей начали отступать, блекнуть под еще не открытыми веками, и Гермиона чуть не застонала от разочарования: ей хотелось, чтобы сновидение продолжалось, чтобы блаженное ощущение восторга и безмятежности не улетучивались, а Рон, такой живой и родной, хоть на мгновение улыбнулся снова. Голос обратился к ней опять. И друзья окончательно отступили в темноту. Остался только требовательный, буравящий мозг мужской голос. Странный, до боли знакомый. Он пугал ее и волновал. Она слышала его тысячи раз, но давно, как будто в прошлой жизни, и не узнавала лишь потому, что он никогда не обращался к ней по имени… Этот голос звал ее только… Грейнджер!

Внезапная мысль ошпарила, как кипяток. Гермиона резко распахнула глаза и тут же зашлась в пронзительном крике…

***

Она всё-таки закричала, но Драко был готов к этому. Он просто сидел, не шевелясь, предоставляя ей возможность справиться со своим ужасом. Сдерживаться было тяжело: ему хотелось успокоить ее, прижать к груди, погладить по волосам, прошептать, чтобы она не боялась, ведь именно его она любила всё это время. Но стоило только протянуть к ней руку, как Гермиона судорожно дернулась и, натянув на грудь простыню, начала медленно отползать от него назад.

– Джастин! Джастин, разбуди меня! – прорыдала она не своим голосом. Ее тело сотрясал крупный озноб, а по щекам текли слезы.

Драко стало сильно не по себе: она все-таки приняла его за галлюцинацию, что еще сильней усложняло дело. Он снова попытался потянуться к ней, но Гермиона отчаянно взвизгнула и вскочила с кровати.

– Не подходи! – глаза ее загорелись безумием. – Прочь! Прочь!

И тут она рухнула на колени и закрыла лицо руками:

– Джастин! Пожалуйста, Джастин… – Тут сердце Драко не выдержало, и он поднялся с кровати, примирительно подняв обе ладони вверх.

– Грейнджер, – позвал он тихо, – Грейнджер, посмотри на меня.

Гермиона не подняла головы, но притихла и только тихо всхлипывала.

– Я не сделаю тебе ничего плохого. Вот смотри, я безоружен и, если ты на меня взглянешь, то я отойду на несколько шагов назад и больше не прикоснусь к тебе, слышишь? – Он говорил уверенно, но мягко, молясь, чтобы у нее хватило самообладания и мужества внять его просьбам. – Вот, смотри, я отступаю – раз, два, три…

Он намеренно шумно шагнул, и Гермиона подняла заплаканное лицо…

***

Она, конечно, узнала его. Даже такого: раздавшегося в плечах и с отросшими волосами. Восставший из мертвых Драко стоял с поднятыми руками и обещал не трогать ее. Жесткий ковровый ворс больно впился в колени, ладони коснулись шершавого края свесившейся с кровати простыни – нет, то, что она приняла за ночной кошмар, было явью, которая в тысячу раз страшнее любого дурного сна и мучительных галлюцинаций. Она оказалась в ловушке наедине с опасным врагом, который наверняка не собирался церемониться с ней после того, что пережил. Но даже это не было самым страшным. Страшно было то, что куда-то пропал Джастин. От этой мысли похолодело все внутри. Джастин, ее бедный Джастин… Что с ним сделал Малфой, пока она спала?

Все еще прикрывая лицо руками и не переставая всхлипывать, Гермиона осторожно оглядела комнату. Следов борьбы не было.

«Хоть бы он вышел попить или в туалет! Хоть бы они разминулись!» – с надеждой подумала она, и отыскала глазами палочку.

«Далеко». – От отчаянья хотелось застонать, палочка лежала на прикроватной тумбочке со стороны Малфоя. – «Даже если сделать резкий бросок, то он перехватит меня».

– Вот смотри, я отступаю – раз, два, три…

Малфой говорил спокойно, но злить его не стоило. Гермиона сделала глубокий вдох и подняла голову. То, что она увидела, привело ее в абсолютное замешательство. Она ожидала чего угодно, только не такого: Малфой был действительно безоружен и гол… Всё, что на нем было – синие плавки… Точь-в-точь как у Джастина.

***

На мгновение Драко замер. Слова, которые он было начал подбирать, вдруг улетучились. Гермиона смотрела ему в глаза и молчала. От волнения зашумело в ушах: время остановилось, застыло в воздухе густой желеобразной массой. Он не смел двинуться – мог только тяжело дышать, мысленно умоляя: «Ну же! Ну! Узнай меня!». А потом на долю секунды ему показалось, что она почувствовала то, о чем он кричал без слов. Сердце его дрогнуло в ожидании, что она каким-то женским чутьем поймет его, узнает и безоговорочно примет уже в новом обличье, потому что не может быть по-другому… После всего того, что было между ними… Теперь, когда он уже так нуждался в ней… Когда настолько сильно привязался…

Изумленный взгляд Грейнджер как будто прояснился, лицо ее стало серьезным и усталым.

– Малфой. Я сделаю все, что ты захочешь. Только скажи, где Джастин?

Драко горько усмехнулся, ощущая, как выплеснулся в кровь яд разочарования. Чуда не случилось. Да и не заслужил он его. Он глубоко вздохнул и облизал пересохшие губы – им предстоял тяжелый разговор.

***

Малфой жестом пригласил присесть, и она повиновалась: покорно опустилась на край кровати и пристально посмотрела на него, давая понять, что готова выслушать.

– Гермиона… Кхм… Я сильно виноват перед тобой. – Взгляды их на мгновение встретились, и у Гермионы ёкнуло в груди: Малфой, человек, от которого она не видела ничего, кроме презрения и насмешек, смотрел не нее так… так… словно… Черт возьми, да что же это происходит?!

Драко продолжил, не отводя глаз и каким-то чудом выдерживая тысячевольтное напряжение, опасно искрящее между ними.

– Когда все началось, я и не думал, что это зайдет настолько далеко. Но ты не оставила мне выбора. – Тут он судорожно вздохнул, и губы его странно дернулись. – Люциус, он, конечно, всё это заслужил… Могу себе представить, как он сопротивлялся. Но моя мать, Грейнджер! Она ведь бы никогда…

Голос его сорвался, и Гермиона с ужасом осознала, о чем именно шла речь. Ее бросило в жар. Но не от страха, а от удушливого, липкого стыда. Мерлин всемогущий, он узнал, как погибли его родители! Узнал и пришел к ней, чтобы отплатить.

Тошнота резко подступила к горлу, и тщательно скрываемые в самых темных углах памяти картинки замелькали перед глазами, заставляя ее заново пережить самый страшный и постыдный момент в своей жизни – миг, когда она добровольно согласилась стать убийцей.

Гермиона понимала, что должна была хоть что-то сказать, как-то ответить, но нужные слова никак не приходили на ум.

– Драко, я…

Но Малфой остановил ее резким жестом:

– Не хочу говорить об этом сейчас.

Кулаки его сжались, и он тряхнул головой, будто отгонял тягостное наваждение.

– Расскажешь потом… В другой раз… Сейчас говорить буду я…

Драко вздохнул и совершенно неожиданно для Гермионы взял ее за руку. Она вздрогнула, но отнять ладонь не посмела. Еще несколько мгновений Малфой будто бы собирался с силами, но наконец решился и заговорил.

– Когда вы ворвались в поместье, я уже бежал по лесу. Меня травили, словно паршивого лиса. Орава доблестных мракоборцев швыряла мне в спину непростительные, но когда пришло время оглушить взбесившегося квинтолапа, предпочли смотреть, как он заживо сжирает человека. – Взгляд его стал тяжел и горяч; Гермиона не смогла вынести его и сама опустила глаза. – Ни один… Слышишь? Ни один, Грейнджер, и пальцем не дернул, чтобы мне помочь… Они стояли и смотрели, как монстр поедает меня заживо…

Рука Гермионы, зажатая в пальцах Драко, дрогнула, и он тут же вскинул на нее тоскливые, зовущие глаза. Мерлин, неужели Малфой… Непробиваемый, циничный Малфой, был способен говорить с ней так?! Сердце Гермионы затрепетало.

– Проклятый квинтолап дал мне шанс, ведь живым я бы вашим не сдался – это уж точно. Потом я бродяжничал и даже голодал. – Губы Драко сложились в презрительную усмешку, но Гермиона уловила за нею жгучую досаду и стыд. – Пришлось многому научиться, прежде чем получилось заработать на свой первый кусок хлеба.

Тут он снова сделал паузу и выжидающе посмотрел на нее:

– И знаешь, по какой причине я не сдох? – От его слов у Гермионы похолодело внутри. – Знаешь, почему я не чокнулся среди магглов, не вышиб себе мозги и не полез в петлю? Знаешь, почему я каждый гребаный день находил в себе силы открыть глаза и вставать с койки?

Слезинка тоненькой струйкой скатилась у Гермионы по щеке – волна страха стремительно поднималась в ее душе, но Драко, кажется, этого не заметил:

– Потому, что у меня была цель. – Голос его опустился до шепота, глаза впились в ее побледневшее лицо. – Цель, ради которой я полгода тянул постылую лямку и развлекал магглов. Цель, ради которой стоило цепляться за жизнь и перетерпеть боль и унижение.

Он вперил в нее испепеляющий взгляд.

– Я должен был отомстить.

***

И тут Гермиона отчетливо поняла, что все возможные и невозможные сроки прошли. Она словно очнулась ото сна и явственно осознала, что спасительная дверь не откроется, а Джастин не войдет в комнату. Исповедь Малфоя подошла к кульминации, и надеяться на его снисходительность было как минимум наивно. Нужно было действовать. Джастин мог быть оглушен или скован заклинанием… О худшем думать не хотелось. Сколько у нее осталось времени до того, как Малфой выговорится и приступит к практическому исполнению своего плана? Минута? Полторы? Гермиона в уме рассчитала расстояние между собой и тумбочкой, на которой осталась палочка… Далековато. Но попробовать следовало. Страх за себя и за жизнь Джастина подстегнул и придал решимости. Переведя дыхание и мысленно посчитав до трех, она резко выдернула левую ладонь из руки Малфоя, а правой изо всех сил толкнула его в плечо, стараясь максимально расчистить себе путь. Повалить его, конечно, не удалось. Но она все-таки смогла вскочить на ноги и рвануться к заветной цели.

Драко поймал ее налету – обхватил руками колени и потянул вниз.

– Грейнджер! – прорычал он ей в лицо, наваливаясь на нее всем телом и прижимая руки к постели. – Дослушай же меня!

Но Гермиона уже не владела собой. Отчаяние и страх за Джастина взяли верх над осторожностью и инстинктом самосохранения.

– Драко, пожалуйста... Пожалуйста! Просто скажи мне, где Джастин, и я сделаю все, что ты скажешь!

Губы Малфоя сжались, тонкие брови сошлись над переносицей.

– Он не виноват ни в чем! Это я привела его в поместье. – Гермиона с мольбой устремила на него жалобный взгляд, хватаясь за последнюю призрачную надежду достучаться до своего мучителя. – Он просто маггл… Безобидный и ни в чем не повинный! Прошу тебя… Скажи, где он!

И тут Драко неожиданно разжал руки, отпустил ее запястья и изо всех сил ударил кулаком в матрас – буквально в нескольких дюймах от ее лица. Гермиона от неожиданности взвизгнула и зажмурилась.

– Его не существует! – прокричал он и вцепился пальцами в её подбородок, заставляя снова открыть глаза и взглянуть на него. – Такого человека, Грейнджер, нет, не было и никогда не будет!

Она ответила ему взглядом, полным недоверия и гнева.

– А есть только я, Грейнджер. Только я, – сказал он уже спокойнее, приподнимаясь и нависая над ней. – Это со мной ты спала все эти ночи. Целовала и хотела тоже только меня. И только я, а никакой не жалкий маггл, могу заставить тебя дрожать от удовольствия и желания.

Он выжидающе смотрел ей в глаза и видел, как лицо ее передергивается, словно от брезгливости. В следующую секунду она плюнула в него.

– Врешь! – Голос Гермионы срывался от злости, и ему снова пришлось навалиться на нее, чтобы удержать на месте. Грейнджер остервенело забилась под ним, пытаясь выбраться. – Ты все врешь! Пусти меня, Малфой!

Она выгнулась всем телом и все-таки выдернула одну руку из его железной хватки. Звонкая пощечина обожгла кожу Драко.

Грейнджер яростно смотрела на него снизу вверх:

– Все, что ты можешь, так это говорить гадости и топтать чувства других людей! Делай со мной, что задумал – убей или помучь, как это у вас принято, но оставь Джастина в покое! Ты и стоять рядом с ним не достоин!

– Не веришь, да? – Рот Драко ощерился в злобной ухмылке. – А если я расскажу, как ты любишь? Ведь никто больше не знает этого, так ведь?

Грейнджер с ужасом уставилась на него. Мелкий ревнивый бес, завозившийся в подреберье при упоминании Джастина, всадил зубы под самое сердце. Драко больше себя не контролировал.

– А если я покажу, как ты любишь? А? Поверишь мне тогда? Или будешь утверждать, что только Хантер так умеет?

С губ Грейнджер сорвался изумленный вздох:

– Не посмеешь… – почти прохрипела она, тело ее забилось крупной дрожью.

Драко посмотрел на нее с вызовом:

– Если окажется, что это единственный способ доказать тебе, что Хантер – это я, то посмею. – Он наклонился совсем близко к ее губам и прежде чем накрыть их поцелуем, прошептал: – Ты не сможешь не понять…

Когда он коснулся ее сжатого рта, Грейнджер застонала и попыталась отвернуться, но Драко был полон решимости порвать с Джастином Хантером раз и навсегда. В свой поцелуй он вложил всю нежность и властное, подчиняющее желание, которые прежде заставляли ее трепетать под тяжестью его тела. Миллиметр за миллиметром он проникал все глубже и глубже, заставляя ее довериться. Затем, проведя кончиком языка от уголка рта к скуле, он осторожно прихватил губами мочку ее уха и прильнул к бьющейся на шее тонкой жилке. Руки его скользнули к девичьей груди и нащупали явное подтверждение того, что он ей больше не был безразличен.

Волна возбуждения накрыла Драко с головой. Он с силой потерся бедрами о живот Грейнджер, но почувствовал, как она дернулась из-под него.

– Нет… Не надо… – ее сдавленный голос с трудом достиг его сознания. – Пожалуйста, не надо…

Драко удивленно посмотрел на Гермиону и увидел, что по щекам ее текли слезы, а взгляд затравленных глаз был полон покорной, тупой безысходности.

– Грейнджер, но послушай же меня… – Драко инстинктивно потянулся к ней, но она отшатнулась от него. – Я клянусь тебе! Раньше, я и представить себе такого не мог! А теперь… теперь… я жить… я дышать не могу без тебя… Я тебя люблю!

Немыслимые слова сорвались с губ, и вселенная взорвалась. Пространство и время сдвинулись со своих мест, рванулись вперед, закрутились в сумасшедшую спираль, затягивая в тугую воронку туманности, звезды, планеты и хвосты горящих комет. Привычный мир поблек и вдруг распался на тысячи молекул, слившихся в единый бешеный поток, с ревом утекающий в опасно сгустившийся над мэнором космос.

– Я люблю тебя, – повторил он чуть тише, и все замерло.

Застыли в гробовом молчании галактики и астероиды, на поместье опустилась хрустальная, звенящая тишина. И где-то в параллельной вселенной с тихим вздохом умер другой, до колик ненавидящий грязнокровок, Драко Люциус Малфой, и новому Драко стало от этого почему-то легче.

И тут он снова подался к ней, пытаясь обнять и если не словами, то хотя бы тактильно передать то, что скопилось глубоко в душе, но она не далась –неожиданно сильно ударила его в грудь и откатилась в сторону.

– Просто убей меня, Малфой, или наложи Круцио, пока я не свихнусь, как родители Невилла… Но, пожалуйста, – лицо ее передернуло судорогой гадливости, – не прикасайся ко мне!

Драко взвыл от отчаянья. Собственная наивность, на поводу которой он так легко пошел, вдруг показалась ему вздорной и постыдной. Он резко оттолкнул девушку от себя, вскочил на ноги и рванулся к палочке.

– Петрификус Тоталус! – рявкнул он, направляя кончик на изумленную Гермиону, которая мгновенно застыла на месте, успев прижать к груди краешек одеяла. Только широко раскрытые влажные испуганные глаза говорили о том, что она в сознании и видела все, что происходило вокруг.

Тем временем Драко заметался по комнате: опустился на пол, кинулся к тумбочке, упал на кровать и беспорядочно зашарил руками по простыням и подушкам. Наконец лицо его просияло, и он, зажав в ладони какой-то маленький предмет, подвинулся ближе к Гермионе.

– Значит, кто угодно, Грейнджер? Даже примитивный маггл лучше, чем я?

Горящие ненавистью глаза на застывшем лице Гермионы, казалось, сверкнули презрением. Драко сдавленно усмехнулся и медленно поцеловал ее в неподвижные приоткрытые губы.

– Жаль… Я бы дал тебе гораздо больше.

С этими словами он разжал кулак, на котором тускло сиял толстый серебряный ободок. Не говоря ни слова, Драко поднял растопыренную ладонь и надел кольцо на палец. Знакомая теплая волна пробежала по телу – ненавистная чужая сущность снова приросла к нему.

– Мне действительно жаль, Грейнджер, – устало произнес он, глядя как крупные слезы катятся по парализованным щекам девушки. Глаза ее словно потухли.

Драко вскинул палочку и снова направил ее на Гермиону:

– Всё, что я сказал – правда. Больше я тебя не обижу. – Палочка описала в воздухе круг. – Обливиэйт!

***

Утром Гермиона проснулась бодрая и отдохнувшая, словно выпила накануне зелье сна без сновидений. Солнечные лучи весело заливали комнату ярким светом – впереди был насыщенный день, и она поспешила подняться с кровати. Нельзя было терять ни минуты. Джастин мирно посапывал, отвернувшись от нее и натянув одеяло почти на самые уши. Она взяла с тумбочки палочку и на цыпочках выскользнула из комнаты, решив принять душ в одной из гостевых спален мэнора – шум воды мог разбудить Джастина, а Гермионе хотелось, чтобы он выспался получше. Завтра ему вряд ли выдастся такая возможность.

Чуть позже, приведя себя в порядок и попивая кофе в столовой, Гермиона составила в блокноте план на день. Дел было невпроворот: во-первых, нужно было отправиться в министерство в отдел заключения и расторжения магических браков; во-вторых, трансгрессировать в Хогвартс и пригласить Гарри, Джинни, Снейпа, Флитвика и Макгонагалл на их скромное торжество; в-третьих, рассказать родителям об их с Джастином решении и, в-четвертых, самое сложное – навестить Уизли. Последний пятый пункт стоял под знаком вопроса – по всей видимости, купить в Косом переулке что-нибудь похожее на свадебное платье времени у нее не останется.

Наспех дожевав бутерброд и поблагодарив Вилли за завтрак, Гермиона кинула в камин пригоршню летучего пороха:

– Министерство Магии, – громко проговорила она, и зеленое пламя с шипением скрыло ее фигуру.

***

Когда дверь спальни закрылась, Драко еще долго не двигался. Одна мысль, что Гермиона за чем-нибудь вернется и застанет его не спящим, внушала страх. Ему не хватило ночи, чтобы успокоиться, и теперь он ждал одного единственного момента – когда Грейнджер наконец уйдет и оставит его наедине с собой.
К рассвету бешеная лавина отчаянья, ужаса и обреченности, накрывшая его после провальной попытки раскрыться, немного спала – уже не хотелось бить кулаками в стену и крушить все на своем пути. Но гнетущее чувство безысходности и разочарования непосильным грузом опустились на грудь – затуманили разум и буквально мешали дышать.

«Что же я наделал? Что наделал? – закрутилось в голове на манер заезженной пластинки, когда спасительный Обливиэйт все-таки заставил Грейнджер уснуть. – Как же теперь жить со всем этим?»

То, что он увидел в глазах Гермионы за секунду до того, как заклинание побороло ее волю и погасило сознание, стало для него приговором. Пожизненным приговором, имя которому – Джастин Хантер. Презрение, гнев, обида, ярость – всё это Драко мог бы победить, ну или хотя бы попытаться… Всё, только не разочарование.

Воспоминание вскрыло свежую рану, и Драко резко вскочил с постели. Ему вдруг стало мучительно тесно в душной комнате. Он натянул валявшиеся на полу джинсы, а затем подошел к окну и распахнул его настежь – холодный воздух иглами впился в кожу, но так и не принес облегчения. Ледяной ветер ударил по глазам, заставил отвернуться.

Драко сделал несколько шагов назад и наткнулся взглядом на овал старинного зеркала. Словно под гипнозом, забыв свой недавний порыв, юноша приблизился к стеклянной глади – из зазеркалья на него смотрел он. Черные волосы свесились на лоб, квадратные скулы синели не выбритой темной порослью... Драко невольно осклабился, наблюдая как довольная ухмылочка растягивает чужой ненавистный рот…
Он ударил наотмашь, вложив в кулак всю свою ненависть и боль, но зеркало почему-то не разбилось, а лишь треснуло, расчертив поверхность на дюжину мелких зеркальных кусков, и из каждого на него издевательски пялились маленькие чертовы Джастины Хантеры.

Это стало последней каплей. Драко выматерился и бросился вон из комнаты. Домовики, наводившие порядок в гостиной, взвизгнули от страха, когда он бегом пронесся мимо них и вышиб ногой входную дверь. Выйдя на крыльцо, они увидели, как он босиком несся по снегу к конюшне. И еще через минуту – как Гром помчал его по заснеженной равнине в сторону черной опушки леса.

Глава 17. Чужая жизнь.

Уйти: зачем? Но в этом суть порыва,
надежды смутной и нетерпеливой,
что недомыслием порождена…

Я больше не найду Тебя. Ни в ком.
Ни в этом камне. Ни в себе самом.
Я не найду Тебя ни в ком другом.

(Райнер Мария Рильке)



— Мы что, всерьёз будем добираться до Министерства в этом четырёхколёсном корыте? — заныл Невилл, высовываясь по пояс из окна и с тоской наблюдая за эльфами, снующими вокруг великолепной кареты, украшенной резьбой в стиле рококо.
— Такова древняя традиция среди волшебников: достигать места бракосочетания своим ходом, а не при помощи трансгрессии или каминной сети, — невозмутимо заметила сидящая в кресле Макгонагалл. — Но Вы, мистер Лонгботтом, имеете право воспользоваться метлой, это не возбраняется.
Невилл изменился в лице и тот час же поспешил составить компанию Луне Лавгуд, вот уже битый час стоявшей на одном месте и внимательно разглядывающей старинный гобелен во всю стену.
— Своим ходом, — понизив голос до шёпота, произнёс Гарри стоявшему рядом с ним Чарли – единственному Уизли (кроме Джинни), «нашедшему возможность» присутствовать на торжестве. — На свадьбу – как к дементору на чаепитие.
Оба прыснули и, не чокаясь, дружно опустошили по бокалу шампанского.
— Но-но, мальчики, будет и на вашей улице праздник.
Все присутствующие обернулись в сторону незаметно впорхнувшей в гостиную Гермионы и нашли её более чем привлекательной. Гарри даже присвистнул, бросившись обнимать подругу, чем вызвал явное недовольство Джиневры, которое та безуспешно попыталась скрыть.
Несмотря на отсутствие тех самых стандартных трёх месяцев, которые невесты обычно отводят на подготовку к церемонии, будущая миссис Хантер выглядела блестяще в дорогом, купленном в роскошном маггловском бутике, белоснежном костюме. Её ноги украшали новые туфли на высоком тонком каблуке, а голову – изящная вуалетка в тон костюму. Эльфы предлагали хозяйке поднять волосы в замысловатую причёску, но та отказалась – Джастин любил, когда она убирала вьющиеся пряди назад и оставляла их распущенными.
— Мисс Грейнджер, Гермиона, — улыбнулась Макгонагалл, приподнимаясь с кресла, но её бывшая ученица оказалась проворнее, ласково обняв пожилую ведьму ещё до того, как та успела встать на ноги. — А ты, оказывается, прекрасная хозяйка! Никогда бы не подумала, что буду чувствовать себя уютно в подобном месте.
— Это всё Джастин, — махнула рукой Гермиона. — Сплошь его заслуга.
— Славный молодой человек, — согласилась профессор. — Мистер Поттер рассказывал мне о нём. Циркач – ну надо же!
— Кстати, а где мой будущий зять? — спросил Хогус Грейнджер, отвлёкшись от занимательной беседы с профессором Флитвиком. Марта, сидевшая всё это время рядом с ними, взглянула на часы.
— Скоро должен спуститься, — пожала плечами Гермиона.
— Марафет наводит, — съязвил Поттер, многозначительно приподнимая брови.
— Не забывай, Гарри, Джастин – артист, — вмешалась в разговор молчавшая до этого Джинни, — а артистам свойственно тщательно следить за своей внешностью.
Гарри слегка стушевался и рассеянно провёл рукой по волосам. Благодаря тёплой беседе с Гермионой – в тот самый вечер, когда она не на шутку испугала его своими внезапными галлюцинациями – лёд, сковавший отношения с Джинни, начал постепенно таять. За неполные три дня вряд ли бы что-то могло кардинально измениться, но ещё вчера он улыбнулся ей, проходя мимо по коридору, а сегодня она впервые за долгое время обратилась к нему по имени.
— Снейпа ещё нет, — заметил профессор Флитвик, оглядывая гостиную.
— Учитывая его изрядную педантичность, он должен появиться через... несколько секунд, — произнесла Макгонагалл, взглянув на циферблат серебряных часиков, висевших на цепочке, и развернулась к камину.
На несколько мгновений комната озарилась зеленоватым свечением, и из пламени материализовался профессор Снейп.
— Ну, что я говорила?! — вполголоса хихикнула Минерва и цепким старушечьим взглядом оглядела пришедшего с ног до головы. — Тёмно-зелёная парадная мантия. Северус… признаться, Вы нас балуете.
Снейп одарил коллегу мрачным взглядом и скривил губы, пытаясь выдавить подобие улыбки. Когда-то столь фривольное поведение он мог простить разве что самому Дамблдору. Теперь, видимо, право поддразнивать чересчур чопорного профессора зелий перешло по наследству к Макгонагалл, чем та не преминула воспользоваться с особым воодушевлением.
Прервав затянувшееся молчание, Гермиона подвела директора к своим родителям, а затем уж было собралась на поиски Джастина, как вдруг почувствовала лёгкое прикосновение холодных пальцев к своему запястью.
— Мисс Грейнджер, я бы хотел переговорить с Вами.
Тёмно-карие, почти черные глаза, наблюдавшие когда-то за её духовным падением, немилосердно засасывали в омут, подчиняли.
Гермиона закусила губу и лишь кивнула, указывая рукой в сторону библиотеки. Конечно, Гарри в тот же вечер поведал о её самочувствии директору, и теперь ей предстояло вновь повторить свой пугающий рассказ.
Снейп слушал внимательно, не перебивая. В точности, как и во времена ее заумных докладов у доски, он разгуливал по помещению, скрепив ладони за спиной, но впервые – не язвил и не требовал от своей ученицы детальных разъяснений. Поначалу Гермиона чувствовала себя решительно не в своей тарелке – было в этой ситуации что-то странное, чужеродное… Но затем она списала всё на наличие в комнате окон, непривычный оттенок снейповской мантии, свой свадебный наряд… и, взяв себя в руки, постаралась унять дрожь в голосе.
— Мне кажется, что я слышал когда-то о подобных симптомах, — произнёс Снейп вскоре после того, как Гермиона, понурив плечи, закончила своё повествование. Он выглядел крайне напряженным, барабаня пальцами по столешнице, и явно пытался о чём-то вспомнить. — Но это, если даже и правда, было очень давно и как-то поверхностно… Здесь даже омут будет бессилен, так как я не могу отчётливо нарисовать в воображении саму ситуацию. Хм, ладно… — Снейп подошел к каминной полке, взял с неё какую-то статуэтку и принялся вертеть её в руках. — Но я всё же склоняюсь к мысли, что виной всему яд магического происхождения.
— Исключено. — Гермиона покачала головой и добавила: — Я питаюсь только дома. Днём – в маггловских кафе, да. Мне нравится бывать там, но… это же магглы! Мухи в ежевичном компоте не в счёт. — Снейп поморщился. — Возможно, я подверглась какому-то редкому заклятью?
— Нет, — отрезал он. — Даже самые редкие и опасные заклятья можно выявить. Некоторые не вылечить – и такое бывает, к сожалению, но… Нет, здесь просто не может быть иного вывода.
— Тогда мне нечего добавить. — Гермиона чувствовала себя опустошенной и уже начинала не на шутку жалеть о том, что не попросила Снейпа отложить разговор на пару дней. От предвкушения долгожданного события не осталось и следа. Тягостное молчание Снейпа высасывало из неё последние силы. В вопросах зелий и ядов он был признанный асс – с этим давно уже перестали спорить даже самые ярые из его завистников, – но здесь и сейчас, возможно впервые, творилось какое-то недоразумение, и оба, не сговариваясь, мысленно признавали это.
— Ревизию домашних продуктов магическим способом проводили? — Для Снейпа это было скорее риторическим вопросом – он не сомневался в сообразительности своей бывшей ученицы.
— Конечно, — произнесла Гермиона слегка обиженным тоном, — в первую же очередь. Но все мы – я, мой жених и эльфы – питаемся одним и тем же. Я уж не говорю о гостях – с ними-то тоже всё в порядке!
В дверь тихонько постучали. На пороге показалась разрумянившаяся от волнения миссис Грейнджер.
— Мистер Снейп, простите… Гермиона, детка, мы опаздываем, а Джастин куда-то запропастился.


***


Драко был давно уже собран: волосинка к волосинке, щегольский шейный платок, идеально сидящий костюм в сочетании с начищенными лакированными ботинками – всё это лишь раздражало, коробило, заставляло ненавидеть себя ещё сильнее. Малфой чувствовал себя робким, влюбленным шафером, вынужденным тщательно скрывать свою страсть к чужой невесте и стать свидетелем её союза с другим.
Это было больно – просто невыносимо. Он не раз сталкивался с подобными сюжетами в романах – особенно исторических, – но даже и помыслить не мог, что сам когда-нибудь вляпается в это же самое дерьмо и окажется на месте того идиота. Он, Малфой… смешно.
Однако, весельем эту запредельную, зудящую дрожь назвать было сложно. Драко трясло и мутило; ещё немного – и его стошнило бы прямиком на весь этот бутафорный, расфуфыренный глянец, в который он был тщательно облачён.
Времени на раздумья оставалось всё меньше и меньше. От одной только мысли, что ему следует спуститься вниз, начинали трястись руки, и кожа покрывалась мурашками.
До чего же он себя довёл?! Господи, до чего…
Где он, Драко, безвозвратно схоронил уверенного в себе, сильного и ловкого Малфоя? Куда подевался мальчишка, знающий себе и окружающим цену, сноровисто прогибающий любую сложившуюся ситуацию под себя?
Бросить всё и бежать, прямо сейчас – в Австралию, Канаду, да хоть на Северный полюс! Раствориться в маггловском мире, сбросить удушливую маску, выправить новые документы – с волшебной палочкой это не составило бы огромного труда…
Нет, гораздо проще наложить на себя руки. Гермиона – слишком сильный наркотик, чтобы взять – и отказаться от него, исчезнуть, стереть из памяти. Да и Гром без хозяина долго не протянет…
Гром.
Драко выскочил из комнаты, сбежал по чёрной винтовой лестнице на первый этаж, миновал кухню и, оказавшись на свежем, морозном воздухе, опрометью бросился к конюшне.
Распахнув настежь двери, он замер на несколько мгновений, чтобы перевести дыхание. Уютная смесь из ароматов сена, потёртой кожи и древесины немного успокоила Малфоя, и он огляделся в поисках Грома.
Мерлин побери, а ведь он умудрился пропустить тот самый момент, когда эльфы, по его же приказу, перевели коня в новое, большее по площади, стойло, которое располагалось в самом конце левого ряда. Ему следовало позаботиться о своем питомце собственноручно или хотя бы проследить за наложением чар, необходимых жеребцу для максимального комфорта.
Грейнджер… Она выбивала почву из-под ног, невообразимо искусным образом сводя его с ума и заставляя позабыть обо всём на свете. Это было абсолютно неправильно, но так… захватывающе. Маленькая, занудливая гриффиндорка; постоянно краснеющая, но такая властная. Слизеринцы знали, что им нужно, и брали это. Она же – забирала, не ведая, не задумываясь.
Малфой, без сомнений, был влюблён в неё. Всё началось с желания – простого, плебейского, ненавистного ему; через некоторое время в свои права вступило уважение, и лишь потом – сердечная привязанность… дружба. Последнее смущало Драко больше всего. Он чувствовал, как их зарождающаяся духовная близость словно кислотой разъедает густой комок мстительности и былых противоречий. В этом была вся она, Гермиона: перевернуть мир вверх дном, изменить его до неузнаваемости и даже не заметить этого.
Гром встретил своего хозяина с болезненной затравленностью во взгляде. Он грустил – это было заметно невооруженным глазом. Драко зашёл за ограждение и, притворив за собой ворота, попытался изобразить на лице подобие улыбки.
— Ревнуешь что ли? — Конь еле слышно фыркнул, и Малфой ухмыльнулся. — На досуге обязательно подыщу тебе подружку, — деловито продолжил он. — Тебе какие по нраву? Блондинки или брюнетки? Кстати, можешь не переживать, я выберу тебе чистокровную, хотя… дружище, поверь, чистокровность – не высший критерий при выборе невесты.
Некоторое время оба молчали. Устало прикрыв глаза, Драко принялся массировать себе затылок. Секунды стекались в минуты, а их было в запасе не так уж и много.
— Я должен, понимаешь? Она ждёт меня… там. — Малфой мотнул головой в сторону мэнора. — Ждёт.
Гром издал тихое ржание и попеременно стукнул передними копытами по земле. Это могло означать только одно: ему было что сказать. Драко безошибочно распознал знак, и слегка напрягся, внимательно изучая поведение беспокойного животного. Конь боготворил своего хозяина, но мыслями своими делиться не любил, хотя, разумеется, и не был способен сопротивляться ментальному натиску, если того требовало дело. Малфой сразу подметил это, и старался не лезть в душу к питомцу – разве что во время постановки свежих номеров. Но иногда случалось и так, что Гром добровольно раскрывал своё сознание – просто так, без повода. Вот и сейчас он будто бы приглашал Драко окунуться в глубины своих стихийных, быстро сменяющихся воспоминаний.
— Легиллименс! — Малфой применил беспалочковую магию, пристально вглядываясь в выразительные глаза, и почувствовал невесомость.
Он будто бы летел над землёй, легко касаясь её поверхности мощными копытами. Ощущение свободы и всепоглощающей радости мигом захватило всё его натренированное тело. Он смеялся – нет – кричал от восторга, чувствуя, как лихой ветер свистит в ушах, а где-то, совсем рядом, стройным хором поют хрустальные колокольчики. Всё вокруг искрилось, а дивный, мелодичный перезвон дарил блаженство и нарастающую эйфорию.
Это смеялась она, Грейнджер. Драко не сразу узнал её голос, но вскоре понял, что именно так слышится он Грому. Малфой не сдержал улыбки, мысленно одобрив выбор. Это воспоминание входило в число и его фаворитов. Он попытался максимально сконцентрироваться, и почувствовал, как в нос ударил дурманящий запах луговых трав, что подняло его настроение до невообразимых высот.
Сознание Грома затянуло полупрозрачной пеленой, и Драко выкинуло в следующее воспоминание. Сердце пропустило пару ударов: он увидел не Хантера, а самого себя – худощавого, бледного, но словно источающего ослепительный свет. Рядом стояла Гермиона. Она одарила коня тёплой улыбкой, заперла ворота и развернулась в сторону Малфоя. Затем медленно подошла к нему и прикрыла веки в ожидании поцелуя. Драко с нежностью накрыл её губы своими, мучительно сведя брови на переносице. Он неуверенно поднял руку и осторожно коснулся пальцами щеки Гермионы.
Через несколько мгновений образ сменился, но обстановка осталась прежней. Перед ним вновь стояла Грейнджер. Она куталась в шерстяную накидку и кормила его с руки чем-то очень сладким. Подле неё не было провожатых, что вызвало у Малфоя удивление: он не мог припомнить ни одного случая, когда его невеста отправлялась к Грому одна.
И внов