Глава 26. Карты Наполеона (или где была Индия)

 

Наташа Ростоцкая была по уши влюблена в лопоухого Петьку Распупыркина, напрочь отвергая ухаживания Андрея Балконова. В приливе нежности она называла Петьку Пьером, совершенно не замечая его недостатков—лопоухости, самовлюбленности и драчливости. Она даже пыталась сочинять стихи в его честь, но они почему-то получались корявыми и лопоухими, как и сам объект. Особенно плохо рифмовалась фамилия предмета ее воздыханий, т.к. вылезали всякие неблагозвучные ассоциации—дыры, пыры, мыры, что совершенно выводило Наташу из себя, но она, закусив до крови губу, упрямо продолжала мужественно бороться с правилами русского языка, создавая нежные ласковые прозвища предмету своего обожания. Так в ее стихах появились пупик, распупыпик, пупкин,—и даже распупкин, но сами стихи (пусть извинит меня читатель) я цитировать не стану. Все эти дамские, с позволения сказать,… (если не сказать хуже), я не люблю, и никогда не мечтал быть автором и пересказчиком женских романов. И расписывать на десяти листах один дубок, выросший на свою беду в визуальной близости автора (авторши?) стихотворений и ставший предметом ее женских мечтаний,—я не смогу чисто физически. Для того, чтобы вздыхать на десяти страницах, я непременно должен буду выдыхать на не меньшем числе страниц, но тогда нарушится композиция и ритм моего романа, в котором я достаточно сухо описываю события, происшедшие в московской школе № 318 и, если точнее, конкретно в классе 10 В. Кроме того, упомянутый мной дубок вскоре засох, не выдержав поэтического вдохновения Ростоцкой или, выражаясь ее языком, «дал дуба», что было совершенно неправильно истолковано авторшей вирш в смысле возвышенном, между тем как он просто не выдержал того обилия внимания, которое ему было оказано сей достойной особой (она даже написала панегирик «дал дуба дуб великий и могучий,// склонясь к земле непокоренною главой…Что бросил он в заоблачные выси// куда теперь идет он сам с собой?..»).

 

Но хватит о дубке. Мы же не собираемся, вслед за Наташей, посвящать злосчастному (к сожалению, уже покойному) дубку десять страниц своего вдохновения. Можно, например, писать на иностранном наречии также целыми страницами (чтобы никто не догадался), тем самым увеличивая толщину книги, написанной Наташей в честь ее пламенной девичьей невинной любви к лопоухому Пьеру. Этот художественный прием раздутия пустоты, к сожалению, также отвергается мной, ибо на иностранных наречиях, кроме своего родного древнегреческого, я писать так и не обучился, хоть и очень старался. Есть, правда, еще один способ распупырить из маленького женского пальчика невероятный по мощи бессмертный панорамный роман—это использовать сплетни и анекдоты, без всякой правки и минимальной критической оценки вставляя их прямо в самую ткань повествования и, более того, завязывая всю ткань романа на этих сплетнях . Но это уж, поверь мне, читатель, вовсе не для меня. Ведь я же не пытаюсь описать первые вспыхнувшие в дамском сердце чувства любви к ее Пупику, окрашенные во все оттенки розового цвета, в виде исторической эпопеи на фоне грандиозных событий, потрясших весь мир. Мне это просто не под силу, поэтому, сознавая все ничтожество своих потуг, я буду с тупым упорством избегать тех уловок и ухищрений, к которым прибегают авторы (авторши?) дамских романов, создавая свои сверхграндиозные произведения о великой и чистой любви Наташи Ростоцкой к Пьеру Распупыркину.

 

Однако толстый Распупыркин ничего не знал о любви к нему его одноклассницы, сидевшей через две парты впереди него и постоянно красневшей и смущающейся при встрече с ним. Он даже не заметил, как из младшеклассницы с востреньким носиком и тонюсенькой шеей она превратилась в романтически настроенную леди. Видя ее смущение, он начинал сопеть, чем еще больше восхищал Наташу, отчего она смущалась еще больше, а он—усиливал свое сопение. Они почти не разговаривали друг с другом, потому что Наташа стеснялась заговорить первой, а Петька, вообще сторонящийся женского пола, был бы убит наповал, узнай он о чувствах к нему Наташи. Что бы он стал делать с этими чувствами, как поступил бы? Онегин из него не получался никак, Печорин тоже. Потому что он был из другого «Дженерейшн», и его больше волновали тусовки да кроссовки, а не вздыхающие романтические дамочки с их идиотскими стихами. Он и говорил-то всегда чисто конкретно, да и, по правде говоря, ему больше нравилась чернобровая Танька Передяпа, дочка новорусского папашки, гендиректора охранной фирмы. Танька густо перемежала свои высказывания выражениями, язык ее был острый и раздвоенный—и все это, в добавление к ее нейлоново-неоновым одеяниям и кислотно- пергидрольным волосам, западало в душу Петьке куда больше, чем меланхольно-задумчивый вид Наташи.

 

Кислотно-неоновая Танька недавно ездила с папашкой на самый дорогой курорт в Индии—Гоа—и, вернувшись, с упоением рассказывала классу о своих впечатлениях. Исключив из ее рассказа неценурщину, слэнг, пиджин-рашн-парашн, так называемые «молодежные выражения» и прочие достижения демократической американской культуры конца XX века, вкратце передадим смысл ее высказываний. Они сводились к следующему: Индия —это круто! Халява, одним словом. Красота—жуть! Дома такие—что ваще! Обалденные! Я торчала как … (извини, читатель, это непередаваемо)!

 

Слушая ее восклицательные короткие рубленые предложения, больше походившие на военные приказы ее папашки, чем художественное описание красот Бхараты, некоторые из ее одноклассников тоже задумались. Вот, Танька Передяпа вернулась из Индии—предмета вожделений Павла и Наполеона, куда они в планах отправляли огромные армии. Как же они планировали свои действия? Первым не выдержал Петька Васечкин. Он задал ей совершенно идиотский вопрос:

 

—Слушай, Танька, а как ты добралась-то до Индии? На паровозе или на лошадях?

—Ты чё, совсем?—Танька перестала тараторить и вытаращила на Петьку глаза.—Я как и все, на самолете летела. Не помню, часов шесть или даже больше. А чё?

—Да ничё! А почему туда паровозы не ходят?

—Ну, ты даешь, Васечкин! Причем здесь паровозы?

—При том, что как в твою Гоа добираться сухопутным путем?

—А тебе-то зачем? Сел в самолет—и нормально. Даже кормили в полете нас три раза. А паровозом твоим коно…ться небось неделю или две. Во дает!

—Да все равно нет там никаких паровозов.

—Нет, так нет. Чего тогда спрашивал?

—Так просто… Я все думаю, как же туда Наполеон хотел прийти со своей Великой Армией и завоевать ее? Если туда можно только на самолете прилететь? Даже поездов никаких нет.

—Да ты еще не забудь, что главным условием его побед всегда были пушки, которыми он палил картечью в Египте и в Париже. Без пушек он был совершенно беспомощным! Так что…—вставил Васька Петечкин.

 

Танька, впервые попавшая на научный диспут одноклассников, даже растерялась. Тему 1812 года уже прошли, и она, стараниями папашки, еле «вытянула» свою четверку и потому абсолютно ничего не помнила по теме. Она нахмурилась и сказала:

 

—Ну, раз вам неинтересно…

—Что ты, что ты,—заискивающе-восторженно прорезался Распупыркин,—а в каком отеле вы отдыхали?

—В «Тадж Холидэй Вилладже»! У нас был свой домик с терраской, представляешь? Еду нам приносили на стол, убирались каждый день. Там прямо река такая ваще широченная впадает в Индийский Океан—а через реку уже город какой-то. Мы там пару раз бывали, на базар ходили.

—А у вас было «всю включено» или вы платили отдельно?

—Не, чтоб не путаться, отец купил «все включено».

 

Петька млел и раздувался. Он представлял себя рядом с неоновой Танькой на берегу теплого океана в отдельном домике «все включено». Но теперь заскучали ребята. Они переглянулись и вышли из класса, чтобы продолжить свои беседы на открытом воздухе в школьном саду.

 

—Меня вот всегда занимал вопрос, о какой такой Индии все говорят.

—Индия—она и в Африке Индия,—с умным видом произнес Сашка Гусарский,—тут и думать нечего.

—Абсолютно правильно,— пародируя картавость и манеры Ленина, вдруг вмешался Вовка Ульянов,— именно что в Африке и есть Индия.

—Чего? Чего ты сказал?

—Индия в Африке, вот чего.

—Как это?

—Да вот так! Индия находится в Африке, конкретно, в районе Золотого Рога в северо-восточной части, где сейчас такие государства, как Сомали, Эфиопия, Судан.

—Уганда...—продолжил перечислять Петечкин, поддерживая друга.

—А раньше это все было Индией.

—Погоди, вы же говорили, что Эфиопия—это Иудея,—пытался хоть что-нибудь понять Сашка.—И вы говорили даже, что если перенести все библейские события, описывающие Иудею, в Эфиопию, а Израиль—в Оттоманскую Порту, то получится очень круто!

—Круто—это точно. Но я разве виноват, что еще одним названием Иудеи-Эфиопии является «Индия»?

—И что, ты теперь хочешь сказать, что Наполеон в Африку что ли пошел? Через Московию?

—А как иначе он мог пойти? Вот смотри: его план был очень простым и даже, можно сказать, выполнимым. Он собирался соединиться с Александром и вместе пойти на Османскую Империю в «южные губернии». Это казалось вполне реальным, и я думаю, что если бы у них сложились нормальные отношения, то есть если бы Александр не узнал о готовящемся на него злобным Крошкой Цахесом покушении, то так все и было бы. Вслед за Османской Империей была Персия, куда Наполеон отправил своих эмиссаров, и на предварительной стадии здесь тоже было все нормально. Далее опять его возвращение в Египет и Каир. Но уже на белом коне как победителя и Великого Пророка—Махди. И, став Повелителем Дельты Нила,—протянуть свою Длинную Руку и дотянуться до его Истоков и поразить Индийского Царя —раз плюнуть. Посуху! И если бы, вслед за Московией, ему удалось бы сделать Оттоманскую Порту своей союзницей, а, вслед за ней и Персию —то дальше его продвижение на Юг в Мероэ —родину Меровингов—вполне могло бы осуществиться .

—Подожди, немного помедленнее, хорошо?

—Ладно, давай помедленнее. С чего начнем?

—С Тильзита. В Тильзите был заключен союзный договор с Александром, так?

—Так.

—Дальше ему надо было доделать кое-какие дела в Европе и начать дипломатическую подготовку в Персии, правильно?

—Правильно.

—В Европе Наполеон хотел сделать своим плацдармом Польшу, поэтому он и двинулся туда ее «освобождать» и восстанавливать ее государственность, выступая гарантом ее Конституции 1791 года, чтобы рекрутировать в ней сто тыщ польских солдат, так?

—Молодец. Пока все сходится с моим мнением.

—И вот к 1812 году возникает следующая картина: в Прусской части Польши стоят французские войска и ждут соединения с русскими, стоящими на расстоянии дневного перехода от них на прусской границе для образования Великой Армии. Там же стоит прусский корпус Граверта, а южнее—австрийский корпус Шварценберга.

Идем дальше. Эмиссары привезли с Востока добрые вести—Персия, еще незнакомая со злобным карликом «маленьким капралом», принимает его посланцев благосклонно. В Османской Империи усилиями европейцев в 1808 году убит султан, и на его место встает европеоидный европофил, начавший реформы, приведшие к гибели государственности Блистательной Порты. Он готов стать другом маленького капрала. Путь в Египет открыт: Московия—Оттоманская Порта—Аравия.

—Теперь понятно, почему Наполеон так мало уделял внимания Испании? Да просто потому, что это было незначительнейшее событие на фоне его грандиознейших успехов! Он уже был почти что Владыкой Мира, он уже почти находился в Святилище Грааля и держался за Ковчег Завета, разговаривая с ним …

—Как это?

—Ах да, я забыл, вы же этого не знаете. Ковчег Завета разговаривал только с Царями Грааля и наставлял их в двух вещах—как править Миром и как достичь Вечной Жизни. И Наполеон верил, что, раз все так удачно складывается для него—значит, он Избранный-Кадош, Мессия, Царь-Назорей, и ему суждено перевернуть весь мир. Но, как видишь, не все получилось. Он слишком верил в свои козырные карты—Малые Арканы Таро.

—Подожди, ты опять забегаешь вперед. Мы пока находимся в начале 1812 года, перед «Освобождением» Польши и объединением всех армий в Великую Армию. Все тильзитские союзники обещали ему дать, кто сколько может—Пруссия 20 тысяч, Австрия—30 тысяч, в Польше он надеялся рекрутировать 100 тысяч солдат, гарантированных польской Конституцией, Московия должна дать больше всех—несколько сотен тысяч, и уж, по крайней мере, обе свои армии, стоящие на границе общей численностью около 200 тысяч. Итого получается очень нехило—двадцать плюс тридцать, сто и двести—в 1812 году к его пятидесяти тысячам итальяно-голландцев или «банды инвалидов» должны были поступить под командование еще триста пятьдесят тысяч солдат, и Великая Армия могла реально перевалить за четыреста тысяч и приблизиться к совершенно невероятной цифре в полмиллиона! Такая армия вполне бы оправдывала свое название! Ничего подобного мир еще не видывал. Поэтому он был очень оптимистичен.

—Да, он рвался вперед. Он не мог дождаться дня, когда во главе объединенной Великой Армии он выступит в южном направлении и достигнет Горы Сионской в Аксоме-Моске, мистического Центра Вселенной. Он считал, что если Чаша Грааля=Ковчег Завета добровольно сама не падет к его ногам, то он сумеет силой заставить подчиниться его воле Хранителей Грааля.

—Э, да он был материалист почище Маркса!— неожиданно встрял в разговор Васька Петечкин.—Грааль мог развеять и не такие армии. Сейчас вон миллионные армии, чудовищные технологии—а древний Грааль по-прежнему недоступен.

—А что ты знаешь об этом?

—Ну, насколько мне известно, последний раз Ковчег Завета или Чаша Грааля участвовал в битве при Адуа недалеко от Аксума, когда Лев из колена Иудина, Царь Царей,т.е. Негусса Негуссим Менелик Второй полностью уничтожил итальянский корпус Ореста Баратьери в 1896 году. Тогда уступающая европейцам армия Грааля (эфиопское ополчение) нанесла им невероятное, чудовищное поражение, которое в Италии было воспринято как национальная катастрофа.

—А что, Чаша Грааля и до этого участвовала в битвах?

—Конечно, даже в Библии-Вульгате Эразма-Эзры есть достаточно много рассказов об этом участии. Раз она дает Власть над Миром—значит, она помогает и побеждать в битвах. Император Иудеи Менелик II в 1896 году по традиции Царей Грааля вывез Ковчег Завета прямо на поле битвы, исход которой должен был решить судьбу Чаши Грааля: кто победит в ней, тот и будет ею обладать, но проигравшему будет худо—на поле битвы полегли почти все итальянские солдаты, удалось спасти не более 2000 из них, чтобы потом русский посланник при Негусе Менелике Леонтьев потихоньку переправил их на их историческую родину. Поэтому иудеи-эфиопы до сих пор верят, что в битве при Адуа сама Чаша Грааля=Ковчег Завета разметала недотёп-итальянцев.

—И что же, Наполеон надеялся захватить Чашу Грааля силой?

—Получается, что так.

—Но если он знал, какой силой обладает Ковчег Завета, то он что, глупый был совсем? Он что, не знал, что против его полумиллионной Великой Армии с тысячами пушек могли выступить лишь четыре носильщика Ковчега—и его армию просто ветром сдуло бы? От армии остались бы жалкие 2-3 тысячи полубезумных мужиков, забывших кто они, зачем и откуда?

—Ну что ты придираешься к бедному Коротышке Цахесу? Как раз непонятно другое: о силе Грааля знали хозяева Крошки—Приоры Сиона.

—Так ты же говоришь, что они охраняют Грааль?

—Да нет, я запутался. Может, они просто развлекались, глядя на мировые подвижки и маневры невероятных для своего времени армий? Зачем был вообще нужен поход Наполеона в Индию-Иудею за Чашей Грааля, когда в подземном святилище происходят инициации всех будущих правителей мира перед их выборами =инагурациями? И некоторым из них даже дозволялось видеть величайшую святыню!

—Ребята, кто-нибудь что-нибудь знает о Хранителях Грааля, зачем Наполеона вообще подпустили к мысли о насильственном завоевании Центра Вселенной? Или как?

—Ну, вообще-то туда постоянно стремятся англичане. В самом Мероэ им даже удалось сменить власть: сын бедного плотника стал величайшим пророком Махди в 1881 году, и махдисты начали бесконечные войны с древнейшей меровингской аристократией, просто вырезая ее физически. Главным же аргументом в религиозных спорах махдистов с Меровингами было, конечно, английское нарезное оружие системы Ремингтона. Так образовалось государство Судан с длящейся в ней более 150 лет непрерывной гражданской войной.

Уже в ХХ веке итальянские фашисты вновь усилили давление на древнюю Иудею-Эфиопию, и, с помощью поставок из Советского Союза отравляющего газа иприта и проведения массированных газовых атак с воздуха, сумели буквально на несколько лет овладеть страной и, главное—Аксумом=Зазаманкой!!

Так что получается, что Наполеон был европейцем-пионером в своем стремлении овладеть Чашей Грааля. К тому же его походы финансировались англичанами, а конкретнее—Ротшильдами. Англичане же снарядили и итальянскую армию Баратьери. Так что уже более 200 лет насильственным образом захватить Грааль пытаются англичане неважно чьими руками—Наполеона, командующим русскими, турками, пруссаками и другими солдатами Великой Армии, суданцев-кочевников- махдистов, итальянцев…

—Но не забывай, что это лишь видимая сторона дела. А что там под ней, мы не знаем. Расколов среди Хранителей Грааля не бывает. Если они стремятся сохранить сам Грааль в тайне, как сохраняется в тайне древнейшее святилище в самом центре о.Цейлон (Шри-Ланки) в непроходимых горах—тогда какие могут быть там войны?

—Да на Шри-Ланке тоже идет гражданская война с тамилами. Пример неудачный. И святилище то уже давно разграблено. Сохраняется пока только Мост Адама, построенный первым человеком на земле Адамом между Шри-Ланкой и Индией. По этому Мосту Адама сейчас паровозы ходят. А святилище, которое ты имеешь в виду —это Могила Адама, т.к. в «Книге Юбилеев» четко сказано, что Адам был похоронен в Земле Сотворения, т.е. на Шри-Ланке.

 

Спор между друзьями был уже нешуточный. Со стороны могло даже показаться, что ребята просто свихнулись и обсуждают совершенно запредельные вещи. Так они ни к чему и не пришли в итоге. Зачем же Крошка Цахес так рвался в Индию=Иудею=Эфиопию в святилище Грааля в Аксуме? Вопрос так и повис в воздухе…