Глава 11. Простейшее заклинание.

 

И снова полетели дни. Гермиона провела всего одну бессонную ночь, в которую успешно подчистила «хвосты», возникшие у нее из-за проблем с навязчивым сном («хвосты» в ее понимании, поскольку по мнению большинства преподавателей девушка неслась в своей учебе впереди паровоза). Когда Дамблдор и МакГонагал снабдили ее красивым медальоном, строго-настрого приказав не снимать его ни днем, ни ночью, профессор Снейп потребовал назад зелье для бессонницы. Девушке очень хотелось оставить его себе: так удобно готовиться ночью, когда никто тебя не дергает, и при этом тебе не хочется спать. Но профессор был неумолим, ссылаясь на дороговизну зелья. На самом деле он знал, как оно опасно для нервной системы, поэтому сам использовал его крайне редко и неохотно. И, конечно, меньше всего ему хотелось, чтобы Гриффиндорская Всезнайка портила свое здоровье, стараясь узнать еще больше, чем уже знала.

 

В первую ночь, когда Гермионе предстояло испытать действие медальона, она очень нервничала, поэтому Гарри и Рон вызвались ее поддержать. Дело было не в том, что девушка не доверяла директору или свому декану. Просто прошло слишком мало времени, и пережитое довольно отчетливо помнилось. И, прежде всего, вспоминалась собственная беспомощность. Гарри и Рон пробрались к ней после отбоя и оставались в ее комнате всю ночь, пообещав, что будут дежурить по очереди и разбудят ее, если она соберется куда-то идти во сне. Однако это не понадобилось: Гермиона спала крепким сном без сновидений. Как она поняла позже, в этом и заключалось действие медальона: не дать ей видеть сны. В остальном она спала как обычно.

 

А вот профессору зельеварения было не до сна. Он изучал один старинный фолиант за другим в поисках информации о Призывающем заклятии, которым воспользовалась его жена, чтобы выманить гриффиндорку из замка. На данный момент среди волшебников считалось, что призывать людей подобным образом могут только вампиры. Но Долор не была вампиром, а сам Снейп когда-то встречал упоминание этого заклятия в книгах по Черной магии. Теперь его очень интересовал один аспект, но он не мог найти ни одного внятного ответа на свой вопрос.

 

Кроме этого он пытался выяснить что-нибудь о Долор. В одном из разговоров Люциус упомянул, что у Лорда появился новый фаворит — женщина, к которой он прислушивается больше, чем к кому-либо другому. Однако никто не знал, кто она, поскольку она не снимала маску, когда общалась с другими Пожирателями. Естественно, Малфоя-старшего это очень беспокоило: его позиции в связи с этим пошатнулись. Снейп решил, что Люциус может стать неплохим союзником в борьбе с Долор, если до этого дойдет. А до этого не могло не дойти: Северус знал, как ненавидит его эта женщина. Возможно даже больше, чем магглов. Чувства были вполне взаимны.

Он помнил, как их поженили. Лорду тогда пришло в голову, что все его последователи должны выбрать себе пару и родить наследников, которые будут воспитаны в атмосфере поклонения ему и со временем займут место их родителей во внутреннем круге. Они будут гораздо более преданными слугами, потому что им с детства станут внушать страх и уважение к нему. Это была бы не просто армия. Это была бы армия рабов.

 

Некоторые его последователи к тому моменту уже были женаты, у других были давние договоренности между семьями, третьи объединились в брачные союзы, чтобы угодить Лорду, подобрав себе наиболее подходящих партнеров из Пожирателей. И только Снейп, к тому времени уже осознавший свою ошибку, но еще не ставший шпионом Дамблдора, пытался увильнуть. Он надеялся, что Лорда удовлетворят другие браки, и он оставит ему время для выбора, а это время можно будет тянуть сколько угодно. Но оказалось, что у Лорда были двое последователей, не спешащих заключать браки: он и Долор. При этом они отлично подходили друг другу с точки зрения произведения на свет потомства: он первоклассный зельевар, она сильнейшая ведьма. При этом оба умны, хитры и беспринципны. А Долор к тому же была настолько красива, что это компенсировало бы в ребенке откровенную непривлекательность его отца. Их поженили, хотя ни один из них не был от этого в восторге. Но брак — это полдела. Необходим был ребенок, которого Снейп не желал. Он знал, что это крепче всякой Метки свяжет его с Лордом, а к тому времени Северус стал работать на Дамблдора, и у него были основания полагать, что рано или поздно Темный Лорд падет, а он освободится.

 

Будучи зельеваром, он знал, что от нежелательной беременности может предохраняться как женщина, так и мужчина. Никто никогда не узнает, почему Долор до сих пор не беременна, хотя остальные жены Пожирателей уже были на разных сроках. Причин могло быть миллион. Но он не учел одного: мужчина может предохраняться посредством довольно простейшего зелья в том случае, если женщина ничего не предпринимает, но он будет бессилен, если она захочет ребенка. Особенно если это такая женщина, как Долор Десперадо, чьего настоящего имени он действительно не знал. И она забеременела.

 

Здесь Снейп заставлял себя отвлечься от воспоминаний, потому что даже сейчас они были тяжелыми для него. Он возвращался к изучению древних свитков, попутно размышляя над тем, почему Пожиратели не стали сражаться с Поттером и Уизли, а просто исчезли. Четверо Пожирателей против двух студентов — это смешно, они не могли испугаться. Оставалось только предположить, что Лорд приказал никому не трогать мальчишку и хочет уничтожить его сам. В конце концов, парень серьезно задел его самолюбие.

 

А воспоминания тем временем кружили рядом, навязчиво подсовывая ему картины его прошлого. Естественно, это не шло на пользу его характеру. Он становился еще более раздражительным и злобным, чем обычно. Даже семикурсники, имевшие сомнительное удовольствие знать его уже почти шесть с половиной лет, покидали подземелья, недоуменно переглядываясь. Однажды, забывшись, профессор даже снял десять баллов со Слизерина. Но уже через несколько минут он вернул их за какой-то невнятный ответ Малфоя. С Гриффиндора же баллы летели, как листья с деревьев осенью. Гермиона едва справлялась с восстановлением этих баллов на других занятиях. МакГонагал перестала разговаривать с Северусом и, кажется, впервые в своей преподавательской карьере, начала придираться к Слизерину. Остальные преподаватели предпочитали просто не попадаться ему на глаза.

 

В то утро Гермиона отчаянно зевала за завтраком: она полночи провела, готовясь к Зельям, твердо намереваясь не позволить профессору Снейпу снять с нее баллы и одновременно понимая, что если он захочет, то ничто не сможет ему помешать. Последнее время она все больше недоумевала, как она вообще могла допустить какие-то романтические мысли о нем. Как она могла серьезно сомневаться, не влюбилась ли в него? Это так глупо. А главное — безнадежно. Он ее презирает за то, что она магглорожденная, и ненавидит за то, что всезнайка.

 

Гермиона тяжело вздохнула. Да, это были довольно логичные мысли, и разумная ее часть беспрестанно их повторяла. Но стоило ей отвлечься, как ее более романтическая половинка начинала настойчиво нашептывать свои доводы: «Разве так целуют того, кого ненавидят? Да и Гарри говорил, что на Снейпе просто лица не было, когда он встретил их той ночью».

 

«Какая ж ты дура, — вздыхала «логичная» часть. Гермиона так и представляла, как две ее маленькие копии сидят у нее на плечах и шепчут в разные уши. Одна очень серьезная, в строгой мантии, с волосами, собранными в безупречный пучок а-ля Минерва МакГонагал, а другая в легкомысленной розовой мантии в сердечках, волосы в беспорядке рассыпаны по плечам и дебильно-мечтательное выражение на лице. — Ты посмотри на него! Да он же вообще никого любить не способен. К тому же страшный как атомная война».

 

«И ничего он не страшный, — надулась «романтичная». — Не красавец, конечно, но если его помыть, подкормить да на солнышке выгулять, то будет вполне даже ничего. И вообще, мужчине совсем необязательно быть красивым».

 

Логика продолжала гнуть свою линию, романтика — свою, а Гермиона осторожно посмотрела на Мастера Зелий и вздрогнула, когда поняла, что он, не мигая, смотрит на нее. При этом он ее словно не видел, потому что никак не прореагировал на то, что она посмотрела на него: взгляда не отвел, не скривился и никак иначе не дал понять, что заметил ее интерес. Он просто смотрел, может быть, даже только в ту же точку пространства, а не на саму девушку. Поэтому она стала спокойно разглядывать его, воспринимая как отдельные части, а не как человека.

 

Так. Волосы. Пожалуй, самое ужасное, но в то же время легко поправимое. Лоб — вполне приличный, высокий, как у всех умных людей, в ранних морщинах (хмуриться надо меньше, профессор). Глаза. Ну, это, как раз, скорее его достоинство, чем недостаток: они очень выразительные, хотя в основном он использует эту выразительность, чтобы пугать людей. Нос. Ладно, с этим нужно просто смириться. Губы… Ой-ой, вот об этом лучше не думать, сразу вспоминается эпизод с поцелуем. К тому же с недавних пор в этом воспоминании Снейп ей представлялся в своем настоящем облике. Видимо, виной тому был неудачный эксперимент с Гарри.

 

Ни Гермиона, ни Северус не замечали, как в то время, пока продолжался их неосознанный зрительный контакт, пространство между ними словно сгущалось, превращаясь в невидимую, но от этого не менее реальную связующую нить. Гермиона как раз уже отвлеклась от непосредственного разглядывания своего профессора и отдалась во власть воспоминаний, но ее взгляд все еще был обращен в его сторону. Тогда это и произошло.

 

На нее лавиной обрушились колоссальная усталость, напряжение, сомнения, страх, одиночество, неудовлетворенность, холод, боль — все это было чужое, она это чувствовала, но от этого ощущения не были легче. Девушка вздрогнула и отвела взгляд. Все исчезло в ту же секунду. Она не знала, что в голове зельевара в это время тоже промелькнули чужие сомнения, но он не заметил их, увлеченный своими переживаниями. Гермиона перевела дыхание. Она догадывалась, что произошло, такое иногда случалось, и она где-то об этом читала. Сердце защемило от жалости к нему. Девушка не сомневалась в том, что это были эмоции профессора Снейпа. Резко захотелось сделать для него что-нибудь хорошее, но она прекрасно помнила, как он отреагировал на ее попытку защитить его перед Орденом. Проявление сочувствия могло вызвать еще большую бурю недовольства. Решение пришло в голову само собой и заключалось в одном из самых простых заклинаний, которое она вычитала в учебнике по Чарам еще в первом классе.

 

Гермиона скользнула взглядом по своим соседям по гриффиндорскому столу: некоторые приглушенно переговаривались, другие просматривали полученную почту, третьи вяло ковыряли в тарелках, все еще пребывая в состоянии, которое называлось «скорее сплю, чем бодрствую». Быстрый осмотр соседних столов дал тот же результат. Тогда она перевела взгляд на преподавательский стол: Снейп вернулся к завтраку (вернее, к своей чашке чая, поскольку, пребывая в скверном настроении, он совершенно не хотел есть), сидевший рядом с ним профессор Флитвик что-то увлеченно говорил профессору Спраут. Профессор зельеварения сидел с краю, поэтому рядом с ним больше никого не было. Гермиона аккуратно, всего на пару сантиметров, высунула палочку из рукава и, направив ее на Снейпа, прошептала заклинание.

 

Рука с чашкой замерла на полпути к губам, но уже через две секунды продолжила свой путь. Сделав глоток чая, Северус поставил чашку на место. Нахмурился. Что-то изменилось, но он не мог понять, что именно. Профессор прислушался к себе и понял, что кто-то словно рукой смахнул с него усталость и раздражение. Даже есть захотелось. Он окинул взглядом стол, и рука его сама собой потянулась к тостам.

 

Сидевший, как всегда, в центре стола Дамблдор незаметно улыбнулся в бороду. От его внимания ничто не ускользало.

 

Был и еще один человек за гриффиндорским столом, который заметил пасы Гермионы. Когда они вышли из Главного Зала, этот человек нагнал девушку и тихо спросил у нее:

 

— Ну и что ты сделала со Снейпом?

 

Гермиона вздрогнула и повернулась к Гарри.

 

— Я? — она постаралась изобразить удивление.

 

— Не прикидывайся, — строго сказал Поттер. — Я видел, как ты колдовала. Тебе напомнить, что нельзя насылать проклятия на учителей… как бы этого ни хотелось?

 

— Гарри, ты все не так понял. Это, — она замялась, — простенькое заклинание…

 

— И как оно называется?

 

— Ты только не делай поспешных выводов, — попросила она. — Оно называется Заклинание Чистой Любви, — увидев ошарашенное выражение, появившееся на его лице, она торопливо уточнила, — не имеет непосредственно к любви никакого отношения. Это просто способ подбодрить человека. Его применяют мамы, чтобы успокоить ребенка перед каким-нибудь важным событием. Или друг, чтобы поделиться радостью, когда у его приятеля на душе кошки скребут. Его можно применить даже просто к соседу по комнате, если ему ночью снится кошмар, и он мешает тебе спать своими стенаниями. Смысл в том, что чем сильнее любовь, тем заклинание действеннее: эффект мощнее и продолжительнее. Но достаточно и простой симпатии. Думаю, моего заклинания хватит максимум на то, чтобы он не сожрал Гриффиндор сегодня на Зельях, — вздохнула она в конце.

 

— Но зачем ты вообще его применила?

 

— Разве ты не видишь? Он устал и расстроен. Гриффиндор и так теряет баллы каждый его урок. Надо было с этим что-то делать, — это, конечно, была не совсем правда, но Гермиона старалась не думать об этом.

 

— И откуда ты о нем знаешь? — продолжал спрашивать Гарри.

 

— А ты никогда в учебнике по чарам за первый класс не читал раздел «Это интересно»? Он шел после каждой темы.

 

— Э-э-э… Я и темы-то не все читал, — смутился парень.

 

— А ты почитай, — усмехнулась Гермиона. — Очень хорошее заклинание.

 

— Может, каждый день его применять?

 

— Не получится. Расход энергии довольно большой. Да и иммунитет вырабатывается при частом применении. Послушай, — тихо добавила она, — не говори об этом Рону. Он не поймет и взбесится.

 

— Кто и почему должен взбеситься? — поинтересовался догнавший их в этот момент Рон. В руках он держал пирожок, который так и не успел съесть в Зале.

 

— Снейп взбесится, если мы опоздаем на его урок, — быстро ответил Гарри. — Так что давай поторопимся.

 

— Взбешенный Снейп? Нет, это больше, чем я могу вынести, — и они поспешили к подземельям.

 

Но в этот день профессора Снейпа как подменили. Нет, он не улыбался и не был милым, но он не орал и не придирался, что само по себе было довольно неплохо. Он не снимал баллы без повода, не хлопал дверью, не наводил страх на Лонгботтома. Один раз, забывшись, профессор даже начислил Гриффиндору десять баллов за блестящий ответ Гермионы. Но потом быстро опомнился и снял те же десять баллов с Невилла, благо с него всегда было за что.

 

Пораженные ученики снова удивленно переглядывались, покидая подземелья, а Гарри Поттер шепнул на ухо своей подруге: «Отличная работа!». А вечером он все же заглянул в учебник по чарам за первый класс и нашел там то самое заклинание. Оно действительно было очень простым. Даже элементарным в исполнении. Главное — уметь любить. Речь шла не о романтической любви, а о любви вообще. Гарри хмыкнул и захлопнул учебник. Что-то подсказывало ему, что в желании Гермионы подбодрить Снейпа было нечто большее, чем просто попытка уберечь Гриффиндор от потери баллов. Он еще не знал, как относиться к этому.

 

А тем временем приближалось Рождество.

 

Глава 12. Взыскание.

 

Рождество действительно приближалось, но для семикурсников в этом не было ничего хорошего. И без того немаленькое домашнее задание увеличилось, казалось, вдвое. Семиклассники ходили по коридорам словно зомби, не узнавая друг друга, в библиотеке не хватало места в читальном зале, все больше учеников выпускного класса стало пропускать завтрак, предпочитая урвать лишние полчаса сна после ночного доделывания уроков. Никто не занимался покупкой подарков, никто не обсуждал планы на каникулы. Очевидно, все подарки будут куплены в последние выходные перед Рождеством, когда намечался поход в Хогсмит. Если только им не придется проигнорировать посещение волшебного городка из-за подготовки к зачетным работам, которые будут продолжаться до самого конца семестра. А сам семестр закончится непосредственно накануне Рождества: Хогвартс-экспресс увезет учеников седьмого класса только 24 декабря в 16.00. Но до этого нужно было еще дожить.

 

Конечно, тяжелее всех приходилось Гермионе, которая не могла перестать учить все в двойном объеме по сравнению с заданным. К тому же обязанности старосты занимали немало времени. Короче говоря, к зачетам она добралась бледной тенью той Гермионы, которой обычно была. Единственное, что ее поддерживало, — это мысль о каникулах, которые она собиралась провести с родителями. Узнав об этом, ее мама прислала с совой длиннющее письмо, в котором делилась своими планами: они с отцом закажут номер в отеле в Париже, где они все вместе встретят Рождество и останутся там до Нового года, гуляя по улицам, заходя во все магазины (ее мама была большой любительницей делать покупки), посещая музеи и прочие интересные места. Подобная перспектива была весьма воодушевляющей, и Гермиона не переставала представлять себе Париж, в котором последний раз была десятилетней девочкой, когда еще не знала, что она ведьма.

 

И вот настал заветный день — 24 декабря. Почти все вещи были уже упакованы, но предстояло еще одно последнее испытание — зачетная работа по Зельям.

 

— Нет, ну как так можно? — возмущался Рон. — Его зачет должен был быть первым, а не маячить грозным призраком до самого Рождества. Кто только составлял это расписание?

 

— Очевидно, профессор МакГонагал, — ответила Гермиона, которой было в общем-то все равно, в каком порядке сдавать зачеты: она прекрасно была готова ко всем. — Она ведь заместитель директора, и это ее обязанность.

 

— Да уж, удружила, — проворчал Гарри, занимая свое место в классе Зелий.

 

Студенты были напряжены как никогда, даже слизеринцы. Последние дни перед Рождеством профессор стал совсем невыносимым. Гарри даже намекнул как-то Гермионе, не наложить ли на Снейпа Заклятие Чистой Любви еще раз, но та только смущенно фыркнула в ответ.

 

Профессор влетел в класс с развевающейся мантией за спиной, сальными волосами, падающими на лицо, и недовольным выражением. Этого никто не мог знать, но профессор с самого утра пребывал в напряженном ожидании: Темный Лорд обожал устраивать нападения на магглов под Рождество, и у Снейпа не было оснований предполагать, что в этом году он изменит своим привычкам. Поэтому он ждал, и это ожидание выводило его из себя. Меньше всего ему хотелось бы, чтобы его призвали во время занятий. Но оставался только зачетный урок у Гриффиндора со Слизерином (Снейп подозревал, что МакГонагал специально все время ставит их в расписании вместе, чтобы вывести его из себя), после чего он мог быть абсолютно свободен.

 

— Ваше задание будет состоять из двух частей: ответы на теоретические вопросы, — он одним движением палочки раскидал студентам пергаменты с вопросами, — и приготовление зелья, — еще один взмах палочки — и на доске появилось название двух зелий, одно из которых предстояло приготовить гриффиндорцам, а второе — слизеринцам. Гермиона отметила про себя, что зелье, которое он задал Слизерину, немного проще, но это было неудивительно. — Когда закончите с вопросами, приступайте к практической части. И если я услышу хотя бы один звук, пеняйте на себя, — ядовито закончил он, взмахом руки давая команду приступать к выполнению.

 

А пятнадцать минут спустя Северус понял, что его удача закончилась, почувствовав небольшое жжение в левой руке. Судя по интенсивности жжения, у него было достаточно времени, чтобы закончить урок и только тогда отправиться к Лорду. Обычно подобные ощущения означали, что господин уже что-то задумал и назначил время, но не нуждается в своих слугах немедленно. Снейп называл это «бесконтрольным призывом» — Лорд часто сам не осознавал, что Пожиратели уже слышат его зов, хотя он еще ничего не предпринимал для этого. Конечно, чем скорее он откликнется, тем скорее избавится от боли, но сейчас это было невозможно. Оставалось только стиснуть зубы и терпеть навязчивое жжение, которое медленно, но верно усиливалось. Чтобы как-то отвлечь себя, Снейп начал ходить по классу, заглядывая в работы студентов, каждый из которых замирал, когда он останавливался рядом. Точнее, почти каждый.

 

Гермиона Грейнджер продолжала спокойно писать ответы на вопросы, даже более развернутые, чем требовалось. Проходя мимо нее, Снейп раздраженно хмыкнул и пошел дальше. Конечно, она раньше всех перешла к выполнению практического задания. Затем к нему начали приступать и остальные ученики. Последним начал Невилл. Гермиона следила за ним краем глаза. В то время как ее зелье было готово (оставалось только десять минут варить его, периодически помешивая), Лонгботтом только закончил подготавливать ингредиенты. Девушка бросила взгляд на часы: оставалось совсем мало времени, а ее друг неожиданно застрял, не зная, что класть сначала: тысячелетник или тертый имбирный корень. Он держал в одной руке первый ингредиент, в другой — второй, и все никак не мог решить, что класть сначала. В отчаянии он посмотрел на нее. Гермиона знала, что ей нельзя этого делать, но у бедного Невилла было такое несчастное выражение на лице, что девушка аккуратно показала ему правую руку, подсказывая, что первым идет имбирь. Невилл отложил тысячелетник и показал ей руку, в которой был зажат тертый имбирь, как бы спрашивая подтверждения. Гермиона чертыхнулась про себя, но все же кивнула головой. И тут она услышала угрожающее шипение за спиной:

 

— Мисс Грейнджер, вы разве не в курсе, что нельзя подсказывать одноклассникам во время зачетной работы?

 

У Гермионы все похолодело внутри. Она поняла, что очень серьезно вляпалась, поскольку голос Снейпа был полон злости. Тем временем он оказался в поле ее зрения, каменным изваянием застывая у ее парты и сверля ее взглядом. Девушка еле решилась поднять на него глаза.

 

— Вы проглотили язык, мисс Грейнджер? — едко продолжил он. — Или вы считаете недостойным себя разговаривать со мной? — его слова были полны яда, как он сам — боли от горящей Метки. — Может, вы хотя бы встанете, когда с вами разговаривает учитель?

 

Она поднялась на дрожащие, слабые от страха ноги, оказавшись почти вплотную к нему. Северусу не понравилась такая близость, поэтому он развернулся и направился к своему столу.

 

— Итак, мисс Грейнджер, вы собираетесь как-то прореагировать на мой вопрос? — спросил он, снова резко поворачиваясь к классу лицом и устремляя на нее горящий ненавистью взгляд. Эта ненависть предназначалась Темному Лорду, но выплескивалась на Гермиону. Северусу самому это не нравилось, но он ничего не мог с собой сделать. Ярость рвалась наружу, затопляя его сознание и подчиняя его единственному желанию: сделать кому-то также больно, как было сейчас больно ему.

 

— Простите, профессор Снейп, — почти шепотом выдавила из себя Гермиона, в то время как слизеринцы довольно улыбались, забыв о своих зельях.

 

— Простите, профессор? И это все, что вы можете сказать в свое оправдание? Знаете, мисс Грейнджер, я выгонял с зачетных уроков и за меньшее, — ему понравился испуг, мелькнувший в ее глазах. — Ваша проблема в том, что вы невыносимая всезнайка и стремитесь демонстрировать это всеми доступными вам средствами. Мало того, что я шесть с половиной лет терплю, как вы подсказываете Лонгботтому на уроках, я должен выносить это и во время зачетов? Экзамен за него тоже будете сдавать вы? Почему вы опять молчите, мисс Грейнджер? Обычно вам так много есть, что сказать, — издевался Снейп. — Отвечайте на вопрос!

 

— Нет, профессор, — дрожащим голосом ответила Гермиона. Ее щеки пылали от стыда, пальцы мучили друг друга, она не смела оторвать взгляд от пола. Снейп, гнев которого она испытывала на себе сейчас, так не вязался с образом человека, который расспрашивал ее о напавших на нее Пожирателей, который так заботливо поправлял ее одеяло, который разговаривал с ней в нише за гобеленом. Она не могла его понять. Она не понимала, откуда в нем сейчас столько злости и ненависти, словно она не подсказала несчастному Лонгботтому, а совершила все семь смертных грехов одновременно, попутно оскорбив его лично.

 

— И это должно быть достаточным основанием для того, чтобы я простил вас сейчас? — едко поинтересовался профессор, продолжая сверлить ее взглядом. — Смотрите на меня, мисс Грейнджер, когда я с вами разговариваю!

 

Она заставила себя снова поднять на него глаза, закусив нижнюю губу, чтобы сдержать слезы. Северус тут же пожалел, что заставил ее сделать это: подобное выражение ее глаз причиняло ему еще большую боль, чем горящая Метка. Но он уже не мог остановиться.

 

— Чтобы вам больше не захотелось помогать Лонгботтому, я сделаю вот что, — он немного задумался, а затем, прищурив глаза, продолжил: — Во-первых, мистер Лонгботтом, можете не трудиться заканчивать зелье. Даже если предположить невозможное, что вы его закончите, и оно будет удовлетворительным, я вам его все равно не засчитаю. Во-вторых, благодаря вам и мисс Грейнджер Гриффиндор лишается 50 баллов, — по рядам гриффиндорцев прокатился стон, а Гермиона еще больше покраснела и снова уставилась в пол. — А в-третьих, мисс Грейнджер получает взыскание, — он сделал паузу. — Сегодня вечером, в девять.

 

Гермиона вскинула на него расширившиеся от ужаса глаза, а Гриффиндор возмущенно задохнулся, глядя на профессора одновременно с ненавистью и надеждой, что он пошутил. Однако профессор Снейп никогда не шутил.

 

— Но, профессор, — начала было Гермиона, однако ее голос сорвался. Вместо нее продолжил Рон:

 

— Вы не можете, Гермиона сегодня уезжает!

 

— Значит, ей придется остаться, — отрезал профессор.

 

— Профессор, завтра же Рождество! — неожиданно не выдержал Симус.

 

— Молчать! — рявкнул Снейп, понимая, что теряет контроль над классом.

 

— Не заставляйте ее оставаться, — вскочил со своего места Гарри, — хоть раз будьте человеком.

 

— Уизли, Финниган, Поттер — по пять штрафных очков за выступление без разрешения, — ядовито прошипел Снейп. — Поттер, с вас еще десять баллов за хамство учителю. Если кто еще хочет выступить, предупреждаю: дальше я буду снимать по десять баллов с каждого, кто начнет говорить без разрешения!

 

Гарри все равно собирался что-то сказать, плевать ему было на баллы, но Гермиона остановила его и других движением руки. Гриффиндор итак потерял уже слишком много очков. Мальчики послушно сели, все еще красные от гнева. А сама мисс Грейнджер дрожащим голосом, изо всех сил сдерживая слезы, обратилась к профессору, пытаясь воззвать если не к его человечности, то хотя бы к его логике и заключить с ним сделку:

 

— Профессор Снейп, я прошу вас отменить свое решение. Если хотите, назначьте мне неделю взысканий, но после каникул. Мои родители ждут меня, сразу после моего приезда мы должны отправиться во Францию, уже куплены билеты, все заказано, а я так давно не видела родителей. Пожалуйста, профессор, — по ее щеке все-таки скатилась слеза. — Я прошу вас, — девушке не нравилось унижаться перед ним, но она так сильно ждала этой поездки, что готова была на все, чтобы она состоялась. Но Снейп был неумолим.

 

— Я не меняю своих решений, мисс Грейнджер. Поедете во Францию в следующем году, а сегодня жду вас в девять у себя. И ваши слезы здесь не помогут. Раньше надо было думать. Возвращайтесь к зелью, иначе тоже получите незачет, — и он демонстративно отвернулся от нее, давая понять, что разговор окончен.

 

Гермиона практически упала на свой стул. Слезы, переполнявшие глаза, беззвучно стекали по щекам. В данный момент она ненавидела профессора так сильно, как вообще можно ненавидеть. И все же в классе был один человек, который ненавидел в данный момент Снейпа еще сильнее, чем Гермиона. Он сам.

 

 

* * *

 

После занятия Рон и Гарри догнали Гермиону, которая шла словно в тумане.

 

— Герми, это нельзя так оставлять, — горячо заявил Рон.

 

— Да, он не имеет права так поступать, — вторил ему Гарри. — Надо пойти к Дамблдору, он может отменить решение Снейпа.

 

— Это не поможет, Гарри, — устало ответила Гермиона. Из нее словно выкачали оставшиеся силы. — Теоретически он прав: я не имела права подсказывать, он мог вообще не зачесть мою работу, но он хотя бы этого не сделал. Оставить провинившегося ученика в школе на каникулы — право учителя. Дамблдор может отменить его решение, но даже если он это сделает, представьте, как взбесится Снейп. Он вообще не даст Гриффиндору продыху. Мы-то заканчиваем школу, но и Снейп, и факультет останутся. Не хотелось бы, чтобы у Дома Годрика Гриффиндора было еще больше проблем с Мастером Зелий, чем сейчас.

 

— Герми, мы останемся с тобой, — твердо заявил Рон, хотя они с Гарри собирались на каникулы в Нору.

 

— Да, мы тебя тут одну не бросим, — подтвердил Гарри.

 

— Ох, мальчики, — вздохнула Гермиона, тронутая их словами. Затем она по очереди порывисто обняла их. — Вам не стоит этого делать, — великодушно сказала она, но они упрямо замотали головами.

 

— Мы останемся, — повторили они хором. Она нежно улыбнулась обоим.

 

— Что бы я без вас делала?

 

— Хочешь, я ему еще раз морду набью? — предложил Рон.

 

— Ой-ой-ой! — протянул противный голос, очень хорошо им знакомый. — Нашу грязнокровку наказали, — перед ними появился Малфой в сопровождении своих телохранителей. — Ах, какая жалость! Не видать тебе Парижа, — он сверкнул глазами. — Потому что до следующего Рождества ты не доживешь, жалкое мугродье!

 

Кулак Рона врезался в челюсть Малфоя, а Гарри тем временем прикрыл друга с одной стороны от Крэбба, а со стороны Гойла к нему уже спешили Симус и Дин. Слизеринцы, успевшие уйти вперед, оглянулись на шум и уже тянулись за своими палочками. Гриффиндорцы, не вовлеченные в потасовку, свои палочки уже достали. При этом Невилл стоял с лицом отчаянного человека, готового абсолютно на все. Магической дуэли было не миновать, но Гермиона вклинилась между дерущимися, обращаясь к своему факультету:

 

— Не поддавайтесь на их провокацию! Не хотите же вы, чтобы этот упырь снял с Гриффиндора еще больше баллов.

 

«Этот упырь» как раз пролетал мимо потасовки, не удостоив студентов даже взглядом. Он никак не показал, что слышал слова мисс Грейнджер, хотя они и долетели до его чуткого слуха. Однако он слишком спешил, чтобы устраивать разборки. Снейп пронесся мимо, и это оказало отрезвляющее действие не только на гриффиндорцев, но и на слизеринцев, которые спрятали свои палочки. Ученики стали расходиться, все еще с ненавистью глядя друг на друга.

 

Выбравшись из подземелий, Гермиона извинилась перед своими друзьями.

 

— Я хотела бы побыть одна. И мне нужно как можно скорее отправить родителям сову, чтобы они не встречали меня на вокзале, а ехали одни.

 

— Ладно, приходи потом в общую гостиную, ладно? — предложил Гарри. — Займемся чем-нибудь: до девяти часов еще уйма времени.

 

— Хорошо, — девушка махнула им на прощание рукой, отправляясь в комнату старосты.

 

Там, как следует закрыв дверь, чтобы никто не смог ворваться с утешениями, она дала волю слезам на пару минут, после чего вытерла их и села писать письмо родителям. И в этот раз она не стеснялась в выражениях, высказываясь в адрес профессора Снейпа. Она также написала, как она сожалеет, что не сможет приехать на каникулы.

 

Перечитав свое письмо, она нашла его весьма мрачным, но зато искренним. Приписав в конце просьбу привезти ей что-нибудь из Парижа, она запечатала конверт и отправилась в совятню.

 

 

* * *

 

Без четверти девять Гермиона, одевшись потеплее, отправилась в подземелья. Гарри и Рон предложили ей дождаться ее, но она посоветовала им ложиться спать. Ребята были не в восторге, но все же согласились, разумно предполагая, что после этого взыскания у их подруги не будет ни сил, ни желания с ними общаться.

 

Гермиона же спустилась в подземелья, гадая, какое наказание придумал ей Снейп. Она подошла к дверям класса зельеделия и осторожно постучалась. Ей ответила гробовая тишина. Гермиона слегка поежилась, оглядываясь по сторонам. В подземельях было очень тихо: почти все слизеринцы разъехались на каникулы, и их общежитие пустовало. Гермиона еще раз постучала и нерешительно вошла.

 

— Профессор Снейп? — позвала она, но ей снова никто не ответил. Девушка сделала несколько шагов по пустому классу. — Профессор Снейп?

 

«Может, он в кабинете? Так увлечен нашими зачетными работами, что не слышит», — сама себе усмехнулась девушка, подходя к дверям кабинета.

 

Постучалась. Еще раз позвала его. Реакции — ноль. Она толкнула дверь кабинета, вошла, огляделась. Пусто. Причем все оставлено в таком беспорядке, словно человек вышел только что на одну секундочку, но абсолютно остывший камин говорил об обратном: кабинет покинули, скорее всего, сразу после их зачета. Гермиона удрученно оглянулась: что же теперь делать?

 

И тут она услышала шум за дверью. Не за той, из-за которой пришла, а за противоположной. Той, что вела в личные покои зельевара. Снова деликатно постучавшись, она толкнула дверь и оказалась в его гостиной. Видимо, из нее тоже имелся второй выход, так как, покидая апартаменты Снейпа утром после нападения, они не проходили через рабочий кабинет и класс зельеварения.

 

Девушка сразу заметила высокую фигуру своего учителя, стоявшую у камина. Похоже, он держался за каминную полку. Его одежда была присыпана сероватой пылью, свидетельствовавшей, что он только что воспользовался каминной сетью.

 

— Профессор? — позвала она, привлекая его внимание.

 

Он вздрогнул от неожиданности и медленно повернулся. Гермионе показалось, что он нетвердо держится на ногах, но она отмахнулась от этой мысли. Однако стоило ей сделать это, как она поняла, что его взгляд замутнен.

 

— Грейнджер, — каким-то чужим, слишком хриплым голосом произнес он, — что вы здесь делаете?

 

— Вы назначили мне взыскание, сэр, — напомнила она, удивленная, что он назвал ее просто по фамилии, без обычной приставки «мисс».

 

— А, ну да, — протянул он, отталкиваясь от камина и поворачиваясь к ней всем корпусом. — Я отменяю ваше наказание. Убирайтесь, — резко бросил он, направившись к двери, которая, как помнила Гермиона, вела в его спальню. Теперь было очевидно, что он шатается.

 

Девушка задохнулась от возмущения.

 

— Да как вы смеете? ЭТО уже слишком, профессор! Из-за вашего взыскания я сегодня не уехала домой, а теперь вы его отменяете? — возмущалась она в адрес его спины, но он не реагировал. — Так знайте же, что я пойду прямо к Дамблдору! Вы просто издеваетесь надо мной, и я не собираюсь это терпеть!

 

— Идите к дьяволу, — апатично ответил на это он и захлопнул за собой дверь спальни.

 

Гермиона в бешенстве развернулась и направилась к выходу. Да он просто пьян! И будь она проклята, если оставит это так. Конечно, она была неправа сегодня во время зачета, но подобного отношения определенно не заслужила. Уже пройдя полкабинета, девушка вдруг замерла, словно громом пораженная.

 

— На нем был плащ Пожирателя, — прошептала она, бросаясь обратно.

 

Распахнув дверь спальни,